Kitobni o'qish: «О пользе шахматного проигрыша», sahifa 4
– Ну, как там наш Комитет государственной безопасности бдит во благо отечества? Полезностью своей хвастливой, поди-ка, завалили вы, ребята, всю страну от края и до края? А? Особенно квартирных соседей своих ближайших. Ну-ну… молчишь, товарищ гвардии лейтенант, – значит, сказать, как всегда, нечего. Ой, тьфу, оговорился я. Просто… товарищ лейтенант. Какая может быть гвардия в таких хилых конторах, как твоя? Гвардия – это в действующей армии отборные, непобедимые войска. А вот мы сейчас и поглядим, какие вы, чекисты непобедимые… итак, ваш ход, товарищ просто лейтенант!.. Да подумай хорошенько, прежде чем фигуру от доски отрывать, перехаживать не дам.
– Вам мат, дядя Вася!
– Где?! Не может быть!
– Да вот же…
– Нет, что-то тут опять не то! Нутром чую. Давай проверять ходы! В обратном порядке.
– Да-вай… – обречённо вздыхал оперативник, украдкой поглядывая на часы. Нет, ещё одну партию доиграть до конца уже не успеется из-за этой глупой ревизии ходов. Ох, дядя Вася, дядя Вася…
В один из предновогодних дней Тимур вдруг не явился в начале обеденного перерыва ни к себе домой, ни к соседу – «гроссмейстеру городского масштаба» Василию Карповичу, чтобы за чашкой чая сыграть привычную партейку-другую в шахматишки. Василием Карповичем сей удивительный факт неявки партнёра-противника на домашний турнир был расценен как чрезвычайное происшествие. Такого уже давно не случалось. Изо дня в день ровно в тринадцать десять (Василий Карпович, работавший на предприятии, расположенном неподалёку, прибегал обычно минут на пять раньше) к подъезду подъезжала легковая машина, из которой выходил элегантный красавец в штатском Тимур и лёгкой походкой поднимался на этаж, где располагались квартиры его и Василия Карповича. А вот сегодня…
Василий Карпович забеспокоился, запережевал, занервничал. Он уже так
привык к этим своим обеденным перерывам с Тимуром и обязательными шахматными баталиями, пусть с перепалками, со спорами, но без которых чего-то уже так не хватало…
В расстройстве он внутренне пришёл к компромиссной готовности простить Тимуру многое, даже досадные, унизительные для шахматиста с сорокалетним стажем регулярные проигрыши, которые приходилось терпеть от него. Но только бы не эта неизвестность. Ну, где же этот добродушный чекист-оперативник, который, может быть, и вправду не воровал с доски никаких фигур? Ладно уж, Бог с ним, что нет пока от него, как от соседей-предшественников, никакой материальной выгоды. Пусть! Но пусть он и не нарушает установившейся при его же прямом соучастии традиции – «ни обеденного перерыва без шахмат»!
В смятении чувств совершенно непьющий Василий Карпович подошёл к
серванту, задумчиво оглядел выстроившиеся, как на параде, среди хрустальной и фарфоровой праздничной посуды бутылки отборных спиртных напитков – гости-то в доме бывали в основном далёкие от той трезвости, какую проповедовал для себя, но не навязывал другим сам хозяин, чужие традиции уважающий. Достал водку «Посольская», коньяк «Юбилейный» кавказского розлива, вино с иностранной этикеткой, выставил всё это на большой полированный, предназначенный для торжественных трапез стол в зале. Зачем, и сам не знал – ведь начинать праздновать Новый год вроде рановато, ещё полтора рабочих дня впереди… – но хотелось сделать именно это.
Прошёл на кухню, открыл холодильник. Достал из его недр по банке хранимых для особых случаев красной лососевой и чёрной осетровой икры. Ещё кое-какой мало доступной простому смертному в Советском Союзе закуски – крабовых консервов, колбасы «сервелат», балтийских шпрот, португальских маслин, марокканских апельсинов. Зачем и это, он также не задумывался. Действовал как по какому-то наитию…
На работу после обеда в этот день Василий Карпович не пошёл,
позвонив секретарю начальника цеха и сославшись на неожиданно напавшую хворь. Долго лежал на диване, уставившись грустными глазами в потолок. К вечеру, когда за окнами уже стемнело, из прихожей раздался звонок. Не скромно-вежливый, как обычно звонят незваные посетители, а – в манере либо представителей власти, либо членов семьи – требовательный, настойчивый, длинный. Незнамо от чего волнуясь, Василий Карпович соскочил с дивана, шагнул в ванную комнату, ополоснул водой, тщательно причесал и спрыснул из пульверизатора одеколоном волосы. Вздохнув, пошёл к двери.
Открыв, обомлел: показалось, что смотрится сам на себя в упор в большое зеркало…
