Kitobni o'qish: «Солнечный луч. Дорогой интриг», sahifa 4

Я вздохнула, и его сиятельство произнес с покровительственной улыбкой:

– Терпение, дорогая, осталось совсем немного.

– До чего? – спросила я.

– До откровений, конечно же, – ответил дядюшка с едва уловимой иронией.

И с этого момента я вообще перестала замечать что-либо. Мне хотелось ускорить шаг, чтобы «немного» превратилось в «ничто». И если бы не неспешная поступь главы рода, я непременно пошла бы быстрей. И когда мы приблизились к карете, ожидавшей его сиятельство с наружной стороны парадных ворот, я успела извести себя нетерпением. А уже сидя в карете, я воззрилась на дядюшку, ожидая, когда он развеет таинственность и ответит на все невысказанные вопросы. Впрочем, они были готовы сорваться с моего языка, но, изыскав последние крошки хороших манер, я мучилась, но терпела.

– Чудесные нынче погоды, не находите, дитя мое? – вопросил граф Доло, поглядев в окошко.

Карета уже тронулась с места, и его сиятельство некоторое время рассматривал неспешно сменявшиеся за окошком виды. Он молчал, а я медленно закипала. И когда до потери облика благородной девицы оставалось совсем чуть-чуть, дядюшка повернулся ко мне и укоризненно покачал головой.

– Как вы с таким терпением сумели дождаться встречи с Его Величеством, а не выпрыгнули на него из кустов? Совестно, госпожа баронесса. Вы наметили себе жизнь, в которой придется немало бороться за существование, и не всегда эта борьба будет стремительной атакой. Вам стоит поработать над собой, Шанриз. Учитесь сохранять лицо даже там, где готовы вцепиться в горло вашему врагу.

– Да о чем вы, ваше сиятельство? – праведно возмутилась я. – Еще скажите, что я устроила охоту на самого короля. Всё намекаете и намекаете на что-то…

И я отвернулась, гордо вздернув подбородок, но в ответ услышала хмыканье дяди и скосила на него глаза. Граф улыбался, и в улыбке его было больше насмешки, чем веселья.

– Так и стойте на этом, Шанриз, – произнес глава рода. – Но мне лгать не имеет смысла. Я отлично знаю ваше поместье, а также мне известно, где вам следовало идти к пруду. Та дорога не имеет пересечений с аллеей, по которой вели гостей. Вы замечательно назвали встречу с государем – охота. И раз уж она удалась, то нам стоит закрепить успех, пока наш дорогой монарх еще помнит девицу, которую он привел для представления великосветскому обществу. И я повторяю еще раз, вы должны быть со мной искренни, потому что я с вами совершенно честен. – Я отвела взгляд, ощутив прилив смущения. – Поначалу я был ошеломлен, как и все. Впрочем, был ошеломлен больше остальных, потому что ваша интрига открылась мне в ту же минуту, когда вы присели в реверансе. – Я вновь посмотрела на дядю, теперь настороженно. – Вам бы следовало задать трепку, однако я решил, что не буду этого делать. Напротив, я готов поддержать ваше начинание, и потому мы сегодня встретились.

– Почему? – спросила я, вновь ощутив любопытство.

– Во благо рода, – ответил граф. – Мы теряем свои позиции при Дворе. Этого нельзя допустить. Род Доло верно служил правящей династии на протяжении двухсот лет. Двести лет наши с вами предки были политиками, воинами, даже участвовали в Совете. Однако этой славной эпохе приходит конец. Мои сыновья, ваши кузены, не оправдали моих ожиданий. Они мягки и слабохарактерны и не могут представлять наших интересов. Зато в вас я увидел решительность и смелость. Потому я делаю ставку на вас, дитя мое.

– Ох, – выдохнула я, прижав ладонь к груди.

– Вам нечего опасаться, Шанриз. Я с вами, и я, в отличие от вас, знаю расстановку сил при Дворе, и как стоит действовать. Если вы так же умны, сколь отчаянны, то мы добьемся успеха, и вы займете место, к которому стремитесь.

– Что вы хотите сказать? – настороженно спросила я.

Дядя улыбнулся. Я ждала, что он ответит, потому что не совсем понимала, чего он ждет от меня. Нет, свою роль я осознала, но не могла постичь, как я могу помочь роду.

– Если мы будем действовать разумно и уверенно, то однажды вы сместите графиню Хальт и займете ее место, а я приложу все усилия, чтобы вы на нем задержались подольше.

– Стану фавориткой? – уточнила я.

– Разве не к этому вы стремитесь? – он иронично вздернул брови.

Я не спешила с ответом, потому что граф не разгадал моих намерений. Я ожидала несколько иного, и с тем, о чем говорил глава рода, это если и имело что-то общее, но весьма отдаленно. Однако если я сейчас скажу, что не мечу на место графини, тогда его сиятельство поинтересуется, зачем мне нужно сближение с королем. Но, услышав ответ, не сочтет ли он меня сумасбродной? В этом случае помощи от влиятельного родственника мне не видать, и тогда до короля мне не дотянуться еще очень долго…

– Государь любит графиню? – спросила я больше для того, чтобы еще оттянуть время своего ответа.

Теперь молчал дядя. Он смотрел на меня и, кажется, обдумывал, что мне ответить. Наконец, мягко улыбнулся и произнес:

– Вас не должны волновать его чувства к другой женщине, только его отношение к вам. Пока это больше любопытство, даже наш государь имеет эту слабость. И мы не дадим этому любопытству угаснуть.

– И все-таки, – не отступила я. – Если мне предстоит борьба с ней, то я хочу знать больше о женщине, с которой вступлю в соперничество.

В этот раз граф молчал дольше. Он по-прежнему смотрел на меня, его взгляд скользил по моему лицу, словно дядя впервые его видел. Его сиятельство потер подбородок:

– Как интересно, – чуть растянув слова, заговорил граф. – Ваша матушка неоднократно говорила о вашей внешней схожести с нашей бабушкой, но я не придавал этому значения. Она ведь была из дома Тенерис, однако дед выбрал ее среди множества претенденток более выгодных, чем родственница из подчиненной ветви рода. И ведь не прогадал. Она была сильной женщиной, умной и весьма коварной. Многие считали ее сумасбродкой, однако бабушка ничего не делала без явной выгоды для мужа или детей. Все ее выходки имели под собой твердую основу и часто вели к успеху. Но я не ожидал, что увижу ее черты в ком-то из ныне живущих родственников. Однако наследие передалось вам спустя два поколения. Женщины, урожденные Тенерис, имеют сильные черты характера. Хочется верить, что в вас они проявятся в полную силу. – Он откинулся на спинку сиденья и улыбнулся уже совершенно искренне. – Похоже, я выбрал верную тактику, решив быть с вами предельно откровенным. Скажите, Шанни, вы романтичны по натуре? – Вопрос был неожиданным, и я немного растерялась, но решила теперь быть с ним честной, ответив любезностью на любезность.

– Нет, – сказала я. – Я далека от романтики. Облака находятся слишком высоко, чтобы я стремилась оказаться среди них. Но я уверенно чувствую себя, когда под ногами земная твердь.

– Вы мечтали произвести фурор и покорить мужчин на своем представлении?

– Я мечтала встретиться с королем. Я хотела, чтобы он меня заметил.

– У вас это вышло, – хмыкнул дядя. – Значит, вы и вправду целеустремленная девица. Это радует. Но не поддавайтесь эмоциям. Чтобы завоевать такого мужчину, как наш государь, вам потребуется немало терпения, – граф выглянул в окно, после дернул шнурок, и карета остановилась. – Пройдемся.

Оказалось, что мы уже въехали в предместье. И это удивило, потому что после празднества мы вернулись из поместья в особняк в столице. Однако возражать я не стала и послушно вложила пальцы в ладонь дядюшки, когда он подал руку, чтобы помочь мне выйти из кареты.

– Вернемся к графине, – заговорил его сиятельство, и я перевела на него взгляд. – Серпина Хальт не особо хороша собой, но приятна взору. Она продержалась подле государя удивительно долго. Уже больше двух лет он делит с ней ложе. – Я смущенно потупилась, всё же к таким разговорам я не была приучена, хоть иногда мы с Амбер и говорили об этой стороне супружества. – Первые полгода он смотрел только на графиню, но потом у короля случались и иные, кратковременные, связи. Он быстро остывает, если не находит в женщине то, что способно его удержать. Серпина стойко выдержала интриги царственного любовника. Она дает королю покой и отдохновение. К тому же графиня подружилась с Ее Высочеством, и не секрет, что государь обожает свою младшую сестру. С замужеством старших Его Величество затягивать не стал, но с Селией не спешит расстаться. Вам известно, что отец государя и наш бывший правитель скончался рано. Королева умерла в родах, и даже маг не сумел ей помочь. Так вот, графиня и принцесса окружили короля тем, чего он был лишен с ранней юности – семейным уютом. И в этом сила нынешней фаворитки. Кроме того, род ее покойного мужа, а точней, кузен графа Хальта из старшей ветви – герцог Ришем, возвысился и укрепился. Он поддерживает Серпину и зорко следит за тем, чтобы у нее не появилось соперницы. На короля сложно влиять, почти невозможно, но он готов делать приятное для своей женщины, и потому можно сказать, что за герцогом стоит сам государь.

– Но как же…

Дядя широко улыбнулся.

– Герцогиня Аританская, дитя мое, – не без пафоса ответил граф. – Она не выносит Серпину из-за того, что утеряла власть над принцессой. Графиня, спеша закрепиться, перетянула на себя внимание Ее Высочества, и та перестала внимать тетушке. Более того, в узкий семейный круг ее светлость забыли пригласить, там царствует фаворитка. И всё это нам на руку, потому что герцогиня станет нам союзником и верным помощником.

– Как? – мрачновато спросила я. Картина, открывавшаяся передо мной, пугала больше, чем вызывала интерес и желание начать действовать.

– Вы будете ее фрейлиной, Шанриз, – торжествующе объявил дядя. – Ее светлость благоволит вам, и ни герцог Ришем, ни графиня Хальт не смеют запретить ей взять вас к себе. Да они пока и не будут расценивать вас как серьезную угрозу. Однако вы и вправду угроза, потому что ваши союзники – это их противники. И поверьте, их немало. Впрочем, пока вы не являетесь силой, они будут с вами в добрых отношениях, но встревать в грызню не станут. Но когда вы обретете вес, поддержка ваших сторонников станет более ощутимой. А пока нас трое. Тетя короля, которая хочет избавиться от его фаворитки. Я, глава рода, который хочет помочь вам, а заодно избавиться от обнаглевшего герцога. И вы, кому нужен сам король.

Против нас Ришем, графиня и принцесса. Селия примет сторону Серпины, в этом не приходится сомневаться. Вступая в сражение с ними, мы уничтожаем уютный мирок государя. И это играет против нас…

– За что вы ненавидите герцога? – прервала я дядю, мало заботясь о правилах хорошего тона.

Я откинула их за ненадобностью, потому что меня втягивали в опасное предприятие, и мне нужно было знать все нюансы.

– Он сильно раскачал подо мной кресло, – вновь не стал кривить душой его сиятельство. – Еще немного, и высокородный выскочка вышибет меня с должности, а после и из дворца. Род Доло и все его ветви утеряют милость государя. Это дурно скажется в будущем. Не многие семейства решат связаться с нами. Так что если желаете для Амберли удачного замужества, которое возможно, пока я при власти, то стоит быть решительной, смелой и целеустремленной, какой вы были на вашем празднике. Понимаете, о чем я?

– Понимаю, – кивнула я.

– Потому ваша выходка оказалась как нельзя кстати. Вы вовремя повзрослели, Шанни. Итак, готовы ли вы помочь вашему роду?

Я облизала вдруг пересохшие губы, после и вовсе отвернулась и зажмурилась от паники, вдруг овладевшей мной. Однако сжала кулаки и медленно выдохнула, оценивая перспективы, которых смогу достичь, участвуя в интригах дяди и герцогини. И пусть конечная цель у нас и разнится, но путь остается один. И я обернулась к его сиятельству.

– Что ожидает меня, если мы проиграем?

– Замужество, – пожал плечами дядя. – Если поспешим, то выгодное замужество. Что еще может вас ожидать?

– Значит, перед нами могущественный противник, а за спиной лишь тени?

– Как красиво сказано, дитя мое, – рассмеялся граф, – но совершенно верно.

– Значит, нужно облачить их в плоть, – кивнула я сама себе.

Его сиятельство не ответил, он наблюдал за мной.

– Матушка и батюшка? Что скажут они?

– Будут счастливы вашему возвышению, – пожал плечами дядя. – Что они еще могут сказать? Вы переедите во дворец, будете служить самой тетушке Его Величества. И желанные вашей матушке завидные женихи окажутся так близко, что останется только перебирать их, как крестьянки перебирают крупу. А спрос на вас будет, в этом я уверен. Но не они наша цель. Так что же вы скажете, Шанриз?

– Хорошо, я готова, – тут же ответила я, не позволяя себе ни единого мгновения для колебаний. Это соответствует моим желаниям, так почему бы и не попробовать, когда для меня уже проложили дорогу? – Да, я готова.

– Ни минуты в вас не сомневался, – широко улыбнулся дядюшка и мягко пожал мне пальцы, словно мы заключили важную сделку. Впрочем, так оно и было.

Глава 4

– Скорее же! Как вы медлительны, баронесса!

Поддернув подол, я ускорила шаг и вскоре влетела вслед за своей наставницей – баронессой Керстин Вендит, назначенной мне ее светлостью, в покои моей покровительницы. Ее фрейлины, кроме нас двоих, уже стояли под дверями опочивальни и ожидали пробуждения герцогини. На нас обернулись, старшая фрейлина сурово свела брови и покачала головой.

– Я заблудилась, – громко прошептала я, чтобы меня услышали, но мой голос не стал бы причиной пробуждения ее светлости. – Прошу меня простить, впредь этого не повторится.

– Очень на это надеюсь, баронесса Тенерис, – вполголоса ответила старшая фрейлина – графиня Виктиген, – иначе мне придется доложить о вашей нерасторопности герцогине. Ее светлость не терпит тех, кто не в силах исполнить взятых на себя обязательств. А вы взяли и потому не смеете пренебрегать ими.

Кто-то тихо хмыкнул. Я виновато потупила взор, изобразив раскаяние, потому что так полагалось. На самом деле я своей вины не ощущала. Во дворце я жила всего лишь третий день и изучить его устройство не успела. И если в первый день меня провели по лабиринту дворцовых коридоров, а утром второго дня сопроводили к покоям герцогини, то сегодня добираться сюда я должна была самостоятельно, и это оказалось не так уж и просто. Было бы намного удобней, если бы мы проживали рядом с ее светлостью, но фрейлинам отводились комнаты на втором этаже, герцогиня же проживала на третьем, где находились и покои принцессы.

Кстати сказать, ее фрейлины были рядом со своей госпожой. Они и считались выше по рангу, чем свита тетушки Его Величества, и этим, разумеется, гордились. На их задранные носы я уже успела налюбоваться и испытать неприязнь. И мое тихое фырканье вызвало понимающие улыбки среди моих новых подруг.

– Они бывают невыносимы, – шепнула мне моя наставница. – Порой даже позволяют себе приказывать нам, но ее светлость ревностно следит за тем, чтобы нас не смели унизить. И хоть по дворцовому уставу мы обязаны выполнять требования Ее Высочества, но герцогиня, после того, как принцесса отдалилась от нее, резко высказалась по поводу устава и запретила нам приближаться к покоям племянницы и слушать ее приказы. «У вас есть госпожа, ей и служите», – так сказала ее светлость. А если Ее Высочество гневается на нас за то, что мы отказались слушать ее фрейлин, то наша заступница идет к принцессе и лично выговаривает ей.

– И что же Его Величество? – полюбопытствовала я.

– Государь сказал, что родным людям не следует браниться. И если они не могут жить, как должно тетушке и племяннице, то лучше пусть вовсе не замечают друг друга, пока это дозволяет этикет. Впрочем, он все-таки на стороне принцессы Селии, и в этом ей способствует графиня Хальт. Ужасная особа. С виду кроткая овечка, а в душе ядовитая гадина. И вроде бы улыбается, а с языка так яд и капает.

К слову сказать, наставница мне и вправду была необходима. Никто не готовил меня к жизни при Дворе, не обучал дворцовому этикету, правилам и уставу для фрейлин. Я не знала придворных церемониалов и обязанностей, возложенных на женщин, служивших особам королевской крови. Даже не представляла, сколько существует нюансов. А их было множество! И касались они таких мелочей, о которых благородной даме не полагалось задумываться.

Взять к примеру количество фрейлин. Ее светлости полагалось иметь при себе не больше двадцати пяти. Принцесса имела право держать при своем дворе до сорока фрейлин, а королева обладала штатом в пятьдесят человек и больше, если считала это необходимым.

Среди фрейлин также была своя иерархия. Среди тех, кто служил ее светлости, имелась одна старшая фрейлина (прим-фрейлина), которая управляла остальными двадцатью четырьмя женщинами. У нее было четыре помощницы, каждая исполнявшая свою задачу (анд-фрейлины), ну а дальше шли все остальные, этакие рабочие пчелки. Опять же, к примеру, прим-фрейлина никогда не побежит с запиской, она передаст ее одной из анд-фрейлин, а та в свою очередь выберет, кто исполнит поручение герцогини. Зато старшая фрейлина определит наказание за нерадивое исполнение или пренебрежение обязанностями. А за тем, как младшие фрейлины служат, следят уже ее помощницы.

Прим-фрейлиной становились дамы, хорошо зарекомендовавшие себя на службе. Чаще всего это были женщины, перешагнувшие порог зрелости и долго находившиеся при госпоже. В случае же, когда принцессам, достигшим совершеннолетия, формировали их собственный Малый двор, прим-фрейлину назначала мать или, как в случае с Селией, старшая родственница – герцогиня Аританская. А уже та выбирала себе помощниц из числа женщин, которых хорошо знала. Впрочем, ставленница ее светлости уже была лишена своей должности при Ее Высочестве, ее сменила ставленница графини Хальт, и прим-фрейлина вернулась к своей покровительнице, чтобы занять место, и прежде бывшее за ней. Да-да, я говорю о графине Виктиген, нашей надзирательнице, как за глаза назвала ее моя наставница.

Керстин была старше меня всего на два года, наверное, именно поэтому ее определили ко мне. Впрочем, полтора года службы в королевском дворце сделали свое дело, и моя наставница чувствовала себя женщиной, умудренной жизненным опытом. Она разговаривала со мной немного свысока, пока не забывалась, тогда Керсти превращалась в обычную девушку, готовую болтать без умолку. А я слушала и не перебивала, так набираясь необходимых мне знаний о жизни Двора. Это помогало разобраться в связях и интригах придворных. Конечно же, у меня был мой дядюшка, но с ним мы не могли видеться каждый раз, когда бы мне этого потребовалось. И любовь к сплетням моей наставницы оказалась просто неоценимой. Как и помощь в освоении должности фрейлины.

И сейчас наступило время первого церемониала – пробуждение ее светлости. Вчера я просто присутствовала при утреннем ритуале, сегодня же вполне могла стать его участницей. Не могу сказать, что мне хотелось снимать с герцогини ночную сорочку или же ожидать под дверью уборной, пока ее светлость будет справлять свои надобности. Однако моя должность обязывала ко многому, что касалось личной жизни герцогини. И раз уж я ввязалась в эту интригу, то стоило принять условия предложенной игры, не ропща и не выказывая недовольства.

– Терпение, послушание и твердость в своих убеждениях – они станут вам верными помощниками на пути к заветной цели, – так говорил мне дядя, делая последние наставления.

Наставления я получила и от своих домочадцев, когда меня провожали во дворец. Отец поцеловал в лоб и строго посмотрел в глаза.

– Не посрамите ваш род, дочь моя, – таково было отеческое напутствие.

– Я буду тосковать без тебя, сестрица, – со слезами на глазах объявила Амберли, однако и она не удержалась от наказа: – Умерь свой пыл, дорогая. Пусть во дворце живут иллюзией, что ты примернейшая из примерных.

– Ничего не могу обещать, но постараюсь, – заверила я сестрицу и приняла ее в любящие объятья. Расставаться было тяжело, все-таки мы прожили бок о бок большую часть наших жизней и стали не просто родственниками, но по-настоящему родными друг другу.

А вот матушка отказывать себе в нотациях не стала. Она прочитала мне их столько за последнюю неделю моего пребывания дома, что я была уверена – в день отъезда у родительницы не останется ни одной. Однако я ошиблась. Старшая баронесса Тенерис была кладезем нотаций, и они выскакивали из нее с той же легкостью, как дорогой фарфор из рук растяпы. И все они были приправлены жуткими примерами из жизни выдуманной ею девицы О. Сколько себя помню, столько с бедняжкой О происходили какие-либо беды, и все они случались в ответ на мои шалости.

– Вы чрезвычайно вертлявы, дитя мое. Знаете ли вы, до чего довела вертлявость девицу О? А ведь она, как и вы, была живого нрава и чересчур подвижна. Так вот, однажды она довертелась до того, что свалилась в пропасть.

– Матушка, но ведь девица О отрезала себе все пальцы, когда решилась помочь садовнику.

– Вот и представьте весь ее ужас, когда она сорвалась. У нее даже не было пальцев, чтобы ухватиться на край пропасти.

– А когда она выжгла себе глаз щипцами, решив завить себе локоны?

– Разумеется, до истории с садовником. Неужто она при двух глазах решилась бы на такую глупость, как сунуть нос в дела прислуги?

И у несчастной девицы О трагедии случались беспрестанно. Я даже не могу вспомнить, сколько раз она умирала! И пропасть была отнюдь не первой ее погибелью. Еще имелись: экипаж, река, крыша и не только. Она рубила себе руки и ноги, разбивала голову, прошивала насквозь пальцы, обливалась кипящим маслом и даже была растерзана диким зверем. Если бы я была девицей О, то непременно удавилась бы с тоски от такого чудовищного существования. Впрочем, с таким талантом умирать, какой был у О, удавиться навсегда удалось бы вряд ли.

А напоследок родительских нотаций было столько, что моя голова не сумела их все в себя вместить.

– Не позволяйте скомпрометировать вас… Не вселяйте пустых надежд в сердца кавалеров… Будьте осторожны в словах… Не забывайте о том, чему я учила вас столько времени… Скромность и послушание!.. Не выпускайте на волю ваш резвый нрав…

И к каждому наставлению матушка прилагала бесконечно долгую лекцию с предположениями о моей дальнейшей судьбе, одно ужасней другого, с использованием многострадальной девицы О… если, конечно, я вздумаю ослушаться. И почти всё это она повторила мне перед отъездом, правда, в значительно укороченном варианте. И если бы слова баронессы были камнями, то надо мной уже возвышался бы высокий холм, а я превратилась в расплющенный кусок несчастной плоти.

– Я не заставлю вас краснеть, матушка, – клятвенно пообещала я и выдохнула с облегчением, когда карета тронулась с места.

Впрочем, матушкины поучения сменились поучениями наставницы, прим-фрейлины, герцогини и, конечно же, дядюшкиными. Однако, в отличие от баронессы Тенерис, запугивать меня никто не собирался. Предупреждать, предостерегать, направлять и указывать – да, а рассказывать страшные истории, как моя дорогая родительница, никому бы и в голову не пришло. И уже за одно это я была безмерно благодарна графу Доло с его решением забрать меня из-под крыла родительницы.

Звон колокольчика, возвестивший о пробуждении ее светлости, вырвал меня из размышлений. И все пришли в движение, без суеты и беготни. Графиня Виктиген открыла двери и первой вошла в опочивальню. За ней последовали анд-фрейлины, затем мы, а после и служанки, у которых также имелись свои обязанности, от которых были освобождены благородные дамы. Спасибо и на этом.

Ее светлость встретила нас, сидя на ложе. Выстроившись перед кроватью, мы дружно присели в реверансе, приветствуя пробуждение своей госпожи, и прим-фрейлина произнесла:

– Доброго утра, ваша светлость. Пусть боги будут добры к вам и ниспошлют еще один замечательный день.

– И вам их благословение, дети мои, – лучезарно улыбнувшись, ответила герцогиня. После хлопнула в ладоши: – Приступим.

Графиня Виктиген шагнула в сторону и повернулась к ее светлости боком. Она, словно дирижер, взмахнула рукой, и две фрейлины, подойдя к ложу с двух сторон, ухватили одеяло герцогини за уголки и отточенным жестом отогнули его, освободив госпожу из уютного теплого плена. Следующая пара помогла ей встать, и служанки бросились к постели, чтобы привести ее в порядок, пока мы занимались их хозяйкой.

Уборную и умывальню я переждала, не сходя со своего места, потому что меня пока указания прим-фрейлины не коснулись. Однако в ритуале переодевания меня задействовали. Я несла герцогине подготовленное с вечера платье вместе с Керстин. Она шипела мне, показывая, как взять, как нести и как надевать его на нашу госпожу. До этого с нее успели снять ночную сорочку и надеть нижнее белье. Краем глаза я уловила наготу ее светлости и, хоть и смутилась, но отметила, что тело ее всё еще молодо и упруго, несмотря на почтенный возраст – сорок пять лет.

– Дитя мое, в ваши пятнадцать женщины сорока лет кажутся уже старухами, – как-то отчитывала меня матушка, услышав нелицеприятный эпитет в сторону нашей гостьи, которой на тот момент исполнилось уже тридцать семь лет. – Когда вам исполнится двадцать, в вашем восприятии мало что поменяется, но в тридцать вы поймете, что и в сорок лет женщина еще далеко не стара. Это благородный возраст зрелости, но отнюдь не старость. К тому же и вам не будет вечно пятнадцать, а посему устыдитесь и просите прощения у Левит за оскорбление, которое вы нанесли одной из ее дочерей и вашей сестре по Праматери, коих вокруг вас великое множество.

Так что почтенным возраст герцогини казался мне и моим ровесникам, но вряд ли так думала графиня Виктиген, бывшая немногим младше своей госпожи. Но меня всё это волновало мало, поэтому мысли о возрасте и теле ее светлости мгновенно покинули мою голову. У меня имелось дело поважней – одеть свою покровительницу. Чем мы с наставницей и занялись в следующую минуту.

– Вы чудесно выглядите, дитя мое, – тепло улыбнулась мне герцогиня. – Невероятно, насколько вы сияете. Этот пламень на вашей голове так и притягивает взоры.

– Благодарю, ваша светлость, – чуть смущенно улыбнулась я и присела в неглубоком реверансе.

Причесывала герцогиню сама прим-фрейлина. Как мне успела рассказать Керстин, ее светлость не допускала к расчесыванию ее волос никого, кроме Виктиген. Считалось, что у нее самые нежные руки и причесывает она, не причиняя боли. Сама я об этом ничего сказать не могу, потому что не испытала на себе таланта графини. Прическу ее светлости соорудили в четыре руки, всё та же прим-фрейлина и одна из ее помощниц, так ловко управлявшаяся с длинными прядями герцогини, что мне подумалось о наличии у нее неких магических способностей. Волосы словно сами собирались в ее ладонях и укладывались так, что не приходилось их подправлять, а то и вовсе переделывать.

Еще одна из анд-фрейлин поднесла шкатулку с драгоценностями. Оттуда добыли жемчужную нить, которой украсили волосы, тонкое ожерелье надели на шею герцогини, вдели в уши такие же сережки, а перстень ее светлость надела сама. После этого она поднялась со скамеечки, на которой сидела, подошла к большому напольному зеркалу, оглядела себя и удовлетворенно улыбнулась.

– Вы так хороши, госпожа, – склонила голову прим-фрейлина, опять сказав за всех нас.

– Мои кудесницы, – ответила герцогиня, окинув нас теплым взглядом.

В первый день я думала, что она добра только со мной, с остальными просто вежлива, раз уж я стала главной фигурой в ее партии. Однако на следующей день, когда почти полноценно принимала участие в жизни ее светлости, увидела, что она внимательна и чутка ко всем своим женщинам. И это несколько удивило, а потом я поняла – мы были сейчас ее единственными близкими душами.

Брак герцогини с герцогом Аританским закончился слишком быстро. Герцог умер трагически и нелепо. Он объяснялся в любви своей юной супруге, стоя на подоконнике, но случайно сорвался и разбился о каменные плиты. Вот так романтический порыв оборвал едва начавшуюся супружескую жизнь. Забеременеть герцогиня так и не успела, а от последующих браков вдова отказалась, решив хранить верность покойному мужу. А может, просто хотела вернуться в королевский дворец, потому что в своих владениях она не жила. Ими управлял племянник покойного герцога, возможно, это и было причиной возвращения в столицу.

Правда, говорили, что ее светлость не может находиться там, где оборвалась песня ее сердца. Хотя о тайных связях Керстин мне намекала, но так тонко, что однозначный вывод сделать было сложно. В любом случае тайны ее светлости были накрепко заперты в душах ее фрейлин, и разглашать их или обсуждать между собой считалось недопустимым.

– Идемте, дети мои, – велела госпожа, и мы последовали за ней в большую трапезную залу, где было накрыто не только для приближенных и родни Его Величества, но и для всех придворных, включая фрейлин. И это был первый день, когда я вновь могла увидеть государя после своего представления свету. Признаться, я ощущала трепет.

Однако времени на волнение мне не оставили. Герцогиня направилась прочь из своих покоев, и вся наша стайка последовала за своей госпожой. Но пока добирались до большой трапезной залы, ее светлость, оказавшаяся сегодня не в меру рассеянной, то и дело останавливалась и отсылала кого-то из фрейлин с поручениями.

Сначала она вдруг обнаружила, остановившись у одного из зеркал, мимо которых мы проходили, что гарнитур, выбранный ею, совершенно не смотрится с платьем. В итоге мы ждали, когда одна из женщин сбегает в покои, принесет шкатулку, после чего герцогиня сменила украшения, а после ждали, когда фрейлина отнесет шкатулку обратно и вернется.

На лестнице ее светлость почувствовала головную боль и потребовала принести ей снадобье. Конечно же, мы стояли и ждали, когда герцогине принесут лекарство. Затем ждали, когда оно подействует. После любовались видами Малого парка, даже послушали сентиментальную историю о том, как ее светлость, еще будучи ребенком, играла там с сестрой и няньками.

– Какое чудесное, какое беззаботное время было тогда…

Ее прервали спешные шаги, кто-то почти бежал в нашу сторону. Герцогиня устремила недовольный взгляд на того, кто посмел прервать ее воспоминания, но, узнав королевского распорядителя, искренне изумилась:

– Вы за нами, ваша милость? Неужто мы опаздываем?

Вельможа, исполнявший обязанности распорядителя, укоризненно покачал головой.

– Ваша светлость, Его Величество уже прибыл и крайне недоволен, что еще не все собрались. Поспешите, ради всех богов, ваша светлость.

– Разумеется, господин королевский распорядитель, – чуть склонила голову герцогиня. – Мы уже идем. – Затем обернулась к нам и праведно вознегодовала: – Как не совестно, дамы?! Мы отправляемся на завтрак и более не задерживаемся!