Kitobni o'qish: «Дом, которого нет», sahifa 5

– Вы хоть знаете во сколько она заявилась? – разбудил её с утра бабкин доклад родителям, которые только что выгрузились из машины. – В десять минут пятого! Воспитанием заниматься совсем не хотите – ничего путёвого из неё не выйдет, вот увидите! Вон… вылезла с утра из лачужки, заправила кое-как и пошла на реку… Палец о палец не ударит! А дела кто будет делать?

После выжидательной паузы она добавила:

– Си-и-идят-посиживают… семечки лущат, будто это их не касается!

Как же так, думала Лида, я была так осторожна, настолько бесшумна, откуда, ну откуда она всё знает? Позже она заметила, как светится в темноте циферблат на бабкином будильнике с фосфорными стрелками и римскими цифрами – вот он вредитель! Но почему бабка просыпается в отсутствии шумов, чтобы проверить часы – она так и не узнала. Может она вообще никогда не спит?

Кураев пульт никуда не спрятал, даже разместил его на более видном месте, чтобы контролировать его местопребывание с разного ракурса, перемещаясь по дому. Утро следующего дня они затратили на поездку в мелкооптовый склад; Стас наблюдал, как жена выбирает продукты не только для родственников, но и для всей деревни. Моя жена войдёт в историю, подумал он.

Неподалёку они прикупили две упаковки бумажных быстроразлагающихся пакетов разного объёма, которые появились на рынке в экономном варианте. По приезду домой Лидия расфасовала в пакеты: крупы, сахар, яблоки, лук.

Глядя, как она укладывает яблоки, Стас не удержался и съязвил:

– А я думал ты закинешь в каждый паёк по ананасу!

Лидия не обиделась, до неё стало доходить сколько значимого Стас совершает своими действиями, полезного для многих – это вдвойне компенсировало его недостаток стебаться над всем, на чём остановился его глаз.

– Тебя когда теперь ждать? Через неделю? – Кураев следил, как она обвязывается старомодным пуховым платком. Очередной рутинный кураевский стёб – она отреагировала спокойно. – Если вернёшься, а я тут помер, прошу не удивляйся.

Изобретатель сомнительного устройства провёл расчёты мест запуска: сегодня Лидия отправится из собственной спальни. На обратном ходу ей нужно всего лишь подойти к окну старого дома и стать возле печи. Один лишь минус: пол каждого дома располагался на возвышении.

Лидия провалилась в снег с высоты чистового пола, при этом чуть не помяв клетки с яйцами.

Она очутилась в месте выгона скота. Протоптанная и расчищенная территория находилась поблизости, но Лидию угораздило приземлиться в наваленную кучу снега. Уже давно стемнело. Она карабкалась наощупь – бесформенная луна ушла за сараи, света во дворе было недостаточно, чтобы совершать уверенные движения. Окно было таким же мрачным, она ударила костяшками по стеклу привычными тремя ударами – белесая шторка отодвинулась. Бабка открыла дверь, впустила внутрь, помогла занести две тяжёлые сумки.

– Что ж вы в темноте сидите? – Лидия привалила поклажей к скамье.

– Керосин беречь надо, – ответила Евгения. – Чего попусту жечь…

– Принесла я вам керосин. Еле раздобыла, у нас всё давно на электричестве.

Внучка опустилась на скамью, переводя дыхание начала расстёгивать ватник.

– Было время и мы на электричестве шиковали, впотьмах не блукали, – сказала Евгения.

Дядя Рома начал привыкать к женщине-пришельцу, сразу признал её, подошёл и принялся втюхивать косматую потрёпанную куклу деревенского производства, сопровождая пояснениями, из которых Лидия разобрала одно только «на!» После того, как он отошёл, Лидия повернулась к более тяжёлой сумке.

– Значит так! – Она её по-хозяйски приоткрыла. – Вот это раздадите людям. Объясните куму, как сможете, пусть разнесёт по домам. У вас свободный мешок имеется?

– Тащщы сюды мешок! – обратилась Алевтина к дочери.

Евгения метнулась в сени и принесла видавший виды мешок из-под овощей.

– Давайте перекладывайте! – скомандовала Лидия.

Бабы вовремя разделались с заполнением мешка, так как сразу после этого раздался стук в окно. Суета прекратилась, все трое замерли на своих местах в оцепенении.

Когда стук повторился вновь, старшая не выдержала:

– Иди, глянь, кого там нелёгкая принесла.

Дочь повиновалась: высунула нос за шторку, в прямом смысле – один только нос и глаз, практически не открыв её. Завидев гостя расслабилась.

– На ловца и зверь бежит, – огласила она результат. – Степан Макарыч.

– Кум, – пояснила Алевтина Лидии. – Давай, хоронись, не мозоль глаза. По тебе видно, что ты не простая.

Лидия пошарила взглядом по избе: единственным мало-мальски подходящим укрытием могла послужить печь. Поначалу она хотела встать за угол, но быстро сообразила, что если пришедшие подойдут к ведру испить водицы, то обзор за печкой откроется – Лидия предстанет перед ними во всей красе. Тогда она пролезла с другого угла под длинную полосатую занавеску, скрывающую зазор с хламьём между кроватью и задней печной стеной, затихла.

Евгения ушла встречать гостя. После недолгой паузы по сеням застучали твёрдые глухие шаги. Лидия услышала, как в дом ворвался сипловатый мужской голос:

– А-а-а, малец, а чего я тебе принёс! Ну-ка, гляди чего дед Степан тебе принёс!

Евгения подняла сына на руки, мальчик проявлял беспокойство, вырывался и всё время тянулся к занавеске, за которой пряталась Лидия.

– Чего там у тебя за печкой, а, малец? Чулюкан что ли притаился? Ты лучше погляди какую коняшку дед Степан тебе смастерил! Ну чего там у тебя за печкой?

– Кум! – завела разговор Алевтина. – К тебе дело есть.

Степан Макарыч уселся за стол напротив хозяйки, положил на скамью шапку-ушанку, но прежде, чем выслушать, вставил просьбу о своём деле:

– У тебя для сугреву не найдётся?

Алевтина схватила стакан и резво метнулась в сени, долго там громыхала, вероятно лазила в подпол, вернулась, поставила стакан с самогоном на стол. Макарыч одним махом его опрокинул, отставил стакан, зажевал вынутым из кармана зёрнышком.

– Толкуй, что за дело. – Он вытер губы краем рукава.

Алевтина мялась, тогда вмешалась Евгения, нянчившая сына на руке:

– Пропитание по людям раздать надо.

– …питание? – удивился старик, собирая лобные складки над мохнатыми бровями. – И много ль у вас питания?

Алевтина вытянула из-под стола мешок, открыла, показала. Дед вытащил пару упаковок, с громким хрустом заглянул внутрь, понюхал, стал удивлённо вертеть в руках, разглядывая со всех сторон.

– Откуда ж у вас такое снабжение очутилось? Так это ж на фронт обяжут…

– Слухай сюды, кум! – Алевтина привалилась всем весом на стол прямо перед Макарычем, опасаясь, что кто-нибудь услышит. В данный момент она порадовалась, что дети у них слишком малы и разговаривать ещё не научились, иначе могли бы выболтать лишнего каждому вошедшему. – Знать об этом никто не должон и того, кому раздашь, обяжи помалкивать. Сказывай, что немного того-сего, мол, угостили… – У неё появилось хитроватое выражение лица, она покрутила в воздухе рукой, будто ввинчивала лампочку. – Источник (это слово она позаимствовала у Лидии), сказывать об нём нельзя… – Она задрала указательный палец кверху, мельком глянула на потолок и опять уставилась на кума.

Степан Макарыч застыл с приоткрытым ртом.

– Во-о-он оно что-о… – Он заторможено перекрестился. – Ну и дела-а… Оттуда что ль прислали? – Он повторил за кумой беглый взгляд в потолок, опасливо, стараясь не тревожить закрытые от людского мира энергии.

Кума соглашаясь кивнула, приложила тот же крючковатый указательный палец к губам в знак молчания, пояснила:

– Перестануть помогать.

Старик потерял дар речи, попытался шевелить языком, но во рту всё пересохло. Он вяло опустил взгляд на выглядывающие из мешка верхушки неведомых ему ранее бумажных пакетов, заговорил:

– Вот она… манна небесная… Господь-таки протянул нам руку помощи…

– Ты должен раздать манну по людям, на тебя всё возложено, – продолжала наставлять Алевтина. – Распределить кому чего, ты же заведовал складом, сам покумекай. – Макарыч закивал, встрепенулся, стал торопливо закручивать в спираль незаполненный конец мешка, подтащил его к себе поближе.

– Я раздам, я всё раздам! – заверил он. – До последней крупинки.

– И никому… – монотонно внушала Алевтина. – Слышишь? Не приведи господи тебе ляпнуть, что ты у меня это взял!

– Никому! – Дед тряс головою, взваливая мешок на плечо. – Вот те истинный крест! – Перекрестился он свободной рукой. – Никому! Могила!

Кума проводила его до сараев, проверила куда он пошёл, долго смотрела вслед, сощурившись, пока холодный ветер не рванул платок с её головы, только тогда она вернулась в избу, поправляясь, и первым делом упёрлась в ошарашенную правнучку.

– Это что сейчас было? – спросила Лидия. – Как ты могла?! Зачем кощунствовать, зачем обманывать, прикрываясь Господом? Почему не придумала что-нибудь безобидное?

Бабка повернулась к иконам, перекрестилась, поклонилась, принялась за домашнюю работу.

– За дураков нас держишь? – спросила она, не отрываясь от дел.

Её дочь тем временем села кормить пустой грудью младенца, производя впечатление, что разговор её никак не касается. Лидия понаблюдала за обеими поочерёдно, до неё дошло.

– Так вы что… думаете я к вам послана Богом? – Глаза её округлились, ей казалось, что тема исчерпана – в этом доме все осознали её родство и вот он – новый поворот!

– А кто ж тебя послал? – пробурчала невнятно Алевтина. Она промывала в воде замоченные картофельные очистки, скребла их ножиком.

– Да вы что! Я же вам всё, как есть, рассказала!

– Ты думаешь – мы две дурочки? – спросила прабабка сердито. – Не ведаем что к чему? Уверуем в энтот агрегат? – Она показала концом ножа прямиком в сторону дома двухтысячных и «не в бровь», а ровно в то место, где находился прогретый блок. – Думаешь, мы не догадываемся, что без божьего промысла тут не обошлось?

– Ну почему вы такие непробиваемые? – Лидия ходила вокруг себя и всхлипывала от собственной беспомощности, сил доказывать что-либо уже не осталось.

– Думаешь, мы книжек не читаем, про второе пришествие не слыхивали… – наседала прабабка с ножом, размахивая им, как с трибуны. – Церквы позакрывали, с оружием пришли, жгуть, стреляють, людей бъють почём зря… А Бог он всё видит, – смягчила она тон. – Страждущим воздастся!

– Я, пожалуй, пойду.

Лидия оделась и побрела на улицу под непрекращающуюся бабкину политически-религиозную речь. Когда она очутилась во дворе, то вспомнила, что переходить в двухтысячные сегодня она планировала с площадки возле печи для эксперимента и будущего удобства. Но в дом возвращаться она не горела желанием – оттуда по-прежнему доносилось ораторство прабабки. Лидия осознала, что самыми спокойными были годы, прожитые вдвоём со Стасом. В родительской квартире споры на повышенных тонах считались обычным рядовым явлением – под них она засыпала и под них просыпалась, но это не те научные споры, в которые ввязывался Стас, не разговоры о космосе, адронном коллайдере, о теории струн и временном континууме, а выброс застоявшейся негативной энергии, подбрасывание масла в огонь для пустого шипения. Вот они где – бесполезные клочья рубахи на груди, а не то, что она ошибочно считала прежде, ещё несколько дней назад – она полагала, что пустые разглагольствования, ни к чему не приводящие, можно день изо дня выслушивать в доме Кураевых. В данный момент она поняла, что долгие речи мужа, от которых она постоянно отмахивалась, как от надоедливой пластинки «ни о чём», оказались самыми продуктивными и результативными, что нельзя сказать о постоянных спорах в родительском доме и о сегодняшнем разговоре с бабками, потому что теперь в ней перевесило научное объяснение насчёт происходящего, и она осознала, что простая смертная Лидия точно послана не Всевышним.

Место она выбрала исходное на ничем не занятой части двора, облюбованное ещё Стасом, достала из глубины левого кармана чёрный пульт, нажала – в ту же секунду она отпрянула от столкновения с человеком. Лидию откинуло на метр, человек остался на месте – перед ней стояла мать, огорошенная, ничего не понимающая, вопросительно оглядывающая дочь с головы до ног, после того, как та поднялась. Стас тут же вылетел из-за угла, завидев Лидию. Но увидев их обоих обмяк.

– Что это ты на меня сиганула? – удивлённо произнесла мать.

– Я поскользнулась, – тут же нашла оправдание Лидия.

– А чего это ты так вырядилась?

Лидия приблизилась к Стасу, обойдя мать.

– Что она тут делает? – спросила она вполголоса.

– Я не виноват. Её Лилька с полчаса назад привезла, говорит, надоело сидеть в квартире, а ты битый час не отвечаешь на звонки. Что я мог тут сделать? Я отошёл в туалет, а она выперлась наружу. – Кураев проговаривал это быстро Лидии на ухо, чтобы не услышала мать.

– Ты где была-то? – окликивала мать, следуя за ними.

– У соседей! – Лидия рывком оглянулась.

– У каких соседей? Ты чего так вырядилась? Как колхозница…

Анна Викторовна начала разуваться. В прихожей все скучковались, мать критически наблюдала, как Лидия выбирается из валенок.

– Мам, вот что ты Стасу не позвонила? – громко заговорила Лидия, заметив, что недовольство матери при хорошем освещении начало только нарастать. – Он бы тебе объяснил, что я ушла к подруге на тематический девичник в стиле сороковых.

– Я ему звонила. Он сказал, что ты уехала с любовником.

– Ты – идиот?! – Лидия уставилась на мужа.

– А что и пошутить нельзя? – Стас отмазался в своей привычной манере.

Лидия заподозрила, что мать набрала её номер без особой нужды, а после, дозвонившись до зятя и услышав его ответ, захотела оказаться в эпицентре событий по спасению дочери, поэтому кинулась просить племянницу отвезти её за город. К шуткам зятя годами никто не мог привыкнуть. Лидия нашла в этой шутке злой умысел со стороны мужа, который выдернул тёщу специально, чтобы укоротить, а возможно совсем прекратить похождения жены в тот опасный мир.

Поначалу Анна Викторовна, зная всех в округе, пыталась выведать у кого был девичник. Лидия назвала тех, кого сложнее проверить – петербуржцев, купивших дом далеко за огородами, приезжающих сюда только на лето. Мать попыталась дотошно разобраться откуда она с ними знакома, но тут пришёл на помощь муж, сунув тёще под нос забавное видео, и она отстала.

Обсуждение последнего пребывания пришлось отложить до того момента, когда Анна Викторовна закроет за собой дверь маленькой комнаты для гостей. Некоторое время оттуда доносился выпуск новостей, что позволило Кураевым говорить свободно, и в то же время оглядываясь на закрытую дверь. Лидия стала больше утаивать, доложила лишь о технических моментах, об удачном появлении полезного человека – посредника, хоть и в годах. На вопрос: почему она переместилась не там, где нужно, она ответила расплывчато, дескать, бабка в той зоне укачивала орущего младенца и не хотелось их отгонять.

Перед тем, как погасить свет, Лидия разравнивала на коленях отксеренные снимки старых фотографий, снова их изучала: лица были чёткими, серьёзными насколько возможно, смотрящими сквозь объектив аппарата, казалось, они тоже изучали её лицо, будто знали, что она пристально смотрит на них. Они видели, перескакивая через годы, чем она сейчас занята, читали её мысли. На единственном кадре с Алевтиной она углядела цветастый фартук, в котором та сегодня ходила по избе, тёмные руки, спокойно сложенные на нём, показались до боли знакомыми. Почему она не захотела участвовать в групповом снимке, не подошла поближе? Присела в стороне, заполняя фон на скамейке под окнами – эти три окна Лидия знала уже изнутри, теперь она разглядела и те самые цветастые занавески.

Когда она проживала в родительской квартире со всеми удобствами, с ванной в том числе, подруги из частного сектора, не имеющие ванн, увлекли её походами в общественную сауну по женским дням, располагающуюся неподалёку от школы. Сколько же ей тогда было… Лет тринадцать, может меньше. Сауна стоила рубль. Самым значимым удовольствием Лидия считала ныряние в бассейн, пусть небольшой, но единственный бассейн на тот период жизни. В зимнее время года пребывание в жаркой парной с последующим погружением в чистую прохладу воды являлось главным запоминающимся событием тех дней. Иногда девочки попадали вместе с невозмутимой и в то же время во всех отношениях простой учительницей немецкого языка, которую школьники прозвали «Уткой» за соответствующую утиную раскачивающуюся походку. Утка завидя в банном помещении своих учениц не краснела, а хлестала их веником в парной по-родительски, и они её хлестали, из-за чего другие одноклассницы интересовались: не ставит ли она им за этот веник пятёрки?

Подруги в очередной раз договорились по окончании уроков, что к трём часам они вчетвером должны стоять возле входа в бани. Лида, придя со школы, на бегу разогрела обед, заварила чай с травами в термосе, глянула на часы – времени оставалось мало. И только обувая сапоги она вдруг вспомнила, что у неё сегодня совсем не осталось денег, нисколько, ни копейки. Девочки будут ждать до последнего, не дождутся – пойдут без неё, обидятся, что она их кинула, да плюс катастрофическое желание понырять в бассейне…

Рядом на вешалке висела бабкина шуба, сама её обладательница отсутствовала, возможно, гостила у сына Романа – в таком случае, для поездки в гости она облачалась в парадное пальто с норковым воротником, выглядела она в нём по-генеральски. Лида запустила руку в карман шубы, к счастью она обнаружила в нём единственную монету – рубль, ни больше, ни меньше, как по заказу.

Отличный вышел бы сюжет для новой сказки про волшебный рубль, подумала она, вспоминая в будущем тот мистический момент. Обычно баба Еня свои деньги не разбрасывала, хранила их в коричневом кошельке с металлической шариковой защёлкой, а тут именно один рубль… Уж не из прошлого ли его подкинули?.. Теперь, в 2022-ом, с появлением Стасовского изобретения в ней закралось беспокойство, что нужная монета появилась неспроста.

Лида решила тайком занять деньги у бабки, а потом поклянчить у родителей, чтобы также незаметно возместить, на худой конец она сможет накопить сама на излишках от того, что они ежедневно выдавали и успеет это сделать до бабкиного возвращения.

Баня не сорвалась, подруги встретились у входа, как и планировалось. Но есть такое явление – девичья память, и про рубль Лида вспомнила лишь через много лет, когда бабку похоронили. От одной мысли, что Лида взяла его без спроса, говоря иначе, стащила, она пребывала в полном хаосе мыслей, кошки скреблись на душе, до чего же было гнусно…

Свет горел только в спальне, из гостиной доносился храп Стаса, телевизор в гостевой комнате давно затих. Лидия щёлкнула выключателем и подошла к окну – её взору открылись современные хозпостройки. Она прильнула к стеклу, выглядывая сбоку – там находилась межа, та самая дорога жизни, через которую она теперь снабжала село. Может, благодаря этому кто-то не умрёт… И что тогда будет? Измениться ли будущее, или оно неизменно: не умрёт человек с голоду, так сляжет от неизлечимой болезни, в результате которой с ним произойдёт тот же финал. Неспроста до сих пор исследователи не разобрались откуда берутся те или иные недуги – внезапные, возникающие без причины у вполне здоровых людей любых возрастов, не поддающиеся лечению. Может это корректировки вмешательства в прошлое? Изобретение Стаса – это только начало, страшно представить, что наворочают в будущем. Кто же корректирует, кто насылает болезни? Что-то следит за деятельностью человечества, неведомая сила.

Она прилегла на кровать с планшетом и стала копаться на сайтах нумизматики, просмотрела образцы рублей, давно вышедших из хода, освежила в памяти: что это были за монеты, с какой символикой, поинтересовалась объявлениями. Ну принесу я ей рубль восьмидесятого года выпуска, думала она, изучая в темноте отблески света, растянувшиеся по глянцевому потолку, и что бабка будет с ним делать, как ей объяснить почему она должна его принять… А что, если согласно деноминации пересчитать ценность рубля на момент сороковых и выкупить нужную сумму у коллекционеров – тогда её бабки смогут воспользоваться деньгами уже в ближайшие годы.

Этот рубль тянул камнем ко дну, тяжёлый, увесистый, в то же время легко всплывающий на поверхность поплавком, но всплывающий только в памяти, стоило ей начать ворошить своё прошлое.

Утром все собрались за столом; мать медленно пережёвывала овсяную кашу искусственной челюстью. Лидия тихо захихикала – никто не понял над чем. Ей вспомнилась вставная челюсть бабы Ени. Иногда та забавлялась от скуки: выдвигала её изо рта и снова прятала во рту, при этом раздавался звук барахтающейся в зубах карамели. Когда бабка игралась ею дома – полбеды, но однажды она заскучала за столом на свадьбе у внука в присутствии семидесяти гостей. Лидия с Лилией сидели как раз напротив. Услышав знакомый звук, Лидия с вилкой в руках медленно подняла глаза, двоюродная сестра сидела такая же парализованная и следила за громыхающей в бабкином рту челюстью, которая выпрыгивала, напоминая оживший череп и снова скрывалась во рту. У обоих пропал аппетит, и только потом сёстры вспоминая это недоразумение покатывались со смеху. В каждом торжественном событии всегда найдётся фрагмент хоррора, превращающийся в такой обстановке в фарс. Почему-то в центре этого хоррора постоянно оказывалась Евгения.

– Ты случайно не помнишь Степана Макарыча? – внезапно спросила Лидия у матери.

Анна Викторовна уставилась с удивлением, Стас натянулся, как струна.

– Жил такой дед в деревне, кум, – пояснила Лидия, – ну ты тогда ещё маленькая была.

– А-а-а-а… – сообразила мать. – Помню… Ходил к нам такой дедок. Да, его Степан Макарыч звали… А ты о нём откуда знаешь, он же умер задолго до твоего рождения?

– Я в соцсетях переписываюсь с разными людьми… – приврала Лидия, отчего муж расслабился. – Иногда слово за слово в переписке и выясняется, что мы земляки. Кажется, я с его потомками познакомилась… Они мне пишут, что родом с нашей деревни – деда у них так звали.

– Они и нам родня, – оживилась мать.

С этого момента её было не остановить:

– По отцовой линии… Они родственники Зайцевым, через дом по левой стороне, а Зайцева Марь Кузминишна – тётя Егоровым, а Егоровы женились за огородами туда по диагонали на кумовьях… А эта… она сестра тем… этим… – Лидия ничего не поняла.

Стас не удержался:

– Сейчас дело дойдёт и мне роднёй окажется.

– А ты каким боком? – сказала Анна Викторовна, переведя на него недовольный взор.

Юмор зятя вновь не прокатил в качестве остроумной реплики – тёща приняла его за признак надвигающегося маразма.

– Ну и когда он умер? – спросила дочь.

Анна Викторовна забыла про Стаса и напрягла память.

– Я училась в шестом, а может в седьмом… – пыталась вспомнить она. – Его зимой хоронили… Мы с твоей бабкой по глубокому снегу – мне вот так по шею, к ним на поминки ходили через огород. Хороший был мужичок, добрый, игрушки нам мастерил, сладостями баловал.

– А ещё про него что можешь рассказать?

– Ну что ещё… добрый… А! Я это я уже сказала.

– Ты у нас сколько пробыть собираешься?

Анна Викторовна растерялась, услышав неожиданный вопрос от дочери, оборвавший воспоминания, увязла в поисках причины, по которой он был задан.

– У нас что, места мало? – одёрнул жену Стас, после чего обратился к тёще: – Живи столько, сколько потребуется. Здесь и погулять можно, а в городе австровирус словишь.

Лидия вскипела, встала и скрылась за дверным косяком так, что её мог видеть только муж, при этом она изобразила для него недовольное лицо.

– Я крылья замариную, – продолжал Стас перечислять плюсы гостеприимства этого дома, – на углях пожарим… – Тут он заметил демонстративно набычившееся лицо жены и притих.

Анна Викторовна дала согласие, сказала, раз её так настойчиво уговаривают, то пока поживёт здесь. Лидия завалилась на заправленную постель и уставилась в одну точку. Кураев понял, что перестарался, поэтому последующие часы кружился возле тёщи, доверив ей маринование крыльев, а с женой наедине не оставался, догадываясь, как это может на нём пагубно отразиться. Лидия засела с ноутбуком за работу, ни с кем не общаясь, мать сочла, что дочери лучше не мешать, и чтобы оправдать своё пребывание наоборот надо помочь, например, провести уборку и смахнуть пыль с поверхностей. Стас застукал её за протиранием блока, подбежал, осторожно отвёл руку с тряпкой в сторону.

– Стоп, стоп, стоп! Этот прибор намагничен, – пояснил он. – Если дотронуться, может взорваться.

– А! – Тёща с воплем отпрянула, наивно принимая лапшу, которую он ей постоянно навешивает, за чистую монету и не догадываясь, что он преследует собственную цель. – Зачем держать такую страсть в доме, если можно взлететь на воздух?

– Нет, на воздух мы, конечно, не взлетим, – успокоил зять, сообразив, что снова перестарался. – Так… пыхнет в стороны типа хлопушки.

– Да хоть и в стороны!.. – возмутилась тёща. – Установил бы в сарае, а не в жилище! С какой целью ты его применяешь?

– С самой что ни наесть полезной: я с его помощью ловлю секретный канал Пентагона.

– Чего-о-о?

– Разговоры в Белом доме – вот чего! В случае глобальных переворотов мы узнаем о них первыми!

Он оставил её как всегда в полном недоумении. Анна Викторовна не шевелясь провожала взглядом его удаляющуюся спину, свесив длинную тряпку. Лидия слышала весь диалог и начала ломать голову: как же ей улизнуть в прошлое в присутствии матери? И сумку при ней не соберёшь, и в старомодные тряпки не облачишься, а уж как рискованно приземление – никогда не узнаешь, где она в данный момент околачивается на участке. Секретный канал… Может ей сказать, что они работают на разведку? Нет, пока мать здесь, ничего не прокатит.

Стасик удружил – спасибо ему огромное, явно специально, чтобы прервать эти похождения, пока не подлечится его спина. Ну а когда подлечится, он жену подвинет – отправится сам знакомиться с бабками и всё… пиши пропало!

Вечером она наблюдала из окна, как её близкие копошатся возле мангала, Стас рассказывал что-то потешное – мать прыскала со смеху, дымок струился над их головами, рассеивался в воздухе. Затем оба с гомоном ворвались в дом, Стас держал перед собой двумя руками раскалённую барбекюшницу с зажаренными крыльями, мать бежала следом. Дом наполнился ароматом костра вперемешку с запахом поджарки, мать помогала с помощью вилки отдирать хрустящие крылья от решётки. Мы тут веселимся, подумала Лидия, и балуем себя вкусным… А они там как?

За все пять дней пребывания Анны Викторовны в гостях у Кураевых, Лидия не сказала больше ни слова о доме, которого не существует, не выговорилась Стасу, а молча сидела за ноутбуком, делая вид, что сосредоточена на работе. Пару раз она выезжала в магазин. Каждая позиция, перед которой она останавливалась у прилавка, оценивалась с двух сторон: для разового современного застолья и для возможности покупки её в большом объёме, но хранении без холодильника и приготовлении с помощью дров. Лидия проходила дальше, бросив в корзину позиции для современного стола.

Наконец на пятый день мать объявила, что пора ей возвращаться в город: ей позвонили из стоматологии насчёт льготной очереди по протезированию зубов. Лидия сдержалась изо всех сил, чтобы не показать свою радость, в ней произошёл прилив энергии. Для отвода глаз она поинтересовалась: нельзя ли очередь отодвинуть, чтобы погостить у них дольше? Стас при этом ухмыльнулся. Анна Викторовна объяснила, что ожидание очереди было долгим и то, что очередь до неё всё-таки добралась – великое везение.

Сразу после того, как Лидия отвезла мать и помогла ей донести до квартиры купленные по дороге продукты, она снова бросилась в ближайший гипермаркет для сбора позиций второго назначения. На обратном пути, заехав в другой конец посёлка, прикупила у односельчан коровьего молока и домашних яиц.

Стас, завидя, как она это всё энергично затаскивает в дом, понял без лишних слов. Краем глаза он следил за суетой вокруг упаковок – мужа она не звала, разбирала молча. Хруст пакетов продолжался более часа.

Остаток дня Лидия активно трудилась на удалёнке, в промежутках продвигая дела по дому: созванивалась с коллегами, готовила обед, давая понять, что она не забрасывает текущие дела на произвол судьбы. Она напоминала ребёнка, стремящегося угодить, прибрать за собой и сделать уроки, чтобы получить желанную награду: поиграть в компьютерные игры.

– А поясница совсем перестала беспокоить. – От этих слов, сказанных Стасом по неизвестной причине, Лидия сразу напряглась. – Бабки тебя заждались, наверно… Ты когда к ним собираешься отправляться? Восьмой час уже!

Лидия стояла и смотрела на него безотрывно, не веря своим ушам. Его виноватое лицо говорило: хватит делать уроки, иди уже, запускай свои игры!

Сумки были заполнены продуктами из холодильника за считанные минуты. Их укладка проводилась в правильном порядке – тяжёлые трёхлитровые банки на дно, хрупкие яйца – на поверхность. В самый первый поход на подобный сбор ушёл весь день. Оделась она за какие-то пару минут. Всё! Готова!

Стас провожал её до самой спальни, сам переносил поклажу, сначала пристраивал её на кровать, без помощи жены – она, видя, что муж достаточно окреп, не стала ничего вырывать из его рук.

– Повернись спиной, я взвалю тебе сзади, дам команду, а ты быстро жми кнопку!

Магическая луна, молчаливая и седая, утратила правый бочок – теперь это был не тот громадный пятнистый шар в окружении невидимого, затянутого клочьями серой дымки неба, и светила она высоко, на широком просторе, а не трусливо выглядывала из-за крыш построек для скота. Мороз усилился, щипал, но ледяной ветер, раньше сифонящий сквозь рыхлую ткань платка, отсутствовал.

В единственном, том самом, окне мягко горел живой свет: керосин сегодня не экономили. Лидия сделала три привычных удара по стеклу.

Занавеска резко шелохнулась, Еня открыла дверь, снося на своём пути всё, – Лидия слышала, как в сенях опрокинулись вечно выстроенные на проходе пустые вёдра. Женщины втащили сумки в избу, вёдра снова напомнили о себе.

Алевтина сидела с разинутым ртом, едва заметно у неё подрагивала нижняя челюсть, взгляд казался взволнованным. Первое, что она произнесла, было:

– Что-то, деточка, ты давеча так скоро убёгла? Осерчала на что поди? Давненько не захаживала…

Лидия в этот момент снимала верхнюю одежду. Тут она остановилась, послушала, продолжила раздеваться как ни в чём не бывало.

– Это к ней претензии! – Она кивнула в сторону ползущего по половику младенца. – Нагрянула в гости без предупреждения!

– Ты про кого? – не поняла Алевтина.

– Мать моя, Анна Викторовна, видите ли устала сидеть у себя в квартире, приехала к нам жарить курей и веселиться.

– Как это – устала сидеть?