Kitobni o'qish: «Моё чудовище», sahifa 3

Дымов не знал, ржать ему и рыдать. Хотя если рыдать, то тоже от смеха.

Бэлла, чуть надувшись, гордо удалилась наверх, скрылась в комнате, а они с Юлей ещё чуть-чуть задержались, хотя Дымову тоже становилось всё более некомфортно в мокрой одежде, пусть и не холодно пока. Он промокнул футболку полотенцем.

– Игнат Алексеевич, так что у вас всё-таки произошло, – полюбопытствовала помощница по хозяйству.

– А, – отмахнулся он, но всё-таки рассказал: – Решил освежить пьянчужку. А она, как оказалось, плавать не умеет. Ещё и воды боится. Поэтому пришлось следом самому нырять. – И напомнил с назидательным упрёком: – Юль, ну я же просил алкоголь ей не давать.

– А я и не давала! – заверила та и тоже пояснила достаточно подробно: – Сначала всё нормально было. Она мне даже прибираться помогала. Видно, от нечего делать. А потом вот нашла. Я попыталась отобрать, но по-хорошему она не отдала. Ну не драться же мне с ней! – воскликнула с негодованием. – Тем более, уж извините, но я получать не хочу. В силе мне с ней не сравниться, я же всё-таки не мужик. Да я вообще драться не умею.

В целом она права.

– Тогда уберите всё подальше. Желательно под замок, – распорядился Дымов. – И, знаете, съездите с ней в магазин, купите одежду. Ну и чего там ещё понадобится.

– Ага, – произнесла Юля, задумчиво глядя куда-то в сторону, покивала, а потом посмотрела на Дымова с пристальным, чуть ли не въедливым вниманием, проговорила негромко, медленно и очень-очень осторожно с таким сосредоточенным и недоверчивым выражением на лице, словно незаметно пробиралась куда-то на цыпочках или шла по тонкому льду:

– Игнат Алексеевич, вы же не собираетесь… с ней… – и многозначительно умолкла на середине фразы.

– С ней? – Дымов сначала не понял, о чём она хотела сказать, озадачился. – Что? – А потом всё-таки догадался: – Имеете в виду, спать? – Покачал головой, улыбнулся иронично. – Юля, всё-таки какое богатое у вас воображение. Романы писать не пробовали? Детективные, или любовные.

– Ну-у, – невинно протянула домработница, дёрнула плечами, на пару секунд поджала губы, – тогда… зачем вам это?

Дымов ответил не сразу, но не потому что срочно искал или придумывал причину. Он её давно знал, просто ни разу ещё точно не проговаривал, тем более, вслух. Сейчас она впервые прозвучала, сформулированная коротко и чётко:

– Долг отдаю.

Юля недоумённо свела брови.

– Кому? – Предположила: – Вы с её бабушкой знакомы?

– Да не знаком, конечно, – возразил Дымов. – Её бабушка тут вообще ни при чём. – Хмыкнул, опять качнул головой, словно кивнул, подтверждая, и произнёс: – Просто одному хорошему человеку.

Глава 7

Бэлла стянула с себя мокрую футболку и брюки. В носу по-прежнему немного хлюпало, а горло саднило – от крика и от того, что успела наглотаться воды.

Никогда больше она и близко не подойдёт к этому чёртовому бассейну. До сих пор хотелось зябко поёжиться, стоило вспомнить. Хотя, если честно, помнила она мало что, помимо безумного страха, что всё, это её последние минуты, и столь же безумного желания выжить, спастись. Нет, умирать она не желала, совсем-совсем.

Хотя трусы и лифчик тоже были насквозь мокрыми, снимать и их Бэлла пока не стала. Ну не чувствовала она себя настолько раскованно, чтобы даже по комнате разгуливать в одном халате совершенно без белья. Как-то стрёмно, неуютно, назащищённо, и даже несмотря на то, что халат толстый и пушистый, плотно запахнут и подвязан поясом, всё равно ощущения, будто голая.

Лучше уж она подождёт, пока домработница Юля притащит ей какие-нибудь трусы – желательно новые и ни разу не одёванные – вот тогда она и переоденется окончательно.

В дверь постучали, и Бэлла растерялась. Наверное, надо отозваться, а она даже не представляла, как. Крикнуть «Войдите!» Тупо же. И смешно. И она ответила, как обычно по телефону:

– Да.

Кажется, слишком тихо, и не факт, что её услышали. Потому что стук повторился, ручка повернулась, щёлкнул язычок, дверь приоткрылась, правда совсем немного, и из-за неё прилетело:

– Это я. Одежду принёс. Мне её тут возле двери оставить или можно зайти?

Бэлла проверила, хорошо ли запахнут халат, ещё чуть-чуть натянула верхнюю полу и, шмыгнув носом, разрешила:

– Можно.

Дверь открылась шире, Дымов вошёл, предъявил аккуратно сложенные стопочкой шмотки:

– Вот. Выбрал, что поменьше. Держи.

Влажные волосы взъерошены, кое-где торчат, как иголки у ёжика, и одет совсем по-простому, как сосед по площадке – в треники и футболку. Возможно, те и дорогие, но выглядят так себе, в смысле, обычно, даже не совсем ново. Посмотришь и ни за что не скажешь, что он типа миллионер. Мужик и мужик.

Хотя парфюм у него не с таким назойливо-крепким резко шибающим в нос или накрывающим удушливым облаком запахом, как у тех, с кем Бэлла знакома, а очень даже приятный. У неё вряд ли получилось бы точно описать аромат, только если собственные ощущения.

Вообще-то она не обнюхивала его специально – она же не больная – просто почувствовала, когда немного пришла в себя и снова начала адекватно воспринимать реальность.

– Положить куда или подойдёшь возьмёшь? – нетерпеливо поинтересовался Дымов.

Он совсем не терпел необъяснимых, бессмысленных, по его мнению, пауз, а Бэлла ещё даже не решала, как поступить, просто стояла на месте и рассматривала. Потому что тогда вечером она была слегка не в себе, а утром еда её куда сильнее интересовала, а потом… Кажется, она больше его и не видела, и понятия не имела, когда он опять пришёл.

– Эй, Белка, ты опять спишь? Даже стоя.

– Я не сплю, – привычно огрызнулась она.

И что это вообще за «Белка»? Взрослый мужик, а нормально назвать не может.

Она решительно подошла, рывком забрала одежду, но у Дымова в руках осталось ещё кое-что. Раньше его почти целиком скрывала обвисшая по краям матерчатая стопка, и Бэлла просто не замечала, не обращала внимания, а теперь мгновенно, без труда определила, что это – по внешнему виду. Но оставалось совершенно непонятным, почему он здесь и зачем.

Она хотела спросить – хотя бы уточнить, правильно ли догадалась – но Дымов опередил, посмотрел, чуть нахмурив брови, но не из-за того, что сердился, произнёс:

– Ты извини, что я с тобой так.

Бэлла даже растерялась, вскинулась недоумённо.

Перед ней никто никогда не извинялся. По крайней мере она такого не помнила. Да и сама она никогда не извинялась. По-настоящему. Если только совсем уж обстоятельства вынуждали, делала вид, что сожалеет и раскаивается, выдавливала из себя полагающиеся слова. А Дымов… вроде бы искренне.

– Даже не представлял, – продолжал он, – что ты можешь воды бояться. Но с того края действительно неглубоко, стоять можно. – А потом протянул ей тёмно-серый, почти чёрный, матерчатый кофр. – Вот. Пользуйся пока.

Бэлла даже головой немного помотала – растерялась ещё сильнее и не верила. Хотя, конечно, это не подарок, она ясно услышала «пока», но всё равно. Ведь наверняка не какой-то дешёвый фотик из тех, которыми давно уже почти никто не пользуется, потому что сейчас всем хватает и телефона.

Она аккуратно подхватила кофр, не стала открывать на весу, сначала поставила на стол – так надёжней – только тогда расстегнула, осторожно вытащила из него камеру и даже как следует рассмотреть ещё не успела, а уже само собой вырвалось восхищённое:

– Охрене-еть!

Краем глаза она заметила, как Дымов едва заметно поморщился, словно у него в ухе стрельнуло или зуб внезапно заныл. Но он почти всегда так реагировал, когда Бэлла выражалась, ну, не совсем цензурно. Или совсем нецензурно. Это одновременно бесило, злило, но и смущало тоже.

Надо же, нежный какой. Будто сам в монастыре воспитывался, весь такой из себя аристократ. Хотя Бэлла и правда от него ещё ни разу мата не слышала, даже когда он сердито рычал и выходил из себя. Но тут же просто слов других не подберёшь.

– Тоже снимаешь? – медленно поворачивая камеру в руках, чтобы хорошенько рассмотреть со всех сторон, спросила она.

– Нет, – честно признался Дымов. – По-моему, я им никогда даже не пользовался.

– А зачем тогда купил?

– Не знаю, – он пожал плечами и ведь на самом деле выглядел озадаченным. – Просто купил, чтобы было. Захотелось.

Вот бы и ей так – покупать всё, что захотелось. Даже когда не очень-то нужно, но захотелось. Независимо от того, сколько стоит.

– Она же дорогущая, наверное.

– Ну, наверное, – согласился Дымов и прищурился, уставился на Бэллу, а взгляд такой въедливый и подозрительно-пристальный. – А чего вдруг тебя цена заинтересовала? Планируешь загнать тайком и ещё коньячка купить?

Она едва сдержала желание швырнуть в него вот этой самой супер-пупер жутко дорогущей камерой, торопливо засунула её назад в кофр, подскочила к Дымову, пихнула ему, с размаху ткнув в живот.

– Забери.

Но он только хмыкнул, отступил на шаг, оставив её стоять, как дурочку, с кофром в вытянутых к нему руках, ещё и произнёс, усмехнувшись:

– Ну надо же, обиделась. – А после добавил, с необъяснимыми будто бы доверительными интонациями: – Неужели даже и не прикинула? Я бы точно прикинул.

Странный он всё-таки. Бэлла его не понимала. Вот совсем не понимала. Например, почему он относился к ней настолько легко и просто, и совсем не боялся? Хотя её многие боялись, да почти все в округе, даже мужики. А если не боялись, то предпочитали не связываться. Ей же ничего не стоило вломить кому-то, когда чувствовала угрозу.

Лучше начать первой, не дожидаясь, когда набросятся на тебя, тогда и шансов больше, что противник отступит, решит не связываться, ибо себе дороже. Но даже если ничего не угрожало – всё равно, на всякий случай, чтобы и желания не возникло.

Вот попробовал бы кто столкнуть её в бассейн – да она бы того убила. А сейчас даже не обижалась особенно.

Да ну чего там? Она действительно по-свински себя повела: как вор, обшарила шкафы в чужом доме, пытаясь найти бухлишко, послала домработницу Юлю, которая хотела отобрать у неё бутылку, ещё и пригрозила той, опять напилась в стельку, ничего не соображала и плохо помнила, что вообще творила.

Возможно, опять несла какую-то чушь, разговаривала сама с собой, с небом и с мамой, спрашивала, почему всё так и зачем она здесь – на кой чёрт она вообще появилась в этом мире – и неужели и правда совсем-совсем никому не нужна.

С Бэллой подобное случалось. Иногда она даже осознавала себя, но всё равно не могла остановиться. Как собака выла на луну. И потом становилось невыносимо стыдно за себя, такую – слабую, раздавленную, никчёмную. И тогда ещё сильнее хотелось, чтобы о ней знали, её замечали, боялись и не решались даже возбухнуть против.

А Дымов, ну, словно видел что-то другое, не такое, как все. Не забил равнодушно, уверенный, что она сама выберется – а даже если и не выберется, то похрен – прыгнул за ней в бассейн, ещё и одетый, вытащил, и потом успокаивал, и даже извинился. И даже, когда Бэлла заявила, что не оденет платье, не стал орать, что она просто выделывается, дрянь неблагодарная, и «Бери, что дают!», спокойно предложил свою одежду.

Вот, ещё и камерой разрешил пользоваться. А ведь она настолько дорогую вещь никогда и в руках не держала, и никто бы ей такую не доверил, тем более предположив, что Бэлла запросто может эту «игрушку» тайком продать. А Дымов просто взял и легко отдал, пусть и не время. Почему?

Потому что подобные суммы для него – фигня? Но зачем же просирать их настолько бездумно, когда можно потратить на себя. Ну, или, например, на… любовницу. На это же не обидно.

А главное, почему он предложил Бэлле остаться? Ничего не требуя взамен. Не рассчитывая ни на что, даже… ну-у, на такое. Действительно не рассчитывая. Она не сомневалась. По взгляду подобное всегда легко определить, даже не на уровне мыслей, а на уровне ощущений. Хорошо чувствуется.

Хотя Дымов времена беззастенчиво пялился на неё, но просто или с въедливым вниманием, или с насмешкой, или с весёлым любопытством, которые могли и раздражать, и смущать, и надоедать, но никогда не настораживали, не тревожили и не пугали.

А те взгляды были совсем другие: тяжёлыми, липкими, неприятными, почти материальными, как похотливые прикосновения горячими влажными от пота руками. От них будто следы оставались – на лице, на теле – и хотелось сбежать поскорее. Даже не потому что несли угрозу лично для Бэллы. Не только. Они слишком явно напоминали о том, почему для мамы всю жизнь она была хуже, чем кость в горле, и что само её существование слишком тесно связано с тем, почему мамы больше нет.

Глава 8

– Завтракать-то идёшь? – спросил Дымов. – У Юли уже давно всё готово.

– Я попозже, – пробормотала Бэлла, опять откладывая кофр с камерой на стол, а он опять спросил с удивлением и насмешкой:

– Чего так?

Ну да, конечно, так она ему и рассказала, что по-прежнему в мокром белье, и что завтракать в нём не очень удобно, ни оставаясь в халате, ни переодевшись в его шмотки. Но тут как раз объявилась домработница Юля – с трусами.

Дымов сразу смылся, а она затарахтела:

– Вот, нашла новенькие, ещё в упаковке. Эмка, но думаю, тебе нормально будет. Не должны сваливаться. У тебя попа есть. А вот с бюстгальтерами проблема. У меня тройка, а у тебя точно меньше. Но я топ спортивный нашла. На фитнесс ходить хотела, да чего-то так и не задалось. Только один раз одевала, да и то, когда примеряла. И завтракать приходи. Я сегодня венские вафли сделала. Любишь? Со взбитыми сливками и ягодами. Игнату Алексеевичу такое не очень. Но мы-то с тобой девочки. Хотя Игорь тоже ест с удовольствием.

– Игорь, это тот чемодан? – предположила Бэлла.

Юля возмущённо фыркнула.

– Не чемодан, а мой муж, – поправила с напором, но вроде бы не сердито.

Вообще, все они здесь странные. Даже эта домработница. Хотя она вечно цепляется и чем-то недовольна – «положи на место, не трогай, так себя не ведут» – но сразу следом за очередным занудным замечанием может ляпнуть что-нибудь прикольное или даже похвалить. И с едой никогда не жмотится.

А ещё они постоянно расспрашивают. О ней. Как будто им действительно интересно. А кого вообще могут интересовать чужая жизнь, чужие проблемы? Даже просто ради любопытства. Да никого давно уже не беспокоило, разве кроме бабушки, как у Бэллы дела, о чём она думает и, тем более, чего хочет. Но стоило оказаться в столовой и усесться за стол, с нетерпением и предвкушением подтянув к себе тарелку – венские вафли со взбитыми сливками и свежими ягодами на завтрак! охренеть! – как началось:

– А ты чем вообще занимаешься? В школе учишься?

С трудом сдержав желание ткнуть в воздушный крем пальцем, чтобы потом облизать, Бэлла подхватила нож и вилку – не настолько же она тупая, чтобы не уметь пользоваться приборами – отпилила кусочек, повозила его в сливках, чтобы облепили поплотнее, и, прежде чем отправить в рот, с вызовом сообщила:

– Я уже окончила. Ещё в прошлом году. Мне девятнадцать исполнится уже в июле.

– О-о-о! – протянул Дымов с нарочитым уважением. – И что тогда делаешь?

– Пока ничего, – буркнула она, глядя в сторону и заранее предполагая, что услышит в продолжение.

– И как давно длится это «пока»? Почему дальше учиться не пошла?

Вот всё у него просто, как с камерой. Захотелось – купил. Захотелось – пошёл. Куда нравится. Ага, будто её ждут везде с распростёртыми объятиями. И вообще…

– Я не знаю, куда.

Дымов посмотрел без осуждения, скорее, чуть удивлённо и задумчиво-сосредоточенно, предположил:

– Ну чем-то тебе нравится заниматься? – Потом сам же и вспомнил: – Фотографировать же.

– А разве на фотографа где-то учат? – озадачилась Бэлла.

Профессиональная съёмка – это ж не просто на телефон саму себя щёлкать или подруг. Там же столько тонкостей и нюансов. Взять хотя бы освещение.

– Без понятия. – Дымов дёрнул плечами. – Но я и не интересовался. А если бы мне понадобилось, узнал.

– Если курсы… так они все платные, – проворчала Бэлла. – И на хорошую аппаратуру деньги нужны.

Он отхлебнул кофе, уставился, приподняв брови:

– И?

А разве непонятно?

– У меня таких нет. И у бабушки нет.

Дымов сочувственно покивал.

– Вообще их часто нет. – А потом вдруг невозмутимо и оптимистично выдал: – Но зато всегда можно заработать.

Бэлла сжала губы, закатила глаза. И опять – как всё просто! Угу. Когда ты богатый, когда у тебя всё есть, тогда и кажется, что проблем не существует. А он чуть наклонился в её сторону, произнёс доверительно:

– Хочешь, большой секрет расскажу? – Но прежде чем она успела хоть как-то среагировать, уже говорил: – Очень многие из тех, кто сейчас при деньгах, с минимума начинали. – Улыбнулся, добавил легкомысленно-невозмутимо: – Или вообще с нуля.

Она уточнила недоверчиво:

– Ты тоже с нуля?

– Нет, конечно, – возразил Дымов, потом ещё заявил на полном серьёзе: – У меня папа – миллионер.

Прикалывается? Или на самом деле?

Да ну нафиг! У неё скоро уже голова распухнет и лопнет от вопросов, от бесконечных попыток разобраться и угадать настоящие значения и причины его слов и действий. Все богатые такие зануды?

Ей всегда казалось, они другие: презрительные, высокомерные, отстранённые, одетые во всё новое и самое дорогое, чтобы сразу становилось понятно, сколько денег на это потрачено. Они прямо с утра уже при полном параде – и макияже, если это тётки – словно каждый день у них – официальный приём. А дома всё так обустроено, чтобы выглядело, как во дворце, и сразу приходило на ум слово «роскошно», а не просто красиво или удобно. Да даже еда у них не обычная, а особенная.

Вот бабушке никогда бы не пришло в голову готовить с утра венские вафли, да ещё раскладывать их по порциям, оформлять ягодами и кремом. Хотя это, наверное, не сложно, если есть вафельница, но зато очень вкусно. Бэлла бы и от второй порции не отказалась. Растолстеть она не боялась, а реально же – объеденье.

Она посмотрела на Дымова, потягивающего кофе, и когда он обратил на неё внимание, ткнула вилкой в остатки последней вафли на своей тарелке, спросила:

– А почему ты это не ешь?

– Не знаю… – он по-честному задумался, пожал плечами, – как-то… – И под конец уверенно вывел: – Я больше мясо люблю.

Мясо и она любила. Ещё как.

– Но это ведь тоже вкусно.

Дымов сосредоточенно свёл брови, чуть наклонил на бок голову.

– Ну хорошо, отрежь немного.

Бэлла отпилила ему уголок, Дымов подхватил вилку, насадил на неё выделенный ему кусок.

– С кремом, – распорядилась Бэлла, указала на тёмный шарик ежевики. – И с ягодой.

Дымов послушно насадил на вилку и его, отправил в рот, закивал, жуя, потом заключил:

– Ну, вкусно в принципе. – Потом с сомнением наморщил нос и признался чуть виновато: – Но я всё-таки лучше бутер.

Бэлла повернула голову и увидела домработницу. Та стояла в дверном проёме, привалившись плечом к косяку и просто смотрела, едва заметно улыбаясь. Или ухмыляясь. Словно наблюдала за чем-то забавным, или интересным. Как будто ей тут кино показывали.

– Всё, я пошёл, – поднимаясь со стула, сообщил Дымов, глянул на часы. – А то у меня встреча скоро. – Потом на Юлю, напомнил ей: – Про магазин не забудьте.

Та кивнула.

– Про какой магазин? – поинтересовалась у неё Бэлла.

– Да Игнат Алексеевич предложил прикупить тебе одежды, – пояснила та. – Самой необходимой. У тебя же своей с собой нет. Или тебя вполне устраивает ходить в моих труселях, в его штанах?

Нет, конечно, чужие трусы её совсем не устраивали, а вот всё остальное…

Ну штаны и штаны, велики совсем чуть-чуть, да и то не особо заметно. Это же не брюки в обтяжку, а обычные, спортивного стиля, на манжетах внизу. Бэлла всё равно их чуть повыше приподнимала, чтобы оставались открытыми щиколотки. Потому что все так носили, и ей тоже так больше нравилось. А футболка – футболка и есть. Как и рубашка. Вся-то разница – пуговицы на другую сторону.

Можно подумать, её личные вещи чем-то кардинально отличались. Да некоторые из них и куплены в мужском отделе. Иногда там действительно легче найти что-то подходящее без глупых принтов, блёсток и надписей, нормального цвета и фасона. И не только куплены. Да и вообще Бэлла не любительница болтаться по магазинам, бесконечно перебирать шмотки на плечиках, примеривать. За что взгляд цеплялся, то обычно и брала. Главное, чтобы нигде не тянуло и не сковывало движений.

– В общем, доедай, собирайся и поедем, – заключила домработница, а когда опять встретились с ней в холле перед дверью, велела: – Выходи на улицу и жди. А я через гараж. Подгоню машину.

– Тёть Юль, – удивилась Бэлла, – а вы тоже водить умеете?

Домработница как обычно уставилась на неё округлившимися глазами, воскликнула экспрессивно:

– Тётя-то почему?

– А как?

– По имени-отчеству, – предложила она, но тут же махнула рукой. – Хотя ладно, пусть будет «Тёть Юль».

Водить она и правда умела, чувствовала себя за рулём вполне уверенно.

– Это ваша машина?

– Наша. С Игорем. Мне на своей как-то спокойней. Хотя Игнат Алексеевич предлагал купить ещё одну, специально для хозяйственных нужд, но… на собственной действительно проще. К тому же всё равно ведь стоит. – Домработница мельком глянула на Бэллу и неожиданно предложила: – Хочешь, и тебя водить поучу. Всё равно ничего не делаешь. Не сейчас, конечно, а когда вернёмся.