Страх и трепет. Токийская невеста (сборник)

- Как? У тебя есть все новомодные девайсы, даже набор для приготовления фондю в космосе, и нет фотоаппарата?

- Нет, мне это неинтересно.

- Чёртов Ринри!

Он спросил, что я имею в виду. Я объяснила.

Ему так понравилось, что он стал по двадцать раз на дню повторять: "Чёртова Амели". - "Токийская невеста"

Что может быть лучше, чем иметь крылья? Крылья нужны, чтобы улетать.

Считается, что спасаться бегством постыдно. Жаль, ведь это так приятно. Бегство дает самое потрясающее ощущение свободы, какое только может быть. Убегая, чувствуешь себя свободнее, чем когда бежать не от чего. У беглеца мышцы ног наэлектризованы, по коже пробегает трепет, ноздри раздуваются, глаза расширены.

<…> Надо бы всегда иметь, от чего бежать, чтобы поддерживать в себе эту изумительную способность. Впрочем, у человека всегда есть от чего бежать. Хотя бы от самого себя.

От себя можно спастись — вот она, благая весть. То, от чего мы бежим в себе, — это тесная тюремная камера, которую оседлая жизнь создает где угодно. И вдруг мы подхватываем свои пожитки и пускаемся в бега: наше «я» так удивлено, что забывает играть роль тюремщика. От себя можно оторваться, как отрываются от погони.

<…> Бегство постыдно? Но все равно оно лучше, чем плен. Единственное бесчестье — это не быть свободным.

Сказать "всё кончено" - это пошлость и ложь. Ничего не бывает кончено. Даже если совсем не вспоминаешь о человеке, он все равно живет в тебе.

Почему за удовольствие неизбежно приходится платить? И почему цена наслаждения - это всегда утрата изначальной легкости?

Единственный способ избежать эскалации щедрости - мужественно принимать все подношения.

Общение с иностранцами хорошо тем, что обескураженный вид собеседника всегда можно списать на культурный барьер.

Я подошла и встала рядом. Все ждали, высматривая в глубокой тишине отблески светила. Сердце у меня колотилось. Ни единого облачка в летнем небе. Позади бездна мёртвого вулкана.

Внезапно на горизонте возник красный лоскут. По безмолвствующей толпе пробежал трепет. Затем, с быстротой, не умалявшей величия, весь диск выплыл из небытия и повис над равниной.

Тут произошло нечто, от чего у меня до сих пор стоит комок в горле. Из груди сотен собравшихся здесь людей, в том числе и из моей, вырвался крик:

- Банзай!

...Полными слёз глазами я смотрела, как японский флаг постепенно утрачивает алый цвет и заливает золотом ещё совсем бледное небо...

Это была моя мечта. Считается, что каждый обитатель японских островов должен хоть раз в жизни подняться на гору Фудзи, иначе он просто не заслуживает высокого звания японца...

...Восьмидесятилетний старец, поднявшийся около 6 вечер, воскликнул:

- Теперь я настоящий японец!

Значит, войны ему было недостаточно. Только перемещение на 3776 метров ввысь давало право на это звание.

Что ждёт скромного бухгалтера, чей мозг иссушен цифрами, за порогом его предприятия? Непременное вечернее пиво в компании коллег, таких же зомбированных, как он, ежедневная давка в метро, уснувшая до его возвращения жена, раздражающие его дети, сон, затягивающий, как воронка в умывальник, из которого входит вода, такие редкие, но бестолково использованные отпуска, - разве это жизнь?

- Сэнсэю не задают вопросов, - выговорил он мне.

- А как же, если непонятно?

- Должно быть понятно!

Тут-то мне стало ясно, почему в Японии так плохо дело с иностранными языками.