Kitobni o'qish: «…берёзки люблю», sahifa 2

Из задумчивости нас вывел, появившийся в дверях, дядька Парфен, прижимавший к плечу на половину наполненный мешок с овсом.

– Вот овес, а капусту завтра принесешь, – сказал он.

– Вот спасибо, а то ведь у меня со вчерашнего вечера гуси не кормлены.

– Нихай (пусть) едять, – ответил он.

Я поднялся с места.

– Ну, до свидания, Сеня, – произнес я, подавая ему свою руку.

– До свидания, Гриш, – отозвался Сенька.

– Будешь в наших краях – заходи. Моя хата третья с краю, по правой стороне.

– Ладно, зайду. Ты тоже у нас будешь – мимо не проходи.

– Хорошо.

Я отошел от стола. Все втроем мы вышли на крыльцо.

– Ну, Сеня с воскресеньем тебя, – усмехаясь, сказал я, похлопывая его по плечу.

– Чего это? – недовольно спросил он.

– Просто поговорка такая есть, а сегодня как раз воскресенье, вот тебя и с воскресеньем. Понял теперь?

– Ага.

Семен поблагодарил дядьку Парфена за обед и пошел по протоптанной тропинке к своему дому. Я, молча, смотрел ему вслед. Когда он скрылся из вида, я попрощался со своим соседом и попытался поднять мешок, но с первого раза мне это не удалось. Тогда хозяин дома спустился по ступенькам с крыльца и произнес, видя, что я не могу справиться:

– Постой. Давай помогу.

Он подбежал ко мне, помог запрокинуть мне на плечо мешок и я заковылял по знакомой дороге к своему дому.

Вернувшись домой, я насыпал овес для гусей, зашел в дом и решил сам немного перекусить. Поставив на стол то, что всегда водилось в каждом доме: огурцы, лук, помидоры и соль. Также на столе присутствовал и кувшин молока. Вдруг я услышал, как заблеяла коза на лугу. Хозяйство у меня большое, поэтому скучать не приходится. Недолго думая, я выбежал во двор. Оказалось, что она запуталась в своей веревке, которой были опутаны все кустарники, растущие поблизости. Распутав козу, я вернулся в дом. На столе сидела кошка по кличке Галоша. Она лакала из кувшина парное молоко.

– Галошка, Галошка. Что ж ты творишь? – произнес я.

И сняв кошку со стола, усадил ее на пол и налил в блюдце немного молока.

Неожиданно в дверь постучали. Открыв, я узнал в пришедшем человеке своего хорошего знакомого Ерему.

– Заходи, Ерем, – сказал я.

Он прошел в комнату.

– Да я мимо проходил, дай, думаю, зайду.

– Ну, заходи. Ты мой характер знаешь, я никого никогда не гоню. Обедать будешь?

– Давай, – ответил он.

Мы сели за стол.

– Да вот, надо вечерком дядьке Парфену капусты отнести, не забыть, а то ведь не хорошо получится: овес взял, а отдать забыл.

– Это правильно, – отозвался он.

– О, слышь, сейчас яичницы поджарю, – быстро сказал я и выбежал на улицу.

Зайдя в сарай, я стал карабкаться по лестнице на кучу сена, так как там я установил гнездо. Мое присутствие сильно не понравилось находившейся там курице, и она начала громко кудахтать. На ее крик отозвался петух, подпевая своим звонким голосом. Теперь шум стал невозможным и я не знал, как оттуда поскорее уйти. Найдя гнездо, которое я сделал из старой плетушки без дна, я попытался нащупать яйцо. Курица не унималась. Она бегала по всему сену и теперь прыгнула на край лукошка (корзины), перевернув его. Хорошо, что оно было без дна. Лукошко упало мне на голову, яйцо скатилось с сена и разбилось, а курица, размахивая крыльями, выбежала из сарая. Меня обрадовало, что яйца было два. Я забрал уцелевшее яйцо и вернулся в дом.

– Ты, я смотрю, в другую сторону ходил. Ты что курятник переделал?

– Да нет. Просто в курятнике нестись не хотят, а где сено – палкой не выгонишь, вот я гнездо там и установил.

– А-а.

Вдруг с печи спрыгнула кошка и побежала к нам.

– Галоша, опять ты здесь. Что не наелась?

– Слышь, а чего это ты кошку галошей назвал?

– Да понимаешь, все время, как ни гляну, в моей галоше спит, вот я ее и назвал.

– Понятно. Эх, хорошо, что в нашей деревне спокойно пока, а то ведь в дальних районах так стреляют, что спасу нету. Я у тебя чего спросить хотел. Не знаешь или, может, заподозрил кого, кто может на немцев работать?

– Не знаю. А что думаешь, у нас в деревне такие могут быть? – удивился я.

– А, ну, ладно.

– А зачем это тебе?

Да я так спросил, просто.

– А-а.

– Ну ладно, Гришка, пойду я.

– Прощай, Ерема, заходи ежели что.

– Зайду. Спасибо.

Я проводил Ерему и сел на лавку. Он в наших краях недавно появился, товарищ он хороший и поговорить можно, только, кажется, скрывает он что-то. Знаю, что злого умысла у него нет. О его вопросе я еще долго размышлял. Отнеся капусту соседу, я решил идти коротким путем около реки. Темнело. Солнце садилось и, глядя на реку, открывался чудесный вид. Небо залито фиолетовым заревом, и свет падает на слегка колышущиеся волны. Я не смог пройти мимо этого зрелища и сел на траву понаблюдать за этой красотой. Долго просидел я так, пока не заметил вдалеке слабо вырисовывающуюся человеческую фигуру. Вглядевшись, я понял, что это был Ерема.

– Ерема, ты? – крикнул удивленно я.

Он заметил меня и быстрым шагом направился в мою сторону. Когда он подошел совсем близко и сел рядом, я спросил:

– Что это ты по ночам расхаживаешь? Как шпион прямо, – сказал я в шутку.

Было видно, как он испуганно посмотрел и через мгновение, смеясь, проговорил:

– Я? Шпион? Ха-ха, да какой из меня шпион? Просто не спалось, вот и решил пройтись.

– А ты-то, что здесь сам делаешь? Я думал ты у дядьки Парфена, – через некоторое время добавил Ерема.

– Да нет. Я ему капусту еще днем отнес.

– Понятно.

Так мы просидели еще некоторое время, затем попрощались и разошлись по домам.

На следующее утро я проснулся разбуженный криком петуха. Заметив в сарае, что сено на исходе, решил, пока еще солнце не взошло, накосить. На часах было четыре часа утра. Я взял косу, нужные инструменты и пошел во двор отбивать ее лезвие, затем взял брусок и долго точил ее. После этого я пошел в сарай и вывел своего коня. Я его очень люблю. Он самый верный товарищ и друг. Он мне очень дорог, и я не променяю его ни на какие деньги. Так как я шел на поле, то решил заодно взять и его, чтобы привязать на лугу. Прихватив с собой на всякий случай молоток и брусок, я направился в поле. В моей сумке был обед и молоко. Я вышел на дорогу, прикрыл калитку и побрел по извилистой тропе, едва заметной среди травы. Как же мне нравится утренний покос! Сколько раз прихожу на поле, столько восхищаюсь. Это ж надо красотища-то какая! Просторы, поле, ветер. Солнце еще не взошло и по коже пробегает легкий холодок. Повсюду пахнет полем, а вдалеке виднеется лес, он кажется таким пустынным и спокойным, кукует кукушка, на траве лежит роса, а я босиком иду через поле по извилистой тропке и веду под уздцы своего коня…

Теперь пора узнать обстановку в отряде. Рано утром из леса в отряд прибежал странный человек и потребовал командира Половцева. Сразу было видно, что он не из своих, так как был одет в холщевую рубаху или, проще говоря, в штатскую одежду. Однако, странное дело? Несмотря на его внешний вид, никто не удивился его появлению, казалось, он уже не единожды появлялся здесь и вместо того, чтобы поднять тревогу и узнать, как он здесь оказался и нашел их лагерь, его спокойно пропустили, и создавалось впечатление, что никто не замечал его появления. Через некоторое время незнакомец уже стоял около командира Половцева. На вид ему было лет двадцать пять, но, несмотря на его возраст, лицо было серьезно, хмуро, а на нем читалось, что он выполняет какую-то особо важную для отряда миссию.

– Какие новости в деревне? – строго спросил командир.

– Докладываю, товарищ командир, подозрительных личностей в поселке не обнаружено. Новых жителей нет и, по всей видимости, с фашистами никто общих дел не имеет.

– Информация проверена?

– Обижаете, товарищ командир.

– Молодец, Ерема. Хорошая работа. Выполняй свою миссию дальше: каждое утро приходи ко мне в шесть часов и докладывай обстановку.

– Есть, продолжить выполнение задания! Разрешите идти?

– Идите.

Таким образом простой деревенский житель Ерема, хороший мой друг оказался разведчиком, переодетым в местного жителя, который докладывает в лесной отряд обстановку в деревне и высказывает свои предположения по поводу окружающих, чтобы удостовериться в том, что данный житель не является немецким шпионом. Радует только то, что он хотя бы работает не на фашистов, по крайней мере, бояться его не стоит.

Тем временем после ухода Еремы к командиру подошел Сева.

– Звали, товарищ командир?

– Да, Сева. Что-то не нравится мне, что Андрюшка с конвертом задерживается. Я думаю, как бы не случилось чего?

– Да, что там случиться может? Скорее всего, проверяет, не следят ли за ним, вот так долго и не решается к нам приходить.

– Будем надеяться, – вздохнув, произнес Петр Харитонович и через мгновение размышления произнес:

– Ребят-то тоже нет, которых я к нему на помощь послал, вот что.

– Не знаю, товарищ командир. Надеюсь, что справятся.

– Ладно. Только бы не получилось, как в прошлый раз.

На эту фразу Севка ничего не ответил, а лишь промолчал, опустив голову.

Вдруг из леса выбежал один солдат, специально посланный для того, чтобы узнать, что случилось с Андреем и двумя другими солдатами.

– Срочное сообщение! Срочное сообщение! – прокричал он и остановился около командира и Севы.

– Ну, что там? – торопил его Половцев.

– Хорошая новость: Филипенко просил передать, что дня через два будет в отряде, задание выполнено, письмо у него. Правда, он еще говорил про то, что что-то пошло не по плану, подробности расскажет на месте, но главное, что все обошлось. Сейчас он скрывается в заброшенной часовне за деревней, боится, что за ним следят, но сказал, что все в порядке.

Командир, едва заметно, улыбнулся, посмотрел на Севку, который сказал с улыбкой:

– Вот видите, все в порядке, а вы волновались.

Половцев глубоко вздохнул и произнес:

– У-ух, как гора с плеч.

– Разрешите идти? – спросил солдат.

– Да. Идите, – ответил командир и в хорошем расположении духа присел на заваленное дерево.

Этим днем я накосил сена и после тяжелой работы сидел у себя на крыльце, расположившись на ступеньках, и курил самокрутку. Я даже не заметил, как к дому подошел Ерема.

– Ерема! Ну, и напугал же ты меня! Как же это ты умеешь подкрадываться незаметно, даже и не знаю?

– Часть профессии, – с легким воображением произнес он, надвинув на лоб кепку легким и непринужденным движением руки.

– Что? – тихо спросил я.

– Да нет, ничего. Это я так.

Затем, постояв некоторое время в нерешительности, произнес:

– Ну, ладно, пойду я.

И уже повернувшись уходить, резко остановится. Казалось, он что-то хотел спросить и не решался. Так и не осмелившись, принял решение удалиться. Неожиданно он поборол сомнение и, повернувшись ко мне, решительно произнес:

– Нет, Гриш, я все-таки тебе скажу, хоть и не положено. Я ведь к тебе по делу пришел, с официальным визитом, так сказать.

– А что такое? – удивленно спросил я, потушив окурок.

– Я слышал, отца у тебя на войне убили?

– Да. Но я об этом вспоминать не люблю, – строго произнес я.

– Да я понимаю, а ты мне лучше вот что скажи: отомстить не хочешь? – сказал Ерема и глаза его загорелись диким и сумасшедшим пламенем.

Я испуганно посмотрел на него.

– А разве возможно это? – нерешительно проговорил я.

– Возможно, Гришаня, возможно. Знаешь мне ведь об этом распространяться не велено, но тебе скажу. Мы с тобой уже столько времени дружим. И огонь, и воду вместе прошли.

– Это верно, – все еще не понимая, ответил я.

Тебе врать я не хочу, да и не по-людски это. Я ведь, знаешь, разведчик. Да-а. Что удивлен? – смеясь, произнес он.

– Да, как сказать. Что не ожидал, так это уж точно.

– А-а – хитро ответил он. Столько лет меня знаешь и ни о чем не догадался. Во как! Учись! – смеясь, шутливо добавил он.

– Слушай, а приходи в наш отряд служить. Будешь разные задания выполнять, за отца отомстишь, а? Место нашего лагеря я тебе сказать не могу пока, военная тайна, сам понимаешь, но если согласишься, то другое дело. Ну, дык как?

– Предложение, конечно, заманчивое. Только вот нужно ли? Хозяйство у меня опять же. Вроде жизнь спокойная, у нас не стреляют, а что еще нужно?

– Ну, скажи – неужели ж тебе не хочется Родину защищать? Она гибнет. Гибнет, а ты здесь курей пасешь! Думаешь, отсидеться получится? Думаешь, немцы тебя стороной обойдут? Только вот, что я тебе скажу, Гриша: не будет этого! Слышишь?! Не будет! А вот когда коснется, ты ко мне прибежишь, только я тогда уже подумаю: принять тебя или нет! – слегка повысив голос, и разгорячившись, кричал он.

– Да причем тут это? Как ты вообще такое подумать мог? Хорошо, подумаю я. Мне ведь всегда хотелось в ряды нашей армии вступить, только казалось не время все.

– Время лет в сорок будет? Ладно, даю тебе на размышление неделю. Ежели надумаешь, найдешь меня в заброшенной хате, что на краю деревни. Я ведь и так много чего неположенного тебе сказал, как другу. А ты? Э-эх! – качая головой, говорил он.

И, махнув рукой, добавил:

– А еще друг называется!

– Да что друг? Это ведь личное дело каждого человека. Шаг это серьезный. Представь, в одну секунду разломать всю жизнь, а ты еще хочешь, чтобы я сразу отвечал, это же, как снег на голову, – вскипел я.

– Да сказал же, неделю даю. Все, пойду я, а то и так много времени потерял. Надеюсь, что ты меня не подведешь, – раздраженно произнес он.

И он исчез, завернув за угол дома, а я остался раздумывать над его предложением.

Этот день прошел как обычно и поэтому на его описании я не останавливаюсь, а вот вечером произошло событие, которое перевернуло всю мою жизнь. Я принес воды из колодца и вошел в дом. Через некоторое время мне показалось, что я слышу какой-то странный шум, как-будто, гул самолета, но значения этому я не придал и снова, сидя у стола, погрузился в свои размышления. Я думал о разном: о том, что надо за дровами сходить, гусей накормить и о многом другом, а также вспоминал слова Еремы.

– А может и правда, пора уже Родину защищать? Хватит в деревне отсиживаться. Может прав был Ерема. Да. Прав. Скорее всего, я не могу вот так сразу взять и начать все сначала, все по-новому. Может быть, моя нерешительность мешает мне? А ведь в глубине души я, наверное, понимаю, что должен быть в их отряде. Все, завтра точно пойду и скажу Ереме, что я согласен и если придется жизнь за Родину отдать, то я это сделаю. Но опять же хозяйство, родная деревня, спокойная жизнь. Зачем что-то менять?

Такие противоречивые мысли мучили меня и не давали покоя. Вдруг во дворе заблеяла коза.

– Опять запуталась, – подумал я и вышел на улицу, чтобы освободить ее.

До козы оставалось пройти шагов семь, как за моей спиной раздался взрыв. Взрывной волной меня отбросило в сторону и слегка присыпало землей. Пролежав так несколько минут, я решил подняться на ноги. Осмотрев себя и убедившись, что я не ранен, стал озираться по сторонам. Я ничего не слышал. Поняв, что потеря слуха произошла в результате взрыва, немного успокоился, зная, что через некоторое время слух должен вернуться. Обернувшись, я посмотрел на дом, из которого только что выходил и окаменел. То, что я увидел, не поддавалось описанию. Вместо только что стоявшего дома образовалась глубокая воронка. Не было ничего, только глубокая яма, вырытая в земле. Можно было подумать, что здесь вообще никто никогда не жил, не осталось даже щепки от дома. Я стоял и смотрел на эту картину. Мой дом был стерт с лица земли, будто его вообще здесь никогда и не было. С минуту я пребывал в шоке. Через некоторое время я понемногу начал приходить в себя и понимать что происходит. На лице моем показались слезы, глаза впали, лицо было бледно, а взгляд смотрел в пустоту. Война дошла и до нашей деревни, где до этого было спокойно. Раньше казалось, что она где-то далеко, не здесь и у нас такого точно быть не может. К сожалению, мои надежды, что война не затронет наш поселок, рухнули. Вот она, здесь. Вспомнив, о делах по дому, которые собирался выполнить, я с горечью усмехнулся, наверное, я сходил с ума. Повсюду гремели взрывы, летали фашистские самолеты, из домов с криками о помощи выбегали люди. Они спасали своих детей, искали в этой суматохе своих родственников, только я этого ничего не слышал, я стоял и смотрел на разрушенную жизнь. Глупо было раньше думать, что нашу деревню фашисты не тронут, обойдут стороной и не заметят, она ведь такая маленькая, ее и на карте-то не найдешь. Ан, нет. Моей деревни больше нет, ее стерли с лица земли. Через мгновение я упал на землю и, уткнувшись лицом в траву, отчаянно зарыдал. Читатель, возможно, задастся вопросом: как можно лежать на поле и рыдать, когда повсюду взрывы, нужно бежать и неважно куда, главное, как можно дальше от этого места. Но мне в тот момент было совершенно все равно. Жил я один, родителей в сорок первом убили (они, тогда как раз в городе были, а тут немецкие самолеты…город разрушен, родителей нет). Мысль о том, что моего лучшего друга больше нет, разрушала меня, мой конь…. Больше у меня ничего не было, кроме собственной жизни, но в этот момент я не прочь был с ней расстаться.

Повсюду бегали люди, продолжали лететь гранаты, а я один лежал на поле и только, пожалуй, со мной рядом, также сильно переживая, блеяла коза, привязанная недалеко и сейчас стоявшая возле меня. Не знаю, сколько времени я так пролежал, может час, а может и целый день, только, когда я поднялся, взрывов уже не было, а слух восстановился. Я посмотрел вокруг. Передо мной предстало ужасное зрелище: некоторых домов не было совсем, как моего, от некоторых остались кое-какие обгоревшие доски и бревна, в некоторых были провалены крыши. Но было одно, что их объединяло, все они были разрушены, и нигде не было видно людей, точнее, трупы были, но живых не было никого. Повсюду были разбросанные мертвые тела и отдельные фрагменты. Люди, оставшиеся в живых, скорее всего, убежали искать спасения в лес или уехали на машине, что специально была направлена для этих целей. Я отвязал козу, и она быстро скрылась в лесу. Теперь я остался один. Если раньше я еще сомневался, то теперь точно знал, что мне делать. Да, я пойду к Ереме! Теперь меня ничто не удерживало, мысли мои были ясны, не было противоречий, и я точно знал, что хочу быть в их партизанском отряде. Хорошо бы он принял меня и не отказал. Все вышло, как он и предрекал. С решительным и отчаянным видом я побрел по пыльной дороге. Странно, но я ничего не боялся, мне нечего было терять, и нечего было ценить. Наконец, я дошел до последнего дома деревни, что находился у края дороги. Он был давно заброшен, и находился на большом расстоянии от остальных, скрытый в тени густо заросшей растительности. Мощные кроны деревьев скрывали его от посторонних глаз, возможно поэтому, он стал единственным уцелевшим строением. Я спустился с пригорка, так как дом находился в легкой низине и, ускорив шаг, уже через несколько минут стоял перед его крыльцом. Дверей и окон там не было. Не знаю, как вообще он мог там скрываться, но все же это было именно так. Возможно, его не замечали и не пытались разыскивать там, видя, что дверей там нет, окон тоже. Где там спрячешься? Однако факт оставался фактом, в этом месте он уже долго скрывался, а так и не был никем обнаружен. По дороге к дому я вспомнил о моем друге детства Сеньке и подумал:

– Интересно, как он там? Уцелел ли он после взрывов?

Этот вопрос постоянно мучил меня и не выходил из головы. В этот момент я принял следующее решение: поклялся, что обязательно найду его, если, конечно, он остался жив.

Но вот я вошел внутрь и стал тихонько звать:

– Ерема. Эй, Ерема. Ты здесь?

После некоторого молчания (вероятно, он пытался узнать мой голос) послышался ответ.

– Да. Заходи.

И из соседней комнаты появился Ерема.

– Ты один? Хвост за собой не привел?

– Да вроде нет, – нерешительно произнес я.

– Ладно. Зачем пришел? – слегка развязно спросил он.

– Я готов, – решительно ответил я.

Он пристально посмотрел на меня, как бы спрашивая: «А не передумаешь?», но, увидев в моих глазах серьезность, ответил:

– Ха! А как же дом, хозяйство, тихая спокойная жизнь? – коротко сказал он, потирая шею ладонью со стороны затылка, подтрунивая, и с усмешкой произнес он.

– Нет у меня дома, – спокойно ответил я.

Мне казалось, что он сейчас, издеваясь, будет говорить что-то вроде: – «Да что ты! Да как же это так?» или в лучшем случае: « Ну, я же тебе говорил. Что? Коснулось?», однако, вопреки моим ожиданиям, ничего подобного к моему великому удивлению не было.

– Да, – со вздохом произнес он и впал в глубокую задумчивость.

– Ну, дык как? Возьмешь меня к себе в отряд? – все более нерешительно произносил я.

Он молчал. Я стал думать, что Ерема сейчас откажется, но через мгновение произнес:

– Хорошо. Уходим через два дня. Так как дома у тебя нет, можешь это время переждать здесь.

– Нет, спасибо Ерема. У меня ведь еще одно дело есть, мне надо друга найти, так что пойду я.

– Ну, как знаешь.

Я вышел и уже шагал по той же дороге в соседнюю деревню, а он еще долго стоял и смотрел мне вслед из дверного проема.

Я шагал несколько часов и, наконец, оказался у нужного дома. Пока я шел по деревни, заметил, что здесь ничего не тронуто и сердце наполнилось радостью и надеждой. С улыбкой на лице подходил я к его дому. Близился вечер, и солнце понемногу начинало садиться. Стояла такая тишина, что казалось, все замерло, только изредка жужжали пчелы и летали комары. Вдруг где-то далеко послышался знакомый шум и на небе появились немецкие самолеты. Мне на встречу, чуть не сбив меня с ног, выбежал Сенька. Он так спешил, что даже не заметил меня.

– Сеня, подожди! – кричал я вслед удаляющемуся товарищу.

– А? – обернувшись, спросил он.

– Это же я!

– Ой. Что ты стоишь? Побежали! – кричал он, и мы бросились в лес.

Добравшись, мы решили передохнуть.

– Ой, прости, Гришка. Я ведь даже с тобой не поздоровался, – опомнился он.

– Да ладно, что ж я не понимаю? Обстрел ведь.

– Все. Теперь от моего дома остались, что называется, рожки да ножки, – с легкой усмешкой произнес он.

Я всегда удивлялся его юмору и иронии. Вообще, надо сказать, он никогда не унывал и всегда мог всех развеселить остроумной фразой, однако ведь сейчас совсем не тот случай. Я про себя восхищался им, его спокойствием. Невольно сравнивал один и тот же случай с домом: со мной и с ним, и увидел очень яркий контраст между моим и поведением и его.

– Да, шутки шутками, но куда идти теперь я не знаю, – серьезно произнес он.

Я подумал про себя: «Шутки? Как это слово вообще уместно в этой ситуации?», но промолчал, зная, что это может обидеть его. Видно такой он человек, на все с юмором смотрит. Как это я раньше этого не замечал, ума не приложу?

Я принялся размышлять, куда идти дальше. Зная, что ни у меня, ни у него нет жилья, мысль пойти домой я сразу отбросил. И тут мне в голову пришла гениальная мысль.

– Знаю! Твердо сказал я – пошли.

И взяв его за рукав, потащил за собой.

– Куда? – в недоумении спросил он.

– Сейчас узнаешь.

Мы долго пробирались по лесным зарослям, пока наконец не вышли на равнину. За спиной у нас шумел лес, а перед нами открывался вид на деревню. Я вел его к дому Еремы. Вскоре мы добрались до нужного нам места. Войдя внутрь, я стал звать:

– Ерема! Слышишь? – шепотом звал я.

– Что? – отозвался он, выходя все из той же комнаты.

Услыхав наши голоса, он встревожено спросил:

– Ты что не один?

– Нет, со мной мой товарищ, – пытался успокоить я.

Но он, не унимаясь, твердил:

– Ну, и что ты сделал? Ты же меня раскрыл.

– Не волнуйся! Я же сказал тебе, это мой друг, мы с ним с детства дружим, так, что он не предаст, – повторил я.

– Ну, смотри, – настороженно произнес он.

Теперь Ерема осмелился подойти ближе. Было темно. К тому времени, как мы оказались здесь, уже совсем стемнело, и, таким образом, он не смог сразу разобрать сколько человек находится в комнате. Поэтому не удивительно, что он подумал, будто я один.

– Что решил переночевать? – с усмешкой спросил он.

– А как ты догадался? – изумился я.

– А тут и догадываться нечего. Ладно, сейчас пойду готовить место для вашего ночлега, – спокойно ответил он и вышел из комнаты.

Мы с Сенькой остались одни.

– Сень? – неуверенно обратился я.

– Что? – беззаботно отозвался он.

– Я хочу тебе сказать одну очень серьезную вещь. От твоего решения сейчас будет зависеть дальнейшая судьба.

– А что такое? – испугался Сеня.

– Слушай, я сейчас все тебе расскажу. Этот человек является партизаном. В своем отряде он выполняет роль шпиона и, как я понимаю, вербовщика. Знаешь, ведь нашей армии так нужны люди. В общем, я сегодня принял решение стать в ряды нашей армии и призываю тебя пойти со мной. Все. Сказал – выдохнув, произнес я и махнул головой в сторону комнаты, в которую вошел Ерема.

– Что ты на это скажешь? – встревожено посмотрев, спросил я.

А затем добавил:

– Я ведь тебя не тороплю, можешь подумать, знаю, что дело очень серьезное, но если ты откажешься, винить я тебя не стану. Подумай, хорошо подумай, – произнес я.

– А что тут думать? Ведь сейчас сбылась моя самая заветная мечта! Спасибо тебе, Гришка, за это предложение, я ведь о таком уже и не мечтал! – весело ответил он.

Говоря это, глаза его сияли радостью.

– Правда? – спросил нерешительно я.

– Конечно правда. А что, разве может быть другое решение? Так я его не вижу, – серьезно ответил он.

– Спасибо, Сенька, спасибо. Выручил. Ну, когда друзья со мной, мне не страшен ни снег, ни зной, – произнес я.

В этот момент вернулся Ерема.

– Все готово.

– Ерема, я должен тебе кое-что сказать.

Он остановился и устремил на меня свой взгляд.

– Понимаешь, со мной хочет мой товарищ пойти, – продолжал я.

Ерема задумался и затем сказал:

– Что ж, нам люди нужны, чем больше, тем лучше, так что добро пожаловать. Завтра я вас отведу в лагерь, а сейчас пойдемте я вам место для ночлега покажу.

Он повел нас в комнату, из которой только что вышел. Домик был небольшой всего-то две комнатки и то без окон и без дверей, но разместиться было возможно.

– Эту комнату я в расчет не беру, потому как, здесь двери выходят на улицу и видно любого, кто бы здесь не находился, а эта закрытая со всех сторон деревьями, поэтому особенно не видна, – сказал он, остановившись в дверях, разделяющих две комнаты, и указал на ту, из которой мы только что вышли.

Когда мы оказались внутри, мы поняли, как ему столько времени удавалось пробыть в этом доме и оставаться незамеченным. В полу было вырыто нечто похожее на окоп, там был установлен стол, стул, а на столе лежала тетрадь с записями и ручка. Здесь он видимо вел отчет о своих результатах при выполнении поставленных задач. На поверхности лежали три старых матраса, разбросанных по углам, и подушки, набитые старыми вещами. Вот, пожалуй, и все, но мы были рады и этому. Легли спать, а я все думал о завтрашнем дне.

Едва взошло солнце, как Ерема принялся нас будить. Мы быстро поднялись и через несколько минут были готовы к предстоящему походу.

– Знаете, мы ведь вообще-то непроверенных людей в отряд не пускаем, а то мало ли что, вдруг переодетым фашистом окажется. Обычно мы долго присматриваемся. Подойдет ли нам этот человек, не придаст ли он нас? Так что вы не подумайте, что к нам просто так попасть можно. Вы исключение, потому, что друзья мои, и я за вас поручиться могу. Понятно? – обратился он к нам.

– Конечно, – отозвался я.

– Ну, что готовы?

И он вопросительно на нас взглянул. Мы кивнули и, не услышав с нашей стороны никаких возражений, он продолжил:

– Тогда в путь.

Мы поднялись и вышли из дома. Пробравшись под деревьями, выбрались на ровную местность, впрочем, по хорошо просматриваемой территории брели мы не долго, чтобы не быть замеченными и через некоторое время свернули в лес. Долго шли мы по болотам, цеплялись о колючий кустарник, пробирались в камышах и наконец, добрались до лагеря. Останавливаться на его описании я не буду, чтобы не отнимать время читателя и посвятить его более важным событиям. Напомню лишь, что он представлял собой ровную местность, закрытую со всех сторон высокими деревьями. Ерема шел впереди, а я и Сенька немного поодаль. Солдаты, увидев Ерему, радостно закричали:

– Ерема! Опять объявился!

А кто-то кричал:

– Как жизнь? Не одичал там без нас?

И, заметив нас, продолжил:

– А это кто с тобой?

– Потом узнаете, – ответил он.

Некоторые солдаты занимались делом, не замечая ничего вокруг, а некоторые внимательно рассматривали вновь прибывших. Немного поодаль, сидя на бревне заваленного дерева, сидела высокая девушка с короткой стрижкой. Волосы ее были острижены по подбородок. Она была полностью поглощена своим делом (в данный момент она чистила пистолет) и, казалось, не замечала нас.

– Мне нужно видеть командира, – обратился к одному из солдат Ерема.

– Пошли, – ответил он и повел в палатку.

Мы с Сенькой остались стоять на улице. Этим солдатом оказался ни кто иной, как Сева.

Войдя внутрь, он увидел Петра Харитоновича, он курил папиросу и о чем-то размышлял.

– Товарищ командир, вот, к Вам пришли, – обратился Сева.

– Кто пришел? – спокойно спросил командир.

– Представился Еремой.

– А, Ерема, зови.

– Слушаюсь, товарищ командир.

Сева исчез и в палатку вошел Ерема.

– Товарищ командир, разрешите доложить о выполнении задания, – начал он.

– Докладывайте.

– Задание выполнено. Необходимое количество человек завербовано и готово вступить в наши ряды.

– Отлично, Ерема. Тебе какое задание не дай, всегда справишься.

– Смотрите не сглазьте, товарищ командир, – с улыбкой произнес Ерема.

– Не сглажу, – смеясь, говорил Половцев и, постучав по дереву, продолжал:

– Ты один из моих лучших солдат, что правда, то правда.

– Спасибо, товарищ командир.

– Одно меня, Еремушка, беспокоит: почему Андрей не возвращается, говорил, через два дня будет, а сейчас третьи сутки пошли.

– Значит, сейчас не может. Вы же знаете, в нашем деле не всегда все гладко бывает.

– Знаю, Ерема, знаю. Ну, ладно, веди их сюда, – сказал Петр Харитонович.

– Слушаюсь, товарищ командир.

Через несколько секунд я и Сенька находились в палатке. Командир долго смотрел на нас, а потом произнес:

– Значит, хотите партизанами стать? – медленно спрашивал командир.

– Да, – ответил Сенька.

– Не «да», а «так точно» надо говорить, – тихо поправил я.

– Это очень серьезный шаг. Вы понимаете, что теперь у вас нет ни дома, ни спокойной жизни, если конечно до вашей деревни еще немцы не дошли, ничего нет. Вы хорошо подумали?

– Так точно! – ответил я.

– Вот и отлично, но помните: назад дороги нет!

На мгновение он замолчал и через некоторое время добавил:

– Теперь назовите ваши имена.

– Меня зовут Григорий Крапивин, а это Семен Кулаков.

– Ну, а меня вам, наверное, уже представили, но если нет, то я Половцев Петр Харитонович – командир отряда.