Kitobni o'qish: «Измена. В ловушке», sahifa 2

Глава 5. Вика

Впервые жалею что в детской нет щеколды или замка, меньше всего хочется чтобы кто-то вошел в комнату, пока мы с Егоркой, прижавшись друг к другу, спим, переваривая события этого дня.

Я знаю что я слабая. И всегда знала. Но это казалось не таким страшным, когда рядом был Максим. А теперь я одна. И сейчас мне нужно просто лечь и попытаться за полчаса привести мысли в относительный порядок. Хаос давит.

Мы с Егором засыпаем почти мгновенно, хотя из-за стены доносятся едва различимые голоса Максима и его Марины. Я отключаюсь под их бубнеж, и во сне у меня все хорошо. Мозг отказывается принимать реальность. Вот я, счастливая, в белом платье, иду с Максимом по осеннему лесу, глядя в ярко-голубое небо. Мы счастливы, оба. Он дарит мне какие-то цветы, букет, и я сначала даже не обращаю на него внимание. Что это? Хризантемы? Розы? Сон оборачивается кошмаром: когда я опускаю глаза на цветы, я вижу, что у меня в руках обглоданные кости животных. Они пахнут тухлятиной, и я в панике кидаю все на дорожку, визжа от ужаса и отвращения.

Я просыпаюсь от звонка в дверь. Голова болит чуть меньше, эмоции притупились. Я плавно возвращаюсь в реальность. Кто пришел? Ну конечно же Вера из школы! Наверно опять забыла ключи, вот и звонит в домофон. Ей открывает Максим, я слышу его тяжелые шаги, и на меня снова наваливается реальность: как рассказать дочери что произошло? Вряд ли муж способен ей объяснить свою инфантильную позицию. Скажет чего доброго что Вера дура. Не хочу этого.

Выхожу из комнаты, тихо прикрыв дверь, чтобы не разбудить Егорку.

Дочь как обычно заходит в квартиру, обнимает меня, я целую ее в щеку. Только в этот раз она замирает, стоит мне сделать шаг в сторону. Оглянувшись, вижу в конце коридора Марину. Смотрит, стерва. Но я хоть убей не пойму что интересного.

– Мама, – Вера произносит едва слышным шепотом, – я эту тетю знаю.

– Откуда ты ее знаешь?

Разглядываю серьезное личико дочери, нахмуренные бровки, огромные серые глаза. И сейчас, даже с этой смешной косичкой, Вера выглядит немного жутко.

– Мама, она тут уже была.

– Правда? – искусственно улыбаюсь, хотя в горле пересохло. Ребенок кивает.

– Тебя тогда не было, а нас отпустили раньше из школы… И папа попросил меня не говорить об этой тете. – Вера переводит взгляд с нагло стоящей в коридоре Марины на меня и добавляет, шепотом, – Кто эта тетя?

– Деточка, помнишь, я тебе говорила что есть тети, которые не берегут свое тело?

– Ты о проститутках? – вскидывает брови Вера. И слово-то такое знает! Хотя его-то я и не произносила. Просто как-то раз я объясняла ребенку что есть тети, которые имеют много дядь и себя не жалеют. И это очень грустно. Уже и не помню повода для разговора, но ребенок запомнил.

– О них.

– А зачем папе…

– Дура! – рявкает Марина, перебивая нас и гордо удаляется в сторону кухни. А Максима нет. Не готов он объясняться с детьми. Да и ни к чему не готов, у него теперь Марина на все случаи жизни. И для внешних сношений в том числе.

В любом случае мне надо покормить дочь и заняться поиском съемной квартиры и денег. И хотя в голове бьется обидное: «Слабачка», я не могу устроить скандал с дракой и битьем посуды. Дети и так в шоке и ужасе. Хотя переезд их тоже травмирует. И ведь не у кого попросить помощи!

Возвращаюсь на кухню и снова зависаю, совершенно забыв, что я хотела. В голове начинает выстраиваться хреновая, но цепочка: уехать, подать на развод, поделить имущество… Квартира конечно частично принадлежит Максиму, но взнос я заплатила со своих денег, выплачивали мы в браке и частично это собственность детей. Мои размышления прерывает звук домофона. Это еще кто?

Марина бежит открывать, и я снова ловлю себя на мысли, что она удивительно борзая. И как Максим смог допустить это?

– Милый, это доставка! – раздается ее голос из прихожей, и вскоре она появляется на кухне, держа в обоих руках пакеты. Не обращая на меня внимания, она ставит их на стол и начинает распихивать продукты в холодильник. К слову вполне себе приличные: там и какие-то клешни, и рыба, и овощи. На чьи деньги это куплено?

– Марина, а у вас дети-то есть? – сама не понимаю зачем спрашиваю. Наверно пытаюсь убедиться что с совестью дамочка не дружит.

– Пока что нет, – поворачивается на секунду и награждает оскалом ровного ряда зубов из-под губ-вареников. – Но будут, от Максима конечно же.

Странно было ожидать другой ответ. Интересно, и кто эту соску деканом-то поставил? Ни ума, ни культуры… Ладно, это лирика. И так ясно что у нее отец шишка. Мне-то что делать? Между тем Марина запихивает продукты в мой холодильник, а я так и стою, как дура, не зная что и делать. Кто у меня есть из друзей и близких, кто мог бы помочь? И главное как?

Мама. Да, грустно когда ты всю жизнь была папиной дочкой, а папа в итоге умер в пятьдесят два года от инсульта. А мама через пару месяцев нашла нового жениха, не особенно убиваясь из-за человека, с которым прожила почти тридцать лет. Сейчас у нее своя счастливая жизнь с каким-то Арменом. Ее не интересую ни я, ни внуки, мы видимся дай бог раз в три месяца, да и то по моей инициативе. Хотя живем в получасе езды друг от друга. Но мама считает что повинную она выполнила. И все равно.

На цыпочках захожу в комнату к Егорке и набираю маму. Берет трубку не сразу, голос расслабленный и довольный. В отличие от меня она умеет выбирать мужей, что первого, что второго.

– Привет, Вика!

– Привет, мама, говорить можешь? – не могу сдержать слез. Они текут по щекам, а я стараюсь не всхлипывать в трубку. Но мама замечает.

– Так, что у тебя с голосом? Неприятности?

– Да, – сдавленно вздыхаю, – Максим привел домой любовницу и выгоняет нас. Нас с детьми.

Повисает молчание. Я знаю этот момент разговора с мамой. Сейчас она думает. Наконец секунд через двадцать она выдает результат своих размышлений:

– Ну ты и дура.

– Знаю. Что мне делать?

– Разводись, а что еще делать в этой ситуации? Или ты с его любовницей жить собралась? – тон ее меняется, я представляю как она сейчас сжимает свои тонкие губы, обрамленные мелкими морщинами.

– Нет конечно! Он просто нас выгоняет.

– Он хочет забрать квартиру?

– Да, – смотрю на дверь. Вроде никто под ней не стоит, не подслушивает.

– Если не помиришься с ним, то оплачу тебе адвоката. Только найди нормального, а не как обычно. Или лучше Армен найдет, ты же у нас «ку-ку».

– Спасибо, мам.

– Пожалуйста. Не размазывай только сопли. Все, пока. У меня через десять минут начало занятия по плаванию.

Кладет трубку, а я сажусь на кровать. Мама всегда была холодной женщиной, ждать от нее сочувствия и поддержки бессмысленно. Но адвокат – это очень много. Теперь осталось придумать где жить пока мы с Максимом будем судиться.

Глава 6. Вика

Снова пищит телефон. Женя. Не может успокоиться, переживает за меня. Хоть подруга у меня настоящая, не во всех сферах жизни я ошиблась. «Лохудра по-прежнему в квартире?». «Она и не думает уходить. Они еду себе купили» – пишу в ответ. «Я могу позвонить тебе?».

Я хочу уже написать что «да», но просыпается Егорка. Он снова начинает хныкать, а значит, смысла разговаривать по телефону нет. Во-первых, я еще не определилась со стратегией, а, во-вторых, сын не даст сосредоточиться на разговоре. «Егор плачет, я позже напишу».

Беру сына на руки. Ни в коем случае нельзя показывать что я переживаю. Иначе Егор начнет плакать и не успокоится еще долго. Нельзя вешать нос! Ради детей, ради здоровья сына. В комнату заглядывает Вера. Она уже успела переодеться, а я вспоминаю, что так и не покормила дочку.

– Разогревай суп, – стараюсь говорить как можно мягче.

– Я уже поела, мам. Не беспокойся. – закрывает за собой дверь и подходит ко мне на цыпочках, – папа сейчас сказал что если я не хочу лишиться рыбок, то я должна уговорить тебя быть послушной и выполнять все его распоряжения.

– А ты ему что ответила? – в принципе, после всего я готова к любому развитию событий. Или почти к любому.

– Ничего. – Вера пожимает плечами, – Я пришла к тебе спросить. Он что, собирается отдать моих рыбок?

Или сожрать. Кто ж знает этого идиота. Интересно, как Максиму дали кандидатскую? Он же тупой.

– Нет, малыш, рыбки останутся в целости и сохранности. Мы скорее всего переедем. Но рыбок обязательно с собой возьмем.

– Куда мы переедем? – глаза дочери округляются. Простые вопросы, на которые нет ответов. – И почему?

– Видишь ли, папа будет тут жить с этой женщиной…

– Тут?

– Да, в этой квартире.

Лицо Веры вытягивается. Ребенок не понимает что происходит, как так вышло что папа съехал с катушек. Ее огромные глаза стали еще больше, затем она кивает и, вылетев в коридор, слышу, начинает орать на Максима:

– Папа, зачем тебе проститутка?! Мы же лучше! Мы лучше!

Ее звонкий голосок раздается по всей квартире, я в панике сажаю Егорку на диван и мчу в спальню где, заливаясь слезами, Вера кричит на своего непутевого отца, а он, сидя на кровати, не скрывая злобы, шипит в ответ:

– Когда ты вырастишь, поймешь…

Марина сидит на другой стороне кровати, вытянув ноги и криво усмехаясь. И в ее лице я вижу столько презрения ко всем, что возникает невольный вопрос: а этого дурака она действительно любит или что? Зачем он ей? Но сейчас не до того. Я обнимаю Веру и, гладя ее по голове, тихо говорю:

– Успокойся, мама и папа все сами решат, все будет хорошо…

– Не будет! – рявкает дочь и, вырвавшись из моих объятий, бежит в свою комнату, плакать дальше, а я остаюсь стоять в спальне, глядя на мужа. Тот в мою сторону даже не смотрит, сидит, растерянный.

– Ты этого хотел? – глухо уточняю.

– Тебе надо было подготовить ребенка.

– Марина, у меня один вопрос, – утыкаюсь взглядом на стерву, – Ты точно уверена что оно тебе надо? Ты подумай, я потом этого дурака обратно не возьму.

Телка поднимается с кровати и подходит вплотную ко мне:

– Катись отсюда, корова. Видишь же, твои птенчики недовольны. Или что? Нравится скандалить?

– Мне надо куда-то идти. А не просто из дома.

– Плевать я хотела куда ты пойдешь, главное сейчас, – кивает в сторону двери. В ее тоне столько уверенности, будто это она жена, а я – любовница.

– Максим! – пытаюсь привлечь внимание мужа, но черта с два. Все также сидит, шкаф перед собой разглядывает. – Максим, мне нужно хотя бы пятьдесят тысяч.

– У меня нет денег. – бурчит в ответ.

– Займи у Марины.

– Нельзя унижать мужа, – наставительно сообщает стерва, – Какая же ты дурочка! Я тебя поучу немного. Хочешь чтобы мужик не ушел к другой, надо, во-первых, вовремя рот закрывать, во-вторых, следить за собой, а не ходить в стиле девяностых. Или ты до сих пор шмотки на рынке покупаешь? В-третьих, развлекать в постели мужа, а не быть бревном, а, в-четвертых…

Лекцию прерывает пиликанье домофона.

– Кто это? – шиплю.

– Понятия не имею, может друзья Веры. Пошли их на хрен, – отвечает муж, поднимаясь. Однако я не шевелюсь. Слышу как дочь бежит в прихожую, домофон затихает, – Вика, ну правда, ты уже утомила. Наша семейная жизнь не складывается, что ты хочешь? Ну что?

– Денег дай хотя бы на первое время, и я уйду.

– У мамы попроси.

– Ты мне муж пока что. Забыл? Ты меня выгоняешь без денег, без всего на улицу. Очнись, блин! – я уже перехожу на крик, я в отчаянии. Неужели он даже денег не даст? Как я с ним жила столько лет? Где мои глаза были? Права Марина, дура я! Клиническая дура.

Хлопает входная дверь, что вызывает у муженька явное беспокойство.

– Кто там?

Раздаются шаги по коридору, и через секунду возле спальни появляется Женя, ее муж, бородатый кареглазый мужик в длинной черной рясе, и видимо его коллега, тоже в темной одежде.

– Отец Федор? – у меня глаза на лоб лезут.

Моя подруга человек решительный, но чтобы настолько быстро все организовать… Хотя… Служба у батюшки до семи. А сейчас восемь. И вряд ли пока ее муж был в церкви, сидела сложа руки.

Отец Федор строгий, даже жесткий, но жалостливый и справедливый.

– Мужайся, дочь, – раздается громовой бас. Вид у батюшки и в обычное время-то жутковатый, а сейчас на него и вовсе смотреть страшно.

– Вы тут по какому праву? – начинает Максим, но договорить у него не выходит.

– Ох, срамник! До чего дожили! Бог все видит! – громко и степенно причитает батюшка, затем, оглядев спальню, заключает, – Идем, Виктория, нашел я тебе дом. Поживешь с детками у одной хорошей женщины сколько надо. Она вдова, очень благочестива… Мы тебе поможем. А ты, – он снова поворачивается к Максиму и, потрясая указательным пальцем, произносит, – Землю есть будешь!

– Вы не имеете право распоряжаться тут! – Марина в коротеньком халате, сообразив что Максим спекся, с вызовом смотрит на батюшку. Как ни странно, я не чувствую в ней той уверенности, что была буквально пару минут назад.

– Умойся, блудница! – отец Федор переключается на Марину, показывая пальцем на ее накрашенные вареники, – Убери кровь ада со своих губ. Твое дело молить Бога о прощении.

Дав дельные рекомендации, батюшка идет в комнату к Егорке, а Женя, заглянув в спальню и найдя глазами слегка растерявшуюся Марину, едва слышно шипит:

– А я тебе, курва, все патлы выдеру!

Глава 7. Максим

Я считаю что любовь – это цветок, который нужно беречь обоим. Цветок, который стоит только перестать поливать одному человеку, и второй его уже не спасет. Возможно я излишне романтичен, но в наше время мало кто способен на подобное.

Мне становится смешно когда Вика начинает предъявлять мне претензии за Марину. В такие моменты я хочу ее спросить, а что она сделала чтобы я не ушел? Что она сделала чтобы сохранить наш цветок?

Когда мы только познакомились, Вика была безумно хороша. Тонкая, воздушная, с длинными, до попы, волосами. Она читала наизусть стихи поэтов серебряного века, мы обсуждали книги и музыку. Я боялся что после свадьбы все поменяется, и боялся не напрасно. Это бич всех женщин – они только делают вид что они волшебные. Но когда получают заветную печать в паспорте, превращаются в теток, которых не хочется ни под каким видом.

Вика сначала держалась неплохо. Первое время она продолжала читать стихи, обсуждать музыку, щебетала и порхала. Рождение Веры и ипотека прошли достаточно мягко. Зато когда появился на свет Егор… Как чувствовал что зря согласился на второго ребенка! А что было сказать? Предложить аборт сделать? Вика не из тех кто согласится на подобное. Для нее аборт – это не просто удаление нежелательной беременности, это самое настоящее убийство, да еще и собственного ребенка! Глупости конечно, но зачем ее было травмировать? Я как любящий муж уступил. Ну и подумал что раз с Верой проблем не было, то и еще один ребенок – это не страшно. Оказалось – страшно.

Я честно ждал и надеялся два года что Вика, окунувшись в жизнь Егора, однажды вспомнит, что у нее еще есть и муж. Но нет. Чем дальше, тем хуже. «Егора надо к одному врачу, его надо к другому». «Ой, Егора тошнит, ой ему нужна диета». «Егор отстает в развитии, я с ним еще позанимаюсь». «Пойду погуляю с Егором, ему нужен воздух».

А я смотрел на своего сына и понимал, что толку с этого всего никакого. Она просто впустую тратит время. И ладно Вика просто перестала на меня обращать внимания! Она и на себя забила. Волосы – отрезала, одеваться стала во что бог пошлет. А фигура… Где ее тонкая талия? Аккуратная девичья грудь? Вика некрасиво расплылась. И я не скажу что она стала прямо совсем жирной, это было бы несправедливо, но то что эта не та фея, что была в начале наших отношений – факт. А я мужчина, и мне хочется чтобы моя спутница оставалась красоткой всю жизнь, а не вот это все.

Сначала я пытался ей это объяснить. Но куда там! У нее только одно на уме: Егор, Егор, Егор. И я закрылся, понял что ничего не объяснишь.

Так я и изливал в себя всю свою горечь, пока у меня на работе не поменялось начальство. Ох. Как же про Марину все говорили первые дни: что и стерва, и шлюха, и подворовывает. Ну и про папу-депутата тоже говорили. Поэтому я ждал самого худшего. Да и когда увидел ее первый раз – напрягся. Слишком она мне яркой показалась. И хищной. А она вдруг остановила на мне взгляд. Так долго на меня посмотрела, дольше чем обычно люди друг на друга смотрят… И я растерялся. А она меня пригласила в свой кабинет и попросила рассказать о том как дела на факультете, какие тут правила и традиции. А еще подробно расспросила о моей научной работе, какие предметы веду…

Я первое время боялся ее. Все-таки сразу было понятно что Марина – птица высокого полета. Поэтому я и не думал за ней ухаживать. Но в моем представлении такие как Марина – это женщины на все сто, это мечта любого мужчины.

Мы стали ходить вместе на обед, но не в столовую, где студенты, а в соседнее кафе, где подолгу разговаривали. И однажды, кивнув на золотое кольцо на моем безымянном пальце, она спросила:

– Расскажите про супругу, какая она?

И я рассказал. Я вдруг вывалил все что у нас происходило. И про Егорку, и про то как Вика совершенно перестала мною интересоваться, и как она заставляет делать уроки с Верой. А я после пар, уставший… Мне хватает того что я учу безмозглых студентов!

А Марина кивала, сочувственно, потом сказала что с мужчинами так нельзя, что должно быть уважение, что мужу надо уделять внимание, что я отвратительно выгляжу, да и рубашка у меня поглажена плохо.

Наверно это был первый человек, который меня по-настоящему понял. Даже моя мама меня так не слушала как слушала Марина. В тот день я вернулся домой счастливым. В душе поселилось ощущение чуда, зарождающегося праздника.

На следующее утро я подкараулил в коридоре Марину и подарил ей крохотный букет фиалок. А она взяла меня за руку и прошептала: «Останься сегодня после работы». На «ты». Впервые она обращалась ко мне на «ты»! Шикарная женщина, обратившая внимание на меня – замученного бытом, уставшего мужика.

Иногда я спрашиваю себя: «Почему?». Я не самый красивый, не самый умный или богатый. Или я стал себя так низко оценивать потому что рядом оказалась такая жена как Вика? Верно же говорят, «качество мужчины определяет находящаяся рядом с ним женщина». И чем больше я смотрел на жену, тем больше понимал, что я мог бы достичь гораздо большего. И Марина видела во мне этот потенциал. Она по одному взгляду поняла, что я на самом деле из себя представляю.

И, проведя со мной шикарные два часа, прямо тут, в ее кабинете, на крохотном кожаном диване, она в конце сказала: «Мы теперь одно целое».

Глава 8. Вика

Появление Жени с подмогой действует на меня странно. Последние нервы сдают окончательно, и из глаз потоком льются слезы. Мне больно от всего что происходит, я вдруг понимаю, что самый близкий человек сейчас – это моя подруга, а муж превратился во врага, предателя, и я ничего не могу с этим сделать. Мой мир разбит. Надо собирать вещи, что-то делать, успокаивать Егора, а я не могу. Сижу на кровати в детской и рыдаю.

– На, пей, – Женя подпихивает мне кружку с ярко пахнущей жидкостью. – Это валерьянка, тебя успокоит. Сейчас отвезем тебя к тете Зине, и сразу станет лучше. Поняла?

Киваю. Всхлипывая, делаю несколько глотков. Надо взять себя в руки. Максим заходит в комнату, с видом оскорбленной добродетели вытаскивает из кармана две пятитысячные купюры и сует мне в руку.

– Чтобы ты потом не говорила что я тебя оставил без копейки денег.

– Кормилец, – язвительно замечает Женька, на что Максим, зло скользнув по ней взглядом, удаляется из детской. А я возвращаю себе способность мыслить.

– На сколько я смогу остаться у вашей тети Зины? – оглядываю комнату, прикидывая что брать с собой.

– На сколько угодно. Но дело не в этом. Мы сделаем все возможное чтобы ты вернулась сюда с детьми как можно быстрее. Этого гада на законных основаниях не выгнать, а его любовницу… Сегодня выгнали, через час опять тут же. Ладно, ты много вещей не бери. Если что, еще раз приедем все вместе.

Обсуждать случившееся совсем не хочется. Пока что надо просто собраться и уехать. На что я жить буду? А как Вера будет ходить в школу? Отпрошу ее на несколько дней, а потом? Снова хочется плакать, но никак нельзя.

– Вик, давай помогу. – Женя, видя мое состояние, открывает шкаф Егорки, – Что берем?

– Сейчас, вот, – поднимаюсь и вытаскиваю пачку белья. – Ты вот это собирай. А я свою одежду возьму.

Захожу в спальню, где гардероб с моей одеждой. На моей кровати сидит Марина и что-то тихо говорит стоящему напротив Максиму. Увидев меня, тут же замолкает.

– Стучаться не учили? – произносит стерва, а я, открыв дверцы, нахожу в себе силы хоть как-то ей ответить:

– Надеюсь мои вещи на месте?

– Ты совсем ополоумела? Твои тряпки даже бомжи побрезгуют взять.

– Посмотрим как ты будешь жить через год! И какие у тебя будут тряпки! – вдруг вырывается из меня, хотя я понятия не имею, с чего бы у Марины через год была дешевая одежда. У нее-то все хорошо будет, а как у меня – непонятно. От мыслей о своем туманном будущем становится жутко. Вытаскиваю свою одежду и практически комом, оставив открытым шкаф, переношу в детскую. Затем возвращаюсь за постельным бельем.

Максим смотрит молча, обиженно сжав губы. Удивительный человек! Всегда у него все виноватые. Эта черта у Максима проявлялась изначально, но не такая ярко. Вспоминаю как он мне высказывал что я уделяю излишнее внимание Егору. Но ведь все врачи говорили одно и то же: если с ним сейчас усиленно заниматься, к школе это будет обычный ребенок, не отличающийся от своих сверстников. И мы не можем терять время.

Зачем-то и как-то ненужно воскресает в памяти, как после постановки диагноза Егору Максим сказал: «Может его в интернат сдать?». Ох, как я была тогда зла! А он еще пытался оправдываться, что это не он сам придумал, это его мать подговорила. А когда мы очередной раз приехали к свекрови, и я у нее об этом спросила, она глаза вытаращила. Кстати об Элеоноре Федоровне! Она-то в курсе ситуации? Женщина она сложная, характер крутой. Из тех что одна всю жизнь тащила на себе любимого сына, везде ему счастье строила. Сама. Как видела так и строила. Даже невестку ему подбирала. Да, я прошла жесткий фейс-контроль у будущей свекрови. Самое смешное что я даже его не заметила, была не в курсе этих «смотрин». Максим сказал потом что я очень понравилась его маме. А понравилась ли маме Марина? Хороший вопрос.

– Я хочу Элеоноре Федоровне позвонить, – едва слышно шепчу Жене.

– Она в курсе? – одними губами уточняет подруга. Мы свекровь никогда не брали в расчет вследствие тяжелого характера и необъятного эгоизма. Ну и любви к сыночку.

– Не знаю.

– Так звони. Только я тоже послушаю.

Идем в комнату к Вере, которая тоже собирает свои вещи. Целую ее в щеку, параллельно набирая свекровь. Та берет трубку почти сразу:

– Да Вика, – раздается ее голос. Тон неспешный, сразу видно, человек находится в состоянии душевного равновесия.

– Элеонора Федоровна, Максим привел в дом любовницу, а я с детьми вынуждена уехать к друзьям. Он нас выгнал.

Повисает пауза.

– Максим? Что за безумие ты говоришь?

– Не безумие. Я подаю на развод. Хотела сообщить вам. Просто думала что вы знаете. Потом решила что может нет, – сбиваюсь, заикаюсь… Боюсь я Элеонору Федоровну, крутого нрава женщина. И жду когда она начнет на меня орать, отчитывать, высказывать что я плохая жена. Но свекровь молчит. Правда ее голос становится более колючим.

– Хорошо, Вика. Езжай к своим друзьям и, если ты еще дома, то передай Максиму что завтра я заеду и поговорю с ним. Сегодня уже поздно, я спать ложусь.

– Да, конечно. – киваю в трубку, хотя она и не видит.

– Всего доброго. – Отключилась. Перевожу взгляд на Женю, та мотает головой.

– Тяжело тебе. Всегда забывала, кем она проработала всю жизнь?

– В советское время на какой-то базе, потом в магазине…

– Как думаешь, она повлияет на ситуацию? – не сводит с меня глаз.

– Не знаю. Зависит от того насколько ей понравится Марина.

– Такие как Марина мамкам никогда не нравятся, – убежденно сообщает Женя, но я мотаю головой:

– Не скажи. Если у нее куча денег, имущество и должность, да еще и связи… Элеонора Федоровна только обрадуется.

– Тогда такой вопрос: зачем Марине с такими достоинствами какой-то Максим с единственной и не самой престижной квартирой, прицепом из двух детей и бывшей женой? Неужели мужиков больше нет?

– Может любит? – неуверенно предполагаю.

– Любит, ага, – кивает Женя, – ты смотри, а то без квартиры останешься. Может это аферистка? Ладно, идем собираться, ехать еще…