«Шоколад» kitobidan iqtiboslar, sahifa 2
Я знаю, ты понимаешь меня. Ты сам пятьдесят лет безропотно и с достоинством нес эту ношу. И завоевал их любовь. Неужели времена так сильно изменились? Здесь меня боятся, уважают… но вот любят ли? Нет. Лица угрюмые, недовольные. Вчера уходили со службы, посыпав голову пеплом, а в лицах читалось виноватое облегчение. Возвращались к своим тайным пристрастиям и порокам уединения. Они что, не понимают? Господь все видит. Я все вижу. Поль-Мари Мускат
За короткое время вдвоем они с внуком обнаружили, что у них гораздо больше общего, чем они предполагали
незнакомка, румяные щечки, хлопают черные глазенки, – как я это делала перед рождением Анук. Когда я проснулась, Ру уже не было рядом, а ветер сменился вновь.
вала. – Я ничего не знаю! – взвизгнула она. – Правда, не знаю. И потом, он ведь все равно уезжает. Он сам сказал. Он не местный и вообще зря сюда приехал, и… Она оборвала фразу, громко щелкнув зубами. – А я его сегодня видела, – доложила Анук с набитым ртом: она жевала бриошь. – И дом его видела. Я с любопытством посмотрела на дочь.
А теперь? Во что я верю теперь? – Я верю, что самое главное на свете – быть счастливым, – наконец отвечаю я. Счастье. Простое, как бокал шоколада, или мудреное, как сердце. Горькое. Сладкое. Живое.
11 февраля Вторник на Масленой неделе Мы прибыли сюда с карнавалом. Нас пригнал ветер, не по-февральски теплый ветер, что полнится горячими сальными ароматами шкворчащих лепешек, сосисок и посыпанных сладкой пудрой вафель – их пекут на раскаленной плите прямо у обочины. В воздухе дурацким противоядием от зимы вихрится конфетти, скользит по рукавам, манжетам и в конце концов оседает в канавах. Люди лихорадочно толпятся вдоль узкой главной улицы, тянут шеи, хотят разглядеть обитую крепом повозку – за ней тянется шлейф из лент и бумажных розочек. Анук – в одной руке желтый воздушный шар, в другой игрушечная труба – смотрит во все глаза, стоя между базарной корзиной и грустным бурым псом. Карнавальные шествия нам, мне и ей, не в диковинку; двести пятьдесят разукрашенных повозок перед прошлым постом в Париже, сто восемьдесят в Нью-Йорке, два десятка марширующих оркестров в Вене, клоуны на ходулях, карнавальные куклы качают большими головами из папье-маше, девушки в мундирах вращают сверкающие жезлы. Но когда тебе шесть, мир полон особого очарования. Деревянная
Эверглейдс… Теперь мы почти каждый день проводили в дороге. Мать по ночам
от забот и тревог в далекой епархии Бордо. А в
Он держится увереннее и, хотя по-прежнему сильно заикается, раскован настолько, что время от времени позволяет себе скромные шутки, от которых и сам расплывается в глуповатой удивленной улыбке
нос, я затверживала названия никогда не пробованных блюд, повторяла их как заклинания, как таинственные формулы бессмертия: «Тушеная говядина. Грибы по-гречески. Эскалоп порейнски. Крем-брюле. Шоколадный торт. Тирамису». В незримой кухне своего воображения я готовила, дегустировала, экспериментировала, пополняла коллекцию рецептов традиционными блюдами тех мест,
