Kitobni o'qish: «Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца», sahifa 5

Призрак отца

Чтобы понять реакцию Конде Наста, отправившего мисс Ричардс с поручением если не образумить его супругу, то хотя бы вернуть домой, придется призвать на помощь призрак его отца. Практически храня безмолвие на этот счет, как и по многим другим вопросам, тридцатичетырехлетний примерный служащий журнала Collier’s по-прежнему страдал от того неприглядного образа, в котором Уильям Наст запечатлелся в памяти его семьи. А похождения последнего начались сразу после рождения Конде.

В 1861 г., всего через несколько дней после своего совершеннолетия, Уильям, не проявивший никакого влечения к учебе и с 16 лет начавший работать, благодаря своему нахальству, а также связям своего отца был назначен генеральным консулом США в Штутгарте, родном городе своего отца. Для молодого человека, которому в ту пору был 21 год, и его семьи эта должность, обеспечивавшая ему зарплату в 1 000 долларов в год (а кроме того, кров, пропитание и представительские расходы), была предметом гордости. У почтенного Наста в городе оставалось еще множество знакомых, способных поддержать молодого человека и при необходимости известить родителей о поведении их второго сына, предпочтения которого, порой мало соответствующие предписаниям методистской церкви, вызывали опасения.

Первые годы протекли без особых затруднений. Правда, семью иногда беспокоили письма Уильяма, в которых он рассказывал о своей светской жизни. Молодой человек, не ограничивавший себя в расходах, если дело касалось внешнего вида, хвастался тем, что заказал три костюма в Париже по той простой причине, что считал немецких портных не столь интересными. В семье, где главной добродетелью почитали духовность, бахвальство такого рода было по меньшей мере неудобоваримым. Живя вдали от Огайо, Уильям блаженствовал в мире тщеславия, роскоши и притворства. Все пошло из рук вон плохо, когда Уильям начал посылать сестрам и родителям роскошные подарки: сшитые на заказ перчатки, серебряный портсигар, ювелирные украшения… Одновременно с этими подарками до ушей родителей дошли слухи о денежных суммах, доверенных их сыну для передачи американскими гражданами, которые так и не дошли до настоящего адресата, а также сплетни о страсти Уильяма к игре.

Наконец, в 1864 г. в немецкоязычной прессе разразился скандал в связи с возможной кражей средств… В ужасе семья Наст потребовала немедленного возвращения своего отпрыска в Цинциннати. Уильям подал в суд на газеты за клевету и по причине своего добровольного отъезда не был привлечен к ответственности перед лицом вашингтонской администрации. Этот факт в глазах родителей Уильяма, почтенного Наста и его супруги, останется несмываемым пятном, от которого репутация их семьи на всю жизнь окажется подмоченной.

Уильям Наст не удержится на праведном пути и, несмотря на столь плачевный опыт, упорно продолжит мечтать о славе и богатстве. А поскольку многие его современники богатели, вкладываясь в железные дороги, он, в свою очередь, заинтересовался этой бурно развивающейся отраслью. Одним из самых завидных трофеев его послужного списка станет его назначение на должность президента компании Atchison, Topeka & Santa Fe Railway. К несчастью, Уильям Наст удержится на этом посту всего в течение трех недель. По правде говоря, никто так и не узнал, был ли он освобожден от своих обязанностей или импульсивно, что было ему свойственно, уволился сам.

Через некоторое время в его голове пустила ростки идея о том, что самым надежным решением, способным обеспечить его будущее, будет выгодная женитьба. Уильям, с его усами и бакенбардами, был похож на героя гражданской войны. Он обладал такой выправкой и уверенностью в себе, что, казалось, мог свернуть горы. Случайно – если только это не было ловким маневром – ему на пути встретилась Эстер А. Бенуа, уступившая натиску его обаяния. Уильяму было все равно, что, женившись на католичке, он окончательно разбивал сердце своих родителей. Эстер Бенуа была дочерью миллионера и поэтому располагала личным состоянием, оцениваемым в 200 000 долларов (что равняется 4 миллионам евро по курсу 2021 г.), не считая приданого.

Вскоре после свадьбы, отпразднованной 14 января 1868 г., супружеская пара переехала в Нью-Йорк, где у нее родилось четверо детей. Уильяму, одно время работавшему биржевым маклером, а затем занимавшемуся сделками с недвижимостью, никогда не удавалось содержать семью. Наследство Эстер таяло по мере того, как росла семья. Если в начале их семейной жизни Эстер была слепа от любви, то, с горечью наблюдая за своим банковским счетом, она прозрела: и речи не могло быть о том, что состояние, накопленное знаменитым Луи Огюстом Бенуа, поможет поправить финансовые дела ее никчемного мужа. После рождения Эстеллы в январе 1875 г., то есть спустя восемь лет, проведенных в Нью-Йорке, в квартире в центре Манхэттена, в Бриллиантовом квартале, без постоянного дохода, Уильяму был задан вопрос, что он намерен сделать для того, чтобы избежать краха.

Что это было? Спокойно принятое супругами решение? Бесконечные семейные ссоры? Неожиданное исчезновение даже без мысли оставить адрес? В 1877 г., в возрасте 37 лет, Уильям Наст уехал из Нью-Йорка в Европу. Понимал ли четырехлетний Конде Наст смысл этого отъезда, перевернувшего с ног на голову судьбу его клана? Поскольку эта тема была под полным запретом, маловероятно, что его позднее подробно осведомили об этом эпизоде, продолжительность которого, должно быть, вышла за рамки приемлемой. Версии по поводу отсутствия Уильяма Наста высказываются разные. Газеты в штате Миссури, родном штате Эстер, куда ей пришлось вернуться с четырьмя детьми и тем, что оставалось от 300 000 долларов – то есть, несомненно, очень небольшой суммой денег, – намекали на то, что сбежавший отец семейства тринадцать лет не подавал о себе ни единой весточки, и на то, что его считали мертвым.

Действительно ли Уильям Наст сжег все мосты и не поддерживал связи со своей семьей? В таком случае почему спустя много лет он снова подал признаки жизни? Известно, что 8 сентября 1890 г. сорокадевятилетний Уильям прибыл в порт Нью-Йорка на борту парохода Alaska, пришедшего из Ливерпуля. Примерно через месяц, 12 октября, Эстер Бенуа проехала через всю страну, чтобы встретиться с мужем в Чикаго, где тот нашел приют у родственника. В тот же день вышли сотни статей под заголовками Reconciled at Last («Наконец помирившиеся»), Romantic Reconciliation («Романтическое примирение») и Reunited Now («Теперь снова вместе»), сообщавших, что Уильям и Эстер Наст по обоюдному согласию после тринадцати лет разлуки решили вместе продолжить свою жизнь в Сент-Луисе. Репортеры не забывали добавить, что Уильям Наст вернулся в родную страну не с пустыми руками. Издательская деятельность обеспечила ему более или менее приличное состояние, он владел как бумажной мельницей в Англии, так и самой крупной фабрикой в Европе по производству бумаги, не говоря уже о контроле над предприятием St. Louis Park Mills de Purfleet.

Действительно, вполне возможно, что Уильям Наст был связан с этой фирмой, созданной в 1885 г., успех которой опирался на новую технологию, разработанную и запатентованную им и заключавшуюся в отделении и использовании получаемого из навоза аммиака для производства бумаги. Рассказал ли Уильям Наст жене, что со 2 января 1889 г. предприятие находилось в процессе принудительной ликвидации?

Определенно можно сказать одно: в 1907 г. пребывание его супруги в Европе болезненно напоминало Конде Насту о судьбе своей собственной матери, столкнувшейся сорок лет тому назад с отъездом Уильяма Наста в Старый свет. В 34 года, то есть в том же возрасте, как Эстер Наст в 1877 г., он был единственным оплотом семьи, на плечи которого легли ее содержание и необходимость дать хорошее воспитание детям, оставшимся в Нью-Йорке.

Вслед за своей матерью он связал свою судьбу с легкомысленным, расточительным и капризным созданием. Наконец, так же, как Эстер Наст, он не знал, как долго может продолжаться такая ситуация, стоившая ему насмешек со стороны одних и жалости со стороны других. Поэтому Конде Наст, мало веривший в истории, которые хорошо кончаются, предпочел вмешаться, чтобы спровоцировать возвращение Клариссы. А так как три года совместной жизни доказали, что ему не удастся изменить свою жену, он, вместо того чтобы упираться в этот неосуществимый проект, решил реабилитировать жалкий образ мужчины, оставшийся от Уильяма Наста в памяти его семьи и собственном подсознании. Как верно то, что его отец был недостойным сыном, никчемным бизнесменом, никуда не годным мужем, верно и то, что он, Конде, собирался стать примерным отцом и мужем, а также воплощением успеха.

3 июня 1908 г. Кларисса Наст в сопровождении мисс Ричардс и своих детей, Кудера и Натики, забрав с собой все свое имущество, погрузилась в Шербуре на пароход Adriatic, направлявшийся в Нью-Йорк. Тем временем Конде Наст уволился из журнала Collier’s. Пришло время взяться за дело в полную силу.

Все известно на Монпарнасе

– Ну, рассказывай!

– Нет, Сюзанна, я тебе ничего не скажу. Это личное дело, понимаешь?

– Ты как-то быстро забыла, что это я представила его тебе. И потом, ради женской дружбы ты могла бы быть откровеннее. Может, ты боишься, что я уведу его у тебя? Успокойся, он не в моем вкусе.

– Но дело в том, что в глубине души я не уверена, что нравлюсь ему так же, как он мне, понимаешь?

– Он пожирал тебя глазами?

– До такой степени, что заставил меня покраснеть! Он сказал, что мой наряд похож на настоящее платье принцессы!

– Отвратительное голубое платье, которое сшила твоя мать? О, тогда ты можешь быть уверена, что он смотрел на тебя влюбленными глазами!

– Сюзанна, ты без конца насмехаешься надо мной!

– Извини, Мадлен, я прекращаю. И о чем вы разговаривали в кафе?

– Поскольку он принес мне кое-какие рисунки, сделанные им в последнее время – боюсь, ничего особенного, – я назвала ему имена иллюстраторов, с которыми мы работаем: Шарль Мартен, Бенито, Жорж Лепап, Пьер Бриссо…

– И?

– Это произвело на него впечатление, он сказал, что они, несомненно, лучшие из художников-иллюстраторов своего поколения. По его мнению, все они опередили свою эпоху. Знаешь, мне было приятно это услышать.

– Ладно-ладно. Он пригласил тебя в свою мастерскую?

– В мастерскую? Нет, пора было идти ужинать. Он привел меня в маленькую харчевню на улице Кампань-Премьер, позади кафе La Rotonde на Монпарнасе, где, по-видимому, он постоянный клиент. В крохотном помещении, где с трудом удалось уместить четыре прямоугольных столика с табуретами, нас встретила женщина без определенного возраста, профиль которой был немного похож на Данте.

– Может быть, он стремился быть ближе к тебе…

– В результате нам пришлось вступить в разговор с двумя американцами, которые тоже там ужинали и с которыми мы сидели бок о бок. И знаешь что? Когда Жорж представил меня и сказал, что я работаю в журнале Vogue, они поздравили меня и буквально сказали, что это «лучшее из лучших». В Соединенных Штатах наш журнал известен так же хорошо, как здесь Эйфелева башня, сказали они.

– А они слышали что-нибудь о месье Насте?

– Как ты думаешь, неужели же я не спросила! Они мало что знают о нем, только то, что это влиятельный человек, но они поделились со мной эксклюзивной информацией…

– Говори же, Мадлен!

– Ну так вот, оба эти американца, приехавшие в Париж учиться музыке, знакомы с братом месье Наста.

– Брат? В Париже? Надо же…

– Представляешь, он живет в пятнадцати минутах ходьбы от того места, где мы находимся, на улице Фальгиера! Этот человек очень известен среди живущих в Париже американцев, в частности среди членов Ассоциации в защиту американского искусства. Они добавили, что он всегда пребывает в хорошем настроении, легко доступен и прост в обращении. Судя по всему, его ценят за неподкупность и честность. А знаешь, чем он занимается в жизни?

– Он молодой преподаватель английского языка?

– Ты вообще не о том, Сюзанна, он – пенсионер! Ему за пятьдесят, и он очень давно приехал в Париж учиться музыке. В молодости он был пианистом. Он утверждает, что провел больше времени у нас, чем по ту сторону Атлантики.

– О! Все дело в женщине, не так ли?

– Снова не угадала! Кажется, он живет в одиночестве. Забавно, не так ли?

– Жить в одиночестве? Ой! Да брось ты… Нет ничего хуже, разве что жизнь в браке!

«Небольшой еженедельный журнал»

Атмосфера была далеко не праздничной, когда Кларисса в начале лета 1908 г. привезла в Нью-Йорк свои чемоданы марки Vuitton. Ее музыкальные проекты в Париже не увенчались успехом, как она того желала – за неимением времени, думала она, – а ее муж более, чем когда-либо, был поглощен работой. К чему возвращаться в Соединенные Штаты и проводить каникулы в одиночестве, в обществе детей и няни?

У Конде Наста действительно было много дел. С тех пор как он оставил свой пост в журнале Collier’s, он полностью посвятил себя развитию Home Pattern Company, в которую вложил собственные средства. И снова его маркетинговая стратегия оказалась крайне эффективной. В 1906 г., перед отъездом Клариссы, рекламные доходы Quarterly Style Book, одного из ведущих каталогов, выпускаемых молодой компанией, составляли чуть более 1 000 долларов. В 1908 г. они перевалили за отметку в 100 000 долларов! Что до рекламного оборота компании в целом, то он теперь достигал порядочной суммы в 400 000 долларов. Но Наст не оставлял должность, приносившую ему ежегодное жалованье в 40 000 долларов, и не бросался в рискованные предприятия, похожие на те, что он предпринимал в журнале Collier’s. Он честолюбиво стремился стать хозяином самому себе и применить методику, разработанную им еще в начале его карьеры, в 1897 г., чтобы сколотить состояние. А для этого он разработал план.

В 1905 г. он начал переговоры о выкупе журнала Vogue, небольшого еженедельника, посвященного жизни благопристойного нью-йоркского общества: его занятиям, досугу и моде. Разве журнал с ограниченным тиражом в какие-то 15 000 экземпляров не был идеальной моделью для применения на практике его теорий? Его опыт в Collier’s, имевшем 1 миллион подписчиков, давно убедил его в том, что для достижения коммерческой цели не было ни необходимым, ни разумным увеличивать по своему желанию распространение журнала. Главное – это прежде всего привлечь внимание определенного типа читателей и удержать их через подписку, чтобы затем заманить соответствующих рекламодателей, у которых до сего момента не было другого выбора, кроме как использовать крупные журналы, чтобы добраться до интересующихся их продукцией читателей, пусть даже немногочисленных, что с финансовой точки зрения было неэффективно. Таким образом, то, что придумал Конде Наст, состояло ни много ни мало в концепции «публикации по разделам», на которой до сих пор базируется экономика современных средств массовой информации.

Конде Наст, как хитрый стратег, методично продвигался в своих переговорах с основателем журнала Vogue Артуром Б. Тернером. Поскольку журнал продавался по очень низкой цене (10 центов за экземпляр), что приносило очень небольшой доход, который никто никогда не стремился оптимизировать – настолько вульгарным казалось это дело трем или четырем светским особам, из которых состоял коллектив редакции, – Артуру Тернеру было сложно оценить, сколько реально стоит его предприятие.

Другой позитивный момент для Наста заключался в том, что миссис Жозефина Реддинг (которой мы обязаны названием журнала Vogue), а также мистер Гарри Маквикар, два партнера Тернера с первых дней рискованного приключения Vogue, сошли с корабля на рубеже 1900 г. То есть Тернер остался один у штурвала, лишившись своего бывшего главного редактора и талантливого художника-иллюстратора. Он срочно обратился за помощью к своей свояченице Мари Гаррисон, занявшей в 1901 г. пост главного редактора. Итак, в начале 1905 г. все складывалось как нельзя лучше для заключения быстрой и выгодной сделки. К несчастью для Конде Наста, 13 апреля 1906 г. Тернер, которому было 49 лет, внезапно скончался от пневмонии, оставив Vogue в руках сестры его вдовы миссис Гаррисон и ассистентки по имени Эдна Вулман Чейз. Процесс наследования имущества покойного затормозил выкуп издания, и лишь в конце первого полугодия 1909 г. Конде Наст стал собственником и редактором журнала, которого добивался уже четыре года.

Отпраздновала ли семья это давно желанное приобретение в своей новой квартире на Лексингтон-авеню, куда она переехала по желанию неугомонной Клариссы? Ничего нельзя сказать с уверенностью, так как после каникул, проведенных в Ньюпорте, небольшой гавани на Род-Айленде, излюбленном месте отдыха жителей Бостона и приличного нью-йоркского общества, миссис Наст снова до осени укрылась в Европе. Стараясь создать впечатление дружной семьи, покинутый муж в сентябре 1909 г. опубликовал на страницах журнала, счастливым обладателем которого он стал, фотографию своих детей – Кудера и Натики, – сделанную во время какого-то праздника. Отныне Vogue давал возможность Конде Насту за отсутствием семейной жизни, полностью отвечающей его мечтам, нарисовать ее в своем воображении, иллюстрируя ее на плотной бумаге своего роскошного издания.

Первоначальный вариант журнала Vogue

Чего должны были ожидать читатели Vogue до того, как его выкупил Конде Наст, открывая свой любимый еженедельник? Мадлен и Сюзанна, сидя бок о бок в бюро на улице Эдуарда VII, вот-вот узнают об этом, благоговейно поглаживая обложку американского номера за 1908 г.

– И он позволил тебе, ни слова не говоря, взять его с собой?

– Сюзанна, неужели ты думаешь, что я украла его у месье Ортиза?

– Я интересуюсь, Мадлен, я не хочу неприятностей, вот и все.

– Повторяю тебе, что сегодня утром я зашла к нему в кабинет, чтобы показать ему последние рисунки Жоржа, и у нас завязался разговор…

– А что он сказал тебе по поводу Жоржа?

– О! Ты знаешь месье Ортиза… Это самый галантный мужчина в Париже. Он не спеша просмотрел эскизы и подтвердил мне, что они «очень интересны». С лукавым видом он добавил, продолжая рассматривать рисунки, что в нашей семье «много талантливых людей»… Действительно, я из скромности сказала ему, что Жорж – мой кузен…

– А потом?

– Потом он добавил, что подумает, что можно сделать, и, если представится счастливый случай, он не преминет обратиться к Жоржу за эскизами для моделей следующего сезона. А потом мы принялись обсуждать художников, которые работали в Vogue с самого начала и… Ой, а потом я больше не помню!

– Ладно, Мадлен, я просто тебя поддразнивала. Давай, открывай журнал!

Перед глазами двух сотрудниц Vogue лежит номер с черно-белой иллюстрацией на обложке – это был тщательно выполненный карандашный рисунок, изображающий домашний интерьер в расположенном по центру медальоне. Поэтому было понятно, что номер посвящен меблировке дома. Художник по имени Олден Пирсон окружил медальон растительным орнаментом, состоявшим из перемешанных между собой стеблей и листьев, прерывистые линии которых занимали все пространство страницы, за исключением трех картушей, предназначенных для названия (буквы «О» и «G» в слове «Vogue» переплетались между собой), даты и имени компании. Эстетики в стиле модерн недостаточно для того, чтобы рассеять впечатление строгости, особенно с учетом того, что в те времена многочисленные французские журналы уже выходят с цветными обложками. На вес бумага кажется удивительно легкой. Когда держишь в руках 32 переплетенных страницы, журнал, несмотря на свой формат (33 × 24 см), не производит впечатления тяжелого, а это невыгодно для престижного образа компании.

Журнал открывается оглавлением на странице справа, которое предваряет реклама женских шляпок. Как не удивиться, насчитав не менее 29 выделенных редактором пунктов в этом оглавлении? Сразу же понимаешь, что рубрики слишком короткие. С помощью специальной пометки редактор еще в оглавлении уточняет, что статья сопровождается иллюстрациями. Безусловно, уже в то время иконография была коньком Vogue. Затем следует разворот с полезными адресами. На самом деле речь идет о платной рубрике, открытой для торговцев и оплачиваемой построчно.

Следующая страница начинается с коротких объявлений: это удобное средство привязать сообщество читательниц и принести легкий доход для журнала. За ней идут семь колонок мелким шрифтом, поочередно освещающих моду, светские новости, музыку и искусство – сборная солянка, чтение которой доставляет все что угодно, кроме удовольствия. Наконец, доходит очередь до передовицы, она напечатана на странице слева: полная чушь, на взгляд современной прессы. Неподписанный текст освещает вопрос о том, почему мужчины не ходят в церковь. Сегодняшний читатель, возможно, удивится, узнав, что здесь нет никакой связи с анонсируемой на обложке темой меблировки… Забавно также, что напротив передовицы разместили рисунок, изображающий трех женщин, одетых по последней весенней моде в шелк и вуаль, без всякой корреляции с вопросом, касающимся отношения мужчин к религиозному культу.

Страница, посвященная театральным новинкам, украшена тремя фотографиями актеров: в целом все кратко и связно. Следующая рубрика, также занимающая целую страницу, называется As Seen by Him («Его глазами»). Она написана от первого лица, и в ней, видимо, скомпилирован ряд комментариев (в данном случае касающихся браков и разводов в Соединенных Штатах), навеянных светскими новостями. Речь идет об «основном блюде» журнала – рубрике настолько снобистской, что она способствовала престижу журнала в США.

Только после этого идут страницы, озаглавленные Paris («Париж»), украшенные многочисленными рисунками. Забавно звучит имя редактора раздела моды: Aube de Siècle (Заря века (фр.), не заслуживающий доверия псевдоним, преимущество которого состоит в том, что он одновременно вызывает ассоциации с Францией и аристократией². Эскизы не склонны радовать глаз и довольствуются тем, что как можно точнее передают фасон моделей. Странно, что не упоминаются имена модельеров, создавших эти рисунки…

Остальные полосы номера в основном посвящены внутреннему убранству (с несколькими фотографиями, расположенными внизу) и рубрике под названием The Well Dressed Man («Хорошо одетый мужчина»), напоминающей нам о том, что Vogue не всегда был журналом, предназначенным только для женщин. В итоге от этих страниц остается ощущение непрофессионализма… и веет скукой.

Изучая другие номера первой версии журнала Vogue, мы узнаем, что ему не были чужды поэзия и беллетристика: там регулярно печатались целые отрывки из произведений популярных писателей. Также в журнале с самого начала была рубрика, посвященная животным, уголок моды для небогатых людей и, начиная с февраля 1899 г., система купонов, которые можно было отослать обратно в редакцию вместе с 50 центами, чтобы получить швейную выкройку.

Словом, если структура журнала впоследствии мало изменилась, то стиль и наполнение пережили настоящую революцию благодаря небывалой редакторской требовательности и значительному технологическому прогрессу.