Kitobni o'qish: «Поэт-романтик Василий Жуковский и его трагическая любовь»

Shrift:

* * *

Пролог

В наше время стало модно писать о любви. Во многих издательствах выходят книжные серии: «Любовные драмы», «Великие истории любви», «Лучшие истории о любви» и т. д., и т. п. И о ком тут только не пишут: тут и Джон Леннон с Йоко Оно, и Маяковский с Лилей Брик, и Элизабет Тейлор с Ричардом Бартоном, и Наполеон с Жозефиной, и Клеопатра с Антонием… Читаешь, вникаешь и, честно говоря, как-то большинство этих историй не впечатляет. Встречи, бурные увлечения, а потом измены, скандалы, расставания… Я бы назвала эти истории просто любовными приключениями. Начинается все красиво: мимолетное очарование, страсть, восторженные письма… А заканчивается уродливо: ссоры, проклятия, разводы… Встречаются и притворство, голый расчет и предательство. Изредка можно увидеть описания странной околдованности героев-любовников. Но как часто во всех этих историях встречается истинная любовь?

Вы, конечно, помните, как тот же вопрос задавал великий русский писатель А. Куприн в «Гранатовом браслете». И рассказал историю идеальной любви к княгине Вере мелкого чиновника Г. С. Желткова. Рассказал о мужчине, для которого не существовало жизни без любимой им женщины. Он боготворил ее и каждый день молился – «Да святится имя твое!»

Такие глубокие чувства встречаются крайне редко. Вдумаешься и видишь, что любовь не рождается на пустом месте. Каков человек, такова и его любовь! У человека приземленного любовь чаще всего ограничивается интрижкой. А у возвышенного может стать историей длиною в жизнь, огромным счастьем или же трагедией. Чаще всего второе.

Портрет поэта Василия Андреевича Жуковского. 1816 г. Художник О. А. Кипренский

Меня лично поразила история любви великого русского поэта Василия Жуковского к его воспитаннице Маше Протасовой. Возможно, что не все о ней знают, поэтому мне хотелось о об этом рассказать. В отношениях этих незаурядных людей переплелись нежность, духовная близость и взаимопроникновение до такой степени, что ни он, ни она не мыслили жизни один без другого. И уже не имело значения, находились они рядом или же на расстоянии, но мыслями и чувствами оказались крепко и навсегда спаяны.

Даже смерть не могла их разлучить, так как в душе прочно угнездилась любовь к ушедшему. И другой настоящей любви уже не могло существовать ни для него, ни для нее, хотя в силу жизненных обстоятельств могли возникнуть новые отношения. Воссоединиться им оказалось невозможно, но душа всегда принадлежала тому, одному-единственному. Ведь ни для кого другого места в душе не оставалось. Такая любовь проникает во все уголки души и живет в ней вечно.

История эта началась еще в юности наших героев. Но это был не порыв, не юношеская импульсивность, с последующим отчаянием и суицидом, как, по-видимому, у Ромео и Джульетты. И не платоническая идеальная любовь монаха Петрарки к замужней Лауре, которая, по-видимому, и не подозревала о его чувствах. Нет, здесь была вполне земная любовь, но вошедшая так глубоко в души героев, что жизнь без любимого для каждого из них стала немыслимой. Это любовь-нежность, любовь – душевное слияние, любовь-самопожертвование, любовь – самое большое счастье и горе. Такая любовь, когда прошедшее не умирает и живет в душе несмотря ни на что.

Но, как сказано, любовь отражает личность романтического героя. Личность – серая, незначительная, и любовь у нее мелкая, ничтожная. Не любовь, а половой рефлекс. Личность – душевно богатая, глубокая, и любовь у нее огромная, которая, как солнце, своим светом и теплом преображает жизнь его самого и любимого человека.

Поэтому никак нельзя рассказать о любви, не описав жизнь, судьбу и характер ее героев. В этой книге я постараюсь рассказать историю жизни и высокой любви великого русского поэта Василия Жуковского и Маши Протасовой. Все даты в книге приведены по старому юлианскому календарю, который применялся в России до 1918 года.

Самый добрый человек в русской литературе

О русском поэте Василии Андреевиче Жуковском большинство наших современников знает очень немного. В советской школе сведения о нем давались крайне скудные, ведь отношение к поэту было отрицательным, стояло на нем клеймо царедворца. Мало того, оказался Жуковский автором слов к гимну «Боже, царя храни», а уж это было совсем непростительно с точки зрения советского литературоведения.

А жаль, ведь Жуковский был великим поэтом, первопроходцем романтизма в русской литературе. Его произведения – элегии и баллады, стихотворные повести и лирические стихотворения, поэмы и драмы – вошли в золотой фонд русской классики. Переводы Жуковского, по мнению критиков, нередко превосходили по совершенству оригинальные произведения! Они открыли русскому читателю целые миры немецкой, английской, французской, испанской литературы. Голосом Жуковского заговорили с нами Гёте и Байрон, Вальтер Скотт и Фридрих Шиллер. Именно в переводе Жуковского русские читатели познакомились с «Одиссеей» Гомера. Жуковский был близким другом и учителем Пушкина и Гоголя, товарищем и собеседником практически всех известных литераторов первой половины XIX века.

Мало того, он был талантливым, незаурядным художником, и его наследие насчитывает тысячи листов: рисунки, офорты, гравюры, картины. Он рисовал пейзажи и портреты, по рисункам Жуковского можно почувствовать, что вдохновляло поэта и чем он жил.

На протяжении пятнадцати лет, с 1816 по 1841 г., он исполнял обязанности наставника наследника престола – будущего императора Александра II, и, углубившись в дебри педагогики, разработал собственную систему обучения (которую называл своей «педагогической поэмой»), а также составил целый ряд учебных пособий. То есть Жуковский создал собственную «педагогическую поэму» еще в XIX веке, задолго до советского педагога Макаренко.

Можно было бы долго перечислять дарования и заслуги Жуковского, но, пожалуй, самым поразительным фактом его биографии является не эта многосторонняя деятельность, а то, что никто из современников не оставил о нем ни одного отрицательного отзыва. Все – от колкого Ф. Ф. Вигеля до деликатного П. А. Плетнева, от консерватора М. П. Погодина до революционера А. И. Герцена – пишут о Жуковском с каким-то единодушным восторгом и преклонением. Чем же так располагал к себе окружающих этот человек? Оказывается, не чем иным, как своей необыкновенной добротой!

Цесаревич Александр Николаевич за уроком Жуковского. Гравюра XIX в.

Он был любим многими современниками за нравственность и духовность, доброжелательность, милосердие, чистоту помыслов и внутреннее достоинство.

А. С. Пушкин писал, что у Жуковского была «небесная душа», он считал его своим ангелом-хранителем, а о его творчестве отзывался так:

Его стихов пленительная сладость
Пройдет веков завистливую даль,
И, внемля им, вздохнет о славе младость,
Утешится безмолвная печаль
И резвая задумается радость.

П. Вяземский писал: «Благородство истинное, ничем не измененное, было основанием его жизни».

Н. Гоголь: «Жуковский, наша замечательнейшая оригинальность! Чудной, высшей волей вложено было ему в душу от дней младенчества непостижимое ему самому стремление к незримому и таинственному. Не знаешь, как назвать его – переводчиком или оригинальным поэтом. Переводчик теряет собственную личность, но Жуковский показал ее больше всех наших поэтов».

Поэтесса, переводчица, драматург и прозаик графиня Евдокия Ростопчина почтила память Жуковского стихотворением под заглавием «Прощальная песнь Русского Лебедя, посвященная семейству и друзьям». И сопроводила его письмом Булгакову: «Прошу вас, Фаддей Бенедиктович, напечатать в “Северной пчеле” это поминовение признательной дружбы тому, кого и вы, и я, и все, что на Руси не заражено безрассудным поклонением уродливому в ущерб прекрасному и высокому, должны чтить и оплакивать как первого и лучшего из современных уцелевших до сих пор поэтов наших, как примерного, благороднейшего и добрейшего человека».

Ведь, как мы знаем, поэт скончался в 1852 году, когда в русской литературной критике произошел радикальный переворот. Виссарион Белинский, как и его последователи революционные демократы – Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов – стали требовать от поэтов и писателей не воспевания прекрасного, а описания ущербности, недостатков и «язв общества». Жестоко критиковали они даже признанных классиков – Ивана Тургенева, Льва Толстого, Федора Тютчева, Афанасия Фета и др. Литература, по их мнению, должна была служить одной-единственной цели – свержению самодержавия и революции.

Но даже яростный, непримиримый критик Белинский признавал: «Несоизмерим подвиг Жуковского и велико его значение в русской литературе!.. Подвиг, которому награда не просто упоминание в истории отечественной литературы, но вечное славное имя из рода в род». Хотя тут же замечал, что литература не располагала возможностями истинного воспроизведения жизни ни в период классицизма, ни при сентиментализме, ни в пору мистического романтизма Жуковского.

Современный критик и историк литературы Ю. Лотман называл Жуковского «самым добрым человеком в русской литературе».

Судьба у Жуковского сложилась удивительная. Незаконнорожденный мальчик, полурусский-полутурчонок, стал не только выдающимся поэтом, но был приближен к царскому двору и выполнял обязанности наставника и воспитателя будущего императора Александра II. И любовь у Василия Андреевича оказалась беспримерной – глубокой, прекрасной и трагической. Длиною в жизнь.

Происхождение поэта

Василий Жуковский родился 29 января 1783 года в селе Мишенском, расположенном в трех верстах от города Белёва Тульской губернии. Он был сыном богатого русского помещика Афанасия Бунина и пленной турчанки Сальхи.

Во время Русско-турецкой войны 1768–1774 годов какой-то приятель Бунина прислал ему на воспитание двух пленных сестёр-турчанок – Сальху и Фатьму.

Сальхе было шестнадцать лет, Фатьме – одиннадцать. Младшая сестра вскоре умерла, а старшая выучила русский язык и была перекрещена в православную веру под именем Елисаветы Дементьевны Турчаниновой (1754–1811).

Афанасий Иванович Бунин (1716–1791) был богатым вельможей екатерининского времени, в молодости он водил дружбу с фаворитом Екатерины II Григорием Орловым. Он владел многочисленными именями в Тульской, Калужской и Орловской губерниях. Жил на широкую ногу – пировал, охотился, с размахом благоустраивал имение. Чего только в его имениях не было: парки, цветники, пруды с рыбой, двухэтажные оранжереи, где росли абрикосы и лимоны, шампиньоны и всякие цветы. С балкона господского дома в Мишенском открывался вид на златоглавый Белёв, стоящий на берегу Оки.

Законная жена А. И. Бунина, Мария Григорьевна Безобразова, родила ему одиннадцать детей. К 1770 году, когда в Мишенское прибыла Сальха, детей в живых осталось лишь пятеро: Авдотья (родилась в 1754 году), Наталья (в 1756 году), Варвара (в 1768 году), Екатерина – грудной младенец, а также сын Иван, родившийся в 1762 году.

Позднее один из близких к Василию Жуковскому людей, связанных с ним дружбой, литературными интересами и постоянной перепиской, Петр Александрович Плетнев, так описал происхождение поэта в частном письме: «Бунин был помещик Белёвский… Жена его, приживши с ним несколько детей, оставила супружеское ложе и дала ему свободу в выборе потребностей Гимена. Какой-то приятель Бунина, участвовавший во взятии Силистрии, переслал ему оттуда, из гарема паши, одну премилую женщину, которая долго полагала, что мужчина везде имеет законное право на нескольких женщин. Поэтому она в полной невинности души предалась любви к Бунину и от ложа с ним родила ему сына: это был славный ныне поэт». Все это Плетнев слышал от самого Жуковского.

В усадьбе Буниных Сальху поселили в отдельном домике. Поначалу Мария Григорьевна приняла турчанку хорошо, рад ей был и друг Бунина – Андрей Григорьевич Жуковский, разорившийся дворянин, много лет живший у Буниных приживалом. Сальха стала поначалу нянькой младших детей, потом ключницей. Каждое утро она должна была являться к Марье Григорьевне за приказаниями. Старшие дочери Буниных учили Сальху читать и писать по-русски. Что касается Афанасия Ивановича, то он соблюдал сначала некоторые приличия, более или менее скрывая свою связь с пленной красавицей, но со временем раскрепостился и перебрался на глазах супруги и дочерей в домик Сальхи. Обставил ее домик как можно роскошнее и прожил там несколько лет. Трижды у турчанки рождались и умирали в младенчестве девочки.

В 1781 году в семье Буниных случилось несчастье: умер, а скорее всего покончил с собой в самый разгар вертеровского поветрия, т. е. по причине несчастливой любви, единственный сын Иван. Мария Григорьевна тяжко горевала и не сомневалась, что трагедия эта стала наказанием свыше за прелюбодеяния её мужа. После этого она прекратила всякие отношения с Афанасием Ивановичем и турчанкой.

Но вот 9 февраля (29 января по старому стилю) 1783 года у Елисаветы родился мальчик. Чтобы дать незаконнорожденному имя, Бунин попросил Андрея Григорьевича Жуковского крестить и усыновить этого младенца. Мальчика назвали Василий, а отчество и фамилию он получил от Андрея Жуковского.

Положение новорожденного оставалось щекотливым, но тут Сальха в один из отъездов Афанасия Ивановича совершила мудрый и решительный поступок. Она вошла в господский дом и положила сына к ногам Марии Григорьевны, как бы прося ее заступничества и защиты. И Мария Григорьевна смогла возвыситься над ситуацией и заявила: «Ну что ж, Лизавета, ты не виновата. Будь по-старому в доме. А Васеньку воспитаю я. Как родного».

С этого момента наступил мир в семье Буниных. В честь рождения сына Афанасий Иванович приказал разобрать ветхую деревянную церковь, из бревен ее сложить часовню на кладбище, а церковь выстроить новую, каменную. Были призваны хорошие мастера – каменщики, резчики, живописцы. Древние образа из прежней церкви водворились в новой. Андрей Григорьевич Жуковский, любивший музыку, игравший на скрипке, взял на себя руководство хором певчих…

Предпоследняя дочь Буниных, Варвара Афанасьевна, была выдана за Петра Николаевича Юшкова, имевшего дома в Туле и Москве, и уехала. Младшая дочь Екатерина давно жила у сестры в Кяхту. Мальчик остался в Мишенском единственным ребенком. Но вскоре к нему присоединились девочки: дочь Варвары Юшковой Анна – родившаяся преждевременно, слабенькая, едва живая. Ее взяла бабушка Марья Григорьевна в Мишенское. Она оказалась первой подругою детства Васи Жуковского, его «одноколыбельницей», как он выражался (маленьким он ложился иногда к ней в кроватку, когда она плакала, и успокаивал ее). Другая подруга была Маша Вельяминова, дочь Наталии Афанасьевны Буниной, вышедшей замуж за Вельяминова. Она тоже жила и воспитывалась у бабушки.

Так среди девочек, в тишине и раздолье барской России, начал свою жизнь мальчик Жуковский. Был он характером жив и весел, лицо нежное, темные глаза, темные, хорошо вившиеся от природы волосы, ранняя склонность к мечтательности – светлое дитя, вызывающее расположение. Женщины – а их был полон дом – наперебой баловали его. Рос он барчонком. Сальхе лишь изредка удавалось на ходу приласкать его – все вокруг него няньки, мамки, тут же и Андрей Григорьевич, обожавший крестника и приемного сына своего.

Беседка у ключа в Мишенском. Офорт В. А. Жуковского

Был Вася веселым, добрым, шаловливым и всеми любимым. С утра до вечера он носился по старому парку, играя с девочками в рыцарей. Он ничего не боялся – ни быков, ни лошадей, ни разбойников, которыми пугали детей в крестьянских дворах и на барской усадьбе.

В 1785 году отец, Афанасий Бунин, записал сына сержантом в Астраханский гусарский полк. В шесть лет мальчик уже дослужился до прапорщика, что давало ему независимо от рождения право на дворянство. Мальчика внесли в соответствующий раздел дворянской родословной книги Тульской губернии. Такая вольница существовала при императрице Екатерине II.

Проба пера и домашний театр

В 1789 году Афанасий Иванович привез в Мишенское учителя немца, но он оказался тупым и самоуверенным шарлатаном, какими наводнена была в то время Россия. Нередко немецкие и французские парикмахеры, кучера, портные и лакеи выдавали себя за учителей, а русские вельможи им верили на слово и доверяли им воспитание своих детей. Звали немца Еким Иванович, учить Васю он стал немецкому чтению и арифметике. Ученик и учитель жили вместе во флигеле, за стеной их комнаты помещался Андрей Григорьевич Жуковский.

Учитель походя бил мальчика линейкой по пальцам, беспрестанно ворчал и топал ногами. Вася плакал. Ни счет, ни немецкие слова не лезли испуганному мальчику в голову. Андрей Григорьевич неодобрительно покачивал головой, но молчал. Однако не прошло и недели, как за стеной поднялся ужасный шум. Андрей Григорьевич открыл дверь в классную комнату и остолбенел: мальчик, стоя в углу голыми коленями на горохе, плакал, а немец бешено вопил и размахивал розгой, держа в другой руке немецкую книжку… Жуковский тут же позвал Буниных, и учитель был из Мишенского прогнан. Он сам стал заниматься со своим приемным сыном – учить его русскому письму, рисованию и счету.

В ноябре 1790 года Афанасий Иванович Бунин был вызван на службу в Тулу. Он нанял там, на Киевской улице, особняк, принадлежавший начальнику оружейного завода генерал-поручику Жукову, и тотчас переехал туда со всей семьей, включая Васю с матерью. Этой зимой Вася начал учиться в пансионе Христофора Филипповича Роде. Он был полупансионером, и после занятий его каждый вечер привозили домой. Для домашних занятий с ним был приглашен один из преподавателей Феофилакт Гаврилович Покровский.

В марте 1791 года Афанасий Иванович Бунин жестоко простудился и скончался. Все имущество он завещал своим четырем дочерям и жене, и ни словом не упомянул ни о сыне Василии, ни о Елисавете Дементьевне. Они фактически оставались без средств к существованию.

Однако перед смертью он сказал жене:

– Барыня, для этих несчастных я не сделал ничего, но поручаю их тебе и детям моим.

– Будь спокоен, – отвечала Мария Григорьевна. – С Лисаветой я никогда не расстанусь, а Васенька будет моим сыном.

И сдержала своё слово. После смерти мужа она с каждой из четырех долей взяла по две с половиной тысячи рублей – всего десять тысяч – и отдала эти деньги Елизавете Дементьевне, чтоб хранила для сына.

Тело А. И. Бунина было перевезено в Мишенское и захоронено в родовой усыпальнице-часовне.

Осенью вся семья снова вернулась в Тулу. Вася опять был помещен к Христофору Филипповичу Роде, но уже полным пансионером – теперь дома он появлялся только в субботу и воскресенье. Однако весной 1792 года пансион закрылся. Знаний в нем мальчик не получил почти никаких, а чтобы учиться дальше, надо было поступать в Главное народное училище.

Весной 1792 года из Кяхты в Тулу приехала младшая дочь Буниных Екатерина Афанасьевна. На первом же балу ее признали первой красавицей губернии, и предводитель дворянства Андрей Иванович Протасов посватался к ней.

Летом Марья Григорьевна переехала с домочадцами в родное Мишенское. В Мишенском в это лето гостили все четыре семейства ее дочерей: Бунины, Вельяминовы, Юшковы, Протасовы.

Протасов был из белёвских дворян, владел деревенькой Сальково. Погостив у тещи, Андрей Иванович увез супругу к себе. Расстаться с милым Мишенским, по которому Екатерина Афанасьевна тосковала в Кяхте, было грустно, и, чтобы скрасить разлуку с родными, она увезла с собой Васеньку. Забирая Васеньку в Сальково, Екатерина Афанасьевна не ведала того, чему случиться в будущем из ее привязанности к сводному братцу.

Вскоре пришло время возвращаться в Мишенское. Здесь собралась вся девчоночья кампания – пять девочек, ровесниц Васи: три Юшковых и две – Вельяминовых. Все детство Васи прошло «в девчоночьем царстве», возможно, этим объясняется свойственная ему мягкость характера. Вместе с Юшковыми явился в Мишенское и учитель Покровский, нанятый для занятий с девочками и для подготовки Васи в тульское училище. Изучались русский язык, арифметика, история и география.

Осенью Варвара Юшкова увезла Васю с собой в Тулу. Он поступил в Главное народное училище, но проучился там недолго. Учитель Покровский, который сделался теперь главным наставником в Тульском народном училище, был Васей постоянно недоволен. В конце концов он исключил его собственной властью из училища «за неспособность»! И правда, Вася под строгим взглядом наставника терялся и забывал, сколько будет дважды два и куда впадает Волга. Он снова перешел на домашнее обучение в доме Юшковых.

«Спутником» и «хранителем» своего детства называл Жуковский свою сводную сестру Варвару Афанасьевну. Она и ее муж, Петр Николаевич Юшков, просвещенный человек, близко знакомый с книгоиздателем Н. И. Новиковым, устраивали в своем доме музыкальные вечера и литературные чтения. У них по определенным дням собиралось тульское высшее общество.

На домашнем театре ставились драмы. Они игрались настолько успешно, что устроители Тульского общественного театра, завсегдатаи дома Варвары Афанасьевны, обратились к ней за помощью. Она помогла выбрать пьесы для первых представлений. Это были «Цинна» Корнеля, «Британик» Расина и «Магомет» Вольтера. Провела в своем доме несколько репетиций с актерами новой труппы.

Варвара Афанасьевна словно торопилась жить – уже начинала она чувствовать усталость, покашливала, слабость и озноб охватывали ее временами. Медленная чахотка подтачивала с ранней юности ее силы.

Детям разрешалось присутствовать на репетициях. Когда приходили актеры, Вася забирался в уголок. Выразительная декламация и необыкновенные жесты потрясали его. В зиму 1794/95, в 11 лет, впервые вспыхнуло в Жуковском желание быть автором, сделаться новым Расином или по крайней мере Сумароковым. Варвара Афанасьевна посоветовала ему обратиться к произведениям Плутарха, русский перевод которого от 1765 года («Житие славных в древности мужей») был в ее библиотеке. Во втором томе нашелся нужный Василию герой – Фурий Камилл, освободитель Рима, разбивший в пятом веке до нашей эры полчища галлов.

В библиотеке на столе всегда были наготове перья, чернила и бумага. Жуковскому хотелось написать трагедию в один присест, но быстро удалось придумать только заглавие: «Камилл, или Освобождённый Рим». Окружив его кудрявыми росчерками, он задумался, ища первых слов. Первых в жизни будущего великого поэта… Поздно вечером Варвара Афанасьевна разбудила его – он спал, положив голову на руки, за столом. Рядом лежали исписанные листы. Трагедия, сочиненная в прозе, уместилась всего на двух страницах, хотя в ней было четыре действия.

Постановку трагедии взяла на себя Варвара Афанасьевна. Она распределила роли, помогла детям сделать костюмы, устроила в гостиной сцену при помощи стульев, ширм и горшков с цветами. Главного героя, Камилла, играл сам автор, Вася Жуковский. Он склеил себе из золотой бумаги шлем, прицепив к нему два страусовых пера. Красная женская мантилья почти ничем не отличалась от древнеримского пурпурного плаща. Еще был сделан панцирь из серебряной бумаги. И целый арсенал оружия: деревянный меч, обвитая цветной лентой пика, лук из можжевеловой ветки и колчан со стрелами. Все обитатели дома собрались посмотреть спектакль. Приехала из Мишенского даже Мария Григорьевна. Аплодисменты и возгласы одобрения не умолкали… Жуковский тут же принялся за сочинение второй пьесы.

Тем временем родные раздумывали о его будущем. Для получения дворянства еще в двухлетнем возрасте Васю зачислили на службу в Астраханский гусарский полк, где он «дослужился» до прапорщика, что давало право на личное дворянство. 1 июля 1795 года 12‑летнему прапорщику В. А. Жуковскому была выдана грамота о дворянстве с внесением в родословную книгу Тульской губернии. Дворянином он стал, но надо было подумать и о его дальнейшем обучении.

Триумф Марка Фурия Камилла. Фреска в Палаццо Веккьо, Флоренция

Заехавший как-то к Марье Григорьевне в Мишенское майор Постников, сосед по имению, предложил:

– Ему надо вступить в полк своим чином прапорщика. Да вот хоть в Нарвский, где я служу. Он теперь в Кексгольме.

– А и в самом деле! – подхватила Марья Григорьевна. – Это Афанасия Ивановича полк. Ведь помнят его там?

– Не думаю. Много воды утекло с тех пор. Однако я возьмусь присмотреть за молодым человеком. Будет ладно служить – чины пойдут. С хорошим чином можно и в статскую выйти.

Двенадцатилетний Вася, когда ему объявили новость, пришел в неописуемый восторг. Вскоре ему сделали полную офицерскую экипировку. В ожидании отъезда он не расставался с треуголкой, сапогами и шпагой, расхаживая по дому во всем параде.

В 1796 году Васенька отправился служить прапорщиком в Нарвский полк, квартировавший в Кексгольме (Выборге). Однако, к великому разочарованию мальчика и его родных, только что вступивший на престол император Павел I эту екатерининскую вольницу прекратил. Александр Пушкин в повести «Капитанская дочка» описывает порядок поступления на службу детей из дворянского сословия при Екатерине II: «Матушка была еще мною брюхата, как уже я был записан в Семеновский полк сержантом, по милости майора гвардии князя В., близкого нашего родственника».

Император Павел I решил навести порядок в армии, в том числе и в гвардии. Он уволил генералов, высших офицеров, низших офицеров, которые никогда в армии не были, но получали зарплату и всякие льготы. Уволены были около трех тысяч офицеров. Он запретил брать на действительную службу малолетних, особенно в офицеры.

Вот тогда-то хороший знакомый семьи Буниных Болотов присоветовал Марии Григорьевне отдать Василия в Благородный пансион при Московском университете.