Kitobni o'qish: «Прелестник»

Shrift:

Жизнь вся – лишь сцена и шутка. Так или шутить научися,
Скинув серьезность с себя, или невзгоды терпи!

Палатинская антология, Х, 72

В оформлении обложки использована картина Эваристо Баскениса (1617–1677) «Натюрморт с музыкальными инструментами», 1645 г.

Часть I. Мари. Год 1678

1. Встреча

В тот летний вечер по одной из парижских улиц неторопливо ехали верхом двое юношей. Одежды и наличие шпаг ясно свидетельствовали о том, что молодые люди – дворяне. Один юноша, светловолосый, оживленно жестикулируя, объяснял что-то своему другу, весьма невозмутимому и рассудительному на вид.

Их мирную беседу прервало внезапное появление миловидной девушки в платье, изобличавшем ее причастность не к самым почтенным заведениям. Девица стремительно бежала по улице, и, ровным счетом ничего не замечая, бросилась наперерез всадникам, и угодила бы под копыта, если бы светловолосый с удивительным проворством не усмирил коня. Пробормотав что-то вроде «извините», обмирающая девица намеревалась бежать дальше. Но белокурый господин, спешившись, вдруг крепко схватил ее за руку и весело спросил:

– Далеко ли торопишься, красавица?

До смерти перепуганная девушка умоляюще проговорила:

– Сударь, отпустите меня, ради бога!

Юноша в это время бросил реплику другу:

– Ах, боже мой, в таком виде куда-то бежать… так что ты говоришь, моя дорогая? – сказал он, уже повернувшись к ней, все еще не выпуская ее руки.

В эту минуту появился какой-то грузный мужик верхом на рыжей лошади. Он заорал еще издалека на всю улицу:

– Вот ты и попалась, плутовка! Не уйдешь! Благодарствую, господа, за помощь. – Он слез с лошади и приблизился к девушке, у которой из глаз полились слезы отчаяния.

– Что тебе нужно от нее? – недоуменно спросил белокурый, выступая вперед.

– Эта мерзавка, сударь, убежала от моего господина, графа де Сенон. Он заплатил целый пистоль, а эта бежать.

Юноша иронично улыбнулся, что-то припоминая, и ответил:

– Девица пойдет со мной. А графу передай привет и лучшие пожелания.

– Но сударь, что же я скажу графу? Как я покажусь ему на глаза?

Юноша невозмутимо достал кошелек и легким броском направил прямо в лапы усердного слуги, который, поблагодарив щедрого господина, не замедлил скрыться.

Во время всей этой сцены второй юноша молча и серьезно наблюдал за происходящим. Как только дело было решено, девушка, смущенная тем, что ее попросту купили, все же сказала:

– Вы не представляете, господа, как выручили меня.

– Как тебя зовут? – без лишних слов спросил белокурый.

– Мари.

– Будешь служить в моем доме, – решил он и, снова оказавшись в седле, протянул руку: – Давай живее, а то пол-Парижа сейчас сбежится.

Юноша говорил таким тоном, что возразить ему даже мысли не возникало, и девушка послушно подала свою руку. Молодой человек ловко устроил ее впереди себя, и тронулись в путь. Молодые люди беспечно болтали между собой. А Мари из их обращений друг к другу узнала, что ее покровителя зовут Луи, а его спутника – Люсьен.

2. Мари

На вид ей было не больше пятнадцати лет. Она не отличалась бросающейся в глаза красотой, но любой, без сомнения, признал бы ее красивой. В ней было что-то спокойное, мягкое, хрупкое. Каштановые волосы всегда аккуратно убраны, выражение лица доброжелательное и спокойное. Но что же так привлекло Луи в этой девушке? Ведь он сразу обратил на нее внимание, и не только по своей привычке. Может, его очаровали большие карие глаза, полные неизвестности? Кто знает?

Мари бежала из «лавки чести»,¹ куда по наивности попала, думая, что нашла достойную работу. Идти ей было некуда, а после того, что случилось, она чувствовала себя обязанной. Кроме того, узнав, в какой дом она попала, Мари поняла, что устроиться сюда горничной можно только с рекомендательными письмами от уважаемых людей. Она не знала, что сказал молодой человек своей матери, но та почему-то пошла навстречу желанию сына и, переговорив с девушкой, чтобы иметь представление о ней, распорядилась принять ее в дом. Герцогине Анне, само собой, не понравилось, что девица пришла «с улицы», но ведь предусмотрительный Луи и помогавшая ему кормилица переодели девушку еще до того, как она явилась пред очи хозяйки дома. Зато Анна по манерам и речи поняла, что девица получила хоть какое-то воспитание. Так и быть, нужно помочь сироте.

Влюбчивый Луи, можно не сомневаться, был готов в любой момент приударить за новенькой горничной. Что же касается самой Мари… она, вероятно, не осталась равнодушной к своему спасителю, и когда видела его, то не могла сдержать волнения. Прежде с ней ничего подобного не случалось.

Находясь в Париже, Луи не мог в достаточной мере осуществлять свои намерения по отношению к Мари, а что они у него имелись, можно не сомневаться. Вокруг было много соблазнов, много народу, в общем, новая горничная как-то сразу растворилась в шумном мире привычной суеты, а у Луи оказалось слишком много забот другого плана. Но стоит все же упомянуть один разговор, состоявшийся вскоре после того, как Мари принялась исполнять свои обязанности.

В то утро девушка стирала пыль с позолоченных картинных рам в галерее. Окончив работу, она спускалась по приставной лестничке. Вдруг кто-то обхватил ее рукой за талию, и тут же послышался приятный голос Луи:

– Ну, моя дорогая, хорошо ли ты устроилась? Всем ли довольна?

Мари смущенно ответила:

– У меня все прекрасно, ваша светлость. Я очень благодарна вам, но… – добавила она совсем тихо, – прошу вас, не нужно так…

Луи понял, заулыбался, отнял свою руку. Он был удивлен, потому что, сколько себя помнил, всегда обращался с горничными свободно и не встречал с их стороны не то что сопротивления, но даже малейшего неудовольствия.

– Собственно, не вижу в этом ничего дурного, – сказал он, лукаво поглядывая на девушку. – Неужели ты откажешь мне в дружбе?

– Нет, ваша светлость. Только ведь вы не обращаетесь так с девушками из приличных семей.

Луи рассмеялся:

– Как знать? Этикет, ничего не скажешь. Так ты хочешь, чтобы я обращался с тобой, как с девушкой из общества?

– Вы неверно поняли. Я хочу, чтобы вы соблюдали приличия по отношению ко мне.

Луи несколько секунд пытался заглянуть в глаза Мари, но она опустила ресницы, чтобы совсем не растеряться, глядя в его бесконечно сияющее лицо. Тогда он взял ее за руку и сказал:

– Боже мой, но как же тут соблюдать приличия, если перед вами такое милое создание? Природа, наверное, была в самом высоком расположении духа, когда творила эти божественные глаза, которые почему-то избегают встречи со мной…

Не сводя взгляда с лица Мари, он медленно поднес ее руку к своим губам, после чего с невероятной скоростью сбежал по лестнице и зашагал по каким-то своим делам.

Мари никто еще не говорил столько прекрасных комплиментов и не обращался с такой нежностью. Она испытала двоякое чувство: Луи ей понравился еще больше, и она бы с радостью разговаривала с ним; но его фривольность чуточку напугала Мари. Он явно оказывает ей внимание, но это, вероятнее всего, не следует принимать всерьез.

Мари вновь вспомнила его последние слова и подумала: «В каком же расположении духа была природа, когда творила его?»

3. Его светлость

Обычное утро Луи, если не нужно было идти на какие-нибудь занятия, начиналось примерно одинаково. В покои входило чуть ли не с десяток слуг. Один из них отдергивал занавеси, остальные же окружали роскошный альков. Кто-нибудь отводил легкий полог и говорил:

– Ваша светлость, пора просыпаться. Ваш отец уже давно изволили встать.

Луи от всей души ненавидел штат воспитателей, приставленных к нему усердной матушкой, но что тут поделаешь, если он единственный ребенок в семье. Луи не торопился просыпаться, тем более что ему вовсе не хотелось вылезать из-под теплого одеяла. Подумав, юноша начинал протирать глаза, а минут через десять открывал их.

– Доброе утро, ваша светлость, – хором выговаривали слуги.

– Доброе утро, – отвечал юноша, садясь в кровати, но еще не расставаясь с одеялом.

После молитвы начиналась процедура умывания и одевания. Однако Луи был бы счастлив избавиться от назойливых наставников.

Полгода назад умер гувернер, присматривавший за юным маркизом. Луи любил его, был привязан и потому непросто пережил смерть человека, которого считал чуть не родственником. Когда родители заговорили о новом гувернере, Луи «взбунтовался» и умолял никого не нанимать. Отец прекрасно понимал, что за этим возражением стоит не только чувство непоправимой утраты, но и желание избавиться поскорее от опеки. Тем не менее герцог решил пойти навстречу своему сыну, ведь скоро он пойдет служить, да и уследишь ли за ним? Можно не сомневаться, что матушка и кормилица наилучшим образом присмотрят за проказником, хотя с его изобретательностью и энергией даже самые строгие меры не всегда имели успех.

Юноше недавно исполнилось шестнадцать лет. Его считали красавцем.

Достаточно высокий, широкоплечий, хотя и размягченный роскошью. Фигура его еще была стройна и полна юношеской гибкости. Но вряд ли веселая жизнь, к которой уже пристрастился молодой человек, сохранит ему надолго и эту атлетическую фигуру, и само здоровье, впрочем, последним природа наградила его щедро.

Чуть округлое румяное лицо, большие голубые глаза, озорно сияющие и добрые; на губах в любой момент готова появиться нежная улыбка; светлые волосы до плеч – вот и готов образ ангелочка. Именно так воспринимали Луи еще с раннего детства, и таковым его видели теперь многочисленные поклонницы. Но весь парадокс заключался в том, что красавицы ждали от него отнюдь не ангельских поступков.

Выражение лица юноши, как ни странно, действительно было невинно-трогательным, чистым и открытым, что, увы, не свидетельствовало о его внутренней чистоте. Чему удивляться? Таков век, таковы нравы.

Луи, конечно, мало задумывался о себе. Сейчас, сегодня, его целью в жизни было наслаждение. Надо успеть все попробовать, испытать. Он и не думал, что море удовольствий не столь уж и глубоко, что ему, с его жаждущей чего-то еще неопределенного душой, придется когда-нибудь зайти в тупик и задуматься.

Луи получил блестящее образование и еще продолжал учиться. Правда, он был весьма беспокойным учеником, но зато изобретательным и талантливым. Все ему давалось легко, а особенно языки. Он прилично говорил на испанском, итальянском, английский находился в стадии изучения, само собой, ему давали уроки латыни и даже древнегреческого, поэтому Луи свободно читал на этих языках древних авторов. Кроме языков преподавали историю.

Два года Луи учился в Королевской военной академии, где основательно обучали верховой езде, фехтованию, танцам, а также преподавали математику, гимнастику и рисование. И если с «подвижными» дисциплинами у юноши не возникало трудностей, потому что он сам был весь движение и получал от занятий удовольствие, то математика ему казалась откровенно скучной. Однако понимая, что основы фортификации ему впоследствии пригодятся на практике, а для усвоения оных необходимы знания математики, Луи терпел эту скуку, да еще ради матушки, которую он не хотел огорчать.

Окончив обучение в Академии, он мечтал вступить в гвардию, где и применил бы полученные умения и знания. Но в самый неожиданный момент мать решительно возразила, мол, не убудет от гвардии, если Луи еще год проведет дома. И обычно непреклонный супруг почему-то внял ее мольбам. Сын пару дней ходил обиженный, но лишь внешне, ибо он еще не знал, чего хотел по-настоящему.

Отец не позволил ему болтаться без дела и нанимал лучших учителей фехтования для частных занятий, что стоило недешево, но оправдывало себя во всех отношениях. Мать настояла, чтобы Луи продолжал заниматься вокалом и рисованием, не без оснований считая, что он талантлив. И действительно, Луи очень увлекался музыкой. У него – абсолютный слух. Юноша недурно играл на скрипке, лютне и клавесине. А его волшебный тенор уже оценили при дворе. Еще одной страстью Луи был театр, да и сам он явно обладал артистическими способностями, каковыми пользовался для своей надобности.

Сам Луи, похоже, не осознавал до конца своих талантов и не отличался особым усердием. Он любил читать, но уделял этому занятию немного времени, так как еще больше любил движение. Он читал античных авторов, предпочитая Катулла и Апулея. Знал наизусть несколько отрывков из «Песни о Роланде», восхищался Данте и почитывал Боккаччо. Теперь же он почти не читал, потому что на дворе – лето.

Мать стремилась воспитать в сыне набожность, но ей не удалось этого сделать. Во-первых, отец всегда не соглашался с ее методами воспитания; во-вторых, сам Луи не был прилежным учеником. Любознательный, даже любопытный, он везде совал свой нос, как маленький лисенок, впервые вышедший из норы на большую поляну. В детстве Луи задавал множество сложных вопросов: «Почему солнце светит?», «Почему птицы летают?», «Откуда берутся пирожки?» Но самый сложный вопрос всегда смущал мать: «Откуда я появился?»

Когда Луи достаточно подрос, он уже не смущал родителей многочисленными вопросами, а задавал их своим учителям или же сам искал ответы в окружающем мире. И не удивительно, что, почувствовав себя достаточно взрослым и самостоятельным, он активно включился в череду бесконечных развлечений и еще не почувствовал к ним отвращения.

Герцогиня дома все еще называла его Лулу. Это начинало тяготить юношу: он чувствовал себя далеко не ребенком. Но разве он мог возразить матушке? Единственный, кто останавливал Анну, был ее супруг, настойчиво внушавший, что Луи пора привыкать быть мужчиной, а не мальчишкой. К счастью, Анна употребляла свое нежное «Лулу» исключительно дома, когда не было посторонних.

Люсьен был полной противоположностью Луи. Серьезный, строгий, аккуратный в исполнении, он охлаждал своего друга при надобности. Перед тем, как принять решение, Люсьен предпочитал взвесить все «за» и «против». Луи же делал все наоборот. Разгульная жизнь не нравилась Люсьену, он стремился предупредить и друга от чрезмерных увлечений, но Луи редко слушал его и поступал по-своему. Однако лучше этих друзей невозможно было представить.

4. Куломье

Вот уже второй год, как Луи получал разрешение проводить летние месяцы в замке Куломье. Там он был полным хозяином. Устраивал свои порядки и жил, как ему нравилось.

Куломье – прекрасный уголок в достаточной близости от Парижа. Замок представлял собой старинное родовое поместье и находился у берегов тихой равнинной речки. Чудесный парк на новый манер, фонтаны, а далее лес, где прекрасная охота. Несколько деревенек расположилось вокруг замка, и совсем недалеко – одноименный город Куломье.

Луи любил природу и свободу, поэтому с необыкновенным рвением снарядился в дорогу и отправился ранним утром. Матушка чуть не плакала, будто провожала сына на целую вечность.

Луи взял с собой и Мари в числе других слуг. Ехали не торопясь и прибыли в имение к вечеру. Все знали, куда идти и где устраиваться, но Мари оказалась здесь впервые. И Луи, не давая опомниться, позвал ее за собой. Он привел девушку на второй этаж и отворил одну из комнат, просто, но уютно обставленную. Здесь имелось все самое необходимое. Окно выходило на парадный двор.

– Устраивайся, располагайся, – сказал Луи и удалился.

Поблагодарив его, Мари принялась разбирать свои немногочисленные вещи и рассматривать комнату. Комната как комната, но вот куда ведет эта дверь в стене? Девушка попыталась открыть ее, но ничего не получилось.

Уже темнело, и нужно было позаботиться о свечах. Через несколько минут у Мари было светло, и она сидела в тишине за вышивкой. Два раза девушка выходила в галерею, но кругом было пусто и темно. Казалось, нет ни души во всем замке. Искать людей Мари не решилась и подумала, что о ней, вероятно, забыли. Потом она все же вышла в галерею и прошла до лестницы, спустилась на первый этаж. И здесь никого. Только доносятся откуда-то веселые возгласы, шум кутежа.

Не встретив никого из слуг, Мари вернулась к себе. Посидев еще немного, она решила лечь спать. Но тут услышала чьи-то шаги, потом скрип открываемой двери. Мари напряженно вслушивалась в тишину, но слышала только свое прерывистое от волнения дыхание. И вдруг… та самая дверь в стене открылась. Мари вздрогнула от неожиданности. На пороге появился Луи, очень веселый и счастливый. Изумленная до крайности, девушка встала и поклонилась.

– Не ожидала? – спросил он. – Иди сюда.

Мари подошла к нему, и Луи ввел ее в соседнюю комнату, роскошную и большую, где находились нарядный альков, два кресла, туалетный столик, а на стене висело овальное зеркало в резной раме.

– У меня, – продолжил Луи, – здесь особые порядки. Никаких границ, разделения, там, на женскую и мужскую половину. Я думаю, что горничная должна быть рядом со своим господином, а?

Он вопросительно посмотрел на нее. Мари, успевшая уже отметить, что юноша навеселе и, уж верно, явился с кутежа, ответила:

– Я не знаю, ваша светлость. Воля ваша. Однако я могла бы устроиться с другими девушками…

Луи засмеялся:

– Надеюсь, я не хуже этих вертихвосток. Со мной тебе будет интереснее. Садись вот сюда, – он указал на кресло.

Мари примостилась на краешек, а Луи тем временем взял со стола, на котором красовалось блюдо с яствами и графином вина, румяный пирожок и, вернувшись обратно, протянул его Мари.

– Благодарю вас, – сказала она, принимая пирожок и напряженно глядя на юношу.

– Ешь, не стесняйся, – добавил он и вдруг опомнился: – А ты вообще-то ужинала?

– Я не голодна, – спокойно ответила девушка.

– Нет, нет, так дело не пойдет; я, должно быть, забыл про тебя, мы там немного повеселились… да вот же, здесь курица есть.

Он взял с подноса тарелку с курицей и, отломив лапу, бесцеремонно вручил ее Мари.

– Благодарю вас, сударь, но…

– Ешь, – перебил он тоном, не допускающим возражений, и добавил: – Ну, если хочешь, я с тобой за компанию. Правда, я уже наелся, но ты же будешь стесняться.

Луи отломил вторую лапу и принялся за нее с нескрываемым удовольствием. Временами он поглядывал на Мари и улыбался. Она тоже нет-нет, да и взглянет на него и уж не может удержаться от улыбки.

Когда с курицей было покончено, Луи сказал:

– А после того, как ты съешь пирожок, мы поговорим.

Мари справилась и с пирожком. Тогда Луи, наливая вино, проговорил:

– Мари, я хочу, чтобы ты рассказала о себе подробнее, – он предложил ей рюмку.

– Нет, не надо. Я не пью, – учтиво отказалась Мари.

– Прекрасно, дорогая, и не нужно пить девушке, – воскликнул Луи и отставил рюмки. – Ну, так что же? – он уже сидел в кресле напротив.

– В моей истории нет ничего примечательного. Я ведь уже рассказывала, что мои родители умерли рано, и я воспитывалась в доме дяди. Он был очень скуп и хотел упечь меня в монастырь, чтобы поменьше хлопот, но у меня было немного денег, и я решила найти работу в Париже. Сударь, я была уверена, что буду работать горничной, а потом… оказалось…

– Надеюсь, тебя не обидели? – ласково спросил он.

– Не успели, а дальше вы знаете.

– Да, действительно, совсем немного я узнал. Но, надеюсь, что мы с тобой познакомимся лучше.

Мари вновь поймала на себе его плутоватый взгляд. Но это плутовство не было коварным. Искренность, естественность сквозили во всех действиях и речах Луи.

– Мари, – романтично проговорил юноша, – имя, которое встретишь на каждом шагу, как и мое. Луи – его носит чуть ли не пол-Франции, даже король.

– А как ваше полное имя? – заинтересованно спросила Мари.

– Полное? – он усмехнулся и, нарочно приняв горделивый вид, торжественно произнес: – Луи Арман Виктор де Жуаньи, маркиз де Куломье, – и рассмеялся, – выбирай любое.

Его непосредственность все больше подкупала Мари. Она прежде не встречала таких своеобразных людей. Луи тем временем оказался возле девушки и, присев на корточки, заглядывая в ее лицо, взял за руки и говорил:

– Ну не чудо ли эти глаза! Я такую скромницу впервые вижу. Что же ты боишься меня? Хоть раз взгляни.

Мари, зардевшаяся, смущенная, не знала, что ей делать. Сердце так сильно забилось, и столько расположенности было в нем к Луи, а разум повелевал ей быть осторожной.

Мари все же взглянула на него и еще больше растерялась.

– Боже мой, какая прелесть! – восторгался Луи. – Какая неискушенность. Ангел мой, ты лучше, лучше всех. Светские дамы, я тебе скажу, такие ужасные кокетки и воображалы, строят из себя невинность, а на самом деле – хуже куртизанок; да и простолюдинки не лучше. Я их обнимаю, а они радуются и не думают возражать.

Луи разрумянился от возбуждения. Казалось, его похвалы неисчерпаемы. Мари даже не могла найти слов что-то сказать в ответ. Он же принялся покрывать поцелуями ее руки.

– Не надо, сударь, прошу вас, – испугалась Мари.

– Почему? – не понимая, спросил он.

Она и сама не знала, почему, ведь ей было приятно.

– Не надо…

Луи встал, прошелся, сказал:

– Ты, верно, спать уже хочешь. Иди, моя хорошая; здесь у нас будет много времени, чтобы поговорить по душам.

– Покойной ночи, ваша светлость, – пролепетала Мари, покидая его комнату и закрывая за собой дверь.

Она легла, но сон долго не приходил. Эта дверь… о ней нужно молчать. А Луи, почему он таков? Влюбился ли он? Или просто нашел очередную забаву? Но что Луи? Мари не могла разобраться даже в себе. Неужели она полюбила? Иначе чем объяснить такую симпатию к нему, даже больше? Он стоит перед глазами. А может, она просто ослеплена его обаянием и нежностью?

Бедная Мари совсем запуталась. Ей было мучительно отказывать ему и не хотелось обмануться самой.

1.Публичный дом.