Kitobni o'qish: «Под тем же солнцем», sahifa 3
Глава 4. Апрель. Антон
Антон Прилучный проснулся во второй половине дня с очень тяжелой головой. Открыл глаза и попытался сфокусироваться на люстре, однако значительного успеха не достиг. Воспоминания о вчерашнем вечере были туманные и немногочисленные. Появилась смутная мысль о крепком сладком чае с лимоном и исчезла. Следующим в воспаленном мозгу возник образ соблазнительного толстобокого мандарина, лежащего в кармане его, Антоновой, куртки. Вот, собственно, и она, примостилась около головы и почему-то вывернулась наизнанку. Снова закрыв глаза, Антон нащупал мандарин и умудрился ловко очистить его от шкурки. Вчера кто-то навязчиво совал ему фрукты «на дорожку», изображая гостеприимного хозяина. От бананов, судя по всему, удалось отбиться, а мандарин ему все-таки всучили. Вот только кто был этим хозяином с гипертрофированным чувством гостеприимства, Антон категорически не помнил. Мандарин возымел волшебное действие, и Антон почувствовал себя несколько лучше. Перестал ныть желудок, голова успокаивалась. Глаза, правда, до конца так и не открывались. Но лиха беда начало. Рядом послышалось шумное дыхание, и Антон ощутил на лице что-то горячее и шершавое.
Лизнув хозяина в нос, Рембо отодвинулся и демонстративно чихнул.
Антон собрал волю в кулак и просипел:
– Понимаю, брат. Самому страсть как противно…
Антон Прилучный не был – хвала Создателю – ни алкоголиком, ни наркоманом. Выросший в нормальной, вполне интеллигентной семье, обычно Антон мог похвастать приятной внешностью и незаурядными способностями. А нынешнее его несимпатичное состояние объяснялось просто – на рассвете он вернулся с грандиозной вечеринки по случаю дня рождения приятеля. Начиналось все вполне пристойно, так же могло и завершиться. Просто не надо было на выходе из кабака пить самбуку «на посошок».
По пути в ванную Антон взглянул в зеркало и нашел в себе силы подумать, что приятная внешность выглядит, пожалуй, немного иначе.
Удивительно, до чего все непостоянно в подлунном мире. Еще вчера в этом самом зеркале отражался симпатичный молодой человек, энергичный и подтянутый, одетый просто, но элегантно. А сейчас с той же отражающей поверхности на Антона недружелюбно косилось заплывшим глазом взлохмаченное существо, неравномерно поросшее темной щетиной. Волосы торчали дыбом, придавая голове странную неэргономичную форму. Вывалявшийся в колючках верблюд и тот выглядел бы куда более презентабельно, нежели персонаж, созерцанием которого непродолжительное время занимался Антон.
После контрастного душа, литра кефира, двух чашек кофе и таблетки аспирина неприятный тип социально опасной наружности начал исчезать, уступая место прежнему, слегка помятому Антону. В голове еще немного шумело, но к окружающему миру начали возвращаться краски.
Проведя ревизию карманов, Антон вытряхнул мусор, вытащил пустую пачку из-под сигарет с криво нацарапанным именем «Ира» и нечитаемыми цифрами и отправил все это в помойное ведро. На вчерашней рубашке в районе плеча Антон с удивлением и некоторым неудовольствием обнаружил отпечаток яркой губной помады. Никакой Иры он, разумеется, не помнил, женщин с накрашенными губами не любил, потому решил не напрягать измученную нарзаном память, рубашку сунул в стиральную машину и с чувством выполненного долга налил себе еще кофе. В телефоне нашел тактичное сообщение от мамы про кефир в холодильнике и о блинчиках в микроволновке. Кефира уже не было, блинчиков не хотелось, но мамина ненавязчивая забота приятно согрела Антоново сердце.
«Жениться тебе надо, – обыкновенно посмеивался отец, когда Антон подобным образом не рассчитывал свои силы, – сразу появится и ответственность, и чувство меры. Или наоборот, тут уж как повезет». Антон отшучивался, но иногда ради забавы прокручивал в голове слова родителя. Жениться… Да упаси Господи, как говаривала бабушка Антона, Татьяна Михайловна. Девушек вокруг было много, красивые, веселые, симпатичные и просто милые, они появлялись и исчезали, как случайный весенний снег, но ни разу у Антона не возникло желания, чтобы кто-то из них задержался дольше чем на пару недель. Антон научился никого не обижать, и к четвертому курсу за ним укрепилось как второе «я» прозвище «нечего ловить». Сокурсницы знали, парень, конечно, хоть куда, и симпатичный, и веселый, но перспектив никаких. Многие к этому времени уже создали семьи, как-то определились со своей жизненной позицией, Антон же на все предположения о его чересчур сильной разборчивости и «высокой планке» отшучивался и обещал тут же жениться, как только встретит ту самую, единственную. За свою молодую жизнь вот пока не встретил. Да и, собственно, какие его годы.
Каждый день, припарковавшись на стоянке возле института, Антон наблюдал, как хрупкая девушка с большими зеленоватыми глазами и сосредоточенным лицом топает в институт. Она не была сногсшибательной красавицей, это уж точно. Но что-то, видимо, в ней такое было, что заставляло Антона каждый раз незаметно провожать ее взглядом перед самой первой лекцией. Это даже стало у него своего рода традицией: дождался девушку с зелеными глазами – день пройдет успешно. Не дождался – все пойдет наперекосяк. Антон посмеивался над собой, но подойти и банально познакомиться не решался. В течение прошедшего года, девушка была явно несвободна, ее часто подвозил парень на синем «Форде». Последний месяц «Форд» пропал, Антон уже понадеялся, что ухажера отчислили за неуспеваемость, пока не увидел его после учебы беседующим с девушкой возле новенького кроссовера, на этот раз красного. «Машинку сменил, хорек, – подумал Антон, – странно, она в нее не садится. Может, еще не все потеряно?».
Кроме ухажера, у девушки еще имелась совершенно прозрачная подружка с копной живописных кудряшек, казалось, дунешь – улетит. Иногда они вместе стояли на крылечке и разговаривали, пару раз за неделю Антон видел их в кафе. Парня он тоже частенько заставал там, тот пил кофе и балагурил, обычно в большой компании. Парень ему, разумеется, страшно не нравился, казался самодовольным и неприятным, хотя Антон понимал, что абсолютно необъективен. «Вероятно, он замечательный человек, – уговаривал себя Антон. – Не стала бы она общаться непонятно с кем. Хотя, девушки – чудные создания. Кто разберет, что у них в голове. Но этот все-таки неприятный. Хорек хорьком. И что она в нем нашла?..»
Что-то между ними явно происходило, или Антону хотелось в это верить. Последние несколько недель Антон наблюдал, как с каждым днем портится настроение у зеленоглазой. Утром, следуя привычным курсом, она с надеждой и даже какой-то обреченностью искала глазами чертову красную машину, а когда находила, взгляд ее по непонятной причине угасал. Однажды он стал свидетелем, как зеленоглазая после разговора с парнем резко повернулась и пошла прочь. Антон успел заметить выражение бледного лица. Глаза казались еще больше, ему почудилось, что девушка едва сдерживает слезы. Антон стоял совсем рядом, но вряд ли она его заметила. «Чем же она тебе не угодила, хорек ты скрипучий, – мрачно думал Антон, глядя в спину удаляющейся девушке, – так и вмазал бы по постной физиономии…».
Была в этой девчонке какая-то невероятная незащищенность, такая очевидная, что Антону хотелось схватить ее в охапку и куда-нибудь утащить, надежно спрятав от враждебного окружающего мира, а в первую очередь от молодого человека с мышиными глазками. И как получилось, что он так много значит для нее? Это было настолько явной ошибкой, что, как казалось Антону, должно было всем резать глаз. Есть же у нее друзья, родители, наконец. Кто-то должен был ей сказать, что так нельзя… Почему так нельзя, Антон и сам толком не знал. Но чувствовал и даже видел, что зеленоглазая далеко не счастлива, а так быть не должно. Неправильно это. Из таких чудесных серьезных глаз должен литься свет, и уж точно не тоска, которая все четче, день ото дня проявлялась на бледном лице.
Иногда Антон позволял себе пофантазировать. Вот она приходит после учебы домой, бросает сумку в кресло, переобувает сапоги, треплет за холку черного лохматого пса… Интересно, есть ли у нее собака. Антон не очень любил кошек, за их горделивое отчуждение «гуляю сам по себе», к собакам же относился с большой симпатией. Единственный кот, к которому Антон питал глубокое уважение, это был питомец его бабушки, британец Эммануил Евграфович. Но этот кот был не просто котом. Эммануил Евграфович по праву считал себя полноправным хозяином бабушкиной резиденции, а бабушку – кем-то вроде домоправительницы при нем. Эммануил (в простонародье Моня) обладал удивительно богатой для кота мимикой. По прищуру огромных желтоватых глаз можно было с высокой долей вероятности определить отношение их обладателя к тому или иному вопросу, обсуждаемому в его присутствии. Антон подозревал, что кот и сам бы охотно поговорил, однако был слишком хорошо воспитан, чтобы позволить себе вмешиваться в беседу.
«У нее точно есть собака, – думал Антон. – У всех хороших людей в какой-нибудь период жизни обязательно бывают четвероногие и вислоухие друзья. Пес непременно заросший, добрый и неуклюжий».
Антону было четырнадцать, когда судьба свела его с Рембо. Холодным апрельским утром он шел покупать себе подарок на день рождения. В кармане новехонькой модной курточки – подарок бабушки – лежала невиданная по тем меркам сумма, и подросток предвкушал приятные мгновения. Он собирался купить мобильный телефон и отметить день рождения с друзьями в кафе. Также планировались игровые автоматы и кинотеатр.
Свернув в подворотню, Антон еще издалека услыхал громкий голос дворника Василича. Обычно шумный и говорливый, Василич не упускал возможности поговорить с «хорошим человеком», без разбору давал всем во дворе советы, гонял ленивых таджиков, самоотверженно сражался с любителями граффити, разрисовывающими гаражи и стены подсобок, а уж как ругался, так это любо-дорого. Антон, в свои годы знавший достаточное количество непечатных слов, самые изысканные выражения почерпнул именно из этого щедрого источника. В этот раз, в словесном потоке дворника явственно сквозили сочувствующие ноты, и Антон решил поинтересоваться. Если не вслушиваться, по жалостливым интонациям казалось, что Василич причитает над кем-то тяжело больным.
– Коня в харю… Да чтоб тебя, горемыка…
– Кто это у тебя, Василич?
– О, здоров, Тоха.
Василич посторонился, испустив горестный вздох.
– Да вот, смотри-ка… «кабысдох» приблудился… И деть-то его некуда, чертяку.
Антон обогнул Василича и окаменел.
С мерзлой земли из взъерошенного комка шерсти на него взглянули умные, полные боли, желто-коричневые глаза.
Сердце подростка болезненно сжалось. Пес не отводил взгляда от его лица и даже перестал скулить. Наклонившись, Антон разглядел свалявшуюся шерсть, неестественно вывернутую лапу и запекшуюся кровь.
– Что с ним случилось?
Дворник Василич вздохнул и оперся на лопату.
– Да сбили его, машиной. Сам видел. «Камри» белая, мордоворот из третьего подъезда ездит. Сегодня совсем холодно, думаю, укрыть, что ли, чем… Да все одно помрет.
– Не помрет.
Антон опустился на колени перед измученным комком шерсти и осторожно коснулся собаки. Пес продолжал смотреть Антону в глаза. Василич счел нужным предупредить:
– Ты смотри… Цапнет еще. Больно ему, небось…
– Василич, нет у тебя какой-нибудь коробки или ящика?
– Да откуда! Может чего и было, да мусорку-то с утра вроде как вывезли.
– Ясно.
Антон скинул новую куртку и попытался подсунуть под собаку. Пес напряженно следил за движениями Антона. Решение подросток уже принял, мысленно попрощавшись с новым мобильником и предстоящей гулянкой. Оставалось реализовать намерения, а это могло оказаться делом непростым.
Антон уже собирался взять пса на руки, осторожно подтаскивая его к себе, под причитания Василича, как из подъезда выкатился мордатый мужик и, сделав пару шагов в сторону парковки, вдруг обернулся и быстро направился прямо к ним.
– Вот он, мордоворот-то, – за спиной сказал Василич, невольно отступая.
Мордатый еще издали начал выкрикивать что-то агрессивное.
– Ты все еще не выкинул эту дрянь, а, Василич? Я тебе когда сказал его закопать, хорош здесь инфекцию разносить, тварь!!!
Антон почувствовал, как у него темнеет в глазах. Правой рукой он в то же время нащупал в кармане бесценный перцовый баллончик. Мордоворот подскочил и кинулся на Василича с кулаками.
– У нас тут что, благотворительное собрание?! Ты че за территорией не следишь, дерьмо собачье, мы тебе за что деньги платим?!
– Так он живой, етить-молотить, – растерянно отвечал Василич, – нешто я живую скотинку в землю захороню?..
– Вчера еще утопить надо было или башку свернуть! Я не потерплю в собственном дворе…
– Тебе надо, ты и топи. Ирод, – буркнул Василич, бросив взгляд на Антона. – Вон пацан, может, забрать его хочет.
Мордоворот с хрипом выпустил воздух, повернулся и только сейчас заметил Антона. Маленькие, заплывшие свиным жиром глазки, как будто снова налились кровью.
– А ну сыпь отсюда, – сквозь зубы рявкнул он, – санитар леса. К мамке беги.
– Обязательно, дяденька, – тихо произнес Антон и весь собрался, – только вот сейчас шины тебе проколю, чтоб под колеса смотрел…
– Чего?! – взревел мордоворот. – Ах ты, сопля…
Мордоворот уже занес кулак, размером с Антонову голову, но Антон был моложе и быстрее.
С силой пнув противника под коленку, Антон увернулся от угрожающей хватки. Баллончик не подвел, и едкая струя ударила точно в искаженную яростью свинячью физиономию.
Василич, не скрывая своего восторга, разразился таким красивым потоком нецензурной лексики, что почти заглушил вопли мордатого. Улучив момент, в сторону Антона дворник тихонько шепнул:
– Рви, Тоха…
Под непрекращающиеся проклятия, изрыгаемые рыдающим от боли мордоворотом, Антон схватил собаку и ринулся прочь из негостеприимного двора.
Глотая злые слезы, Антон тащил пса добрые два километра, до ветеринарного пункта. Собаке было около года, уже не щенок, и, хотя через шкуру явственно проступали кости, весил пес-подросток прилично. За всю дорогу он не издал ни звука и лишь однажды лизнул руку Антону. В клинике его встретили серьезные люди в белых халатах, и сначала достаточно жестко с ним разговаривали, как видно, подозревая, что именно Антон виноват в происшествии с собакой.
– Что ж вы не доглядели, молодой человек… Сложный перелом, нехороший.
– Он поправится?
– Оперировать надо, – буркнул доктор, – и лечить потом. Долго.
Антон хотя и был практически ребенком, но сразу понял, о чем говорит ветеринар.
– У меня есть деньги.
Антон смотрел с такой надеждой, что ветеринар начал оттаивать.
– Это точно ваша собака?
– Это моя собака, – твердо сказал Антон.
Когда поздно вечером Антон приволок домой забинтованный шерстяной комок без признаков сознания, бережно завернутый в новую дорогую куртку, родители даже не успели его отчитать за позднее время. Выслушав душераздирающую историю о том, как провел сын свой четырнадцатый день рождения (о потасовке с мордоворотом Антон благоразумно умолчал), родители неожиданно для себя в одночасье отреклись от принципа «никаких животных в доме» и безоговорочно приняли в семью покалеченного пса, обещав сыну, что сделают все возможное для его выздоровления.
На следующий день Антон уже вместе с отцом на машине повез Рембо на перевязку.
Доктор, оперировавший собаку, увидев Антона с отцом, заметно смягчился. После перевязки, ветеринар потрепал пса по холке.
– Ничего, ничего. Жить будет. Сильная собака и, видно, преданная…
Рембо до сих пор немного хромал, особенно когда много бегал с Антоном по лесу. Пес чувствовал настроения хозяина и верил ему безоговорочно, и самым счастливым для него временем были часы, проведенные вместе с Антоном. Антон же часто ловил себя на мысли, что ему значительно проще и приятнее общаться с Рембо, чем с большинством людей, окружающих его. «Собаки – они же милейшие люди», – вспоминалось в такие моменты Антону. «А еще собаки верные», – усмехаясь, думал он, пытаясь объяснить собственное нежелание сближаться с кем бы то ни было. Друзей ведь не может быть много. А близких людей и подавно.
***
В силках запутался крошечный козленок, он бился, не понимая, что мешает ему продолжить путь. Рядом стояла взрослая поджарая коза, угрожающе встряхивала косматой бородой и враждебно глядела на Тиану водянистыми раскосыми глазами. Юноша отвел копье в сторону и, наклонившись, осторожно распутал скрученные из лиан веревки, освобождая маленькие копытца.
Тиану топнул ногой, и козленок, испуганный и все еще недоверчивый, бросился бежать со всех своих неокрепших ног. Мгновение – и он скрылся в густом тростнике. Старая коза уже спешила за ним.
– Так, так.
Обернувшись, Тиану обнаружил прислонившегося к стволу Йавара. По его смуглому лицу бродила торжествующая улыбка, руки были сложены на груди.
– Вот так охотник, ничего не скажешь. Да ты просто дух леса, не иначе…
– Я не убиваю детей, – ответил Тиану, выпрямляясь.
– Даже если твои соплеменники будут умирать от голода, ты пожалеешь всякую тварь, попавшую в твой силок, так ведь? Теперь мне понятно, отчего ты приносишь дичь так редко…
– Разве кто-то умер от голода? Разве я не выполняю свое предназначение? Ты видел, какого размера бывают кабаны, которых я добываю на охоте?..
Йавар примирительно соединил свои ладони.
– Ладно, ладно. То, какой ты ловкий охотник, я не оспариваю. Но ты слишком много задумываешься и все чаще принимаешь не те решения. Берегись, это не лучшая черта для твоего ремесла…
– А ты для будущего жреца слишком много интересуешься простыми смертными, – Тиану демонстративно вскинул копье и двинулся прочь, – беги к отцу, в джунглях тебе не место. Тут ведь и ягуары попадаются.
Глава 5. Начало мая. Арина. Ярослав
«…В греческом зале, в греческом зале… Мышь. Белая…»
Арина давно собиралась заняться своими снами вплотную, хотя не имела представления, как к ним подступиться. Все решилось само собой: по истории задали очередной реферат, и появилась возможность совместить эти два нужных дела. Для начала девушка задумала посетить Пушкинский музей изобразительных искусств, вспомнив, что, оказывается, не была там уже года два. Аля снова не смогла поехать, Арина плюнула и отправилась приобщаться к прекрасному в одиночестве. В будни народу в музее было совсем немного, и Арина могла спокойно торчать у любого понравившегося экспоната, сколько душе угодно. Побродив по второму этажу, Арина направила свои стопы в Египетский зал.
Дорогу ей перегородила экскурсия – человек восемь инертных школьников с несчастными физиономиями делали вид, что внимают сухонькой тетке в огромных очках. Девушка остановилась, невольно слушая монотонный голос экскурсовода.
– …посмертная маска юноши. Пятнадцатый век, предположительно тольтеки.
Вдруг с Ариной начало твориться что-то невероятное. Как будто кто-то схватил ее за горло, перекрыв кислород. Ноги стали ватными, в глазах потемнело и единственное, что она видела, это маска юноши, почившего сотни лет назад. Музей наполнился новыми звуками. Где-то шумели люди. Слышался смех, рев и страшный металлический звук, как будто кто-то бьет в гонг. И барабаны… От них почему-то становилось особенно жутко.
– Девушка, вам плохо?
Арина открыла глаза. Она сидела на скамейке в греческом зале, и над ней склонялась пожилая дама в форменной блузке и с бейджиком на груди. «Колунова Галина Ивановна», – автоматически прочитала Арина. Лицо дамы выражало крайнюю обеспокоенность.
– Может, водички или корвалольчику?
– Нет, нет, спасибо, – поспешила успокоить добросердечную смотрительницу Арина, – голова заболела. Я посижу тут немного, не беспокойтесь.
Старушка недоверчиво покачала головой, но настаивать на корвалоле не стала и отошла к своему посту, удерживая ненадежную посетительницу в поле зрения.
Арина схватилась за голову, как будто это могло чем-то помочь.
– Что это?! Я схожу с ума? Так резко, ни с того, ни с сего?..
Перед глазами плыли круги, принимая странные очертания. Снова пирамиды, как во сне. Лестница, череда бесконечных ступеней, залитых чем-то темно-красным… Джунгли. Снова река. И над всем этим лицо незнакомца, преследующего ее на протяжении последних трех недель.
Посидев, как ей показалось, совсем немного, на скамеечке в греческом дворике, Арина пришла к выводу, что пора бы перестать смущать пожилую служительницу. Помахав на прощание доброй женщине рукой, Арина бодрым шагом направилась к выходу, но внезапно замерла, упершись невидящим взором в статую Гермеса. А где же та маска? «И вообще, при чем тут тольтеки, я же в греческом зале? – с ужасом подумала Арина. – Стоп, а почему я в греческом зале? Я точно помню, шла к египтянам, почему я снова здесь? Ну, точно, кранты».
Свежий воздух надежд не оправдал. Не успев вдохнуть живительной прохлады, Арина снова ощутила нехватку кислорода. Дыхание банальным образом перехватило, как у какой-нибудь тургеневской барышни. Галлюцинации стремительно перерастали в стадию острого психоза.
Возле колонны стоял давешний темноволосый парень с тревожными глазами. Прежняя Арина смутилась бы и очень быстро ретировалась, возможно, даже бегом и, возможно, в сторону отделения полиции, так как до смерти боялась психов. Но, как видно, психическое расстройство хорошо знало свое дело. Она глубоко вздохнула, сделала шаг в сторону парня и посмотрела в черные глаза.
– Я вас знаю, – тихо, но твердо произнесла Арина, удивляясь собственному спокойствию. Не хватало еще с маньяками дружбу заводить.
Парень кивнул. Или ей показалось, или в темных глазах промелькнуло облегчение.
– Только не понимаю откуда.
Парень снова кивнул.
– Я могу рассказать.
Голос оказался низким, чуть с хрипотцой. Вообще, когда странный незнакомец заговорил, у Арины начисто пропало ощущение, что он ненормальный. Хотя на деле могло оказаться, что это просто инстинкт самосохранения приказал долго жить.
Сидя напротив своего недавнего преследователя в кафе, Арина наконец могла подробно его рассмотреть. Представился он неудобным именем Ярослав. Имя Арине сразу не понравилось, в остальном молодой человек был безупречен. Он был старше Арины, это совершенно очевидно, кроме того, новый знакомый вскользь упомянул о том, что университет у него остался далеко позади. Глаза, оказавшиеся просто темно-карими, перестали ее пугать, да и смотрели они сегодня совсем по-другому. Теперь, когда Арина приняла решение не бояться, она смело могла признать, что парень действительно очень красив. Даже слишком. Длинные пальцы, ровная, немного смуглая кожа, хорошая осанка. Вообще, назвавший себя Ярославом, категорически выделялся из толпы. Арина с удивлением отметила, что, пожалуй, Аля права, и таких экземпляров сама она видела разве что в голливудских фильмах. В довершение всех бед или, по крайней мере, странностей этого знакомства Арина не могла отделаться от ощущения, что где-то его уже встречала и раньше. Кроме недавних галлюцинаций, конечно.
Между тем, разговор тоже получался странный.
Молодой человек откинулся на спинку стула и задумчиво протянул:
– Мда, на одном природном магнетизме далеко не уедешь… Понятно, что ты мне не поверишь вот так, сразу. Прости, я сразу перешел на «ты», если не возражаешь. Так мне кажется удобнее.
Арина осторожно кивнула, глядя исподлобья. Новый знакомый сунул руку за пазуху.
– Думаю, начать нужно так. – На стол перед девушкой лег паспорт в мягкой кожаной обложке. – Права там же. Можешь сфотографировать и отправить родителям или подруге. В розыске не числюсь, на учете не состою.
Арина открыла документ. «Лаер Ярослав Димитриевич, 20.08.1987 года рождения». Святые угодники, еще и Димитриевич… Шикарно. Все одно к одному, даже место рождения не как у людей, например, прозаично, как у Арины и нескольких миллионов граждан, «г. Москва», или там «дер. Петрухино Моск. обл.», так нет же. «Федеративная Республика Германия, г. Мюнхен».
– Ознакомилась?
Арина вернула паспорт владельцу.
– Почему так сложно?
– Мой отец наполовину болгарин, на четверть немец. Работал в ФРГ, там и я родился.
– Болгарин? На Филиппа Киркорова ты совсем не похож.
– Не все болгары выглядят как Филипп Киркоров.
Арина вздохнула и решительно допила чай.
– Допустим, я убедилась, что ты не маньяк и не мошенник. Данные твои – липовые или настоящие – подруге отправила. Давай ближе к делу, а то я нервничаю.
– Хорошо, только начни ты. Расскажи, что необычного с тобой произошло за последние… скажем, пару месяцев.
Арина задумалась. Олег ее бросил в последние два месяца. Странного, может, в этом ничего и нет, но временной отрезок тот же. Краешком сознания Арина отметила, что воспоминания об Олеге ушли куда-то на задний план. Бросил – не бросил… Арина пожала плечами.
– Кроме того, что ты вторую неделю ходишь за мной, как хвост, я и не припомню толком ничего.
Ярослав проигнорировал Аринин ехидный выпад и нетерпеливо подсказал:
– А сны? Тебе снятся странные сны, не так ли?
– Бывает. Пожалуй, да. Стала чаще видеть сны, верно подмечено. Я, правда, всегда считала, что это нормально…
– Это у кого как. И что же ты видишь?
– Пирамиды. Не египетские, а такие низкие, с усеченным верхом. Как в Мексике, наверное. Небо. Океан. Люди какие-то, лица … незнакомые. И реку вижу… Река снится очень часто, это один из самых странных снов. Но я просто плавать не умею и воды боюсь.
Ярослав смотрел на свои пальцы, медленно кивая в такт словам Арины.
– А сегодня в музее у меня случился обморок. Или что-то в этом духе. Давление что ли упало, не знаю. Я, вообще-то, гипотоник… И я вспомнила твое лицо. Только немного по-другому, как будто бы не сейчас…украшения… волосы длиннее…и звук. Барабаны. Очень страшный звук…
Ярослав еще раз кивнул и придвинул к Арине симпатичный чайник, накрытый вместо крышки половинкой апельсина.
– Может, тебе лучше кофе? Раз давление упало.
– Ты что, доктор? От кофе мне совсем худо будет, я его не переношу. Так что со мной такое? Ты сказал, можешь объяснить?
– Я не доктор. Но объяснить могу. Только в это трудно поверить. Можно вернуться к варианту о психическом расстройстве, хотя вряд ли это тебя успокоит.
– Я предпочитаю выслушать твою версию.
– Звучит-то все предельно просто, – Ярослав осторожно взглянул на Арину, как будто опасаясь ее реакции. Темные глаза снова вспыхнули. – К тебе возвращается память.
Арина недоверчиво наклонила голову.
– Я вроде все, что нужно, помню и склерозом не страдаю пока…
– Не эта память. Другая. Память о твоей прошлой жизни. Предположим, много-много веков назад, где-то в Америке жила-была девушка, очень похожая на тебя…
Ярослав говорил, и перед глазами Арины поплыли знакомые картины.
***
– Вечно ты придумываешь… Разве наше место не здесь? Здесь наш дом…
Тиану смотрел куда-то сквозь Рин, в глазах снова появились решимость и отчаяние. Девушке часто казалось, что юноша видит нечто такое, что не удается разглядеть ни ей, ни кому-то еще. С легкой запинкой Тиану наконец заговорил:
– Мы родились далеко отсюда. Ты сама не раз пыталась выведать у Ясу о том, кто же были наши родители, откуда они пришли и почему оставили нас. Мне не нравится здешний уклад, и я не хочу подчиняться законам, с которыми не согласен.
– Но что же нам делать?!..
Тиану перевел на девушку спокойный взгляд.
– У нас есть выбор. Мы можем уйти.
Лицо Рин болезненно скривилось.
– А дедушка?.. Я не смогу оставить его. И остальные…
– Этот порядок нам не изменить. Но создать свой мы могли бы… Только для этого надо решиться.
***
Арина вздрогнула и вернулась в настоящее. Ярослав уже давно замолчал и теперь просто наблюдал за нею, размеренно помешивая свой кофе.
– То есть, если я правильно поняла, – медленно произнесла Арина, – я вспоминаю свое предыдущее существование? И как ты утверждаешь, жила я в Древней Мексике, в каком-то диком племени?
– В целом, как-то так. Только диким я бы его не называл. Это была довольно развитая цивилизация по тем меркам.
– Однако, – выдавила Арина и, заглянув в чашку, потянулась к чайнику. Ярослав ее опередил и наполнил чашку до краев, – и правда проще поверить в психическое расстройство.
– Я предупреждал. Учитывая твои сегодняшние видения, смею предположить, что на этом оно не остановится. Ты только начинаешь вспоминать. Дальше поверить будет проще.
«Шизофрения тоже, говорят, быстро прогрессирует», – мрачно подумала Арина, а вслух сказала:
– Даже не знаю, что предпочтительнее… Боюсь, мой рассудок пострадает в любом случае.
Ярослав пожал плечами. Отпив кофе, он продолжил свой рассказ.
***
Арина слушала Ярослава и продолжала украдкой его рассматривать. Очень необычный человек, кроме того, что фантастически красивый. В новом знакомом чувствовалась скрытая мощь, энергетика, тщательно сдерживаемая и, вероятно, контролируемая. Кто он? Сын богатых родителей? Вероятно. «Мажор»? Не похож. Ярослав производил впечатление состоявшейся личности, несмотря на молодой возраст, и чем-то напоминал дикого зверя. Гепарда, например. Или ягуара. Фантазия Арины разыгралась не на шутку, помимо ее воли.
«И чего он ко мне-то прилип, так ведь и непонятно. Вот бы и правда, влюбился, что ли…Тогда бы мне все Олеги и красные автомобили на свете были нипочем. Эх…».
Но чтобы такой персонаж и вдруг заинтересовался совершенно обыкновенной, если не сказать заурядной, Ариной Литвиновой? Увидел раз в метро и незамедлительно впал в амок? Придумал историю про прошлые жизни и теперь вешает лапшу на уши? В это не просто трудно, в это невозможно поверить. Подо всем этим должно быть серьезное основание, конкретное такое второе дно. Арина отбросила романтические бредни и уставилась на своего визави.
– А ты? Откуда ты вообще взялся? – перешла она в неожиданное наступление. – Ты так много знаешь обо мне, что было, что будет… Судя по всему, у тебя большой опыт в этом вопросе. Сам-то ты что помнишь?
Лаер даже бровью не повел.
– Я помню все очень подробно, со своих пятнадцати лет. Я помню детство, отрочество, юность и зрелые годы. Помню лица, голоса. У меня редкий случай, – Ярослав усмехнулся, – такое встречается нечасто. В этом смысле, я уникален.
Арина попыталась все это представить, примерив по своему обыкновению на себя. Получался какой-то хаос.
– И как тебе со всем этим живется?
Ярослав пожал плечами.
– Нормально. Я привык.
Арина молчала, пытаясь переварить услышанное.
– А почему я помню тебя?
– Скажем так, мы были знакомы, – уклончиво ответил Ярослав.
Арина всегда была фантазеркой, и тут ей явственно почудилось, что Ярослав скрипнул зубами.
– И что, – Арина не удержалась, решив задать самый дурацкий вопрос из возможных, и осторожно взглянула на Ярослава, – я прям такая же?
