Kitobni o'qish: «Жизнь и учение Конфуция», sahifa 5

Конфуций удаляется в Ци и возвращается снова в Лу в следующем году (516–515 годы до н. э.)

За год до возвращения Конфуция в Лу в государстве этом происходили большие беспорядки. В нем было три рода, неправильно породнившихся с герцогским домом и державших долгое время правителей в зависимом от себя состоянии. Они являются часто в «Разговорах» под именами Цзи, Шу и Мэн. И хотя Конфуций свободно говорил об их узурпаторстве²⁰, но он также был в некоторой зависимости от рода Ци и находился в частом общении с членами всех трех родов. В 516 году до н. э. герцог Чжоу стал в явно враждебные отношения с ними и, будучи побежден, убежал в государство Ци, прилегавшее с севера к государству Лу. Сюда также ушел и Конфуций, чтобы избежать начавшихся беспорядков на родине. Ци находилось тогда под управлением герцога, впоследствии провозгласившего себя королем, который «имел тысячу упряжек, каждая из четырех лошадей, но в день его кончины народ не мог помянуть его ни одним добрым словом»²¹. Главным министром у него был, однако, Янь Ин, чрезвычайно способный и достойный человек. При дворе его сохранялась музыка древнего мудреца, императора Шуня, первоначально перенесенная в Ци из государства Цэнь.

Судя по «Семейным изречениям», по дороге в Ци случился инцидент, который может служить образчиком того, как Конфуций пользовался всяким случаем для беседы со своими учениками. Когда они проходили около горы Тай, они встретили рыдающую женщину, склонившуюся над могилой. Конфуций выглянул из своей коляски и, прислушавшись некоторое время к тому, что говорила женщина, послал Цзы Лу спросить у нее о причине ее горя. «Вы плачете, как если бы вы испытали печаль из печалей», – сказал Цзы Лу. Женщина отвечала: «Да, это так. Отец моего мужа погиб здесь от тигра, муж мой также, а теперь сына моего постигла та же участь». Конфуций спросил ее, почему она не ушла с этого места, и на ее ответ: «Потому что здесь нет жестокого правительства», – обратился к своим ученикам и сказал: «Запомните это, дети мои, жестокое правительство гораздо хуже тигра».

Как скоро они перешли границу Лу, он тотчас же заметил по походке и манерам мальчика, который нес кувшин, влияние музыки древних и приказал кучеру своему торопиться ехать в столицу. Прибывши туда, он услышал мелодию и так был поражен ею, что в течение трех месяцев не мог испытывать вкуса пищи. «Я не думал, – сказал он, – что может быть такая прекрасная музыка, как эта». Герцогу Цзину поправились беседы с ним, и он предложил ему управлять городом Линцю, от доходов которого он мог бы получать значительную поддержку для себя; но Конфуций отказался от этого предложения и сказал своим ученикам: «Высший человек должен получать награду только за те услуги, которые он оказал. Я подал совет герцогу Цзину, а он, еще не послушав его, захотел одарить меня таким местом. Он очень далек от понимания меня».

Однажды герцог спросил его по поводу управления и получил характерный ответ: «Существует правление, при котором князь есть князь, министр есть министр, когда отец есть отец, а сын есть сын»²². Однажды, когда Цзы Лу спрашивал Конфуция, что бы он считал более всего необходимым, если бы ему было вверено управление государством, Конфуций ответил: «Надо под словами понимать то, что они действительно означают»²³ Ученик понял, что ответ был широк по своему значению, но он был в сущности тот же самый, который был сказан герцогу Цзину. Природа обладает совершенно достаточными данными для того, чтобы можно было управлять при всевозможных общественных отношениях. Если то, что дала нам природа, поддерживать и развивать согласно его истинному значению, то можно было уверенным, что овладеешь хорошим управлением. Это и было первым принципом в политической этике Конфуция.

Что касается «исправления имен», то исправление означает здесь то, чтобы назвать вещи их именами, люди же всегда склонны этого не делать и путать понятия; добро называть злом и наоборот.

В другой раз герцог на подобный же вопрос получил ответ, что искусство управления лежит в экономном пользовании доходами, и, так как такое рассуждение ему понравилось, он решил удержать философа в своем государстве и предложил ему управлять полями Ниси. Его главный министр Янь Ин разубедил его, однако, в этом намерении, говоря: «Все эти ученые люди не практичны, их нельзя слушать. Они высокомерны и самодовольны в своих мудрствованиях и не удовольствуются низкими местами. Они придают высокую ценность всем похоронным обрядам, предаются часто своей печали и растратят свое имущество на роскошные похороны, так что будут только вредны для нашей жизни. У этого господина Куна тысячи странностей. Нужны целые поколения, чтобы разобраться в его учении о церемониях: о том, как идти вверх и как идти вниз. Теперь не время рассуждать о его правилах приличия. Если вы, государь, желаете воспользоваться им для того, чтобы переменить привычки Ци, то вы при этом не ставите первой заботой ваш народ»²⁴. Может быть, слова эти и не принадлежали Янь Ину, но они должны представлять довольно точно чувства многих государственных деятелей эпохи Конфуция. Герцог Ци вскоре устал иметь у себя такого учителя и заметил: «Не могу я обходиться с ним, как обходился бы с начальником рода Цзи». Наконец, он сказал: «Я стар, не могу пользоваться его учением²⁵. Замечания эти высказывались прямо Конфуцию или доходили до его слуха²⁶. Самоуважение не позволяло Конфуцию оставаться дольше в Ци, и он вернулся в Лу.

Конфуций находится без должности в Лу (515–501 годы до н. э.)

Вернувшись в Лу, он оставался долгий период, около пятнадцати лет, без всякой общественной должности. Это было во время больших беспорядков. Герцог Чжао все еще находился в бегстве в Ци, правительство было в руках знатных родов до самой его смерти в 509 году до н. э., когда законного наследника отстранили, а другого члена герцогского дома, известного под именем Дин, возвели на престол. Таким образом, власть династии еще более ослабела, чем прежде; с другой стороны, начальники родов – Цзи, Шу, Мэн – едва могли держаться против своих собственных чиновников. Между последними в особенности были опасны Ян Ху и Гуншань Фужао. Одно время Цзи Хуань, наиболее могущественный среди начальников, был посажен Ян Ху в темницу и вынужден был заключить с ним условие, для того чтобы получить свободу. Конфуций никому не отдавал предпочтения, никого не одобрял и тщательно избегал этих начальников. О том, как он держал себя между ними, мы имеем указания в «Разговорах» (17:1). Ян Ху пожелал видеть Конфуция, но Конфуций не пошел повидаться с ним. Тогда Ян Ху послал в подарок Конфуцию свинью, а этот, выбрав время, когда Ху не было дома, отправился к нему, чтобы отплатить ему визитом за его подарок. Однако он встретил его по дороге. «Пойдемте со мной, позвольте мне поговорить с вами, – сказал чиновник, – может, ли быть назван благочестивым тот, кто держит свои драгоценности за пазухой и оставляет семью свою погрязшей в раздорах?» Конфуций отвечал: «Нет». «Может ли быть назван мудрым тот, кто стремится заниматься общественными делами и постоянно теряет возможность сделать это?» Конфуций опять сказал: «Нет». Собеседник его добавил: «Дни и месяцы проходят. Годы не будут ждать вас». Конфуций сказал: «Правильно, я желаю занять должность». Китайские писатели красноречивы в своей похвале мудреца за сочетание вежливости, приветливости, твердости, которые он проявил в этом деле. Для Конфуция, однако, было хорошо, что все эти пятнадцать лет он был свободен от общественных занятий. Он воспользовался ими лучше, занявшись изысканиями в области поэзии, истории, обрядов и музыки. Множество учеников продолжало посещать его, и нам передают, как он пользовался их услугами, перерабатывая результаты своих занятий.

К этому же периоду мы должны отнести единственный рассказ о разговоре Конфуция со своим сыном Ли. «Слышали ли вы от вашего отца какой-нибудь урок, отличный от того, что все мы слышали?» – спрашивал однажды один из учеников его Ли. «Нет, – сказал Ли, – он однажды стоял один, когда я переходил поспешно через двор и сказал мне: «Читал ли ты оды?» На мой ответ, что еще нет, он прибавил: «Если ты не изучишь оды, ты не будешь годен, чтобы разговаривать со мною». В другой раз в том же самом месте и при тех же обстоятельствах он сказал мне: «Читал ли ты о правилах приличия?» На ответ, что нет, он прибавил: «Если ты не изучишь правил приличия, ты не можешь установить своего характера. Только эти две вещи и слышал я от него». Ученик был восхищен и заметил: «Я спрашивал об одной вещи и получил три. Я услышал и относительно отца, и относительно правил приличия, узнал я также, что высший человек держит своего сына на почтительном расстоянии»²⁷.

Легко можно поверить, что это почтительное расстояние было тем правилом, которому Конфуций обыкновенно следовал при обхождении со своим сыном. Торжественная важность есть то качество, которого отец должен держаться. Не следует исключать при этом любезность, но она не должна выходить из особо назначенных для этого пределов. При этом, однако, мало места остается для игр и развития естественных чувств к детям.

В это же время произошел развод Конфуция с его женой, если только он имел место вообще, так как это спорный пункт. Любознательный читатель найдет обсуждение этого вопроса в примечаниях ко второй книге Ли-цзи. Но все данные заставляют считать неверным предположение, что Конфуций отпустил свою жену. Когда она умерла, Ли громко рыдал о ней установленный для этого период до тех пор, пока Конфуций не прислал к нему записки, убеждавшей его, что он должен подавить свою печаль, и послушный сын осушил свои слезы²⁸. Но в одном случае, именно по поводу смерти своего любимого ученика Янь Хуэя, Конфуций дал волю слезам, которые текли без меры и вне всяких пределов приличия²⁹.

Конфуций занимает должность (500–490 годы до н. э.)

Мы подходим к короткому периоду чиновной жизни Конфуция. В 501 году события дошли до своего апогея, и соперничество между начальниками главных трех родов и их министрами окончилось поражением последних. В 500 году до н. э. средства Ян Ху истощились, и он убежал в Ци, так что государство освободилось, наконец, от главного зачинщика волнений, и Конфуцию теперь можно было бы занять место, если бы только представился случай. Случай этот скоро представился, и в конце этого года он был сделан начальником городского управления в Чжунду. Перед самым его назначением случилось следующее обстоятельство. Когда Ян Ху убежал в Ци, Гуншань Фужао, который и раньше был верен ему, продолжал поддерживать восстание и поднял город Пи против рода Цзи. Отсюда он послал письмо Конфуцию, приглашая его присоединиться к нему, и мудрец, кажется, был склонен идти туда, но ученик его Цзы Лу восстал против этого, говоря: «Нет, вы не можете идти туда. Зачем вам думать о свидании с Гуншанем?» Конфуций отвечал: «Неужели нет никакой причины в том, что он приглашает меня? Если кто-нибудь будет пользоваться мною, разве не могу я достичь тогда того, чего хочу?»³⁰. На самом деле он, однако, не пошел, и нельзя предполагать, что желание пойти было у него серьезно. Между серьезным тоном бесед его с последователями можно встретить примеры шуток и того, как он забавлялся тем, что могут сказать о нем ученики. Вероятно, этот разговор был одним из подобных.

Как глава администрации Чжунду он произвел заметные перемены в жизни народа в самое короткое время. Согласно «Семейным изречениям», он издал правила о том, как кормить все живое и как почитать умерших. Различная пища была предназначена для стариков и молодых и различные тяжести для сильных и слабых. На улицах мужчины и женщины находились отдельно одни от других. Если что-нибудь роняли на дороге, то не должно было поднимать. Не должно быть никакого обмана при постройке кораблей. Внутренние гробы делались четырех дюймов толщины, а внешние – пяти. Могилы делались на высоких местах. Никаких памятников над ними не ставили и никаких растений около них не сажали. И не прошло двенадцати месяцев, как князья государств пожелали подражать его способу управления.

Герцог Дин, удивленный всем тем, что он видел, спрашивал: «Неужели можно пользоваться его правилами при управлении целым государством?» И Конфуций сказал ему, что они должны быть применяемы даже при управлении всей империей. Вследствие этого герцог назначил его главным помощником смотрителя работ, и в этой должности он наблюдал за государственными землями и сделал много усовершенствований в земледелии. После этого его быстро сделали министром уголовных дел, и это назначение будто бы сразу положило конец преступлениям. Не было никакой необходимости приводить в исполнение уголовные законы: не появлялось никаких обидчиков.

Однако все эти напыщенные похвалы едва ли имеют какое-нибудь значение. Один инцидент, рассказанный в объяснениях Ван Су по поводу Кун Цю, заслуживает нашего доверия как вполне соответствующий характеру Конфуция. Так, начальник Цзи, будучи во вражде с герцогом Чжао, уже после смерти того, расположил его гробницу вдали от гробниц своих предшественников, а Конфуций окружил герцогское кладбище канавой так, чтобы включить сюда и эту уединенную гробницу, смело говоря этому начальнику, что он сделал это для того, чтобы скрыть озлобление того. Но в особенности он выказал себя в 499 году отношением своим в разговоре между герцогами Лу и Ци. Конфуций присутствовал как учитель обрядов со стороны Лу, и встреча была чрезвычайно миролюбива. Два князя хотели образовать подходящий союз. Главный чиновник со стороны Ци, презирая, однако, Конфуция как человека «всевозможных церемоний и без всякого мужества», советовал своему господину заключить герцога Лу в тюрьму, и с этой целью толпа полудиких обитателей этого места с разными орудиями приблизилась к тому месту, где находились два герцога. Конфуций понял замысел и сказал противникам: «Оба наши князя собрались для мирной цели. Привести с вашей стороны толпу диких вассалов, чтобы расстроить встречу, – это недостойно того пути, каким Ци хотел бы дать законы князьям для управления империей. Этим варварам нет дела до нашей великой, изобилующей цветами земли. Подобные вассалы не могут вмешиваться в наши договоры. Не подобает быть оружию при такой встрече. Такое поведение неприлично перед духами. Оно неправильно с человеческой точки зрения». Герцог Ци приказал удалиться этим нарушителям спокойствия. Но Конфуций тоже ушел, уведя с собой герцога Лу. Однако переговоры продолжались, и когда слова договора со стороны Цзи были прочтены: «Итак, надлежит Лу, чтобы он прислал триста военных колесниц на помощь Цзи, когда армия его пересечет границу», – посланник от Конфуция прибавил: «И надлежит это нам, если мы будем повиноваться вашим приказаниям, даже если вы не вернете нам полей наших к югу от Вана». В конце этих церемоний, по заключении союза, князь Цзи пожелал дать большой пир, но Конфуций указал, что таковой был бы противен установившимся правилам приличия; главной же целью его было спасти своего государя от опасности. На этом обе партии расстались. Партия Ци ушла с позором, как одураченная «человеком обрядов», а в результате явилось то, что земли Лу, отошедшие было к Ци, снова перешли к Лу.

Еще два года Конфуций занимал должность министра уголовных дел. Некоторые предполагают, что он потом сделался главным министром государства, но едва ли это так. Один пример того, как он исполнял обязанности, стоит рассказать. Когда какое-нибудь дело поступало к нему, он собирал мнения различных лиц по этому поводу и, давая свое суждение, говорил: «Я решаю сообразно со взглядами таких-то и таких-то». В этом он приближался к нашей юридической системе, и целью его было снискать общие симпатии и внести в судейские дела общественное начало. Однажды отец стал обвинять своего сына. Конфуций заключил в тюрьму обоих их на три месяца, не сделав никакой разницы в пользу отца, а затем пожелал отпустить их обоих. Глава рода Цзи не удовлетворился этим и сказал: «Вы играете со мной, г. министр уголовных дел. Раньше вы говорили мне, что в государстве или в семье главным образом надо настаивать на сыновнем долге. Что же мешает вам теперь казнить смертью этого неверного сына, чтобы показать пример всему народу?» Конфуций со вздохом отвечал: «Когда высшие люди не исполняют своего долга и при этом низших своих казнят смертью, то это несправедливо. Этот отец не научил своего сына относиться к нему с почтением, и если послушать его обвинения, то это значило бы наказать невинного. Привычки, которые создались в этом веке, очень дурны, и мы не можем не ожидать, что при них народ будет нарушать законы».

В это время двое из его учеников, Цзы Лу и Цзы Ю, поступили на службу к роду Цзи и стали влиять, в особенности первый, в пользу проведения планов своего учителя. Одной из причин происходивших в государстве беспорядков были укрепленные города, принадлежавшие трем начальникам родов, в которых они сами могли держаться, но при посредстве которых и их самих могли победить их чиновники. Города эти были наподобие дворцов баронов в Англии во времена нормандских королей. Конфуций задумал разрушение их, и, частью благодаря его влиянию и убеждению, частью благодаря настойчивым советам Цзы Лу, он выполнил свое намерение по отношению Би, главного города Ци, и Хо, главного города Шу.

Кажется, он не успел в своих намерениях относительно разрушения Чэна, главного города Мэна, но все же авторитет его в государстве значительно возрос. Он усилил герцогский дом и ослабил другие знатные роды. Он возвысил государя и уменьшил влияние министров. Вести о преобразованном правлении распространились за пределы государства. Стали стыдиться нечестности и распущенности. С этих пор, рассказывают летописи, лояльность и доверие стали характеризовать людей; целомудрие и привязанность к дому характеризовали женщин. Толпами стекались путешественники из других государств. Конфуций сделался идолом народа, и о нем распевали песни.