Kitobni o'qish: «Ген хищника», sahifa 3

Григорию стоило немалых усилий, чтобы удержать на месте глаза, ползущие от удивления на лоб.

– И опять же полковник Вольцев оказался прав. Кругозор и знания у тебя энциклопедические.

Парень подошел, они стукнулись кулаками.

– Давно не кажешь носу. Мы в заезд намылились. Будешь?

– Нет. Занят. Не в этот раз.

– Прикольное место для встречи, – хохотнул парень. – Я за свидетельством заезжал. Теща покинула этот мир. – Он уставился на Киру.

– Сочувствую. Кира Вергасова, специалист по психопатологии, – представилась девушка.

Байкер разулыбался, вопреки ожиданиям Киры, по-свойски ткнул Херма локтем в бок, а ей подмигнул:

– Ему точно не помешает специалист. А то в его черепушке такие черти водятся. Там надо порядок навести. – Он толкнул подполковника плечом и снова обратился к Кире: – Если вдруг чего испугаетесь в его голове или совсем запутаетесь в мотодвижках, глушаках и карбюраторах, там у него подобного полно, я готов консультировать.

– Благодарю, но я как-то больше по четырем колесам, – улыбнулась Кира, сделав вид, что не поняла намека. – Вот как раз за мной.

Такси, которое она вызвала, еще когда бежала по коридору, наконец подъехало.

– Я же обещал вернуть тебя обратно. К машине… – Григорий схватил ее за руку.

– А я – пригласить куда-нибудь на ужин, – снова влез в разговор байкер.

– А у меня изменились планы. До свидания, Григорий. – Девушка строго посмотрела на его руку, которой он ее удерживал. Подполковник смутился и отпустил.

Оказавшись в замкнутом пространстве чужой машины и наконец избавившись от угнетающих ощущений и запахов морга, она выдохнула.

Ее подташнивало. Кира поняла, что сейчас упадет в голодный обморок, если срочно что-нибудь не съест. Утром она лишила себя завтрака, потому что не хотела на полный желудок боксировать, потом спешила, не успела поесть, сейчас уже время обеда миновало, организм бунтовал и требовал белков, жиров и даже углеводов.

Первым порывом стало попросить остановить где-то здесь. Уж кафе можно найти везде. Но еще одну поездку в такси она не выдержит. Услугами этого вида транспорта Кира пользовалась крайне редко. Когда совсем не оставалось другого выхода. Более худшим вариантом считала только общественный транспорт. От него она еще и в депрессию впадала.

Пересев в свой «миник», Кира наконец-то ощутила себя в безопасности, свободной, счастливой. Комфорт и спокойствие, обретаемые в личном пространстве, она ощущала в машине, не в квартире. Даже не потому, что машина принадлежала ей, а квартиру она снимала. А, скорее всего, потому что машина давала то самое чувство свободы, без которого она чувствовала себя загнанным зверьком. Села в машину и уехала куда хочешь. Покидала необходимые вещи в багажник – и уехала. Без регистрации, без билетов, без проверки документов, без границ. Кстати, даже границы государств легко преодолевались на авто. Именно на машине она бежала из Москвы. На машине загнанный зверек уходил из окружения флажками. Тогда она впервые приобрела это чувство свободы, с которым больше не желала расставаться.

А вот квартира оказалась для нее не столь значимой. Хотя растили ее две женщины с советским воспитанием, для которых свое жилье, было чем-то сакральным, показателем успешности жизни, надежности и спокойствия. Ей внушали, что собственная квартира является обязательным атрибутом для достижения человеком счастья. Но Кира не переняла основополагающие принципы жизненной позиции родственниц. Опять же отработавший себя триггер. Съемную квартиру можно покинуть в любой момент, так из Москвы она уехала в один день. Со своей сложнее. До сих пор девушка не решилась на поездку в столицу, решающую вопрос с продажей.

Сидя в кафе «Бранч», просматривая меню по второму разу и не делая заказа, она поняла, что волнуется. Нервничает. Сообщение полковнику она отправила и даже завтра с утра собиралась явиться за материалами дел. Но еще не определилась, не понимала, в чем будет заключаться ее работа консультанта. Она никак не могла собраться с мыслями.

– Неужели я купилась на мужика? – издевалась Кира над собой, поймав себя на ощущении, что улыбнулась, учуяв запах мужского парфюма на своей одежде.

– Может быть, вам порекомендовать что-то? – корректно вмешалась официантка в размышления Киры, заметив ее рассеянность.

– Да, какую-нибудь мясоптицу.

– Отлично. Цыпленок на гриле?

– Хорошо.

Кира оглядела зал. Время обеда давно миновало – и гостей в заведении оказалось не много. Ее потерянный взор блуждал по светильникам на стенах, скучающему бармену за стойкой, отметил пестрый коктейль, который принесли девушке за соседним столиком. Мысли метались, перескакивая с одного на другое.

Плотно поев, она отправилась в свое любимое кафе «Диалог», там ей комфортно работалось даже несколько часов кряду. Европейцы пунктуальны, и, однажды опоздав с дедлайном², с работой на иностранную компанию можно распрощаться навсегда. Невзирая на внезапно нарисовавшуюся странную должность с соцпакетом, терять заказы из журналов она не собиралась.

Глава 5

– Сергей Николаевич, мы начинаем через четыре минуты. – Девушка-администратор, с яркой бижутерией и на тонюсеньких каблучках, прикрепила к рубашке мужчины микрофон. – Вы не беспокойтесь, двигайтесь как вам удобно, микрофон хорошо закреплен и фильтрует помехи, а основной звук идет не отсюда.

– Хорошо, – рассеянно кивнул мужчина.

Небольшая современная студия местного телеканала. Это только начало. Еще интервью для газеты и двух каких-то московских журналов. Расспросов он не боялся. Его вообще не смущали каверзные вопросы, уличения, разоблачения. У него все кристально чисто, по-честному. Он переходил в политику. Сергей Николаевич Коламут, депутат Думы Краснодара. Давно к этому шел. Готовился.

В его жизни все прозрачно. Он по-честному делал бизнес, все деньги заработал сам. Начинал еще в девяностые. Тогда вообще все было смутно, опасно и непонятно. Кто как пробивался в жизни, сейчас лучше не вникать. Но и тогда у него все было нормально. Самостоятельно он набивал шишки, наступал на грабли, учился на собственных ошибках. Денег он уже заработал столько, что за всю жизнь потратить не успеет, теперь хотелось совершить что-то значимое для других людей, масштабное и полезное для своего родного Краснодарского края. Сделать то, что запомнят. У него обширная программа. Реальная. Достижимая. Коламут готов отвечать за каждое свое слово.

Но что-то его беспокоило. Неясное, непонятное, не облекаемое в слова и даже в мысли. Сверлило, как острое маленькое сверло. Вроде не особо болит, но мешает, постоянно напоминает о себе. Взгляд мужчины уткнулся в плакат с собственным изображением. Удачная фотография, на ней он выглядел серьезным, надежным, деловым и ответственным. Таким, каким хотел представляться своим избирателям. Представляться не в значении «казаться», а в значении «быть». Предприимчивый бизнесмен. Честный депутат. Хороший отец, вырастивший достойную дочь. Особенную дочь.

Екатерина Сергеевна Коламут, всего тридцати двух лет от роду, а уже заместитель Международного фонда по защите прав человека со штаб-квартирами в Кёльне и Лондоне. Дочь, которой можно гордиться. Он и гордился. Сейчас. А когда родилась… Какая разница, что он чувствовал тогда. Тогда он потерял жену. Любимую женщину. И остался один с ребенком на руках.

– У вашей девочки гипофизарный нанизм, – объявила ему врач – уставшая женщина в белом халате и в очках. – Учитывая вашу ситуацию… утрату и положение, можем вызвать службу опеки сюда.

Она говорила тихим, спокойным и сухим тоном. Он сразу не понял, о чем речь.

– Зачем службу опеки? – спросил он, не узнавая своего голоса.

– Такого ребенка тяжело растить в обычных условиях. Почти всегда таких детей сдают… э-э передают на воспитание в детский дом. А здесь еще без матери. – Она видела, Сергей Николаевич ее не понимает. Не слышит.

Он вообще ничего не понимал, после того как ему сообщили о смерти любимой Лидочки. Он не осознавал, как такое могло произойти. Не принимал. Казалось, вообще не ожидал, что у него теперь есть ребенок. Какой ребенок? Лиды нет. А ребенок есть?

– Она даун? Девочка? – наконец уточнил он. Взгляд был мутным и пустым. Полное безразличие к тому, что ему ответят.

– Нет, девочка карлик, – уточнила врач. – Все показатели в норме, здорова, дееспособна, мозг в порядке. Карлик.

– Она будет маленького роста? С короткими ножками и ручками?

– Да, – кивнула врач. Она очень ему сочувствовала, он видел это. И безумно жалела, что не смогли спасти Лиду. Она уже ничего не могла сделать. Слишком поздно привезли.

Глупая поездка. На седьмом месяце беременности им приспичило поехать к морю. Лидочке захотелось окунуться в море. Он не умел отказывать жене. Боль, кровь, она не сразу его разбудила. Пока вез по серпантину, пока искали больницу в незнакомом городе. Он уже не чаял получить ребенка.

– К черту ребенка, спасите жену. – Он внес невесомую Лиду на руках в приемный покой.

– Мы всегда спасаем мать, – просто ответила врач.

– Ваша жена скончалась. – Это было следующее, что он услышал от нее же.

Она ему сочувствовала. Наверное, поэтому не сказала, что именно особенности ребенка, непропорционально большая голова и непомерная сила, стали причиной смерти роженицы.

– Из больницы сейчас определить девочку в дом малютки будет проще. Потом сложнее, – только и сказала она. – Если передумаете растить сами. Пожалеете, что забрали. Потом будет тяжелее.

– Я заберу ее.

Врач оказалась права. Он пожалел, что не сдал ее сразу. А когда узнал о причине смерти Лиды, просто не мог видеть младенца. Красного, вечно орущего, беспокойного. Не хотел находиться с ребенком в одном доме. Не желал знать, что девочка жива. Она не имела права на жизнь.

И он сдал девочку в детский дом. Только называлось это красиво, «Интернат по воспитанию детей с особенностями», в Великобритании. И выглядело крайне достойно. Он дает дочери лучшее воспитание и образование. Не каждому карлику так везет.

Каждый месяц с его счета списывалась внушительная сумма денег, обеспечивающая ему спокойствие, сохранение достоинства и уважение тех, кто знал о его ситуации. Иногда ему присылали фото, на которых маленькая уродливая девочка играла в мячик, гуляла с собачкой, танцевала, смеялась. Он не воспринимал ее как свою дочь. Как их с Лидой плод любви. Ну разве у них мог быть такой плод любви?

Девочка росла, училась, даже приезжала на каникулы домой в Россию. Домой к нему. Он принимал ее как гостью. Важную гостью, которой уделяют много внимания, чьего общества не могут избежать. С удивлением он обнаружил, что она умная, образованная, начитанная. Екатерина Сергеевна Коламут в Британии, где она в основном жила, а потом работала в Международном фонде по защите прав человека, звалась Кэти Кол, ее ценили и уважали коллеги, у нее были поклонники ее силы воли и жизненных ценностей, ее любили друзья, даже молодой человек имелся. Она обещала их познакомить. Сергей Николаевич отмечал, что ему все интереснее проводить с ней время. Возможно, горе потери утихло. Возможно, Сергей Николаевич смирился с тем, что дочь стала виновником смерти его жены. Он признал дочь такой, как есть. Нет, не смог признать сердцем, не принимал душой, но принял разумом. Он ценил ее. Достойная выросла девочка. Умная, способная и успешная. Он хороший отец. Он все правильно сделал.

Сергей Николаевич повозился в кресле, устраиваясь поудобнее. На экране перед ним шел обратный отсчет последней минуты. Ведущая нацепила дежурную улыбку.

Но та, другая, оказалась не очень. Особенно с точки зрения общественности. Да, буквально полгода назад у него появилась вторая дочь. Вот так вот.

Когда он собрался в Думу, его жизнь стала более открытой. Из нее стали вытаскивать на свет доселе никому не известные обстоятельства. Люди не стали дожидаться феерических подробностей и скандала. Любую, самую невинную и благополучную деталь журналисты и блогеры могли вывернуть как угодно. Сергей Николаевич и целая команда специалистов вытряхивали все сами. В том свете, в котором нужно. Демонстрацию его отцовского долга в том числе.

Кэти по-европейски широко и открыто улыбалась, позировала фотографам, грамотно отвечала на вопросы. Их совместное фото не разместил только ленивый. А потом, на ступеньках офиса, он встретил другую. Довольно неприятную на вид девушку, с плохо прокрашенными волосами, в дешевых джинсах не по фигуре, в футболке с чужого плеча. Кэти ухоженная, изысканная, в идеально подобранной для нее одежде, с модной асимметричной стрижкой. Молодая, стильная, интеллигентная женщина. Даже ее особенности не сразу бросаются в глаза. А эта… На него смотрел уродец.

История казалась по сериальному примитивна. Его вторая дочь выросла в чужой семье. Его служба безопасности и нанятый сторонний детектив, которому заплатили тройной гонорар, подтвердили – дочь его. Никаких сомнений. Вот так получилось.

«Все хотели как лучше», – размышлял Сергей Николаевич. Девочка выросла в семье. Ее окружали любовью и заботой. А он не окружал. Он и к женщине, вырастившей его ребенка, не поехал. Не захотел. Просто надо было подтвердить историю, рассказанную дочерью. Что там подтверждать? Одно лицо.

Может быть, та женщина и права была в том, что девочка выросла в семье, имела настоящее детство, с мамой, папой, собакой и двором, в котором она играла.

Он такого дать не мог. А сейчас его вдруг понесло. Он кинулся компенсировать дочери то, что не состоялся для нее как отец. Для Екатерины он так не делал. Для нее уже поздно. Да ей и не нужно. А вот той, другой, нужно.

Вот здесь Коламута одолевало беспокойство. Что еще той, другой, нужно? Что от нее ожидать? Надо взглянуть правде в лицо.

– Сергей Николаевич, – начала улыбающаяся ведущая, – мы очень рады, что наша встреча состоялась…

Коламут улыбался в ответ.

Что ж. На него работает целая орава маркетологов, социологов, советчиков. Придумают, что сказать, как удачнее представить. В конце концов, теперь он дважды отец. Дважды хороший отец.

Глава 6

Когда-нибудь она обязательно будет спать по восемь часов в день. Начнет радоваться солнечному свету, станет легкой, воздушной, к поцелуям зовущей. Хороший сон и отсутствие стресса даже важнее, чем питание и физическая нагрузка. Но это то, чего у нее не было. И ниоткуда взять она не могла. О сне Кира могла только мечтать.

Не потому, что засиживалась за ноутом, строчила статьи, редактировала публикации, бесконечно много работала. Работа скорее спасение от ночного отупения, от тяжелого взгляда, уставившегося в темный потолок, который давил на нее каждую ночь. От ужаса темноты. Едва закрыв глаза, Кира оказывалась в той могиле. Во мраке страха и паники. Чувствовала на лице влажные комья, запах сырой земли и приближение смерти. Она задыхалась, дрожала и просыпалась. Часами пялилась в темноту. Иногда, закутавшись в одеяло, сидела в кресле. Наконец организм изматывался от бессонницы настолько, что реальность плыла, перед глазами расползались цветные круги – и Кира вырубалась. Иногда выпивала тройную дозу снотворного и тоже отключалась ненадолго. Если девушке удавалось поспать часа три-четыре, она считала это большой удачей. Такое случалось не каждую ночь. Вчера она работала до четырех ночи, потом разглядывала ночной потолок.

«Утра. Четырех – это утра», – поправила Кира себя.

Сегодня ее ждали в Управлении МВД. Точно, она же взялась консультировать.

Кира открыла холодильник и с минуту любовалась его пустотой. Сегодня она точно зайдет в магазин и на рынок за мясом и яйцами. Вот еще один плюс Краснодара, который девушка оценила и к которому нежно привязалась. Это необыкновенно вкусная, свежая и местная, а не привезенная из-за тридевять земель еда. Молочко и сыр от коровки, которая паслась на лугу и кушала травку. Яйца от свободолюбивых кур. Парное мясо свободно гуляющих барашков. Москвичам, да и всей остальной стране, и не снятся огурцы, пахнущие огурцами, а помидоры, по вкусу напоминающие помидоры. Даже тем, кто растит свое, ибо в химическом облаке, которым накрыты города, и в земле, которая отмерзает лишь на три месяца, вкус у выращенного сформироваться не успевает, только увеличивается размер и появляется тот или иной цвет.

Помечтав о жирном сочном мясе и малине, она пошла в ванную. Сегодня завтракать придется в кафе.

Через два часа она сидела в кабинете подполковника и листала дела трех убитых женщин. Страницу за страницей, от начала до конца. Потом сначала.

Первая, в хронологическом порядке, – Наталья Андреевна Веденеева, тридцать пять лет. Проживала и работала в городе Краснодаре. Работала психологом, стало быть, коллега. Трудилась в частной конторе, но имела и социальную практику. Общественная нагрузка за символическую оплату. Погибла семь месяцев назад, в феврале. Не замужем. Есть мать. В крови немного успокоительных и антидепрессантов. Незадолго до смерти рассталась с молодым человеком. Несчастная любовь. Это и послужило причиной самоубийства. Молодой человек возможность самоубийства подтверждает. «Могла. Способна. Грозилась». Почему не предотвратил? Никому не позвонил? Не рассказал? «Не отнесся всерьез. Думал, только испугать хочет». Так могла или все-таки пугала? И почему не отнесся всерьез? Замкнутый круг.

– И правильно, что не отнесся, – проговорила Кира. – Потому что это никакое не самоубийство.

Она положила перед собой две фотографии. На одной девушка была живой. Серьезной, сосредоточенной, неброско накрашенной, тщательно и строго причесанной. На второй фотографии – сильно пострадавший от воды труп. Неестественная, будто поломанная кукла. Множество травм. Но и в таком виде явно просматривалось наличие макияжа, волосы тщательно прокрашенные, недавно из парикмахерской, маникюр, тоже свежий. В отчете не было, а вот на теле наверняка в определенных местах волосы удалены с помощью эпиляции, сделанной накануне. На женщине облегающее платье, туфли на высоком каблуке, кружевное нижнее белье. Комплект. Самоубийцы так не выглядят. Женщины, готовые на самоубийство, способные на него, которые неоднократно крутят эту возможность в голове, это женщины безразличные ко всему. К своей внешности в первую очередь. Только в кино и в клипах женщина красится, надевает вечернее платье и сексуальное нижнее белье, чтобы сигануть с моста в грязную вонючую речку.

Нет, Наталья не самоубийца. Скорее уж она шла на свидание.

Жертва работала с женщинами в трудных ситуациях, направленных из кризисных центров, после попыток суицида или нервных срывов. Что еще?

Вторая была убита три месяца назад. Агафонова Ольга Сергеевна. 1984 года рождения. Проживала в Адыгее. Супруг, двое детей. Ехала к подруге, собиралась остаться с ночевкой. Не доехала. Нашли через три дня мертвую, растерзанную и почти в двухстах километрах от дома подруги. Причем почти никаких следов молодой женщины обнаружить не удалось. Никто ее не видел в автобусе, на котором она должна была следовать. Не помнят таксисты. Найдена в нижнем белье. Кира снова отметила красивое кружевное белье. Она бы предположила, что маньяк покушается на красавиц, или ухоженных, или по какому-то еще отличительному признаку внешности, но третья жертва выбивалась из этого ряда.

Марина Алексеевна Филимонова, сорок лет. Учительница биологии, проживающая в городе Воронеже. Находилась на отдыхе в Лазаревском. Обычная женщина. Как показали попутчики по экскурсии, одета была в джинсовые шорты, майку и кофту. Ехали в горы, там прохладно. Подробностей о кофте нет. Каштановые волосы, собранные в хвост. Из интересов – цветоводство. Кира нашла аккаунт жертвы в соцсети. Цветы всех сортов и видов, преобладают орхидеи. Жутко замороченное занятие растить эти цветочки. А еще Марина Алексеевна вязала крючком. Пледы, накидки на диван, кружевные занавески, ажурные салфетки. Такая не полезет к черту на рога, чтобы красивую фоточку сделать. И уж точно не станет присаживаться на шаткие камни, вылезать за ограждения.

– Ай, какие в Абхазии ограждения, – вслух прошептала Кира. Она подняла взгляд и обнаружила перед собой заинтересованное лицо подполковника Самбурова. Вздрогнула от неожиданности.

– Прости, не хотел пугать. И отвлекать не хотел. У тебя на лице отражается мыслительный процесс… Залюбовался, – преданно глядя на нее, кивал он.

Кира подозрительно на него покосилась.

– Готов искупить. – Подполковник выставил на стол подставку с двумя стаканчиками кофе.

Кира благожелательно кивнула и улыбнулась, отметив, что кофе из хорошей кофейни, а не из попутного киоска.

– Тоже хочу проявить профессиональные навыки и угадать, – не унимался Григорий. – Флэт уайт или капучино среднего объема?

– Угадал, – легко согласилась Кира, тоже называя подполковника на «ты». – И там, и там меньше молока и два шота кофе. Что специалисты из Абхазии вещают? Никого не видели, никого не слышали?

– Практически, – хмыкнул Григорий. – Они настаивают, что она полезла фотографироваться, упала в ущелье, там внутренние потоки, тело носило по камням почти три дня, поэтому, пока труп сам не выплыл, найти его было невозможно.

– Ага, – согласилась Кира. – И, пока плавала в бурных потоках ущелья, Марина Алексеевна разделась, истыкала себя острым предметом и остригла себе волосы, клочками. Потому что зеркала при ней не было. Какая деятельная покойница попалась.

– Во всяком случае, в отчете они так и написали.

Кира засмеялась:

– Свидетелей нет. Из тех, кто был с ней в автобусе, никто толком даже сказать не может, когда она пропала. Аксакал какой-то видел ребенка наверху примерно в это время. Заорал на него и прогнал. Говорит, люди совсем с ума посходили, со своими фотографиями. И взрослые, и дети. Там вид красивый, туда регулярно для фотографий залезают.

– А вот наши судмедэкперты обнаружили, что жертва попала в воду уже мертвой, в легких воды не обнаружено и… – подполковник Самбуров взял оставшийся стакан и, сняв крышку, отправил ее в мусорное ведро, – и жертва подверглась насилию неким деревянным предметом, крупной веткой или чем-то таким.

– Ух ты! В… э? – Кира подбирала научные слова, которые сразу в голову не пришли.

– Да, в анальное и вагинальное отверстия, – кивнул Самбуров.

– Наш маньяк входит в раж. – Кира шумно вздохнула и отпила кофе. Помолчала немного и пояснила: – Он развивается, если так можно сказать. Его психоз усложняется, обрастает деталями. Первое убийство он совершать не собирался. Убил, скорее всего, случайно. Злость, ярость, перемкнуло, какой-то триггер сработал. Удар ножом это порыв. Резко, неожиданно, внезапно. Такое не планируют. Он сам от себя не ожидал подобного. Исступленно колол. Колотых ран много. Порезов еще нет. Очнулся от охватившего его безумия, а жертва мертва. Испугался того, что натворил. Желая скрыть преступление, спихнул труп в воду. Боялся, что его найдут, а потому прятался и выжидал. Но его не поймали. Более того, не искали вообще, сочтя смерть суицидом. Преступник успокоился, осознал, какие эмоции испытал в процессе убийства и после. Понравилось или принесло облегчение. К тому же остался безнаказанным. И он испытал некую вседозволенность. Жизни лишил, не пирожок спер…

Глаза Киры сияли. Самбуров глядел на нее как завороженный.

– От второго преступления убийца уже старался получить кайфа больше. Уже представлял, какие действия принесут облегчение, доставят удовольствие. Планировал, как захватит, куда потащит, где будет совершать злодеяние. Жертву раздел, тыкал, чем он там тыкал? Заточкой. Обрезал волосы. Изучал.

Кира уставилась в окно, прищурилась, будто представляла, как проходило преступление. Потом продолжила:

– Любознательный у нас убийца. Почти с научным подходом. Он ковыряется в теле, наблюдает за процессами. Там в деле отмечено, что раны нанесены в разное время. То есть потыкает, порежет, потом ждет, наблюдает. Затем принимается снова.

Григорий не сводил с девушки глаз.

– Ну и к третьему убийству вошел во вкус, уже есть сексуальная подоплека, палки в раны вставляет. И то, что это убийства, а не самоубийства, становится все явственнее. Жертв ищут. Но преступник по-прежнему безнаказан.

– Может быть, он хочет, чтобы его поймали?

– Нет, не хочет. Он наслаждается властью. Он вытворяет что хочет, совершает убийства, издевается над жертвами – и ему за это ничего не бывает. Я хочу поговорить с бывшим женихом Натальи.

Кира принялась звонить по телефону, номер молодого человека в деле был.

– Тебе снять ксерокопию? – Самбуров выкинул стакан из-под кофе в ведро и сложил папки в стопку.

Кира отрицательно покачала головой.