Kitobni o'qish: «Пять строф 21 века», sahifa 2

На лыжне

В шоке, в Ладе, в шоколаде,

или утром – шоколад.

Иль в раю, иль в диком аде,

или летом – водопад.

По лыжне иду на лыжах,

зимний вид и снежный блеск.

Дети, старые, кто выжил,

мне навстречу. Дети – треск.

Без падений в снежном мире

те, кто медленно – ползут,

кто змея в любом эфире,

кто надели цвет – мазут.

В шоколадном страстном цвете

мало ходят на лыжне.

Тут и куртки как конфеты,

словно фантик – малышне.

Иней ели покрывает,

ветви движутся кругом.

Снег лежит, как порывало.

Я на лыжах. Я бегом…

Мозги смартфона

Способность девушки любить,

вновь исчезает на мгновенье.

Она способна лишь лежать

с планшетом до изнеможения.

Она в смартфоне говорит,

и погружается в пучину,

потом кому-то погрозит,

и спит, не трогая мужчину.

Он за планшетом, за смартфоном,

он за стеной или в машине.

Он сам стал только жизни фоном,

и как проехать, весь в кручине.

Она прекрасная, вне моды,

лежит ленивая девица,

и смотрит дико на планшет, и

он ей попросту не снится.

Она не пьет, она не курит,

она не любит никого.

Она мозги смартфону крутит.

Почти не ест. Ей так легко…

Вальяжный снег

Нереальный снегопад,

белый, липкий и глубокий,

словно звездочек парад,

словно выпил неба соки.

Пусть лежит теперь в сугробах:

не проехать, не пройти.

Люди смотрят тихо в оба:

как, куда теперь зайти.

Занесло дороги в школы,

утром все пойдут гуськом,

ветра чувствуя уколы,

делая из снега ком.

Снег лежит немного плавно,

весь вальяжный и крутой.

Он сегодня в мире главный,

он застенчивый, лихой.

Утро раннее темнеет.

На деревьях змеи, снег.

Но от снега мир светлее,

ускоряется лишь век.

Капель флюсы

Снег летит сплошною пеленой,

у зимы уход не за порогом.

Так зачем мир белою стеной

застилает, словно перед Богом?

Чудная погода: снег и снег.

Ветер не теряет свою удаль.

Голову склоняет человек,

проходя под снегом днем и утром.

Угнетение было и прошло,

кажется, что мир закрылся снегом.

Душу ветром тихо обожгло.

Из снежинок веер, точно лего.

Посмотрю, когда растает снег,

скоро ль перейдет зима на плюсы?

Да еще неделька – снежный век,

а потом капель и капель флюсы.

Месяц остается до листвы,

месяц от зимы до чувства лета.

Вот и календарные листы,

каждый он как будто лучик света.

Планшет

Изменилась девушка немножко,

и сама садится вновь за руль.

Она любит, но себя лишь крошку,

не нашелся для нее король.

Девушка спокойными ночами,

что- то переводит на планшет.

И сверкает солнечно очами.

Парни без нее пьют свой фуршет.

Меньше и ее зовут смартфоны,

телефон ее забыт давно.

Телефоны стали граммофоны,

по планшету смотрит и кино.

Что-то о любви исчезли речи,

и забылись дивные уста.

Девушка одна, забыты встречи,

Мексика, каникулы. Устал.

Кто устал? Устал какой-то парень,

что смотрел дом-2, теперь один.

Смотрит мексиканский сериал он.

Нет любви, любовный карантин.

Каникулы

Вновь отдыхают парты,

дети уснули, их нет.

Двадцать шестое марта:

ветер, мороз и снег.

Длятся каникулы просто:

дома, где комп, ТиВи.

Улица: снег, наросты

льда. Веришь? Так не смотри.

Скоро ли будет лето?

Дивный в сердцах вопрос.

Но еще дремлет веко,

школьник вопрос перерос.

Он почитает книгу,

умно мне скажет: «О. Кей».

Зная футбольную лигу,

смотрит лишь часть новостей.

Каждый живет, как может,

по трое смотрят сквозь комп,

Сзади их дом. Прохожий -

кто-то домашний, как кот…

Празднично

Летят красавцы истребители,

летят над солнечной страной,

летят, где войск чужих не видели,

летят, где встал народ стеной.

А небеса сияют празднично,

и улыбаются леса.

Наряд зеленый, нежный. Разница?

Весны и мира полоса.

Какой день выдался загадочный!

Тепло и солнце, и весна.

То День Победы просто сказочный

рассыпал мира чудеса.

Парад прошел, чеканя гордостью.

Машины вышли как гроза.

Страна покрыта счастьем, радостью.

И вновь зеленые леса.

Летят красавцы истребители,

летят над солнечной страной,

летят, где войск чужих не видели,

летят, где встал народ стеной.

Земной рай

Вкрадывалась в душу незаметно

томная строфа лихой любви,

в памяти осталась счастья метка,

где поют кукушки, соловьи.

Щебетали птицы в земном рае,

ввысь летели мощные стволы,

были мы в чудесном, дивном крае,

где надежды на любовь малы.

Сами мы того не замечали,

что вдвоем нам было хорошо,

по полям ходили и мечтали.

Нет, не повторится все еще.

Зарождалась сладость тихой встречи,

радости с улыбкой на устах

в день прекрасный. Был хороший вечер.

Мы танцуем. Руки на плечах.

Счастье – удовольствие большое

в танце, на глазах большой толпы,

когда все казалось нам смешное,

но ушли мы врозь в домашний быт.

Мудрая истина

Девочка, девушка, женщина, бабушка

годы идут. Не узнаешь, когда

вдруг появляется: милая, лапушка,

девочка, солнышка, зорька звезда.

Если ты девушка – мир просто сказочный,

всеми любима и всем ты нужна.

Ты и невеста, да просто ты – ласточка.

Ты и красива, в семье ты важна.

Стала ты женщиной. Жизнь. Озабоченность.

Только успеть бы все сделать и то.

Вечно бежишь ты и вечно всклокочена.

Кто пожалеет? И часто – никто.

Годы промчались – ты бабушка старая,

и не нужна ты теперь никому,

вечно идешь под небесною карою.

Эх, обслужить бы себя бы саму!

Горькие хлопоты. Мудрая истина.

Чтобы прожить в этом мире порой,

лучше молчать, жить в семейной все пристани.

Тяготы, радость считать лишь игрой.

Над стадионом

Над стадионом светит солнце,

искрится травка как палас.

Пока пустынно здесь и сонно.

Еще нет регби. Тихо. Класс.

Настырно вертолет летает,

он смотрит, ищет чью-то тень.

Он зарывается и тает,

за стадионом ищет сень.

Но вертолет шумит упрямо,

он не нашел кого искал.

Так подожди, не прыгай в яму,

не будь на солнце как Икар.

Еще чуть-чуть придут ребята,

они запрыгают как мяч,

они крутые, словно львята,

они регбисты, скоро мачт.

Здесь будет шумно и игриво,

и будет множество команд.

Пока лишь вертолет ретиво

мне заменяет детский гвалт.

Регби

В огромном небе пролетает,

гудя обычный самолет.

Он быстро и уютно тает,

весь в облаках, его уж нет.

За ним летит второй по курсу

и исчезает в облаках.

Погода с солнцем им по вкусу.

Пришли регбисты. На полях

они летают друг за другом,

они бегут за кругом круг,

и стадион им будет другом.

Вновь вертолет пошел на круг.

И как-то сразу потемнело,

похолодало над рекой.

И только поле зеленело,

не зная в регби свой покой.

Ребята бегают по полю,

и серебрится лишь река.

Прекрасно все, как сила воли.

И регби – просто лишь игра.

Гулкие чувства

Любовь ушла гулять по небу,

она исчезла в облаках.

Любовь уходит так нелепо,

как что-то вечное в веках.

Ты был таким, таким, как боги.

Ты был каким-то неземным.

Но ты ушел. И рвутся слоги,

не прилетают в чудо сны.

Случайно вместе танцевали,

не разлучаясь и на миг,

поверхностно любовь узнали,

не утоляя плоти крик.

Ты был таким, таким красивым!

Ты был уступчивым порой.

А если мог, был даже льстивым.

Остался пройденной игрой.

Мы вместе время коротали,

я не была твоей женой,

мы танцевали в гулком зале.

Забыт. Забыта. Ты чужой.

Салюты

Мне повезло. И вновь летят салюты,

поднявшись выше дома хоть чуть-чуть.

Мне видно шар. Рассыплется, где людно.

Вокруг него лишь тучи, холод, муть.

Смотрю салют украдкой из-за шторы,

и вижу шапки огненных цветов.

Они сверкают, вьются, словно горы

там за окном, за домом шум шаров.

А вот сегодня снова как-то круто

возник из самолетов чудный шар,

он разлетелся пламенным салютом.

Спасибо тебе летчик и радар.

Какой каскад из самолетов – чудо!

Потом они шли ромбом, просто класс.

Потом они исчезли круг за кругом,

да ими управлял какой-то ас.

Я так встречаю майские парады,

День города, ноябрьский парад.

Летите самолеты, я вам рада.

Взлетайте вверх салюты, мир вам рад.

Не везет – повезет

Не везет. Не везет. Повезет.

Исчезает реальность простая,

что-то долго везение ползет,

когда осень листочки листает.

Снова странный случился расклад,

и финансы ушли по этапу,

не осталось на скромный оклад,

и осталась медведю лишь лапа.

И нечаянно вздрогнул каскад,

и прошли по душе суеверья,

хоть пиши про везение доклад,

и слагай вновь стихи о доверье.

Замолчать, задышать, заморгать,

где каскад, где есть сад, где есть клад.

Все простить, не просить, укусить

этот склад, где оклад, где шел град.

Не везет. Не везет. Повезет.

Исчезает реальность простая,

что-то долго везение ползет,

когда осень листочки листает.

Ладонь чувств

Твоя ладонь мою ладонь держала,

Ты очень чутко чувствовал меня.

А я, как лист осиновый, дрожала,

и ты меня дней десять не менял.

Такой подарок от судьбы как чудо,

когда так мало надо для любви.

Ты вел себя неумолимо мудро,

над ними пели мило соловьи.

Еще кукушки искренне ворчали,

и ландыши прекрасные цвели.

Ты, как корабль, нечаянно причалил.

И мы друг друга до любви вели.

Прошла декада быстро и без брака,

прошла как высший бал в моей судьбе.

С тобою шла от света и до мрака,

но жили каждый сам в своей избе.

Я благодарна чуду из ладоней,

Забыть мне трудно дивные глаза,

что на меня смотрели тихо, томно.

Благодарю зеленые леса.

Розы на окне

Ох, эти розы на окне,

они цветут в угоду моде,

когда душа лежит на дне,

цветы цветут не по погоде.

К тебе летит моя душа,

но зацепилась за колючки.

Все возражения круша,

мечта летит, минуя кочки.

Ох, эти розы на окне,

на них бушуют вновь бутоны.

Но мысли тянутся к тебе,

они свежи как хлеб, батоны.

Ты разлюбил, но не забыл,

ты далеко, не выше неба.

Про розы чайные забыл,

и мы не ели вместе хлеба.

Ох, эти розы на окне,

они в горшке стоят, не в вазе.

Но отражаются в стекле,

в простом стекле, а не в алмазе.

Говорят

Говорят, что тебе изменяла…

Ты не верь, но любила всегда.

Нет, тебя на других не меняла,

год за годом менялись года.

Ты красивый, хороший и умный…

Так, зачем мне кого-то искать?

Это было бы глупо, бездумно,

мне тебя на кого-то менять.

Говорят, что тебе изменяла…

Что мне зиму на лето менять?

Иль весну вдруг зимою изъяла?

На кого ей под снегом пенять?

Это долгая, долгая сырость -

мои слезы всегда о тебе.

Ты давно загляделся на старость,

вместе долго прошли по судьбе.

Говорят, что тебе изменяла…

Хорошо бы узнать: Кто есть ты?

Вот тогда бы уж точно узнала…

А, что знать? На изменах кресты.

Земная дата

Дата приближается земная,

от нее волнение идет.

То была ты женщина простая,

стала ты на пенсии. И вот,

вроде бы как жизнь перевернулась,

словно по торту прошли ножом.

Ты померкла, но вдруг встрепенулась,

годы ощетинились ежом.

Ты еще совсем ведь молодая,

статная, красивая мадам.

А тебя на пенсию. Златая

осень пробежала по листам.

Бабье лето жизни улыбнулось,

пенсия по старости – не грех.

Увядают листья, жизнь запнулась,

знания – расколотый орех.

Все умеешь, знаешь и все можешь,

но немного в возрасте, и, что?

Ты еще дела все приумножишь,

ты еще красивая. Вот что!!!

Случайное счастье

В декабре вспоминаю, вздыхая,

теплый май и дождливые дни,

когда шли по прекрасному краю,

когда были вдвоем мы, одни.

Разливалась река под дождями,

заливая надежды и страх,

где тогда мы ходили с мечтами,

не предчувствуя собственный крах.

Берега улыбались игриво

и манили зеленой травой.

А мы шли мимо речки и виллы.

Ты волшебный был, чуточку свой.

Мои пятки сверкали и ноги.

Твои плечи светились в лучах.

Мы по кручам ходили пологим,

погибая от света в глазах.

Мы счастливые были случайно.

Я ходила с наивной мечтой,

что останемся вместе мы тайно,

что совсем невозможно с тобой.

Пустыня забот

Когда исчезли все мечты

беспрецедентно.

Когда совсем не нужен ты

эквивалентно.

На редкость грубые мазки

снуют по небу,

то бело – серые мостки,

и пруд без нерпы.

Болото в жизни часто вот,

когда все пусто.

Когда пустыня из забот,

но очень грустно.

Придумать надо что-то мне,

чтоб кровь струилась,

чтобы не думали: "А мнит,

всего добилась".

Совсем не так, иду вперед,

очки на вынос.

И что-то новое грядет,

в строке – невинность.

Лох

В судьбе вся кончилась недвижимость,

остались только лоха троны.

Осталась только чья-то видимость.

Звонки. Звонки. Тишь. Телефоны.

Кому поверить? Вроде некому.

Куда пойти? Увы, не знаю,

и промолчать, как – будто некогда,

и позабыть о чем мечтаю.

Потом все ищут, кто под поездом,

а кто слетел с домов вершины.

Самоубийцы – это пайщики,

иль те, кого в обман втащили.

Отдали люди свои денежки,

а их смертельно обманули,

и нервы просто разрываются.

И тут звонят.  Нет.  Потонули.

Внимание, чудо – лохов гонщики,

на вас нет судий, нет полиции.

И вы, как ассы велогонщики,

несетесь перед горем – лицами.

Камеры

Эх, какие дороги, развилки,

переходы внизу и вверху!

Опоздал? Не доехал до вилки?

Так худей в пробках и ни гу-гу.

Город пробок и видеокамер.

Шаг проехал – плати – не хочу.

Город едет. И вдруг, будто замер.

Опоздал? Тесен мир лихачу.

А когда все машины столпились,

рядом пусто, дорога пуста.

Застолбили, заедешь – заплатишь,

кто-то держит себе полосу.

Дом огромный, а рядом дом больше,

дом на дом наезжают порой.

А народ по машинам все тоньше,

им не кажется – мир сей игрой.

Трудно выспаться. Некогда. Позже.

Надо ехать. Дороги пусты.

А вот камера, кто-то стал толще,

у кого-то карманы пусты.

Атлеты прошлого

Я знаю, кто построил пирамиды!

Их мамонты построили, друзья.

Не надо на меня пустой обиды,

давно  все было, но все помню я.

Четырнадцать мгновений пролетело,

и каждое мгновенье  – толща лет.

Семь метров было и людское тело,

и каждый человек наш был – атлет.

Да, мамонты гуляли, носороги,

деревья ускользали в толщу лет.

Цвели пески, и делали дороги,

и блоки поднимали как букет.

Не верите? Проверите. Погода

тогда была совсем, совсем иной.

И кислород гулял, нагуливал породу.

Трава в песках огромная росла.

И не была песка. Нил разливался,

как море или больше. Тишина

плыла средь пирамид. Век обрывался.

Ушли те великаны навсегда.

Желтизна

Желтизна разбрызгана на листьях.

Легкая прохлада ветерка.

Пусто на душе. Любви нет в мыслях.

Память затянули облака.

Грустно. Бесконечно одиноко.

Глупо. Никого я не люблю.

Так бывает осенью глубокой,

в сентябре лишь руку пригублю.

Надо просто жизнь переиначить,

нужно поменять местами все.

Где-то ждет любовь, нельзя иначе.

Осень первозданная еще.

Осень пролетает желтым солнцем,

освещая мир своей красой.

Посмотри, дружок, в свое оконце,

полюбуйся лиственной лисой,

что прошла красиво по деревьям,

обнажая ветви от листвы.

Желтый мир порывистых стремлений

исчезает с ветром до весны.

Медный шорох

Щедро украшена почва листвой,

так и шевелятся желтые птахи.

Лес золотится малейшей тропой,

осень всегда – наша лучшая пряха.

Шорохом медным прошли по ветвям

капли дождя и скатились по лужам.

И заблестели тут тысячи ям

темной водой, а в ней листики кружат.

Желтым каскадом раскинулся клен,

Царь не иначе, он краше всех братьев.

Вот бы рисунок такой да на лен,

всех бы невест приодеть, даже сватью.

Грусть меня гложет, а брови в разлет,

словно то ветви, да те, что без листьев.

И наблюдаю я листьев полет.

Вот по листве уж не дождь – ветер свищет.

Солнечный терем стоит из листвы,

весь он пронизан летящей зарею.

Ветви огромные. Как любим мы

Здесь посидеть. Я люблю клен, не скрою.

Подобные

Человек творит себе подобных,

только неудачно иногда,

а то вдруг – родится преподобный,

а то вдруг – ученая среда.

Гены в нем заложены веками,

в них все есть про цвет и про глаза,

что бывают рядом с небесами,

или кареглазая слеза.

Видите, меняют жизнь дороги,

как растут огромные дома.

Вот автомобильные потоки,

там садов безудержных волна.

Солнца луч бежит по стеклам окон,

а за ними новенький уют.

Электронный мир закутан в кокон,

сотовый, компьютер в мир ведут.

Космоса дороги нам подвластны,

и глубины можно все достать.

Можно жить сто лет, нам век подвластен,

можно из мартена выжить сталь.

Позер

Ледяной, морозный воздух

очищает пыль времен,

покрывает ветви воском.

Снег хрустит как слог имен.

Мы пройдем с тобой по кругу

в облаке своей судьбы.

Я скажу тебе, как другу:

«Я люблю, и ты люби

эти тихие мгновенья,

замороженных озер,

и огней проникновение.

Что молчишь? Ну, ты позер.

Или ты заметил ели

под сугробами мечты?

Мы бредем ведь еле-еле.

Я люблю тебя! А ты?»

Ты невольно встрепенулся,

посмотрел вокруг себя,

и невольно улыбнулся.

«Холодно», – сказал сопя.

Похожие

Он похож был на Высоцкого

в звуках соло до небес.

Я влюбилась так в Патрацкого,

по любви и без чудес.

Анатолий Александрович!

Физик с солнышком взойдет…

Бард Владимир-то Семенович,

Песней по сердцу пройдет.

Внешне были столь похожие,

Оба. Каждый как-то по себе.

Физик, бард вообще прохожие.

Но в моей они судьбе.

Я была блондинкой стройною,

с натуральною косой,

оба уж они покойные,

оба встретились с косой.

Но скажу я в вечность вечную,

что любила сильно я.

Я была невестой венчанной,

стала грустная вдова.

Пригожий

Ты, мой хороший,

Стройный, красивый, солнечный.

Самый пригожий,

В чувствах ты самый красочный.

Милый, любимый

Самый заботливый, только ты.

Ты не забытый,

Помню я все твои следы,

Что затерялись,

Временно или совсем ушли…

Мы растерялись,

Но мы с тобой ведь еще живы.

Брось свои муки,

И набери только пару слов,

Самых хороших,

В меру коротких и дорогих.

Я тебя, жду

Каждый свой час, и каждый миг.

Я ведь приду,

Чтобы в любви меня вновь постиг…

Бег шагом

Утихают страсти. Замолкают мысли.

Небосвод синеет над лесной волной.

Облака беспечно над рекой зависли.

Ты опять приснился, будто был со мной.

Часто предсказуемо протекают годы,

то в борьбе за счастье, то за суетой,

даже безразлично от любой погоды.

А ты снишься, снишься, хоть во сне постой.

То плыву, то бегаю, то тягаю гири,

мышцы тренирую с тихою мольбой.

За окном просторы кажутся мне шире,

их пройду спокойно вовсе не с тобой.

С сумкой за плечами мимо елей, сосен

я хожу неспешно вольною тропой.

Вопреки всем возрастам бегаю я кроссы,

ты стареешь сидя рядышком с клюкой.

Пусть меня ломают возраст и невзгоды,

убегу я шагом по крутым полям,

у любой погоды есть любви восходы.

А тебе любимый: "Здравствуй! Где ты там?"

Россия

Россия простирается под небом

так далеко, что взглядом не объять.

Весною нелегко ее проехать,

но можно самолетами обнять.

Поля, сады, леса и перелески,

огромные просторы рек и гор.

Над водами озер сверкают лески,

а кое-где над бревнами багор.

Идут века, года и солнце светит.

Дома взлетают прямо в небеса.

Они стоят, как памятник столетиям,

и в окнах солнце, как в глазу слеза.

Умнее люди, и стройней, и краше,

за ними мудрых предков племена.

Цари, народ и родственники даже -

оставили на книгах имена.

Российские просторы прячут недра,

богаче их на свете не найти.

Медведи, кабаны, киты и нерпы -

всегда стремятся с выводком прийти…

ЦДЛ

Центральный дом литературы,

точнее ЦДЛ,

Он ловчий слов и пик  культуры,

в нем много лик и дел.

Издательство – предвестник славы,

точильный инструмент,

его забрасывают лавой

синопсисов, анонсов лент.

Есть Самиздат – парник поэтов,

ростков миниатюр.

И конкурсы – Богов приветы,

как мода от Кутюр.

А вот сам Автор многогранный,

раздвоен он в делах.

Он – словом лечит сердца раны,

с фантастикой в мечтах.

Куда потом ему податься

с огромной кипой слов?

Да в Самиздат, конечно, сдаться,

тут каждый двух голов…

Остановка поезда

Сурепка. Бабочки. Волна.

И за окном дары речные,

осока крепкая видна,

и гальки белые, сухие.

Вагон стоит. Окно в природу

открыто иве у реки.

Эх, подойти, нырнуть бы в воду.

И мотыльки. И мотыльки.

Еще немного. Путь неблизкий

через леса, поля, мосты.

И небосвод повсюду низкий

всегда один, под ним листы

природы дикой и домашней.

Платки в корзинах на еде.

Соленый плеск воды в Сиваше.

Наедине. Наедине.

Одна с собой, окном и ручкой

спокойно еду, налегке.

Еще чуть – чуть надену брючки,

И с сумкой выйду на руке.

Медузы

Пронзительны лучи жары,

они впиваются мне в кожу,

и обжигают изнутри,

и превращают мысли в прозу.

Горит загар на коже красный,

и кожа пышет от жары,

но все равно песок здесь влажный,

и дети лепят с них шары.

И море разное такое,

с утра все смотрится до дна,

а позже забурлит волною,

медуза выплывет одна.

Она, как шар односторонний,

или как купол киселя,

и щупальца ее просторно

шевелят воду бытия.

Иду на берег. Их все меньше.

Не любят берег кисели.

Залягу в воду, станет легче.

Ведь я сегодня на мели.

Бакланы

Воскресенье. День погожий.

Солнце. Море. И песок.

Ласточки у моря кружат

и летят под козырек.

Здесь их дом и птичий гомон.

Вновь бакланы над водой.

Они важные, их стоны

словно крик: "А ты постой!

не ходи за птичьей стаей,

остров птичий не волнуй"!

Вон и чайки в море тонут.

А, нет! Всплыли над волной.

А в воде одни медузы,

бело – синие круги,

и круглы как те арбузы,

но их щупальца долги.

Жгут они, не раня кожи,

а в руках как снежный ком.

Моря важные вельможи

охраняют лепет волн.