Kitobni o'qish: «Сказка о пчеле Мохнатке», sahifa 2
И повела она Мохнатку по улью.
II. О том, что увидела Мохнатка в улье
Чего-чего не нагляделась Мохнатка в улье! Улей ведь все равно, что город: кругом деревянные стенки улья – городская стена; внутри точно улица за улицей, домик у домика – ячейка у ячейки, все шестигранные и все из чистого воска. Только внутри ячеек не одно и то же: в середине улья, где потеплее, – детская с колыбельками и детвой; по сторонам же до самой крыши – магазины да кладовые с собранным медом. А уж народу-то, народу пчелиного везде сколько толчется – и не проберешься! В детской над колыбельками ходят взад и вперед пчелы-няни, кормят-холят молодую детву. В нижнем, еще недостроенном квартале работают пчелы-плотники. Наедятся досыта меду и цветня, влезут под потолок улья и, схватив друг друга за ножки, висят целыми гирляндами головой вниз. Провисит пчела сутки – пропотеет, да не по́том, а чистым, прозрачным воском, который тонкими листочками садится у них на брюшке. Пропотеет пчела хорошенько – и бежит к недостроенному соту, отцепит лапкой с живота восковый листочек, сунет в рот, пережует в комочек и прилепит, куда нужно. Прибежит за нею другая пчела-плотник, прибежит третья, десятая, сотая, делают то же; и растет ячейка за ячейкой, и все на один лад, одна как другая. Вот так мастерицы! И без архитектора выстроят себе дом на славу!
Меж тем другие пчелы, сборщицы, побывали уже в поле на цветках, за провизией, и наполняют пустые ячейки сладким медом; а плотники тут же их запечатывают воском, чтобы дорогие запасы не скисли. Куда ни оглянись – работа так и кипит. Мохнатке даже стыдно стало.
– Все-то трудятся; я одна без дела… – сказала она.
– Поспеешь;-утешила ее пчела-няня. – Впрочем, есть у нас и белоручки, трутнями называются. Иди-ка за мной. Только, чур, тише; народ-то они важный, спесивый, шутить не любят.
Они повернули в новый квартал с пустыми еще ячейками для будущей детвы. Не прошли они, однако, и пяти шагов, как попалась им навстречу кучка трутней, длиннокрылых, толстопузых, и один пресердито, густым басом, напустился на них:
– Вы куда? Чего вам здесь нужно?
Не только Мохнатка, даже пчела-няня как будто слегка оробела.
– Да мы только так… – сказала она. – Нельзя ли нам, сударь, хоть глазком одним на матушку-царицу взглянуть?
– Нельзя! – решительно и строго прожужжал трутень.
– Сделайте, ваше сиятельство, такую милость…
– Сказано: нельзя! Царица-матка теперь делом занята: яйца кладет. Шутка сказать: тысячи две яиц в день! Чего стоите? Пошли вон!
Няня вздохнула и дернула Мохнатку за крыло.
– Нечего делать, – сказала она, – пойдем!
На их счастье царица-матка покончила только что со своим трудным делом: отложила две тысячи яиц да еще десяток в придачу. Из бокового переулка раздался чудно-звонкий голос; трутни засуетились и загудели хором: «Ура!» В ту же минуту выплыла из переулка сама царица-матка. У Мохнатки даже дыханье сперло. Царица была вдвое больше ростом против рабочих пчел; но в то же время она была стройна необычайно и царственно величава. Она милостиво кивнула няне и Мохнатке и скрылась во внутренних покоях.
