Kitobni o'qish: «Иллюзия вторая. Перелом», sahifa 31
– Я понимаю…
– Те же необходимости указывают человеку о чём должно мечтать и куда нужно стремиться, – добавил Артак после паузы, – и это что-то гораздо ближе, чем кажется с первого, не очень внимательного взгляда. Всё, что для этого требуется – лишь пробудиться от сна и начать движение, продолжая внимательно смотреть себе под ноги.
– Да уж… – я кивнул головой в знак согласия.
– Пробуждение никогда не совпадает с представлениями о нём, – медленно произнёс Артак, – оно подобно воспоминанию себя, как того, кто видит сон, а не как того, кто во сне что-то делает. Оно подобно воспоминанию того, кто существовал и будет существовать всегда. Существовал посреди всех явлений и за их пределами. Являлся одновременно и центром мироздания и его самой далекой окраиной…
Я осторожно расправил два огромных крыла за спиной и вдруг почувствовал нечто такое, чего никогда не ощущал ранее.
Я почувствовал то, что ощущает птенец перед своим первым полётом – страх, смешанный с любопытством… И ещё одно острое чувство – сильное, как никогда – чувство того, что я обязательно сделаю ЭТО. Обязательно, хотя сам для себя я всё ещё ничего не решил.
И уже это новое чувство диктовало мне все мои действия – я уже точно знал, что мне придётся их выполнить, даже если эти действия будут губительны для моего тела.
Точно так же любой действительно решившийся самоубийца знает – он без сомнения прыгнет – знает даже в то время, когда он всё ещё стоит и раздумывает.
И даже продолжая раздумывать – он уже точно знает что скоро сделает свой последний человеческий шаг.
– Вы почувствовали? – Артак засмеялся и тоже расправил свои крылья, – почувствовали, – сам себе ответил он и, словно стрела из натянутой тетивы, взмыл вверх. Стоило ли говорить, что при этом Артак смеялся, запрокинув голову и глядя прямо на ослепляющий свет.
– Ты начал свою игру, ты создал свой мир, и конечно же, тебе необходимы крылья – прежде всего они необходимы тебе, а не кому-нибудь другому, – уже сверху прокричал он мне и стремительно, я бы даже сказал – внезапно, приземлился рядом со мной.
– Чтобы облетать мой мир время от времени? – я протянул свою лапу Артаку – лапу молодого дракона…
Я потрогал его крыло. Оно было тёплое и шершавое на ощупь, тогда как мои крылья отсвечивали розовым, наверное, как у всякого молодого, ещё неоперившегося птенца.
– Чтоб вознестись над своей игрой, – серьёзно ответил Артак, – чтобы не стать наркоманом, чтобы не стать зависимым. И уже там, с высоты, ты будешь в состоянии увидеть всё существующее сразу. Возможно, тебе удастся рассмотреть даже эти невидимые и неуловимые человеческому глазу необходимости, которые правят человеческим миром – невидимые даже для твоего нового, драконьего зрения, но очень даже видимые для драконьего ума.
– Увидеть всё существующее и во все времена?
– Да. Всё. Во все времена, – легко согласился дракон, и немного подвинулся, давая дорогу Агафье Тихоновне.
Акула приблизилась почти вплотную ко мне и протянула мне мой собственный – молодой и белоснежный мир, аккуратно его перед этим сложив.
– Спасибо, – поблагодарил я, принимая хрустально белую простынь, – спасибо, – подумал я, принимая в дар себя самого.
– Не стоит благодарности, – вежливо ответила Агафья Тихоновна, и передав мне кусок белой ткани, внезапно поклонилась и произнесла:
– Здесь я вынуждена с вами попрощаться, – она улыбнулась искренне, но всего на одно лишь мгновение её чёрные лакированные глаза-бусинки наполнились прозрачной и прямодушной, а значит и неподдельной грустью, – моя миссия выполнена. Мне нечего делать в мире драконов, и я обязательно должна вернуться в мир людей. Я должна вернуться в зеркало…
Агафья Тихоновна перевела взгляд на служившее нам полом мерцающее отполированное зеркало, которое словно подчиняясь её взгляду приобрело свойства густой жидкости, по своей консистенции и цвету чем-то напоминающей ртуть, и махнув на прощанье своим упругим светло-серым хвостом, нырнула в самую глубину этого зеркального океана единого человеческого сознания, слившись с ним в одно целое.
– Прощайте, – донеслось до меня.
В тот же миг светло-серое стало серебряно-зеркальным и мой ответ потонул в тишине…
Я неуверенно продолжал держать в руках свой собственный, полностью готовый к использованию чисто-белый мир, который акула мне вручила мгновенье назад, но взгляд молодого дракона был прикован к тем плотным, движущимся концентрическим кругам на поверхности зеркального пола.
Его взгляд был прикован туда, куда нырнула Агафья Тихоновна – туда, куда ушла его речь, прихватив с собой за компанию и его желание говорить; туда, где тугие круги зеркальной жидкости соединялись в единую точку; туда, где молчание становилось нормой, а норма – необходимостью.
Это был взгляд-прощание, взгляд-благодарность, это был последний взгляд человеческих глаз.
Слова ушли за ненадобностью – ушли, чтобы никогда более не вернуться, ибо в их возвращении уже не было не только смысла, но и нужды.
Ушли так, как могут уйти только близкие, родные и честные – не оставив после себя ничего неисполненного; ушли, соединив самим своим уходом противоположное по смыслу, и на первый взгляд, несоединимое; ушли, показав что не только нужда, но и полная её противоположность – ненадобность, может быть или стать самой что ни на есть насущной необходимостью.
Слова ушли, превратив эту необходимость в фарс.
Ушли, играючи.
Ушли без сожалений.
– Благодарю тебя, – тихо произнёс я, глядя на потревоженную прыжком акулы, и еще не до конца успокоившуюся зеркальную серебряную поверхность, – благодарю.
Только сейчас я обнаружил, что вишу прямо над этой плотной и упругой, как акулий хвост, но всё-таки жидкостью, и что вес моего тела держат на себе два молодых и расправленных драконьих крыла.
– Благодарю тебя, Артак, – я повернулся к дракону, но не увидел его на привычном месте.
– Благо дари… – откуда-то сверху накатила привычная мысленная волна, – благо дари…
И только жёлтый солнечный свет, несмотря на осеннюю пору, по-летнему мощный, напоминал о существовании этой великой силы – силы человеческой мысли.
Но…
Может быть, в яркий жёлтый цвет просто были выкрашены стены подъезда, в котором я находился.
Всё может быть.
КОНЕЦ
