Kitobni o'qish: «Дебри», sahifa 3

8
Элин

Национальный парк,

Португалия, октябрь 2021 года

– И давно пропала Кир? – спрашивает Элин, поднимаясь к «Эйрстримам». Тропа явно нахожена, на каменистой поверхности лишь в редких местах пробиваются клочья травы.

– В том-то и дело. – Айзек вытаскивает из рюкзака бутылку с водой. – Она не то чтобы пропала. Во всяком случае, официально. Полиция считает, что она до сих пор путешествует. Она пользуется банковскими счетами, деньги приходят и уходят. Пенн получает от нее сообщения, она пишет, что ей нужно время побыть в одиночестве. Полиция их видела и сказала, что нет никаких признаков преступления, но его это не убедило.

– Она уехала не одна? С друзьями или?..

Айзек опрокидывает бутылку и делает долгий глоток.

– Нет, Пенн сказал, что она порвала со своим бойфрендом Зефом за несколько месяцев до отъезда в Португалию.

Элин поднимает бровь.

– Порвала в смысле на самом деле порвала?

– Судя по словам Пенна, окончательно и бесповоротно. – Айзек засовывает бутылку обратно в боковой карман рюкзака. – Я провел кое-какое расследование, и, похоже, это именно так. Он был поваром, довольно известным в Штатах. Насколько я понял, после разрыва он вернулся в Нью-Йорк, к прежней жизни.

– Они расстались плохо?

– Не совсем. Похоже, они отдалились, и Кир просто начала его игнорировать. Пенн говорит, с ней уже так бывало. Она вдруг пугается обязательств.

Элин смотрит на другую сторону долины, где просека уходит ввысь, к самым вершинам, над которыми висит тонкий шлейф облаков. Примостившаяся у подножия первой горы деревня выглядит неправдоподобно маленькой.

На мгновение Элин представляет альтернативную реальность. Здесь с ними Уилл, ее бывший. На каждом шагу он делал бы фотографии и придумывал, что мог бы использовать в своих архитектурных проектах.

Она резко останавливается и моргает. Уилл больше ей не принадлежит. Уже несколько месяцев как не принадлежит.

Мысль об этом ранит. Элин до сих пор пытается выкинуть его из головы.

Порой она задумывается, а сдвинулась ли с мертвой точки, не заменила ли Уилла мыслями об Уилле, используя их как средство успокоения взамен его присутствия. Размышляет, не позвонить ли ему. Представляет звук его голоса.

Разрыв произошел после завершения ее последнего дела. Тогда Элин казалось, что все правильно, но порой закрадываются сомнения, как сейчас, и ее охватывает сокрушительное чувство потери. Рядом с Уиллом она пережила столько событий, столько катастроф – крушение карьеры, панические атаки, смерть матери. Он всегда был ее якорем, поэтому иногда кажется, что без него она захлебывается.

Страшно начинать все сначала, когда окружающие просто живут дальше. Брак. Дети. Друзья твердят, что все наладится, что она встретит кого-то, однако Элин начинает сомневаться не только в том, нужны ли ей новые отношения, но и понравится ли она кому-то такой, какая есть. Тем более что она и сама порой толком не понимает, кем стала.

За последний год она осознала, что всегда носила маску, причем не только с другими людьми, но и с самой собой. Теперь она в одиночестве, маска снята, и каждый день Элин узнает что-то новое о том, какая она на самом деле.

Тропа становится круче.

Они всего в нескольких сотнях метров от вершины холма, и теперь три «Эйрстрима», стоящие вдоль гребня, полностью видны.

Элин смотрит на них в ожидании, но не понимает, чего именно ждет. Может, признаков жизни, хотя нет. Они будут там одни.

Она отворачивается.

– Так Кир уехала не с бухты-барахты?

– Конечно. История семьи… очень непростая. Их родители умерли. – Айзек делает паузу, раздумывая. – Пенн упоминал, что это по-разному сказалось на них с сестрой. У него появилось желание остепениться и где-нибудь осесть, а у нее что-то свербело в одном месте, хотелось только переезжать с места на место.

– Тогда почему Пенн считает, будто с ней что-то случилось? Больше похоже на то, что она просто уехала.

– От брата-близнеца?

– Вполне возможно. Например, она хочет скрыть от него какие-то свои дела. Иногда людям трудно принять, что даже близкие что-то от них скрывают.

– Вполне возможно. – Айзек пожимает плечами. – Но Пенн говорит, они регулярно созванивались. А она уже давно не звонила. Он уверен, что она поддерживала бы с ним контакт.

– Когда Кир сюда приехала?

– В конце две тысячи восемнадцатого года. По словам Пенна, уже во время отъезда она вела себя странно. А как только прибыла сюда, стала… очень скрытной. Не делилась с ним, как обычно.

– И когда он начал волноваться?

– Где-то через год. Ему не нравилось, что она не хотела уезжать отсюда, не хотела с ним разговаривать, стала уклончиво отвечать на вопросы о своих планах.

– Хочешь сказать, они все-таки как-то общались?

– Да, но только через сообщения, и Пенн считает, что они были не в ее стиле. Несколько недель назад он получил очередное послание, якобы из Италии, но оно выглядело странно, как будто писал кто-то другой. – Айзек пожимает плечами. – В принципе, я его понимаю. Например, я узнал бы твою манеру писать. А ее последняя фотография была сделана здесь, в парке.

– И кто видел ее в лагере?

На последнем участке подъема тропа разворачивается в обратном направлении.

– Турист. – Айзек убирает бутылку. – Это накопал Пенн. Кир не ведет соцсетей, но когда полиция не захотела этим заниматься, он нашел нескольких туристов в «Инстаграме»¹ по разным хэштегам парка. Это заняло некоторое время, но он написал всем, кто находился поблизости, когда он в последний раз с ней разговаривал, и спросил, не заметили ли они чего-нибудь необычного. Со многими он просто потерял время, а потом на связь вышел парень, который сообщил, что наткнулся на кемпинг и произошло нечто странное. Он не смог связать это напрямую с Кир, но у него сложилось впечатление, что эти люди что-то скрывают.

– И что же произошло?

– Он считал, что это общественная территория, но когда попытался поставить палатку, его выгнали. Когда парень уходил, один из членов группы догнал его и обвинил в том, что он вторгся в их частную жизнь. В итоге они выбили у него из руки телефон.

«А ведь нетрудно представить, – холодея, думает Элин, – как такая вот группа смыкает ряды и ополчается на случайного прохожего».

– Тот парень даже не фотографировал, но их действия вызвали у него подозрения. Поэтому он нашел место, откуда можно сделать снимок. Ничего страшного он не заметил и выбросил случай из головы, пока с ним не связался Пенн. Парень отправил ему те фотографии, и тогда Пенн заметил на заднем плане фургон Кир. В итоге он прилетел сюда и сам отправился в лагерь.

– И видимо, в лагере ему устроили такой же теплый прием?

Появляются тонкие клочья облаков, небо бледнеет до дымчато-голубого цвета.

– Вообще-то нет. Он был вежлив, вел себя осторожно, и они ответили аналогично. Пенн показал фотографии, спросил, не видели ли они Кир. Они объяснили, что она провела с ними несколько дней, а затем поехала дальше.

– Они упоминали, куда она отправилась?

– Она вроде бы говорила об Италии, откуда Пенн и получал сообщения.

– И когда он приехал, то не нашел следов ее трейлера?

Айзек качает головой.

– Значит, скорее всего, она все-таки уехала. Звучит правдоподобно.

– Да, но через несколько месяцев он нашел в Интернете этот снимок. Его сделал в парке какой-то турист. – Айзек поворачивает экран телефона. – Фотография сделана через несколько месяцев после той, первой. Ее трейлер все еще здесь.

Руки Элин покрываются мурашками.

– То есть она не уехала.

– Да, трейлер по-прежнему там, а значит, рассказ тех людей…

– Ложь.

9
Кир

Девон, июль 2018 года

– Офигеть! – восклицает Пенн, когда я демонстрирую карту, которую нарисовала для них с Майлой. – Вот почему я доверил нарисовать ее именно тебе.

Я улыбаюсь, желая увидеть то же, что и он. Трудно быть объективной по отношению к собственной работе. Спустя месяцы и даже годы после того, как что-то закончу, я все равно нахожу ошибки. Особенно это касается карт. Сколько бы времени я над ними ни работала, мне вечно кажется, что я не полностью передала ощущения от этих мест.

– Нравится?

– Это потрясающе. Это… мы.

Голос Пенна дрожит, когда он проводит пальцем по холсту в разных местах: тропе на побережье, по которой они ходили, любимому бару и книжному.

Мои карты немного абстрактные, импрессионистские, но с узнаваемыми элементами, а в этой я усилила эффект. Я хочу, чтобы у Майлы возникло чувство, как будто она вернулась домой. Я старалась передать не только суть места, но и их отношения. Их карта – одна из немногих, нарисованных мною, в которой все пронизано любовью: свет, яркие цвета, мягкие формы и линии. Никаких теней.

Пенн с минуту молчит, а потом смотрит на меня.

– Ты когда-нибудь задумывалась, почему тебя по-прежнему тянет рисовать карты?

– Я люблю путешествовать и запоминать разные места. И делиться ими с тобой. – Я легонько шлепаю его по ладони. – Это наше.

– Но ты ведь рисуешь их уже столько лет. Меня всегда интересовало, что за этим кроется. – Он ненадолго умолкает. – Ну, знаешь, я о…

Сделав вид, будто не слышала, я смотрю в окно на Майлу и Зефа.

Они как раз дошли до пляжа у реки. Тот Зеф, каким он был несколько минут назад, исчез. Перемена произошла так быстро, что я даже начинаю сомневаться, а случилось ли вообще все это.

Он окунает пальцы в воду и поднимает взгляд на Майлу. Наверное, спрашивает, какая рыба здесь водится. И рассказывает, как мог бы ее приготовить. С лемонграссом, чили и кориандром.

Майла с улыбкой кивает.

И я знаю, что в это мгновение она понимает, почему я в него влюбилась. И как он умеет приготовить блюда из слов, наколдовать их прямо из воздуха.

Пенн смотрит на меня.

– А он умеет очаровывать, да?

– Бывает.

– А в остальное время?

Пожав плечами, я кладу карту обратно в сумку. Подхожу к стопке грязной посуды в раковине и беру тарелку сверху.

– Слушай, – не дождавшись ответа, начинает Пенн, – я уж точно не собираюсь тебя осуждать, но как он вел себя в тот момент… Это разве нормально?

– Ты о чем?

Я стряхиваю остатки еды с тарелки в мусорное ведро.

– О том, как он вел себя, когда мы заговорили о тебе.

Он смешно сжимает губы в тонкую линию, забирает у меня тарелку и ставит ее в посудомойку.

– И как же? – равнодушно спрашиваю я.

– Ему это явно не понравилось. Он… чувствовал себя неуютно. А под конец, когда мы встали из-за стола, так посмотрел на тебя…

По моей спине течет струйка пота.

– В последние годы ему пришлось несладко. С работой не ладилось, а для него это тяжело. Он привык… к популярности, находиться в лучах прожекторов. А когда этого нет… ему тяжко.

– Это я понял, – осторожно произносит Пенн. – Но ты уверена, что он тебе подходит?

Он улыбается, но выглядит это неестественно.

– Я не была бы с ним, если бы так не считала. Он меня любит, Пенн, это совершенно точно.

– Но его слова позавчера, что ваши отношения не…

– Он не любит ярлыки.

– Я просто думаю, что, если есть сомнения, может, оно того не стоит. На этом жизненном этапе. Мне хочется, чтобы ты нашла того, с кем можешь осесть.

– Как ты? – Я со смехом поднимаю бровь.

– Да, – серьезно кивает он. – Мне очень хочется, чтобы ты снова жила здесь, и ты это знаешь.

– Я не могу.

Мой голос дрожит, а перед мысленным взором возникает кровь. Струящийся по полу ручеек.

Вот что происходит, когда возвращаешься домой: все опять всплывает на поверхность. Все, чего я так старалась избегать.

Я вернулась всего неделю назад, а уже чувствую себя на грани. Шаг в одну сторону, и я уйду невредимой, шаг в другую – и все обрушится.

Мысленно посчитав до десяти, я говорю себе, что осталось всего несколько недель. После свадьбы я смогу уехать. Сбежать.

Пенн одаривает меня внимательным взглядом.

– Подумай об этом, это все, чего я хочу. И если ты не можешь окончательно выбрать какое-то место, то хотя бы выбери человека. – Он делает паузу. – Я просто боюсь, что случившееся… сделало тебя уязвимой.

– Уязвимой? – смеюсь я. – Вряд ли я могла бы путешествовать, будучи уязвимой.

– Не физически, а эмоционально. – Пенн пожимает плечами. – Иногда мне кажется, что у тебя не получается разделить себя и мамин поступок. Словно… – Он снова ненадолго умолкает, как будто не в силах подобрать верные слова. – Словно ты носишь это в себе.

Внезапно у меня начинает стрелять в виске.

– У меня как раз получается разделить. Это у других нет. Разве ты не помнишь, как меня называли? Что кричали соседские дети у дома бабушки с дедушкой? Дочь монстра.

Кода я нараспев произношу последние слова, на лице Пенна отражается боль. Ему явно хочется, как в детстве, закрыть уши руками. Закрыть уши руками, желая, чтобы все прекратилось.

– По-моему, ты и сама в это веришь, – говорит он через некоторое время. – Считаешь, будто ее поступок каким-то образом осквернил тебя. Не заслуживаешь любви. – Он смотрит мне в глаза. – Но ты заслуживаешь, Кир.

Пенн ошибается. Все гораздо глубже. Дело не в том, что я считаю себя оскверненной маминым поступком, а в том, что в глубине души я не сомневаюсь в правоте соседей.

Ведь я ее дочь, а значит, где-то внутри меня притаилось чудовище.

Не этого ли все боятся? Что темная сторона найдет путь наружу.

Для большинства людей это лишь гипотетическая возможность, но я видела, как все происходит. Видела, как человек, которому я доверяла больше всех на свете, вдруг превратился в чудовище.

Есть много причин, по которым я не оседаю в определенном месте, но эта – самая главная.

Я стараюсь ее преодолеть. Стараюсь побороть монстра.

10
Элин

Национальный парк,

Португалия, октябрь 2021 года

Забравшись на вершину холма, они на мгновение забывают о разговоре.

Теперь они видят два трейлера «Эйстрим»: от металлических боков отражаются солнечные зайчики. Первый как на ладони, второй чуть в стороне и почти скрыт. Третьего не видно совсем. Должно быть, он еще дальше, прямо в лесу.

– Который из них наш?

– Вот этот. – Айзек указывает на первый. – Оттуда самый лучший вид на долину.

Мысленно соглашаясь с его мнением, Элин любуется пейзажем. Для здешнего рельефа характерны перепады местности: склон холма опускается ко дну долины, а затем круто поднимается к усыпанным валунами горам на противоположной стороне. За одной вершиной скрывается другая, и так они сменяют друг друга, пока не расплываются в дымке, а в почерневших от лесных пожаров лоскутах леса пробивается осенняя ржавчина. Повсюду пышная зелень, полосы сосен и дубов. А за горами их прорезает река, серебристой лентой исчезая вдали.

Элин поворачивается обратно и изучает трейлер, небольшую площадку для отдыха перед ним и кострище. Такая обстановка демонстрирует уют, но чащоба позади говорит о другом. Элин смотрит на второй трейлер, на зияющую темноту окон. Взгляд беспокойно блуждает по фургону. На фотографиях в Интернете казалось, что они расположены дальше друг от друга.

– А в остальных кто-то живет?

– До следующих выходных никого, – отвечает Айзек, разглядывая поленницу рядом с кострищем. – И даже если бы там кто-то жил, вряд ли мы часто виделись бы. Сзади есть тропа, и мимо никто ходить не будет.

Элин кивает. Сюда приезжают не для общения, а для уединения или хотя бы иллюзии такового.

Она вытаскивает телефон и делает снимок. А потом переворачивает экран к себе и довольно смотрит на него. Получился именно тот эффект, которого она добивалась: трейлеры выглядят совсем крохотными не только из-за высоких деревьев, но и на фоне горного пика за ними. Ей удалось ухватить саму суть парка, весь его масштаб и величие.

– Отправляешь фото? – спрашивает Айзек, увидев, как она набирает текст.

Элин кивает.

– Своему боссу Анне и Стиду.

– Стид – это тот, кто работал с тобой по последнему делу?

– Да, за последние месяцы мы сблизились.

– После разрыва с Уиллом? – поднимает брови Айзек.

Элин чувствует, как загораются щеки.

– Ничего такого. Он просто находился рядом, когда мне пришлось несладко. Через несколько дней после того, как я съехала из квартиры Уилла, он мне написал и, наверное, по моему ответу понял, что мне отвратно. Где-то через час он появился с пакетом вредной еды. Весь вечер мы ели и смотрели всякую дрянь по телевизору.

– Подходящая для тебя пара.

– Да.

Элин быстро косится на экран телефона. Стид уже ответил.

Стид: Хватит спамить. Мой пейзаж: пиво на столе, телеэкран с регби и следы от дождя на окне слева, как будто улитки ползали.

Айзек находит ящик с ключом, прикрепленный к задней части трейлера, и набирает код.

– Готова?

– Да. Хочу пить и сбросить уже эти ботинки. – Войдя вслед за ним в трейлер, Элин тихо присвистывает. – Ого! Неплохо постарались.

– Я же говорил, – ухмыляется Айзек.

Трейлер больше, чем она ожидала, и все пространство использовано по максимуму: впереди кухня, справа небольшой закуток, а слева тянется деревянная столешница, упираясь в туалет и двухъярусную кровать.

Все в нейтральных тонах – белые стены, деревянный пол, мебель в оливковых, рыжеватых и приглушенно-желтых красках. На стенах развешаны картины с видами парка. Водопады. Римский тракт. Фотография одной из гранитных деревень, сделанная сверху.

– Здесь есть все необходимое. – Айзек проверяет окружающее пространство, открывает шкафчики. – Кофемашина, холодильник и даже маленькая библиотека. – Он берет карту, лежащую спереди, и крутит в руках. – Я как раз хотел рассказать о другой странности, которую обнаружил Пенн. Помнишь, я упоминал, что Кир иллюстратор?

Элин кивает.

– Она берет заказы на свадебную канцелярию и тому подобное, но Пенн говорит, что еще она рисовала карты. Это ее способ поделиться впечатлениями от тех мест, в которых она побывала.

– Карты достопримечательностей?

Айзек качает головой.

– Нечто… более личное. Места, которые много для нее значат. Она отовсюду присылала ему карты, но только не из этого парка. За многие месяцы он так ничего и не получил.

– Он сказал об этом полиции?

– Да, но там не придали значения. – Айзек поднимает на нее взгляд. – А это точно имеет значение. На нее не похоже – не прислать карту.

Элин обдумывает его слова, делая мысленную пометку. Подобные аномалии важны. Люди – рабы собственных привычек. Для любого отклонения от них должна быть веская причина.

– Перекусим, пока болтаем? – предлагает Айзек, возясь с коробкой на столешнице.

– Продукты уже куплены?

– Да. Я заказал заранее, чтобы избавить нас от лишней суеты. Куча местных продуктов. Кукурузный хлеб, сыр. – Взяв бутылку вина, он читает этикетку: – Виньо верде. – Он открывает холодильник. – Тут есть форель. Говядина. Картошка. – Он улыбается, снова вернувшись к коробке. – А еще совсем не местная еда. Попкорн. Если хочешь, можем приготовить его на костре. Давай подкрепимся.

Элин улыбается. В детстве они обожали попкорн. Вместе со своим младшим братом Сэмом. Попкорн и кино по пятницам.

К тому времени как она распаковала вещи и переоделась, Айзек уже разжег костер.

В тишине треск попкорна звучит как выстрелы, а по воздуху расплывается запах карамели и меда.

Через несколько минут треск становится прерывистым, а затем полностью прекращается. Айзек снимает кастрюлю с костра, высыпает попкорн в миску и протягивает ее Элин вместе с бокалом вина.

Откинувшись на спинку кресла, она зачерпывает горсть попкорна и кладет в рот. Небо бледнеет, голубизна подергивается розовым, на пики ложатся синие тени. Один за другим зажигаются огоньки в деревне далеко внизу.

– Красота, да? – произносит Айзек, глядя на нее.

– Да, но когда видишь все вот так, всю эту громаду… даже не знаю… – Элин никогда раньше не бывала в подобном месте. Настолько диком, полностью лишенном следов человека. Вчера они прошагали много миль, не встретив ни души. В этом есть ощущение свободы, но и некий страх. – Не уверена, что смогла бы приехать сюда в одиночку. – Качая головой, она вдруг чувствует холодок. – Как думаешь, почему Кир выбрала именно этот парк?

– Загадка. По словам Пенна, она ни с того ни с сего решила ехать в Португалию. Раньше даже никогда не упоминала ее. – Он хмурится. – Не понимаю. Здесь красиво, но…

Элин прекрасно знает, что стоит за словами брата – глубокое чувство, родившееся после долгих размышлений.

– Ты с головой погрузился в это дело, да?

Он пожимает плечами.

Минуту они сидят в молчании.

– Я понимаю, что Пенн – твой друг, – наконец говорит Элин, – и ты хочешь помочь, но мне казалось, тебе хватило и собственных травм.

Она прокручивает все их в голове: смерть матери несколько лет назад; смерть младшего брата более десяти лет назад; смерть Лоры, девушки Айзека, в начале года. Элин считала, что для Айзека бремя чужих забот будет слишком тяжелым.

– Из-за Пенна, – просто отвечает Айзек. – Он единственный, кто понимает.

– Понимает?

– Каково это – потерять близкого человека. – Айзек трет глаза. – Хотя бы с ним я наконец-то говорю на одном языке. У тебя наверняка бывало такое, что люди, которые не…

«Не горевали», – мысленно заканчивает Элин. Да, она часто задается вопросом, что общего у нее с людьми, когда те обсуждают проблемы, которые воспринимаются несущественными после того, как посмотришь смерти в глаза. Кто-то переживает из-за денег, карьеры или чьих-то слов, а ты думаешь: «Когда заглянешь за завесу, лишь немногое останется важным, а все поверхностное отпадет, забудется».

– Я помню, как один парень на работе вышел из себя, потому что я не сразу ответил, – качает головой Айзек. – Большинство людей не желают знать, пока их самих не коснется. – Он отворачивается. – А Пенн все понимал. И даже в потере мамы, Сэма, Лоры, пусть это и кошмар, была какая-то законченность. А с Кир полная неизвестность, и это наверняка ужасно…

Элин кивает и собирается ответить, но вместо этого внезапно охает, поскольку где-то позади раздается звук шагов.