Kitobni o'qish: «Есть что скрывать», sahifa 7

Часть II

5 августа

Вестминстер Центр Лондона

Детектив-инспектор уголовной полиции Томас Линли сидел в своей машине, смотрел на унылую бетонную стену подземного гаража, протяженное пространство которой тщетно взывало о Бэнкси⁷, – и кипел от ярости. Он злился на Дейдру Трейхир, женщину, с которой у него были отношения, если это можно так назвать, в чем Томас глубоко сомневался – гораздо чаще, чем следовало бы, если судить по тому, как далеко зашли их отношения. Или не зашли. Но если честно, то злился он на самого себя. Разговор, который состоялся между ними накануне вечером, был совершенно лишним. Затеял его он. И ссора, которой все закончилось, – похожая на все предыдущие ссоры, тема которых оставалась неизменной, – тоже была совершенно лишней. Но он, похоже, не мог упустить шанс вставить свой комментарий.

Однако в данном случае дело было не в случайном комментарии. Это был серьезный разговор, который завела сама Дейдра. Речь шла о ее младших брате и сестре, близнецах Гороне и Гвиндер, которые, по настоянию Дейдры, поселились в ее летнем домике в Полкер-Коув на западном побережье Корнуолла. До сих пор они жили вместе с родителями; Горон помогал отцу собирать металлолом в реках, а Гвиндер помогала ухаживать за матерью в последние годы ее жизни. Когда мать умерла после долгой и, следует признать, безнадежной борьбы с раком, в которой использовались такие средства, как посещение католических и кельтских святынь, вода из святых источников, восточная медицина и два медиума, единственным желанием Дейдры было забрать брата и сестру из убогого трейлера, который служил им семейным домом. Она знала, что отец никогда не бросит свой трейлер. Возможно, перевезет к другой речке в Корнуолле, но не бросит. А вот насчет близнецов Дейдра сомневалась. Им было уже под тридцать, и они, по всей видимости, накопили некий жизненный опыт. Пора уже поставить перед собой какие-то цели и добиваться их. Им это необходимо. Но изолированная стоянка для трейлеров – не слишком подходящее для этого место. Летний дом Дейдры тоже находился в глуши, но от него рукой подать до деревни Моренстоу, а там недалеко и до города Касвелин.

Поэтому она добилась их согласия на переезд – с Гороном пришлось труднее, потому что он обычно боялся любых перемен, – но у нее не было денег, чтобы содержать их, так что им пришлось искать работу. Несколько раз наведавшись к близнецам, Дейдра нашла им работу на местной ферме, занимавшейся производством сидра: Горон был подсобным рабочим, собирал яблоки и следил за созреванием сидра, а Гвиндер варила яблочный джем.

Но через несколько недель близнецы решили, что хотят вернуться к отцу. Горону не нравилась работа, которую ему поручили, – обслуживать все механизмы на ферме, – а Гвиндер не хотела присматривать за огромными чанами с джемом. Но Дейдра цеплялась за мысль, что близнецам просто нужно время – привыкнуть к новому месту, расширить круг общения, понять и признать серьезные ограничения своей простой жизни.

– Они просто напуганы, – сказала Дейдра вчера вечером, когда Линли пришел в ее квартиру в районе Белсайз-Парк. Она только что приехала из Корнуолла, и он направился прямо к ней, как только ему удалось вырваться из Нового Скотленд-Ярда. По дороге Томас купил карри, но они к нему даже не притронулись – сразу бросились в спальню.

Потом они сидели на кровати, и Дейдра завела разговор о Гороне и Гвиндер и об их намерении вернуться к отцу.

– Они не хотят мне верить, когда я говорю, что они обязательно привыкнут, а если вернутся в тот трейлер, то никогда не узнают другой жизни. Их отец – мой отец, хотя я перестала считать его отцом, когда нас всех забрали у него, – не вечен; что они будут делать, когда он умрет?

– Может, ты слишком торопишься? – предположил Линли. – Я хочу сказать, слишком рано забрала их из трейлера после смерти матери.

– Тут любой момент будет неподходящим, Том. А если они вернутся, это лишь укрепит их стремление бежать от всего, что их пугает. На мой взгляд, если тебя что-то пугает, то единственный способ изменить это, то есть побороть страх – встретить его лицом к лицу.

Именно в этот момент Линли подумал, что у него есть шанс. Ему следовало бежать от этого шанса, как от огромной воронки на ландшафте своей жизни, но он зачем-то ухватился за него.

– Кстати, об этом, Дейдра… – нерешительно начал Томас.

– О чем именно?

– Чтобы не бежать от страхов…

– И?..

Она не собиралась идти у него на поводу. Он видел это по вздернутому подбородку, который был повернут к нему в профиль, по прямой спине, прижатой к горе подушек в изголовье кровати.

– Я очень хочу, чтобы ты была со мной, – сказал Линли.

– Я и так с тобой. Посмотри на нас, Томми.

– Да, конечно. Но я имею в виду… – Интересно, что на самом деле он имеет в виду? Что ему от нее нужно, кроме того, что он уже имеет? Признание в любви? Обещание какого-то общего будущего? Она ни разу не использовала слово «любовь» для описания своих чувств, но разве это так важно? Томас опустил взгляд на простыню, прикрывавшую их обоих, на холмики их тел под тонкой тканью. И понял, что это важно. Но тут же возник вопрос: почему? А вот на него ответа не было. «Потому что я этого хочу» – совершенно недостаточно. В конечном счете он сказал:

– Наверное, я хочу, чтобы были «мы», «нас», «наше». Я люблю тебя и хочу сделать еще один шаг.

Она слегка повернулась и посмотрела прямо ему в лицо.

– Я тут, с тобой. Я твоя. Я хочу, чтобы ты присутствовал в моей жизни. Мне нравится быть с тобой. Разве этого недостаточно?

– Это никуда нас не ведет.

– А почему это должно нас куда-то вести?

– Потому что так устроена любовь. По крайней мере, моя к тебе. Я на это надеюсь. – Он снова подумал, что это возможность. Дейдра либо войдет в открытую дверь, либо захлопнет ее.

Она откинула свои рыжеватые волосы с лица и взяла очки с большой картонной коробки, которая по-прежнему служила ей прикроватной тумбочкой. Потом молча надела очки, и мудрый мужчина не стал бы продолжать разговор. Но… Линли вздохнул. Когда дело касалось Дейдры, ни о какой мудрости не могло быть и речи.

– Чего ты боишься? – спросил он.

– Я не боюсь. – Она встала, подняла с пола футболку и белье, оделась. – Откровенно говоря…

К чести Линли, он сразу понял, что эта откровенность не сулит ничего хорошего.

– …наши теперешние отношения… ты и я, Томми… в данный момент… в общем, на этом я всегда заканчивала с мужчинами. Мужчины всегда чего-то от меня хотят, и я не понимаю чего. И не понимаю, почему недостаточно того, что у нас есть. – Она прижала руку к груди и посмотрела ему в лицо. – Я такая. И всегда буду такой. Я много раз пыталась тебе это объяснить, но ты, кажется, веришь, что если будешь упорно возвращаться к этой теме, лезть мне в голову, чтобы… Даже не знаю, как это назвать. Похоже, ты думаешь, что с помощью этих разговоров получишь от меня что-то еще. Но этого у меня просто нет.

Линли тоже встал и начал одеваться.

– А ты остаешься в убеждении, что внутри тебя ничего нет, кроме желания держаться на расстоянии от остального человечества в целом и от меня в частности. Это не вся жизнь, а лишь ее половина, а я не верю, что тебе достаточно этой половины. Ты боишься идти в будущее вместе со мной, и я не знаю почему. И не узнаю, если ты мне не скажешь.

– Это не страх. Не знаю что, но не страх. То, какая я есть, не имеет отношения к страху.

– Что же это? Как можно от него избавиться, если ты не знаешь, что это, не можешь даже дать ему название?

– Послушай, Томми. – Дейдра надела джинсы и направилась к двери спальни, но не вышла, а снова повернулась к нему. – А кто тогда ты? Мой психоаналитик? Мой психиатр? Мой викарий? Мой… Ради всего святого. Я даже не знаю.

– Я – мужчина, который тебя любит.

Они еще несколько раз возвращались к этой главной теме – и расстались недовольные друг другом. Линли решил – и сказал ей, – что ему не стоит оставаться на ночь.

– Как хочешь, – ответила Дейдра.

Ничего он не добился – как и раньше. Только в этот раз она не проводила его до двери.

Теперь, на подземной парковке в Новом Скотленд-Ярде, Линли смотрел в стену, называя себя последним дураком. Жаль, что он бросил курить. Ему очень хотелось затянуться сигаретой.

Тут, словно джинн, услышавший его желание и выскочивший из медной лампы, у водительской дверцы его «Хили Элиотт» появилась давняя коллега, сержант Барбара Хейверс; она втягивала в себя дым из почти докуренной до конца сигареты «Плейерс». Линли подождал, пока она потушит окурок, и открыл дверцу. Она была одета в обычном для нее стиле: слишком короткие брюки, вероятно найденные в благотворительном магазине «Оксфам», неизменные красные высокие кроссовки и футболка с надписью: «Кремация – моя последняя надежда вдохнуть горячего дыма». Увидев всю эту красоту, Линли не удержался от вздоха. По крайней мере, на шее у нее был повязан какой-то свитер. Его можно будет быстро натянуть при встрече с начальством, не столь терпимым к внешнему виду подчиненных.

Она испытующе посмотрела на него.

– Устали или злитесь?

– Ни то ни другое. – Линли направился к лифту; Барбара – за ним, едва не наступая ему на пятки.

– Правда? А почему у вас такой вид, будто вы только что уронили тушеные бобы с тоста прямо себе на рубашку? – Она обогнала его и внимательно изучила его одежду. – Я угадала, да?

– Разве что в переносном смысле. – Он нажал кнопку, вызывая лифт.

– Ага. Значит, Дейдра, – заключила Хейверс.

– Ей не понравилось бы сравнение с тушеными бобами на тосте.

– Я ей не скажу. А вы?

– Возможно, когда мы снова начнем разговаривать… Но, скорее всего, нет. А кроме того, Барбара, я обычно не ем на завтрак тост с тушеными бобами.

– Провалиться мне на этом месте, – простонала она. – Я приучила вас к «Поп-Тартс».

Томас молча посмотрел на нее. Двери лифта открылись.

Первым человеком, которого они встретили наверху, была Доротея Гарриман, секретарь их отдела, гроза всех сотрудников. В отличие от Хейверс, она была, как всегда, одета с иголочки, хотя Линли всегда удивлялся, как Доротея умудряется ловко перемещаться по зданию на таких высоких каблуках, похожих на какое-то средневековое орудие пыток.

– Ага, – сказала она, увидев Линли и Хейверс. – Исполняющий обязанности старшего суперинтенданта Линли, вас хочет видеть начальство. Джуди звонила… – она посмотрела на запястье, на котором красовались какие-то навороченные часы, умеющие делать все, разве что не готовить еду, – минут двадцать назад. Мне позвонить ей и сказать, что вы уже идете? Она сообщила, что у нее сидит Стивенсон Дикон. Думаю, вы понимаете.

– Лучше вы, чем я, – пробормотала Хейверс. Она ненавидела главу пресс-службы не меньше, чем Линли.

– Мы знаем, о чем пойдет речь? – спросил Томас.

– Все держится в тайне и говорится вполголоса, но ходят слухи о каком-то хитроумном плане, исходящем из Эмпресс-стейт-билдинг.

«Ничего хорошего это не предвещает, – подумал Линли. – Эмпресс-стейт-билдинг – один из трех больших полицейских центров, отвечавших за группы районов города; непрекращающиеся сокращения в полиции приводили к укрупнению и отказу от местных участков. Если на помощь призывают Новый Скотленд-Ярд, значит, дело серьезное. А участие пресс-службы говорит о том, что и неприятное».

– Кто-то сделал то, о чем будет жалеть. Или уже жалеет. – Хейверс словно прочла его мысли.

– Я введу тебя в курс дела, как только все выясню, – пообещал Линли и направился к кабинету помощника комиссара.

Вестминстер Центр Лондона

Не прошло и десяти секунд после ухода Линли, как Доротея повернулась к Барбаре, критически осмотрела ее футболку, потом брюки и кроссовки.

– Барбара… – Она перенесла вес с одной ноги на другую, и Хейверс поняла, что предстоит долгий разговор об одежде, который ей был вовсе ни к чему.

– Знаю, знаю, – поспешно сказала она. – У меня в машине есть во что переодеться. Просто я утром была на пробежке, и это первое, что подвернулось под руку.

– Пробежки по утрам, – сказала Доротея. – Думаешь, я в это поверю? А почему вчера вечером ты пропустила танцевальный кружок?

– Вросшие ногти? – с надеждой произнесла Барбара.

– Не смешно. На следующей неделе я притащу тебя за волосы, если потребуется. Сколько ты сбросила?

– Не знаю. Мы с весами в ванной давно не встречались. Вероятно, нисколько, Ди. Все, что мне удается сбросить, я набираю за остаток недели с помощью карри. И лепешек с начинкой. Просто горы лепешек.

– Господи, – вздохнула Доротея. – Ты невозможна.

– Звучит как комплимент.

– Не спорь со мной, Барбара. Я запрещаю тебе спорить со мной. Хватит. Пойдем к компьютеру. Я нашла для нас кое-что примечательное.

В лексиконе Доротеи примечательное означало возможность подыскать себе – и, к несчастью, Барбаре – мужчину. В данном случае ее намерение, похоже, не ограничивалось одним мужчиной. Это был сайт под названием «Груп мит», и Доротея открыла его на компьютере Барбары, как только они подошли к ее столу.

– Просто высший сорт, – сказала Доротея.

Высший сорт? Кажется, это из… Барбара не была уверена. Из 1920-х? Ди снова смотрит старые фильмы?

– Что это? – спросила Хейверс, заглядывая через плечо Ди. Яркие краски, фотографии смеющихся, улыбающихся и хихикающих людей от тридцати пяти до семидесяти лет за самыми разными занятиями. Мужчины с женщинами, мужчины с мужчинами, женщины с женщинами, старые со старыми, молодые с молодыми, пожилые мужчины с женщинами помоложе, молодые мужчины с женщинами старше себя. Они играли в теннис, катались на лодках, работали в саду, катались верхом, слушали оперу или смотрели балет. И все явно получали удовольствие.

– Какого черта, Ди? – повторила Барбара. – Это ведь не сайт знакомств?

– Господи, конечно, нет, – сказала Доротея. – Избави боже. Это сайт, посвященный увлечениям. Нужно лишь просмотреть разные занятия… Смотри! Вот чечетка! Просто кликни то, что тебе нравится, и появится информация о ближайших мероприятиях. Давай я покажу.

Барбара смотрела, как Доротея щелкает мышкой на «Прогулки». На экране появились фотографии гуляющих и список маршрутов. Затем Доротея выбрала «Прогулки по пабам», и они увидели десяток экскурсий, начинающихся или заканчивающихся в пабах, в разных районах Англии. Щелчок по Оксфордширу показал два маршрута, оба на следующей неделе. При выборе одного из них на экране появился список участников.

– Добавляешь свое имя к списку и просто приходишь в условленное место, – объявила она. – Правда, классно? Выбираешь занятие, и тебе сразу находится компания. Смотри. – Вернулась на главную страницу и принялась читать меню: рисунок, пленэр с акварельными красками, скалолазание, гребля, бальные танцы, любительские спектакли, хоровое пение, китайская кулинария, военная история, архитектура, ландшафты Иниго Джонса⁸. – И так далее, и так далее. Мы должны пойти куда-нибудь вместе, Барбара. Этот так здорово!

Барбаре все это напоминало круги ада. Но Ди не унималась.

– Конечно, мы с тобой можем продолжить заниматься чечеткой. Но жизнь гораздо богаче.

– Точно. Кроме того, после чечетки всегда идет карри.

– Не говори глупостей. Я куда-нибудь запишусь. – Доротея снова уставилась на экран. – Рисунок, – решила она. – Записываю нас на рисунок. Всегда хотела рисовать. А ты?.. Впрочем, неважно. Ты скажешь, что никогда об этом не задумывалась. Но я знаю тебя лучше, чем ты сама. Так что – рисунок… Ой! Посмотри на это, Барбара. Тут есть и языковые курсы. Французский, немецкий, китайский, иврит, арабский, итальянский, финский… боже, разве сегодня кто-то еще говорит на финском? Тебе нравится итальянский, Барбара? Знаешь, он может оказаться полезным во время путешествий. Разговоры с местными и все такое…

Барбара прищурилась. Ди была очень умна. Она подводила разговор к теме, которую Хейверс избегала уже несколько недель. Инспектор Сальваторе Ло Бианко из полиции Лукки был в Англии на стажировке с начала июня – и еще не уехал, насколько ей было известно, – и Доротея сразу увидела в нем воплощение мечты молодой девушки, или, по крайней мере, ее мечты относительно Барбары. Только вот та не была мечтательной молодой девушкой и не считала Сальваторе мужчиной, на которого она может иметь виды. Интересно, откуда взялось это выражение – «иметь виды»? Скорее всего, из какого-то любовного романа эпохи Регентства. «Пора менять жанр, – сказала она себе. – Возможно, на романы ужасов. Да. Хоррор – отличная идея».

– Два ужина в винном баре в Холланд-Парк. Европейский поцелуй в щеку в конце вечера.

– Что? – Доротея удивленно заморгала.

– Ди, пожалуйста. Я знаю тебя лучше, чем ты сама, – так мне кто-то говорил. Тебе интересно, виделась ли я с Сальваторе Ло Бианко кроме нашего танцевального выступления, хотя назвать это концертом – значит предположить, что мы действительно умеем танцевать…

– Что абсолютная правда, и ты это знаешь.

– Ладно. Неважно. Я дважды ужинала с ним, один раз вместе с Линли и доктором Трейхир, так что это вряд ли считается. – На этом ее отношения с итальянским полицейским закончились, и у Барбары не было намерения продолжать. Но Доротея была полна решимости сделать этого мужчину частью будущего Барбары, а также своего собственного. – В любом случае я уже знаю итальянский, – прибавила она.

– Боже! Правда?

– Чао, грацие, пицца и прего, только не спрашивай меня, что это значит. За исключением пиццы, конечно. Это я прекрасно знаю.

– Очень смешно, – сказала Доротея. – Весело. Животик надорвешь. В общем, записываю нас на рисунок. Будешь плохо себя вести, запишусь на китайскую кулинарию.

– Отлично. Чудесно. Замечательно – и все такое прочее, – ответила Барбара. – Посмотри насчет рисунка; потом расскажешь, что нашла. Я начну потихоньку воровать бумагу и карандаши.

Вскоре вернулся Линли. Он принес стопку папок из коричневого картона, кивком головы пригласил Барбару в свой временный кабинет и махнул рукой в сторону сержанта Уинстона Нкаты. Тот был полностью погружен в изучение кадров, снятых камерой наблюдения на станции метро «Глостер-роуд». И, похоже, не находил того, что ему было нужно. Барбаре пришлось три раза окликнуть его, прежде чем он поднял голову. Тогда она повторила жест Линли, указав на дверь его кабинета.

Уинстон встал. Он был довольно высоким, метр девяносто пять, и поэтому смена положения требовала определенного времени. Как только он распрямился, Барбара направилась в кабинет Линли. Если начальник хотел видеть их двоих, велика вероятность, что игра уже началась.

Войдя в кабинет, она отметила, что исполняющий обязанности старшего суперинтенданта – Линли – оставил помещение в прежнем виде. Бывшая хозяйка – старший суперинтендант Изабелла Ардери – уже восемь недель была в отпуске, проходя курс лечения на острове Уайт. Состояние кабинета указывало на уверенность Линли в способности Ардери справиться с зависимостью от алкоголя, прежде чем спиртное окончательно разрушит ее жизнь. Личные вещи – например, фотографии ее близнецов – забрала сама хозяйка кабинета. Все остальное осталось на месте. Даже мебель не была сдвинута ни на дюйм.

Линли махнул рукой в сторону круглого стола у одной из стен.

– Доротея была права. Нам кое-что пришло из Эмпресс-стейт-билдинг.

– Что-то запутанное, сэр? – спросила Барбара.

– Убийство, – ответил Линли.

– А при чем тут пресс-служба?

– Обычное дело: не поднимать шума, сохранять спокойствие и, они надеются, как можно дольше не допускать утечек в прессу.

Эмпресс-стейт-билдинг Вест-Бромптон Юго-запад Лондона

Массивное здание Эмпресс-стейт-билдинг располагалось на Лилли-роуд недалеко от станции метро «Вест-Бромптон», а также от покрытых лишайником викторианских надгробий Бромптонского кладбища. Здание было невероятно высоким, немного похожим на трилистник – скучный серый цвет и стекло, как и многие современные здания в Лондоне. Подобно Новому Скотленд-Ярду, оно было хорошо защищено. Никто не мог просто так войти с улицы, чтобы поболтать с местным «бобби».

Линли ждали. После пятиминутного ожидания напротив кафе «Пилерс» из лифта вышел мужчина среднего возраста с темными с проседью волосами и миновал турникет.

– Старший суперинтендант Линли?

– Томас, – представился Линли. – И всего лишь исполняющий обязанности старшего суперинтенданта. Меня попросили заменить шефа на несколько недель, пока она в отпуске. Вы – старший суперинтендант Финни?

– Марк. – Мужчина протянул руку. Рукопожатие у него крепкое, отметил Томас.

– Вижу, вам выдали бейджик посетителя. Хорошо. Идемте со мной. Мы сидим на семнадцатом, но я отвезу вас в «Орбиту». Оттуда открывается потрясающий вид.

Он провел Линли через турникет к лифтам, которые поднимали пассажиров только на верхние этажи здания. Поездка не заняла много времени: лифт оказался быстрым и беззвучным.

«Орбита» представляла собой нечто среднее между комнатой отдыха и кафе; кухня располагалась посередине, в стебле трилистника. Вид полностью соответствовал описанию Финни – потрясающий. У Линли возникло ощущение, что, куда ни посмотри, он может увидеть окружающие Лондон графства.

Томас принял предложение Финни выпить кофе и нашел свободное место рядом с одним из окон во всю стену. Окна окружали «Орбиту» со всех сторон, и довольно скоро Линли обнаружил, что помещение медленно вращается. Если сидеть тут достаточно долго, можно увидеть весь Большой Лондон.

Финни вернулся с двумя чашками кофе и двумя круассанами, поставил все это на стол и сел напротив Линли.

– Чем я могу вам помочь, Томас?

– Расскажите мне о сержанте Бонтемпи.

– Тео? – переспросил Марк. – Разве она идет на повышение? Я не знал.

«Странная реакция», – подумал Линли.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– В больнице. Три дня назад.

– Вам не звонили из больницы?

– Нет. К чему вы клоните, Томас?

– Увы, она умерла.

Финни изумленно смотрел на него, как будто попытка прочесть по губам то, что произнес Линли, ни к чему не привела.

– Как это? – Он обращался к самому себе. И прежде чем Линли успел ответить, прибавил: – Я ее видел. Она была жива. Это я ее нашел.

– Где? – спросил Линли.

– В ее квартире. Вошел и увидел ее на кровати. Разбудить не смог, но… Господи, она дышала, это точно. Я позвонил в «три девятки». Когда они наконец появились…

– Наконец?

– Прошло не меньше получаса. Они проверили у нее жизненно важные показатели, поставили капельницу, положили на носилки и отвезли в больницу. Я поехал за ними на своей машине.

– Вы смогли с ней поговорить?

Финни покачал головой.

– Когда я в последний раз ее видел, ее везли в отделение неотложной помощи. Я ждал известий. Через два часа мне сообщили, что Тео перевели в реанимацию и что они связались с ближайшими родственниками. Не знаю, кто это был: муж, родители или сестра. Хотя, кажется, муж. Я ушел раньше, чем они появились. – Он встал, подошел к окну и прижал ладонь к стеклу. Потом сказал своему туманному отражению: – Она лежала в постели, когда я ее нашел. В пижаме. Почему она умерла?

– Как вы попали в ее квартиру? – спросил Линли.

Финни отвернулся от окна. Линли заметил, что его румяное лицо побледнело.

– Я показал консьержу свое удостоверение и объяснил ситуацию.

– Какую?

– Что?

– Ситуацию. Что привело вас в ее квартиру?

Финни сжал одну руку в кулак и ударил по раскрытой ладони.

– Она недавно перевелась в отдел убийств на одном из участков на юге Лондона и попросила несколько дней отдыха, прежде чем приступить к работе. Но в назначенный день она там не появилась. Мне позвонили с просьбой подтвердить, что дата перевода верна. Я подтвердил, а поскольку Тео – сержант Бонтемпи – любила свою работу, ее отсутствие выглядело необъяснимым. Моя первая мысль – что-то случилось с ее отцом. В начале года он перенес инсульт. Я позвонил ее родителям, но у них все было в порядке. Тогда я начал названивать ей на мобильный. Она не отвечала. Через несколько часов я поехал к ней.

– Разве вы не могли позвонить кому-то, кто был поблизости?

– Наверное. Конечно. Но я не стал его искать. Просто приехал туда, показал удостоверение консьержу и вошел в квартиру.

– Вы знали, где она живет? Вы уже у нее бывали?

– Однажды подвозил ее домой после вечеринки, которую устроила наша команда в местном пабе. Знаете, для поднятия духа. Машины у нее не было, я выпил всего один бокал вина; было поздно, и я подумал, что общественный транспорт – не самая лучшая идея.

– Она была пьяна?

– Навеселе, но не пьяна… Послушайте, что происходит? При чем тут служба столичной полиции?

Линли не видел причин уклоняться от ответа.

– Боюсь, ее убили.

– Убили… – Финни был явно ошарашен и не мог поверить услышанному. – Убили? В больнице?

– Она умерла в больнице. Но причина ее смерти – в квартире.

– Как это возможно? – Финни нахмурился. – Что случилось?

– Эпидуральная гематома. Ударом по голове ей раскроили череп. Она была в коме, когда вы ее нашли. Поэтому и не смогли разбудить.

– Говорите, убийство… Но она могла упасть и удариться головой. Я хочу сказать, что она была в пижаме. В постели. И никаких признаков – я имею в виду, удара. Так что у меня не было никаких оснований полагать… Кто еще в курсе?

– Что это убийство? Родственники знают только, что она умерла, потому что требовалось их согласие, чтобы отключить ее от аппарата искусственной вентиляции. А о ее смерти знали еще до вскрытия. Я отправил к ее родственникам сотрудников, которые сообщат, что смерть не была естественной.

– Но убийство… Без следов удара на голове?

– Удар пришелся по затылку, так что вы ничего не увидели, а кожа не была повреждена. Кроме того, удар был нанесен каким-то предметом. Об этом свидетельствует характер повреждений черепа.

– Что это было?

– Пока не знаем. Все, что могло послужить орудием убийства, изъято и отправлено на экспертизу. Если среди этих предметов его нет, логично предположить, что преступник принес орудие убийства с собой. А потом забрал.

– Тогда почему вы полагаете, что ее ударили, а не… – начал Финни и сам ответил на неоконченный вопрос: – Да, конечно, вскрытие. Как вы сказали. Господи, я мог бы ей чем-то помочь… Меня учили обращать внимание на мелочи, но я ничего не увидел.

– Вы не могли знать, что произошло, Марк. Как вы сказали, она лежала на кровати в пижаме. Что вы должны были подумать? Возможно, сама сержант не знала, насколько серьезна ее травма. Ее ударили, но потерять сознание она могла не сразу. Возможно, у нее начала кружиться и болеть голова и она приняла парацетамол. А могла не помнить, что произошло. Легла в постель, не понимая, какая ей грозит опасность. Затем ей стало хуже, она потеряла сознание и впала в кому. Спасти ее можно было только в том случае, если б ее вовремя нашли и доставили в больницу, чтобы снизить внутричерепное давление. Но этого не случилось, и никто из знавших ее людей не виноват – кроме убийцы.

– Вы хотите сказать, что она знала убийцу?

– Если б нападение произошло на улице или в другом общественном месте, ее сразу нашли бы. Но факты говорят о том, что она впустила убийцу к себе в квартиру.

– Или у убийцы был ключ.

– Или так. Да.

– Наверное, ключи есть у родственников. Родителей, сестры… Может, даже у ее мужа, Росса Карвера.

– Даже?

– Они расстались. Года два назад?.. Или раньше?.. Но они вместе жили в этой квартире, когда были женаты. Может, у него остался ключ.

Финни вернулся на диван, взял круассан и разломил его пополам; поднял, но, похоже, не смог заставить себя есть. Вернув круассан на тарелку, он взял кофе. Рука у него дрожала, отметил Линли. Не слишком сильно, чтобы это заметил непрофессионал, но этого было не скрыть от человека, который более или менее регулярно допрашивает преступников.

– Расскажите мне о ее переводе, – попросил Линли. – Он был добровольным?

Финни колебался. Линли увидел, как он с усилием сглотнул.

– К сожалению, нет. Инициатором был я. Она предпочла бы остаться здесь.

– Вы упоминали о команде. Полагаю, она была ее частью.

– Да, – подтвердил Финни. – Она была хорошим полицейским и превосходным детективом.

– Тогда почему вы ее перевели?

– Это трудно объяснить, и я предпочел бы этого не делать. Но проблема была в том, как она работала. Наткнувшись на предполагаемую ниточку, предпочитала действовать самостоятельно. И предлагала свои варианты действий – так что она не была тем командным игроком, который мне тут нужен. Если что-то приходило ей в голову – даже если это не входило в круг наших обязанностей, – она этим занималась, а докладывала потом, если вообще докладывала. Мы с ней несколько раз спорили насчет того, что лучше для проекта.

– Над чем вы работали? – спросил Линли. Слово «проект» предполагало текущую задачу, возможно долговременную.

– Насилие в отношении женщин, – ответил Финни. – Но в основном женское обрезание. Она была полна решимости положить конец этой практике, вырвать с корнем. Разумеется, как и все мы. Но проблема в том, что она хотела немедленных действий в любом направлении, куда уводила ее фантазия, а расследование и без того шло трудно.

Линли взял свой круассан и отщипнул кусочек. Круассан оказался очень вкусным. Впрочем, как и кофе.

– Я могу понять ее рвение.

– Да. Конечно. Как женщина, она…

Линли не дал ему договорить:

– Она была не просто женщиной в конкретной ситуации.

– Что вы имеете в виду?

– Ее саму жестоко изуродовали. Это выяснилось при вскрытии. Думаю, она никому об этом не говорила, за исключением мужа.

Марк опустил взгляд. Рот у него приоткрылся. Несколько секунд он молчал, а в это время в «Орбиту» вошла шумная группа – вероятно, на второй завтрак.

– Нет, конечно, она мне не говорила, – наконец выдавил он из себя. Потом кивком указал на папки, которые принес Линли. – Вы сказали, жестоко?

– Инфибуляция⁹.

– Господи Иисусе… – В глазах Финни блеснули слезы. Он поднес ладонь к лицу, словно закрываясь от взгляда Линли. Возглавляя этот проект, он явно знал, что такое инфибуляция.

– По свидетельству патологоанатома из Министерства внутренних дел, операция была сделана много лет назад, возможно в младенчестве. Единственное, что мы знаем, – сделана она была варварски. Ее почти полностью зашили.

Марк поднял вторую руку, давая понять, что не желает знать подробности. Томас не мог его винить. Женщина была его коллегой. Удивление, ужас… И именно Марк Финни вынудил ее перевестись.

– Я не должен был ее переводить, – сказал тот, словно прочитав его мысли. – Почему она мне не сказала? Она могла бы сказать мне, почему… – Он растерянно умолк.

– Почему она не играла по вашим правилам?

– Все могло быть иначе, скажи она мне.

– Осмелюсь заметить, для такого признания она должна была вам полностью доверять, – сказал Линли. – А после того, что с ней сделали, ей, наверное, было трудно кому-то довериться. – Он допил кофе и встал. – Нам нужно взглянуть на все, чем она занималась в команде и что делала самостоятельно. Ее папки, записи, компьютер, отчеты о проделанной работе, цифровые фотографии и все остальное, что она могла задокументировать и передать вам – или утаить. И мне потребуется поговорить с ее коллегами.