Kitobni o'qish: «Теория государства и права. Учебник», sahifa 8

§ 5. Территория

Под территорией государства понимается «пространство, на которое распространяется его власть». При первобытнообщинном строе власть также распространялась на определенную территорию. Но эта территория не была постоянной. Племена кочевали. Их объединяла не территория, а кровнородственная связь.

В условиях государственности территория приобретает постоянный и, как правило, четко фиксируемый характер, территориальное деление взамен родственных уз становится принципом организации общественной жизни.

Территория включает сушу, акваторию и воздушное пространство над ними⁸⁷. Границы часто служили и продолжают служить предметом споров между государствами. Их признание в форме соглашений между соседними странами или более широких международных договоров – важная гарантия стабильности государства. Таковы юридические аспекты территории как элемента понятия «государство». Заслуживают внимания и наблюдения социологического типа, связанные с государственной территорией.

Территория, ее свойства – географическое расположение, величина, а также неразрывно связанные с нею почва, растительность, ландшафт, климат, наличие путей сообщения, характер населения представляют собой важнейшие факторы, определяющие формы и особенности государства. Изучение этой связи обладает давними традициями. Достаточно напомнить Аристотеля, Бодена, Монтескье, уделявших большое внимание воздействию природных условий на государственно-правовые институты.

В XX в. на Западе возникло научное направление, получившее название «геополитики». Это направление исходило из того, что характер государства и его политика диктуются природными условиями его территории. В нацистской Германии геополитика (ее крупнейшим представителем был генерал К. Хаусхофер) служила оправданием захватнических войн во имя обеспечения «жизненного пространства» для германской нации.

Своеобразное преломление идеи геополитики получили у «евразийцев» – политического течения, возникшего в 20-х годах прошлого века в среде русской эмиграции⁸⁸. Евразийцы полагали, что связь между землей и государством является органической наподобие связи растительности с почвой. Для обозначения территории они использовали введенное П. Н. Савицким слово «месторазвитие».

Связь государства с природой и территорией несомненна и заслуживает внимательного изучения. Но ее не следует мистифицировать и абсолютизировать, как делали многие представители геополитики и евразийства. Позиция Монтескье отличалась большей взвешенностью и реализмом. Выделив природные и социальные факторы, воздействующие на право и государство, Монтескье отметил, что значение природных условий было преобладающим на ранних ступенях истории, а по мере усложнения и совершенствования общественной жизни возрастала роль социальных факторов (быт, нравы, обычаи, способы производства и обмена, религия и т. п.).

Спорен вопрос о наличии государственности у кочевых народов с довольно высокой степенью организованности и общественной иерархии. Здесь явно отсутствует один из существенных элементов государства – постоянная территория. Вряд ли возможно безусловное решение этого вопроса. Л. И. Петражицкий полагал, что «с точки зрения психологической теории государственной организации… оседлость, наличие определенной территории не имеет классификационного значения»⁸⁹. В то же время он считал признаком государства отсутствие кровнородственных уз как принципа объединения, а кочевые общества строились как раз по этому принципу. В силу этого обычно их называют племенами, а не государствами. Н. Н. Алексеев говорил о «кочевых государствах на евразийском континенте»⁹⁰.

Д. Уолкер, автор Оксфордского словаря права, наоборот, констатирует, что кочевые народы, сколь бы многочисленны, мощны и хорошо организованы они ни были, как правило, не называют государствами⁹¹. Представляется, что эта позиция ближе к истине. Следует, однако, иметь в виду наличие переходных и нетипичных форм. К ним могли бы быть отнесены кочевые народы, достигшие высокого уровня организации и социальной стратификации.

§ 6. Государственная власть. Суверенитет

Важнейший компонент определения государства – государственная власть. Именно она придает единство территории и населению и является главным принципом государственной организации.

Понятие и виды власти. Всякая власть представляет собой форму управления, распространения воли одних людей на условия жизни и поступки других. Власть невозможна без объекта, для которого она означает ограничение свободы. Известный русский историк и государственный деятель В. Н. Татищев (1686–1750) писал, что суть власти – «узда неволи».

Воспользуемся четким определением власти, принадлежащим крупнейшему немецкому социологу начала ХХ века Максу Веберу (1864–1920): власть – это «возможность для одного из субъектов общественного отношения осуществить свою волю вопреки сопротивлению других участников, независимо от того, на чем эта возможность основана». Л. И. Петражицкий понимал власть как обязанность «одних (подвластных) исполнять известные или вообще всякие приказания других (наделенных властью) и терпеть известные или вообще всякие воздействия со стороны этих других»⁹².

Жизнь общества невозможна без власти. Виды власти многообразны. Л. И. Петражицкий выделяет «служебные или социальные власти» и власть «господскую», или «хозяйскую», как ее называл Н. Н. Алексеев. «Служебные или социальные власти» связаны с заботой об общем благе. Власть этого рода дается именно ради служения общему благу, объект ее представляет собой не средство, а самостоятельную цель. Такова природа семейной, родовой и государственной власти. При господской власти целью является субъект, или носитель власти, а подвластные – это всего лишь средства⁹³. Такова власть собственника. Н. Н. Алексеев справедливо заметил, что это различие небезусловно⁹⁴.

Л. И. Петражицкий говорил также об «общих властях» (подвластные должны подчиняться всем их требованиям) и «специальных» (например, власть председателя собрания, гимназического, университетского начальства)⁹⁵.

По сферам общественных отношений можно говорить о власти политической, военной, экономической, духовной и светской. По методам осуществления выделяют власть, основанную на принуждении, добровольном признании, власть законную и незаконную и т. п. Особенности политической власти. Политическая власть, которая является признаком государства, обладает существенными особенностями.

Еще Аристотель, а вслед за ним и Джон Локк, отличали политическую или государственную власть от власти отца над своими детьми, хозяина над слугами, мужа над женой и господина над рабом⁹⁶. Во всех названных случаях власть связана с личной зависимостью подвластных, с определенной иерархией. Политическая власть, по определению Аристотеля, распространяется на свободных и, в известном смысле, равных людей, т. е. не находящихся в зависимости друг от друга, помимо отношений, связанных с осуществлением власти.

Равенство лиц, на которых распространяется политическая власть, не следует преувеличивать. Оно относительно. Для государств древности и Средневековья характерно ярко выраженное сословное неравенство, сохранявшееся в ряде стран до XIX–XX вв., а кое-где и до наших дней. Но это неравенство сочеталось с определенным равенством, которое заключалось в том, что все граждане или подданные в одинаковой мере должны подчиняться государственной власти. И. Кант говорил о «равенстве каждого члена общества с каждым другим как подданного»⁹⁷.

Из так понимаемого равенства подданных или граждан вытекает еще одна важная особенность государственной власти: она распространяется на всех лиц, находящихся на территории государства, охватывает все население за исключением узкой группы лиц, пользующихся в соответствии с международными соглашениями правом экстерриториальности. Все другие виды власти (отца над детьми, хозяина предприятия над наемными служащими, правления добровольного общества над его членами и т. п.) распространяются только на определенную категорию лиц.

С обязательностью государственной власти для всего населения связаны ее общепризнанный, официальный, установленный законами характер и ее способность и призвание прибегать к законному использованию государственного принуждения. Только государственная власть обладает монополией на законное принуждение.

Наконец, важнейшей особенностью политической власти является ее высший характер в пределах данного государства. Не только все граждане или подданные, но и все другие виды власти находятся в пределах ее полномочий и обязаны ей повиноваться. Верховный характер государственной власти обозначается термином «суверенитет».

Возникновение и содержание классической концепции суверенитета. Хотя суверенитет рассматривается ныне как важнейшее свойство или признак любого государства, понятие это сложилось сравнительно поздно, в эпоху становления абсолютизма в Западной Европе, когда велась напряженная борьба за политическую власть.

Творцом классической теории суверенитета считают французского идеолога абсолютизма, принимавшего активное участие в политической жизни в период религиозных войн, Жана Бодена (1530–1596). Им написано знаменитое сочинение «Шесть книг о государстве».

Под суверенитетом понималось прежде всего верховенство, обладание высшей властью. Суверен – это тот орган или то лицо, которому принадлежит верховная власть. В английской традиции сувереном называют того, кому обычно (или привычно) повинуются все члены общества и кто сам обычно не повинуется никому. Так определял суверена виднейший британский теоретик права XIX в. Джон Остин, и это определение воспроизводится Д. Уолкером в «Оксфордском словаре права» 1980 г.⁹⁸ Верховный характер власти предполагает ее способность решать любые вопросы, не спрашивая ни у кого разрешения или подтверждения. Как писал проф. И. Д. Левин, автор до сих пор непревзойденной в отечественной литературе монографии о суверенитете, это понятие означает «состояние полновластия государства на своей территории и его независимость от других государств».

Верховенство, или полновластие, представляющее суть суверенитета, характеризуется рядом признаков, сформулированных еще Жаном Боденом. К ним относятся абсолютный характер власти, или неограниченность полномочий, постоянство и неделимость.

Абсолютный характер власти предполагает не только возможность решать любые дела и независимость от какой бы то ни было другой власти как в данном государстве, так и за его пределами, но и юридическую или формальную несвязанность законами и отсутствие юридической ответственности за решения власти.

Принцип свободы суверена от соблюдения законов был сформулирован еще в III–IV вв. до нашей эры в Древнем Китае основателем школы легизма, всячески оправдывавшей всемогущество государства, Шан Яном: «Мудрый творит законы, а глупый ограничен ими». Ж. Боден развил эту мысль. Конечно, рассуждал он, хорошо, когда законы в королевстве соблюдаются. Но, по существу, монарх ими не связан, потому что он сам законодательствует, а следовательно, может изменять законы по своей воле. Боден прибавлял, что если понимать свободу от законов буквально, мы не найдем в истории ни одного абсолютного монарха, так как на практике каждый правитель вынужден считаться со многими законами природы и с обычаями общества. Но юридической обязанности соблюдать эти законы и обычаи у него нет, так же, как и юридической ответственности за их нарушение. Его обязанности и ответственность – сугубо морального порядка.

Важнейшим признаком верховной, или абсолютной, власти является ее постоянство. Лицо или орган, временно наделяемые неограниченными полномочиями, как, например, диктатор в республиканском Риме, не может рассматриваться в качестве носителя суверенитета, его власть не абсолютна из-за временных ограничений.

Бесспорным признаком классической теории суверенитета считалась и неделимость высшей власти. Аргумент Бодена: «как может какое-либо лицо или орган претендовать на обладание властью во всей ее полноте, когда ему принадлежит лишь ее часть?» казался в то время безупречным.

Помимо абстрактного (теоретического) определения суверенитета со времени Бодена и даже раньше сложилась сохраняющаяся до наших дней традиция объяснять понятие суверенитета исходя из компетенции верховной власти или перечня функций, принадлежащих исключительно ей и представляющих собой ее монополию.

Жан Боден называет семь полномочий государственной власти, в которых реализуется суверенитет: издание и изменение законов, право войны и мира, назначение должностных лиц, правосудие в последней инстанции и право помилования, чеканка монет, определение мер и весов, взимание налогов и податей. При этом он отмечал, что все перечисленные прерогативы, по существу, содержатся в праве законодательствовать⁹⁹.

Такой подход к суверенитету нагляден, а потому полезен, но он не способен заменить теоретическое определение. По глубокому замечанию И. Д. Левина, «суверенитет не состоит из прав, он является основанием прав»¹⁰⁰.

Таковы основы классической теории суверенитета, возникшей в эпоху утверждения абсолютизма в Европе. Время внесло и продолжает вносить в нее существенные поправки и уточнения.

Юридическое и политическое понимание суверенитета. Все ли реально существующие государства обладали и обладают полнотой власти, предусматриваемой классической концепцией суверенитета? Достаточно поставить этот вопрос, чтобы стало ясно: отнюдь не все. Истории известно немало государств, которые были лишены свободы действий во внешней и внутренней политике, т. е. подчинялись чьей-то воле, будь то какие-то группы внутри страны, не наделенные формально властными полномочиями, или внешние силы. По теории Ж. Бодена, у них не было суверенитета. Значит, сомнительно, можно ли их считать государствами. Или следует признать, что суверенитет не является неотъемлемым признаком государства, что возможны несуверенные или полусуверенные государства?

По словам К. Шмитта, одного из крупнейших немецких юристов XX в., запятнавшего себя сотрудничеством с нацизмом, «сочетание фактической и правовой высшей власти является основной проблемой понятия суверенитета». Он же отметил, что еще в первые десятилетия XX в. шли поиски «простого решения», устанавливающего разделение между социологией и юриспруденцией¹⁰¹, или между реальным и формальным суверенитетом. Первый можно назвать политическим, поскольку речь идет о фактической способности государства вести самостоятельную внешнюю и внутреннюю политику. А второй – юридическим. Под ним понимается правоспособность государства, т. е. наличие формальных оснований для осуществления полномочий верховной власти.

Основанием юридического суверенитета является признание государственной власти как внутри страны, так и на международной арене.

Важнейшей предпосылкой внутреннего признания власти служит ее фактическое установление, отсутствие сопротивления, привычное повиновение граждан или подданных. Т. Гоббс полагал, что любая фактически установившаяся в государстве власть должна считаться суверенной. Это заявление может показаться циничным. Возникает соблазн поставить власть в зависимость от законности ее происхождения. Но Гоббс был реалистом. Истории известно много случаев, когда тираническая, диктаторская, тоталитарная власть, подавив сопротивление, добивалась признания как внутри страны, так и на международной арене. Главным основанием формального международного признания всегда служила именно прочность власти внутри страны. Но международное признание может запаздывать по политическим соображениям.

Итак, власть, получившая признание внутри страны и на международной арене, считается юридически суверенной. Отсутствие одного из этих факторов ставит суверенитет под сомнение, хотя решающее значение имеет прочность власти внутри государства.

Суверенитет как юридическое понятие представляет собой основание правоспособности государства. Подобно тому, как правоспособность лица, т. е. его юридическая способность обладать правами, вовсе не означает, что оно реально этими правами пользуется, юридический суверенитет не гарантирует реальной независимости, т. е. действительного обладания высшей и неограниченной властью.

Реальный суверенитет, в отличие от юридического – относительное понятие. Нередко между ними существует разрыв, что, конечно, свидетельствует о неблагополучии.

Но наряду с несоответствием фактического уровня самостоятельности государства его правоспособности известны случаи юридического ограничения суверенитета, которые позволяют говорить о полусуверенных и несуверенных государствах.

Полусуверенные и несуверенные государства. Логически стройная боденовская концепция неограниченной государственной власти до сих пор разделяется многими исследователями. Тем не менее, история дает немало примеров, не укладывающихся в столь жесткие рамки (суверенитет либо есть во всем объеме, либо его нет) и требующих более гибкого подхода.

В теократических государствах считается, что власть устанавливается Богом и принадлежит Богу, земные правители связаны его волей. Так, в исламских странах право законодательствовать ограничено Кораном и Сунной. Ряд средневековых государств признавал свою зависимость от более крупных объединений, например, Священной Римской империи, и эта зависимость была временами вполне реальной. Власть католической церкви, Ватикана также служила в Средние века серьезным ограничением государственного суверенитета, хотя в борьбе королей и пап светская власть, в конечном счете, одержала победу.

Ярчайшим проявлением ограниченного суверенитета является федеративная система. В федеративном государстве суверенитет поделен между центром и субъектами федерации.

В последнее время возникли и успешно развиваются новые формы межгосударственных объединений. Таков Европейский союз, совершенствующий и укрепляющий ныне свои структуры. Четкие и получившие общее признание определения этого нового типа межгосударственных объединений еще не даны, ясно, однако, что Европейский союз предполагает передачу части полномочий государств-членов союзным органам.

Названные явления и привели к возникновению концепции полусуверенных государств. Она появилась впервые в Германии середины XIX в. и была связана с объединением Германии, завершившимся провозглашением в 1871 г. Германской империи, в которую вошли 25 немецких государств, сохранивших свою территорию и некоторые полномочия. Признать их суверенными было сложно, поскольку приоритет имперского законодательства и имперской власти был недвусмысленно закреплен в Конституции германской империи. Тогда-то и родилась идея, что суверенитет не является неотъемлемым признаком всякого государства, а характерен лишь для государств определенного типа. Отсюда концепции полусуверенитета, ограниченного суверенитета и т. п. ¹⁰²

Известны такие явления, как доминионы, протектораты, подмандатные территории и, наконец, федеративные государства. В последних полномочия центра и субъектов взаимно ограничены. Эти явления свидетельствуют о том, что характерный для классической теории суверенитета тезис о его нео-граниченности и неделимости утратил убедительность.

Суверенитет в федеративном государстве. Существуют разные решения теоретической проблемы суверенитета субъектов федерации и центра.

Одно из них – разделение суверенитета. Считается, что и центр, и субъекты федерации обладают суверенитетом, каждый в своей сфере. Такой позиции придерживались, в частности, один из творцов американской конституции Джеймс Мэдисон (1751–1836) и видный представитель либерализма во Франции XIX в., автор знаменитой книги «О демократии в Америке» Алексис Токвиль (1805–1859). Эта позиция соответствовала практике Верховного суда США, который в 1793 г. в решении по делу «Чесхолм против Джорджии» постановил: «Соединенные Штаты суверенны в отношении всех полномочий власти, действительно переданных им; каждый Штат в союзе суверенен в отношении всех резервированных за ним полномочий»¹⁰³.

Противоположные решения исходят из неделимости суверенитета, который признается либо за штатами, либо за федеральным центром.

Джон Калхун (1782–1850), видный американский политический деятель, представлявший интересы рабовладельческого Юга, исследователь Конституции США, доказывал, что суверенитет всецело принадлежит штатам. Они делегируют некоторые полномочия федерации, сохраняя за собой свободу оказывать сопротивление действиям федерального правительства, покушающегося на права штатов, объявлять соответствующие акты федерального правительства недействительными (нуллификация) и выходить из Союза по собственному желанию¹⁰⁴. Попытки отстоять политические требования, вытекающие из идеи полного суверенитета штатов, потерпели поражение в ходе войны Севера и Юга. Авторитет теории Калхуна был подорван.

Другая группа сторонников неделимости суверенитета приписывает его исключительно центру. Известными представителями этой точки зрения были П. Лабанд и Г. Еллинек в Германии, Уилхоуби в США. Они не признавали за государствами-членами право выходить из федерации и, наоборот, наделяли федерацию правом ликвидации государств-членов¹⁰⁵.

Из трех приведенных точек зрения вторая и третья представляются односторонними и несущими в себе угрозу существования федерации. Они нарушают баланс, на котором строится и держится система союзного государства. Разница лишь в том, что вторая позиция приносит его в жертву самостоятельности субъектов федерации, а третья – в жертву верховенству центра.

Наиболее реалистической и соответствующей сложной и гибкой системе федеративных отношений представляется первая позиция, т. е. разделение суверенитета, взаимное ограничение суверенитета центра и мест, допускающее возможность смещения центра тяжести между ними.

Кому принадлежит суверенитет? (Носители суверенитета). Когда создавалась классическая концепция суверенитета как неограниченной, единой и неделимой власти, предполагалось, что он принадлежит одному лицу или органу. Это соответствовало условиям эпохи абсолютизма. Сувереном признавался король. Принцип сосредоточения суверенитета в одном органе представлялся бесспорным и переносился на аристократические и демократические формы правления. Высшая власть ассоциировалась с законодательным учреждением. По мнению Дж. Локка, «в конституционном государстве может быть всего одна верховная власть, а именно законодательная, которой все остальные подчиняются и должны подчиняться…»¹⁰⁶

Поиски носителя суверенитета ведутся до сих пор. По К. Шмитту, «суверен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении», «кто принимает решение в случае конфликта»¹⁰⁷, кто способен отменить действие конституции. С фактической точки зрения, это здравые соображения. Способность определять курс государства в критической ситуации служит подтверждением обладания высшей властью. Но следует учитывать, что за обладание этой властью ведется борьба, и она может оказаться в руках лиц или органов, не наделенных соответствующими законными полномочиями.

Если подходить к этой проблеме не с фактической, а с юридической точки зрения, следует признать, что даже в тех случаях, когда введение чрезвычайного или военного положения доверяется законом одному органу или лицу (главе государства), как правило, требуется последующее утверждение этого решения представительным органом. Таков, например, порядок, установленный в ст. 87, 88, 102 Конституции РФ (решения по названным вопросам, принятые Президентом, утверждаются Советом Федерации). К тому же порядок введения чрезвычайного или военного положения может быть изменен в установленном законом порядке, а это означает, что власть органа, объявляющего чрезвычайное положение, не является верховной, непроизводной от другой власти.

Современная правовая теория отошла от приписывания суверенитета какому-то одному государственному органу. Можно считать общепризнанным, что суверенитет принадлежит государству в целом, а полномочия, связанные с осуществлением суверенитета, поделены между высшими органами власти.

Суверенитет и международное право. Соотношение государственного суверенитета с международным правом представляет большой теоретический интерес. Известны попытки установления иерархии между ними.

Ганс Кельзен полагал, что внутригосударственное право подчинено международному праву, что не существует вопросов, которые по самой своей природе находятся «исключительно в рамках внутренней юрисдикции государств, что любой предмет находится в рамках внутренней юрисдикции» государства лишь до тех пор, пока он не подчинен какой-либо норме международного права¹⁰⁸.

Противоположная точка зрения состоит в том, что международное право основывается на воле государств – участников международного общения, что договор остается важнейшим источником международного права, принцип большинства имеет в нем ограниченное применение, а действительность норм международного права зависит от их признания государствами.

Обе позиции односторонни и нереалистичны. Плодотворную попытку раскрыть диалектику соотношения двух явлений предпринял проф. И. Д. Левин. Суверенитет государства и международное право предстают в его интерпретации как два самостоятельных, параллельно развивающихся и взаимосвязанных явления, чье содержание и соотношение постоянно развиваются и изменяются, причем это развитие протекает «не без трений и коллизий»¹⁰⁹.

Главную тенденцию во взаимодействии двух явлений И. Д. Левин видит в том, что «развитие международного права приводит к некоторому правовому ограничению суверенитета»¹¹⁰. Эта тенденция продолжает набирать силу, чему способствовало создание после Второй мировой войны ООН в качестве органа, наделенного полномочиями назначать санкции за нарушения международного права от имени мирового сообщества.

Сфера внутренних государственных дел, в которые считается недопустимым вмешательство международного права, сужается. В последние десятилетия нарушение прав человека уже не рассматривается международным правом исключительно как внутригосударственное дело. Международные пакты о правах человека позволяют гражданам, когда они исчерпывают все внутригосударственные средства правовой защиты, обратиться в международные судебные органы для защиты своих прав и свобод. Решения этих органов обязательны для государств, допустивших нарушения международного права. Эти новые положения расширяют возможности вмешательства в дела и конфликты, которые раньше считались внутригосударственными.

В конституциях многих государств закрепляется превосходство заключенных ими международных договоров над внутренними законами (например, ст. 55 Конституции Франции 1958 г.). Этот принцип зафиксирован и в ч. 4 ст. 15 Конституции РФ. Там говорится также, что «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы».

Принципиально отмеченные тенденции представляют собой шаг вперед в обеспечении прав человека и международного правопорядка. Однако их реализация далека от идеала. Под флагом защиты прав человека страны, входящие в НАТО, позволяют себе осуществлять военные операции на территории малых государств, не считаясь с ООН – единственной организацией, которая имеет право санкционировать такие действия. Политику грубой силы пытаются возвести в ранг нового принципа международного права.

Суверенитет государства, суверенитет народа, суверенитет нации, «суверенитет права», «суверенитет личности». Термин «суверенитет» употребляется в научной литературе, а еще чаще в публицистике применительно не только к государству, но и к народу, нации, закону и личности. В этих словосочетаниях и их соотношении полезно разобраться, тем более что некоторые из них условны, а некоторые просто неправильны.

Суверенитет как верховная власть, не зависящая ни от какой другой власти, по самой природе своей может быть только один в пределах одной территории и одного общества. Выше отмечалось, что вопреки представлениям эпохи абсолютизма он может быть ограничен и разделен между разными органами. Но это означает, что ни один из этих органов не обладает полным суверенитетом, носителем, субъектом которого является только государство как целое. В нормальных условиях суверенитет проявляется и осуществляется только через государство.

Тем не менее, некоторые из перечисленных выше категорий имеют право на существование.

Концепция народного суверенитета стала завоевывать широкое признание в XVII–XVIII вв. Ее наиболее известными выразителями были Джон Локк в Англии, Жан-Жак Руссо во Франции. С распространением демократии и постепенным признанием ее в качестве лучшей формы государства в XIX–XX вв. народный суверенитет становится решающим фактором признания легитимности власти.

У идеи народного суверенитета были и принципиальные противники, полагавшие, что носителем суверенитета является исключительно государство. Такова, например, позиция Гегеля, воспринятая в свое время многими немецкими юристами. Она предопределялась монархическими убеждениями, принципиальным отрицанием демократии и постепенно сделалась маргинальной. Правда, и по сей день в Великобритании, Скандинавских странах и Голландии, хотя они давно уже являются монархическими лишь по форме, а не по существу, народный суверенитет не провозглашается официально.

Как правило, народный суверенитет проявляется в государственном суверенитете и состоит в том, что конституционный строй устанавливается, а органы власти формируются и осуществляют свои функции по воле народа. Иными словами, понятие «суверенитет народа» означает, что народ является носителем суверенитета в государстве.

Следует, однако, признать, что реальные возможности граждан воспользоваться провозглашенным большинством современных конституций принципом народного суверенитета довольно ограниченны. Народ (совокупность граждан) избирает представительные органы, иногда – главу государства и участвует в решении вопросов, выносимых на референдум. Теоретически народ сам может поставить какой-то вопрос на референдум, но это право всегда обставлено рядом условий (необходимость собрать большое количество подписей в поддержку этого мероприятия), которые делают организацию референдума не по инициативе государства весьма проблематичной. В остальном народ делегирует свои полномочия государственным органам, часть которых он избирает, и способен повлиять на них посредством петиций, общественного мнения, критики и иных форм выражения поддержки или недовольства. Своеобразной санкцией, применяемой народом к органам власти, являются проводимые в установленные сроки выборы.