Чингиз Айтматов

Не зря, говорят, люди не прощают тому, кто не умеет заставить уважать себя. А он не умел.

Кое-как постигнув азы, еще не умея написать «мама», «папа», мы уже вывели на бумаге: «Ленин».

затененной впадине, сопка Пегий пес всегда далеко виднелась окрест – и с моря, и из лесу. Отсюда, из бухты Пегого пса, поутру, когда солнце

киргизы издавна говорят: если считаешь, что ты беден, – попробуй перекочуй.

Теперь бы отец ему сказал, что он был в нем, когда его не было на свете, что он был в его крови, в его пояснице, откуда он истек в чрево матери и возник, повторяя его, и что теперь, когда он сам исчезнет, он останется в сыне, чтобы повторяться в детях его детей…

Когда человек в горе, за каждым словом его – десять невысказанных.

никогда не покатится сама собой, как думалось когда-то, после войны. Ее вечно надо подталкивать плечом, пока сам жив…

Недаром говорят: чтобы скрыть свой позор, надо опозорить другого.

Когда счастье есть, о нем не думают.

Пусть на Данияре старая шинель и дырявые сапоги, но я-то ведь знал, что душой он богаче всех нас.