Kitobni o'qish: «Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза»

Shrift:

Alison Weir

ELIZABETH OF YORK: THE LAST WHITE ROSE

Издательство Азбука^®

* * *

Яркий и привлекательный портрет истинной королевы.
Historical Novel Review

Потрясающе… Острое блюдо из любви, угрозы, смертельной опасности и тайны.
Sunday Express

Ни один из современных писателей не знает о династии Тюдоров так много, как Элисон Уэйр. Подлинная энциклопедия.
Kirkus Review

Жадно переворачиваешь страницы… Исторические персонажи стоят перед глазами, словно живые…
The Courier-Journal

Автор с легкостью делает так, что читателю невозможно оторваться от книги.
Historical Novel Review

Как всегда, Уэйр мастерски строит драматические сцены, а красивые и точные детали создают у читателя яркое чувство присутствия.
Booklist (starred review)

Уэйр отлично удаются мелочи, которые оживляют исторических персонажей и их жизнь.
The Guardian

* * *

Посвящается Шелли Такер, о которой я вспоминаю с любовью, и отцу Люку (преподобному канонику Энтони Уорчесу), всегда вдохновлявшему меня

О царственная дева,
Чтоб красоту твою одеть в наряд роскошный,
Служанок тысяча прекрасных собралась,
У каждой свой подход, своя задача, всё ради
Облачения твоих прекрасных форм. С восторгом
Одна расчешет золото волос слоновой костью,
Другая локоны блестящие завьет и в косы заплетет,
Венец из самоцветов на главу возложит третья,
А пряди тонкие унижет бусинами из драгих камней,
Еще одна из золота сверкающее ожерелье скрепит
На белоснежной шее, пока ее товарка развернет
Одежды, блещущие золотом и пурпуром багряным,
И терпеливо, ловко подберет то, что украсит
Несравненные черты; на них должны сиять
Сокровища бесценные песков Востока,
Сапфир, лазурный камень, что похож
На голубой небесный свод мерцанием, и мягко
Изольет зеленый изумруд свой тихий свет,
И огненный карбункул вспыхнет розовым лучом
Из злата чистого.

Джованни де Джильи. Эпиталама¹

Часть первая. Принцесса

Глава 1

1470 год

– Проснись, Бесси! Проснись!

Елизавета пошевелилась, разбуженная незнакомым шепотом. Что делает здесь ее мать королева, зачем тормошит ее? Обычно по утрам к ней приходила леди Бернерс – с улыбкой и словами: «Доброе утро, миледи принцесса». Но мать не улыбалась, а леди Бернерс, высоко подняв свечу, стояла в дверях вместе с мистресс² Джейкс, кормилицей, которая качала на руках малышку Сесилию. С ними была бабушка Риверс, она держала за руку сонную маленькую Марию. Все были одеты для улицы. Но ведь еще темно и за узким окном ни проблеска зари.

– Что случилось? – мигом пробудившись, спросила Елизавета.

– Ш-ш-ш! – Королева приложила палец к губам. – Нужно вести себя очень тихо. Вставайте, и я одену вас потеплее.

Мать будет одевать ее? Почтенная матушка, королевские руки которой никогда не опускались до повседневной работы? Наверное, произошло что-то ужасное.

Королева слабо улыбнулась:

– Нам с сестрами приходилось самим заботиться о себе, пока я не стала королевой.

Она сняла с Елизаветы ночную рубашку, надела на нее сорочку и зеленое зимнее платье из шерстяной материи, закутала в накидку, а потом затенила дочери лицо, низко надвинув ей на лоб капюшон. Затем королева взяла у бабушки Риверс свою мантилью, надела ее, прикрыв свой большой живот, и обернулась к другим женщинам со словами:

– Пойдемте. – В ее приглушенном голосе звучала настойчивость.

– Миледи, что происходит? – спросила Елизавета, совершенно ошеломленная.

– Тише! Я объясню вам позже. А теперь ни слова. Нам всем нужно вести себя очень тихо.

Четыре женщины с детьми быстро прошли через башню Ланторн, задержав дыхание у дверей караульной: стражники должны были стоять на часах, но, к счастью, они спали, громко храпя. Потом беглянки оказались снаружи и стали торопливо спускаться по лестнице вдоль Уотер-лейн к незапертым боковым воротам Тауэра.

– Благодарение Господу за верную стражу! – выдохнула мать.

Крепко держа Елизавету за руку, она вела ее вниз по Королевской лестнице к пристани, где покачивалось несколько маленьких суденышек. Леди Бернерс окликнула лодочника и приказала:

– К спуску у Вестминстера!

– Будет сделано, – ответил тот, беря из рук гувернантки ребенка, чтобы та могла взойти на борт.

Королева с Елизаветой двинулись за ней, последними на палубу поднялись бабушка Риверс, кормилица и Мария. Лодочник вставил весла в уключины, и лодка вышла в Темзу.

Вода была черная, жуткая. Елизавета дрожала от страха и холода октябрьской ночи. Вокруг спал Лондон. Из темноты донесся отдаленный крик стражника:

– Три часа, и все спокойно!

– Если бы, – прошептала бабушка.

Елизавете отчаянно хотелось узнать, что случилось, но, не смея ослушаться матери, она молчала и про себя удивлялась: зачем они посреди ночи едут в Вестминстер?

– Поздновато вы, добрые леди, отправились на прогулку, – заметил лодочник, когда они проплывали мимо замка Байнардс, где жила бабушка Йорк, гораздо более строгая, чем бабушка Риверс.

Знала ли она об этом их ночном путешествии? Скорее всего, спала, как и все в Лондоне.

– Мы едем к моей дочери, которая мучается ребенком, как говорится, – пояснила леди Бернерс. – Мне сообщили, что дело плохо.

Елизавета удивилась, ведь замужняя дочь леди Бернерс Анна только что родила, а другая была еще девушкой, к тому же строгая наставница всегда внушала своей воспитаннице, что говорить неправду плохо.

– Ну тогда мы вас мигом доставим, – по-доброму сказал лодочник и налег на весла.

Елизавета заметила, как женщины переглянулись. Вскоре она увидела впереди растянувшуюся вдоль берега громаду дворца Вестминстер. Лодочник подгреб к пристани, и они стали, держась поближе друг к другу, быстро подниматься по лестнице, а потом торопливо засеменили вдоль стены, окружавшей дворец. Однако в ворота они не вошли, а вместо этого направились прочь от дворца. Елизавета огорчилась, так как лелеяла надежду, что они идут к ее отцу королю, который все исправит. Она давно его не видела. Вместе с матерью и младшими сестрами она, казалось, уже целую вечность жила в Тауэре.

Но вот и Вестминстерское аббатство, двор церкви Святой Маргариты. Вскоре Елизавета с ужасающей ясностью поняла, что мать направляется в стоявшее напротив огромное здание – мрачное и неподвижное, по форме напоминавшее церковь, но источавшее угрозу, а не благодать. Хоть Елизавета и была юна, она знала, что там живут плохие люди – убийцы и воры. Однажды ей приснился страшный сон, будто ее заточили туда, и леди Бернерс объяснила, что любой человек может просить там убежища, то есть никто не вправе арестовать его или отвести в суд, пока он находится на святой земле под покровительством апостола Петра.

Земля, может быть, и святая, но место было страшное, и Елизавета боялась идти туда. На глаза ей навернулись слезы, она вся сжалась и жалобно захныкала от одной мысли об этом.

– Ш-ш-ш, – шикнула мать и крепче сжала руку дочери.

Елизавета была слишком напугана, чтобы прислушаться к ней.

– Но зачем мы идем туда, миледи? Мы не сделали ничего дурного. Мы не воровки.

– Бесси, тише. Скоро я вам все объясню.

На плечо Елизаветы легла чья-то рука. Она подняла глаза и увидела улыбавшуюся ей бабушку.

– Господь бережет нас, дитя, – сказала та. – Он распорядится, как лучше.

Но вот они уже рядом с крепкой дубовой дверью. Елизавета задрожала и увидела, что мать немного замялась, а потом взяла железный дверной молоток и постучала.

Прошло, казалось, очень много времени, прежде чем какой-то монах открыл дверь.

– Господь да пребудет с вами, сестры мои. Кого вы ищете?

– Увы, братец, – отозвалась мать, – мы здесь не как гости. Мы пришли просить убежища.

Последовала пауза, монах молча взирал на них.

– Вы должники? Не могу представить, чтобы такие благообразные леди были виновны в каких-то преступлениях. И к тому же с вами дети, мы не принимаем…

– Я – ваша королева, – ледяным голосом проговорила мать с таким видом, который заставлял умолкнуть большинство людей, – и мы с детьми находимся в опасности. Король покинул королевство, а милорд Уорик и герцог Кларенс идут на Лондон. Прошу вас дать нам убежище.

Елизавета слушала в смятении. Отец покинул королевство? И почему им нужно бежать от ее крестного отца Уорика и дяди Кларенса? Она смутно понимала: в семье происходят какие-то неурядицы, и знала, что мать ненавидит обоих этих мужчин, но понятия не имела почему.

– Ее милости скоро рожать, – встряла бабушка.

– Прошу вас, входите и садитесь, а я пока приведу отца настоятеля, – нервно буркнул монах.

Когда они вошли в здание, Елизавета огляделась, боясь, как бы из темноты не появились нашедшие здесь убежище преступники, однако, к ее облегчению, в огромном, похожем на церковь пространстве почти никого не было. Только две спящие фигуры, завернутые в накидки, лежали на соломе в дальнем конце.

Переступив через порог, мать сразу опустилась на скамью. Выдержка изменила ей, на щеках блестели слезы.

– Можно ли поверить, что это происходит наяву, – прошептала она.

– Не плачьте, миледи, – взмолилась Елизавета.

Бабушка прижала потрясенную королеву к груди, а трехлетняя Мария заревела. Леди Бернерс склонилась к малышке и стала утешать ее, держа на согнутой в локте руке хнычущую Сесилию.

– Вам нужно уходить, леди Бернерс, – сказала королева, подавляя минутную слабость и забирая у нее ребенка. – Вы им не нужны.

– Но дети, мадам, – возразила гувернантка, а Елизавета и Мария, обе в слезах, прижались к ее юбкам и заверещали:

– Не оставляйте нас!

– Это приказ, – отрезала королева. – Я не допущу, чтобы вы сидели здесь с нами взаперти, когда в этом нет нужды. С мистресс Джейкс дело другое. – Она взглянула на кормилицу. – Ее я не могу отпустить. Как только ситуация улучшится, я пошлю за вами. Тише, дети! С вами будем я и бабушка Риверс, мы позаботимся о вас, а леди Бернерс вы скоро увидите.

– Как будет угодно вашей милости, – ответила леди Бернерс, но Елизавета видела, что ей не хочется уходить. – Я найду гостиницу, а завтра пойду в Виндзор, надеюсь, мой супруг все еще остается констеблем замка.

– Да хранит вас Господь, – сказала королева. – Помолитесь за нас!

Елизавета с ужасом смотрела, как уходит ее любимая наставница. Потом она увидела монаха, который возвращался вместе со знакомой фигурой аббата Миллинга, полного джентльмена в простой черной рясе, с добрым и круглым как луна лицом под тонзурой. Девочка встречалась с ним несколько раз, когда посещала Вестминстерское аббатство.

– Ваша милость, печально видеть вас здесь, – приветствовал мать аббат, потянулся к ней и пожал ее руки. – Времена настали нелегкие, если безупречной королеве Англии приходится искать убежища вместе с преступниками.

– Отец настоятель, вы еще услышите новости, – сказала королева, склоняя голову для благословения. – В этом мире мы пожинаем то, что сеем. Я не замечала угрозы, которая смотрела мне в лицо. А теперь вместе с этими невинными малютками должна расплачиваться за это.

– Печально, когда сила владычествует над правом, – заметил аббат. – Вы не толкали Уорика и Кларенса на измену.

– Нет, но я невольно дала им основания. – Елизавета не поняла, что имеет в виду мать, а королева продолжила: – Отец настоятель, вы позволите мне записать себя в качестве женщины, нашедшей убежище в святилище? Если бы не дети, которых нужно спасать, я бы не пришла сюда.

– Мадам, – ответил аббат, – вы, конечно, можете просить убежища, и брат Томас внесет в книгу ваши имена. Но я и слышать не хочу о том, чтобы вы оставались здесь вместе с ворами и убийцами. Я настаиваю: вы все должны остановиться в Чейнигейтсе, моем собственном доме, и быть моими гостями.

– Я никогда не смогу отблагодарить вас, отец.

На глазах матери блеснули слезы облегчения. Она робко взяла за руку Марию, и они все пошли вслед за аббатом обратно в монастырь. Он провел их через западные ворота и повернул к крытым галереям. Под арочным проходом открыл дверь и стал подниматься по крутой лестнице к прекрасному дому, где пахло благовониями и воском.

– Ваша милость, вы займете три мои лучшие комнаты, – сказал аббат матери. – Постели готовы, и я пришлю к вам слуг с полотенцами и всем необходимым для вашего удобства. Если вам понадобится что-нибудь еще, скажите им.

Когда Елизавета увидела отведенные им комнаты, ей стало значительно лучше. Аббат был князем Церкви и жил соответственно. Ей и сестрам предстояло разместиться в роскошной спальне, где стояла огромная кровать под балдахином и две низкие с соломенными тюфяками, все они были застланы отбеленными простынями и бархатными покрывалами. Аббат Миллинг сказал им, что большую комнату называют Иерусалимской палатой. Там висели дорогие гобелены, и она выглядела почти так же великолепно, как парадные апартаменты в Вестминстере. Здесь будут главные покои матери. Бабушке достался аббатский зал, в котором была галерея менестрелей, он был не менее великолепен, чем другие помещения.

Елизавета осторожно легла на соломенный тюфяк, мать подоткнула простыню. Неподалеку от нее уже спала Мария, ее светлые кудряшки разметались по подушке. Королева тем временем попросила кормилицу помочь ей управиться с пуговицами, сняла платье, оставшись в одной сорочке, и забралась в большую кровать.

Кормилица выдвинула из-под нее низенькую кровать на колесиках и улеглась, прижимая к себе Сесилию.

– Матушка, что происходит? – приглушенным голосом спросила Елизавета.

– Спите, Бесси. Расскажу вам все утром. Я очень устала.

Вскоре комната наполнилась звуками ровного дыхания и сопением младенца, однако Елизавета лежала без сна и размышляла, стараясь отогнать от себя тревогу по поводу странных событий этой ночи и их значения.

Сколько себя помнила, Елизавета знала, что она важна. Ей было около пяти лет; старшая дочь блистательного короля и красавицы-королевы, девочка жила в великолепных дворцах, как принцесса из сказки. Ее назвали Елизаветой в честь матери, которая часто носила украшенную драгоценными камнями брошь, подаренную ей отцом в день рождения дочери. В обычных обстоятельствах мать оставалась для Елизаветы далекой фигурой, грациозной богиней, сидевшей на троне и иногда спускавшейся в детскую в облаке цветочного аромата, шурша волшебными дамастовыми юбками; шея у нее была как у лебедя, ее красоту подчеркивали подбритая линия волос и покрытый вуалью геннин³.

Мать была величественна и неприступна, а отец был веселым, высоким и жизнерадостным человеком с блестящими глазами и заразительным смехом, за которым скрывалась чуткая наблюдательность. Он был самым прекрасным мужчиной в мире, и все обожали его, особенно дети. Двор отца славился великолепием, при нем обретались важные лорды и леди, приезжали гости со всех концов земли. Елизавета часто чувствовала, что раздувается от гордости за своего сильного и могущественного отца. Теперь она сомневалась, вернется ли он когда-нибудь на свой трон. Увидит ли она его еще хоть раз? Где он?

Повседневным миром для Елизаветы был вовсе не роскошный отцовский двор, а детские покои во дворце Шин, где властвовала добрая пышнотелая леди Бернерс, которая без особых усилий командовала детьми и их няньками, качальщицами колыбелей и домашними слугами. Как дочь короля, личность которого была священна и который был поставлен Богом править Англией, Елизавету регулярно наставляли в хороших манерах и предупреждали об опасности греха и непослушания велениям Неба. Она всегда очень старалась быть хорошей и заработать одобрительную улыбку леди Бернерс.

Эта добрая женщина лучилась от радости, видя, как ее воспитанница опекает младших сестер, которых Елизавета обожала. Когда девочка не стояла на коленях у колыбели Сесилии, укачивая ее, они с Марией бегали по дворцу, играли в мяч или в жмурки во дворе, а иногда, стоя в эркере, наблюдали, как по Темзе проплывают лодки, и вытягивали шею, чтобы хоть краешком глаза увидеть любимую резиденцию отца – дворец Вестминстер, располагавшийся немного выше по реке.

Эмблема короля – солнце в сиянии – выделялась среди других геральдических знаков: антилоп, лебедей, сердец и львов, которые украшали парадные залы во дворце Шин.

– Ты знаешь, что однажды перед битвой отец увидел в небе три солнца? – говорила Елизавета разинувшей рот Марии. – Это было доброе знамение, и он выиграл сражение.

Ритм жизни в течение года был давно и прочно установлен так же, как безыскусная вера детей в Бога: каждый день домашний священник приходил учить девочек катехизису и объяснял им смысл написанного и нарисованного в Псалтыри. В праздничные и святые дни они делали приношения в храме во время мессы, в Великий пост постились, в Великий четверг раздавали дары беднякам, в Страстную пятницу ползли на коленях к кресту, а в Новый год получали подарки на Йолетид⁴. В Двенадцатую ночь им позволяли вместе со всеми участвовать в торжествах и праздничных застольях при дворе, особый восторг у детей вызывали озорные выходки Князя беспорядка. Вспоминая их, Елизавета закрыла глаза и помолилась Господу, чтобы Он позволил ей вернуться к прежней приятной жизни. «Отправь отца домой», – попросила она.

Поездки ко двору были для Елизаветы лучшим событием в году, однако, к их с Марией обоюдному разочарованию, обеих сестер вызывали туда только по случаю праздников или официальных визитов, когда королю было угодно показывать своих дочерей гостям. В таких случаях девочки присоединялись к свите матери и наслаждались редким счастьем – она сама учила их хорошим манерам, музыке, пению, танцам, вышиванию и всему прочему, что было необходимо для того, чтобы сделать принцесс украшением двора, как она выражалась.

Мать строго требовала от дочерей соблюдения придворного этикета: однажды Елизавета видела, как та очень долго продержала стоящей перед собой на коленях бабушку Риверс. Девочка упивалась тем, что является центром внимания при дворе и ее наряжают в миниатюрные копии роскошных платьев королевы, она уже умела ловко управляться с длинными шлейфами.

Но больше всего Елизавета любила проводить время с родителями. Ее научили выражать по отношению к ним высочайшее почтение, не только потому, что они – король с королевой и превосходят величием всех, но также и по той простой причине, что дети должны быть почтительными, слушаться и уважать своих отца и мать, оставаясь в неоплатном долгу перед ними всю жизнь. Ей следует приветствовать их реверансом, ждать, пока с нею заговорят, прежде чем обратиться к ним, и вести себя в их присутствии достойно. Хотя отец обычно отставлял в сторону формальности, поднимал дочерей на руки, кружил и целовал. Он находил время поговорить с ними об их детских проблемах и поиграть в игры. Мать же, казалось, была больше озабочена тем, чтобы они вели себя как подобает. Она не позволяла своим дамам суетиться вокруг дочерей, чтобы те не избаловались, но всегда хотела для них лучшего, что, по словам леди Бернерс, было самым важным качеством хорошей матери.

С болью в сердце вспомнила Елизавета, как вечерами при дворе, прежде чем лечь спать, они с Марией вставали на колени перед родителями и просили у них благословения, которое им всегда давали с радостью, отчего она чувствовала себя любимой и защищенной. Елизавете давно уже хотелось постоянно жить при дворе. Теперь же она сомневалась, доведется ли ей попасть туда еще хотя бы раз.

Уснуть не удавалось. Лежа в постели, девочка перебирала в уме события последних недель, которые предшествовали бегству в святилище, и вспомнила разговор слуг, случайно подслушанный, когда однажды жарким днем она играла в саду Шина.

– Уорик ненавидит королеву, и если ребенок, которого она носит, снова окажется девочкой, я не смею и думать, что тогда может случиться. – Это говорила леди Бернерс. – Королю нужен наследник. Я всегда считала глупостью с его стороны женитьбу по любви, в результате ему пришлось продвигать всех этих алчных родственников Вудвиллов. Не то чтобы королева мне не нравится – она добрая госпожа, но иногда я понимаю, почему Уорик к ней не расположен.

– Уорик все сильнее заносится, – отозвалась мистресс Джейкс. – Он, должно быть, видит в Вудвиллах угрозу своему влиянию на короля.

– Да, так и есть. Говорят, он пришел в ярость, когда из-за женитьбы на Вудвилл расстроился брачный союз короля, о котором он радел во Франции. Ему нужно контролировать все. Мой супруг слышал, как итальянский посол в Виндзоре пошутил, что в Англии два короля – Уорик и еще один, имя которого он позабыл.

– Неудивительно, что Уорик сошелся с Кларенсом. Этот негодяй недостоин доверия!

Последовала пауза, в продолжение которой Елизавета услышала, как ее воспитательница сказала что-то про маленькие кувшины⁵, и потом разговор перешел на совершенно другую тему. Девочка нахмурилась, не вполне понимая смысл разговора, хотя слова взрослых женщин встревожили ее. Уорик был ее крестным отцом. Почему он ненавидел мать? Отчего рассорился с отцом, которому сперва помог стать королем? И почему ее дядя Кларенс – негодяй?

И теперь они идут на Лондон вместе, а мать так напугана, что посреди ночи вместе с детьми убежала из дворца. Елизавета лежала в темноте в незнакомом доме и пыталась разобраться во всем этом. Ей очень хотелось бы знать, где сейчас отец и увидит ли она его еще раз.

Утром мистресс Джейкс стала образцом проворства и практичности.

– Надеюсь, вы согласитесь, мадам, что дети должны по возможности соблюдать обычный режим, – сказала она, расчесывая рыжие волосы Елизаветы; девочка стояла спокойно, уже умытая и одетая в плотно зашнурованное зеленое платье.

– Я согласна, – ответила королева, а бабушка тем временем заплетала свои отливавшие золотом локоны в косы и укладывала их высоко на голове.

– Думаю, я вполне сойду за камеристку, – заметила она, довольная результатом. – Да, детям нужна стабильность.

По просьбе матери приор Джон Истни пришел отслужить мессу в домашней часовне аббата. Елизавета не могла сосредоточиться, больше всего ей хотелось, чтобы королева выполнила свое обещание и поговорила с нею. Момент настал после службы, когда двое братьев-мирян принесли им сытный завтрак – свежий хлеб, эль, мясо и яйца. После еды мистресс Джейкс увела Марию играть в комнату бабушки, а королева откинулась на высокую спинку резного кресла и посмотрела на дочь с необычайным сочувствием:

– Доченька, некоторое время я старалась беречь вас от любых неприятностей, но вы понятливое, способное дитя и, я уверена, сможете понять, что происходит и почему мы были вынуждены искать убежища. Это долгая история.

Елизавету охватил страх. Но мать вдруг задумчиво улыбнулась:

– Ваш отец король женился на мне по любви. Вы могли слышать много глупостей на этот счет, не обращайте на них внимания. Мой первый муж, сэр Джон Грей, пал в битве за дом Ланкастеров во время войн с домом Йорков, и я осталась одна с двумя маленькими мальчиками – вашими братьями Томасом и Диконом и совсем без денег.

Елизавета не была близка со своими единоутробными братьями, которые унаследовали светлый цвет кожи и красоту матери. Они намного превосходили ее возрастом: Томасу было пятнадцать, а Дикону тринадцать лет, и, надутые от важности – они ведь жили при дворе короля, – свысока поглядывали на маленьких девочек, но она пыталась любить их ради матери.

– Йорки одержали победу, – продолжила мать. – Мнимого короля Генриха Ланкастера свергли, и ваш отец взошел на престол как истинный и законный наследник. Я находилась в отчаянной ситуации, так как никто не хотел помогать вдове сторонника Ланкастеров, поэтому, услышав, что король Эдуард охотится в лесу Уиттл неподалеку от дома бабушки в Графтоне, где я жила, я решила обратиться к нему за помощью. Подождала его у обочины дороги, держа двух своих малышей за руки.

Елизавета никогда не слышала эту историю.

– И король проехал мимо? Что он сказал?

Королева снова улыбнулась и взяла в руки маленький чепчик, который украшала вышивкой. Стежки у нее получались умелые и аккуратные, не то что у Елизаветы.

– Король обещал помочь. И влюбился в меня. Он был такой высокий, жизнерадостный и красивый, что это совершенно вскружило мне голову. И когда он попросил моей руки, я сразу согласилась. Это было неслыханно – король женится по любви. Обычно монархи вступают в брак с иностранными принцессами ради заключения полезных союзов, для достижения мира или выгодных торговых соглашений. Нам пришлось пожениться тайно, мы понимали, что знать попытается не допустить этого. Уорик хотел женить вашего отца на французской принцессе. Когда король объявил о нашем браке, Уорик пришел в ярость, так же как братья вашего отца и многие другие лорды. Поднялся ужасный переполох. Все говорили, что ваш отец унизил себя этим браком, взяв в жены ланкастерскую простолюдинку, и предпочли не вспоминать, что моя бабушка – принцесса из дома Люксембургов. Но король остался глух ко всем возражениям. Он осыпал щедротами мою семью, мои братья получили титулы, а сестры были удачно выданы замуж. Это тоже вызвало недовольный ропот. Но я все внимание направила на то, чтобы стать хорошей королевой, и меня людские пересуды не тревожили. – Она помолчала, о чем-то задумавшись. – Теперь я жалею о своей беспечности. Но ведь это король, а не я продвигал моих родственников, и это он сделал меня королевой, так что я по праву пользовалась положенным мне уважением.

Елизавета, которую взволновало все услышанное, на самом деле уловила только то, что ее родители поженились по любви, и сочла, что люди, особенно Уорик, отнеслись к матери очень несправедливо.

– Но почему они сказали, что отец унизил себя этим браком?

Королева вздохнула:

– Дитя, вы должны понять, что короли – это совершенно особые люди. Они призваны Богом управлять странами и стоят выше своих подданных. Когда короля венчают на царство, совершается его миропомазание и он становится священной особой.

– Как святые?

– В некотором роде. – Улыбка сошла с лица королевы. – Многие считают, что короли должны жениться на принцессах, чтобы дети у них были королями по рождению и чистейшей крови, – так, мол, подобает поступать тем, кто избран на царство Господом. Так что вы можете понять, почему люди не одобрили брак вашего отца со мной. А потом я родила одну за другой трех дочерей, и теперь меня критикуют за то, что я не дала Англии принца, наследника престола.

– Но у вас есть я! – пискнула Елизавета.

– Это верно, и мы с вашим отцом очень любим и вас, и ваших сестер, но правление женщины противоречит природе, так что вы не сможете наследовать своему отцу и стать королевой.

До сих пор Елизавета об этом не задумывалась, но почувствовала себя обманутой. Она – старший ребенок короля, разве это ничего не значит?

Мать покачала головой, словно прочла ее мысли:

– Королю нужен сын. Ему необходимо знать, что у него есть преемник на троне. – Она похлопала себя по животу. – Будем надеяться, что этот малыш – мальчик. Увы, он родится в таких опасных обстоятельствах… – Королева вздохнула. – Это печальная история, но я должна продолжать.

Елизавета подождала, пока мать вставит новую нить в иглу, а монахи уберут со стола остатки трапезы. Когда они ушли, королева заговорила снова:

– Возникла великая ревность и неприязнь между моей семьей и Уориком из-за того, кому быть главной силой в королевстве. Вражда стала открытой, когда ваш дед Риверс начал перечить Уорику, который не хотел, чтобы ваша тетя Маргарита вышла замуж за герцога Бургундского. Уорик тогда питал жгучую ненависть к Бургундии и настаивал на союзе с ее врагом Францией. Но мои родные убедили короля одобрить этот брак, и он состоялся. Вы еще слишком юны и не помните, какие пышные торжества устроили по этому поводу.

Елизавета не помнила, как не помнила и тетю Маргариту, сестру отца.

– На этом терпение Уорика иссякло. И он вошел в союз с вашим дядей Кларенсом. – (Елизавете не нравился ее светловолосый дядюшка Джордж, более бледная и менее очаровательная копия отца. В редких случаях, когда она с ним встречалась, он пребывал в мрачной задумчивости или отпускал неожиданные и странные шутки, которые часто звучали зло. Она предпочитала своего самого молодого дядю Ричарда, герцога Глостера, который был тихим, но всегда добрым и обращался с нею как с любимой кузиной, а не племянницей.) – Дядя Кларенс завидует вашему отцу. – Мать презрительно скривилась. – Он сам хочет быть королем и ухватился за новую возможность устроить заговор против своего брата и повелителя. Он глупец. Ваш отец был более чем щедр к нему, но это для него ничего не значит! – Королева щелкнула пальцами. – Вы помните старшую дочь Уорика?

Изабель Невилл. Елизавета видела ее при дворе вместе с сестрой Анной – худенькие милые девушки, которые вечно о чем-то шептались друг с дружкой.

– У Уорика нет сына, – снова заговорила мать. – Когда он умрет, его дочери станут самыми знатными наследницами в Англии, и ваши дяди не раз хотели жениться на них. Король всегда отказывал им, так как не хочет, чтобы Уорик стал слишком могущественным. Но в прошлом году Уорик все равно выдал Изабель за Кларенса, и их силы против короля увеличились. Ваш отец долго отсутствовал при дворе, помните? – (Елизавета покачала головой.) – Вы были слишком малы, чтобы знать правду, поэтому мы сказали вам, что он уехал на охоту, но на самом деле его держали в тюрьме. Кларенс вознамерился захватить трон, и они с Уориком распространили гнусную ложь, будто король не сын своего отца и не имеет права носить корону. Это, разумеется, неправда.

Мать замолчала, и Елизавета с ужасом увидела слезы у нее на глазах. У ее матери, которая никогда не плакала!

– Это было еще не самое худшее. Уорик стал причиной смерти вашего деда, лорда Риверса, и моего брата Джона. – Королева промокнула глаза платком.

Глаза Елизаветы расширились от испуга. Она видела мать и бабушку плачущими, когда те сообщили ей о смерти деда и дяди. Но что имела в виду мать, говоря «стал причиной смерти»?

– Он убил их, – сказала мать.

– Как?

– Вам лучше не знать, – ответила королева. – Потом арестовали бабушку Риверс и обвинили ее в колдовстве. Говорили, мол, она использовала заклинания, чтобы король женился на мне, а также желая навредить Уорику.

Бабушка, милая бабушка – ведьма? Елизавета не могла поверить в такое. Это было для нее слишком.

Мать отложила вышивание.

– Все это неправда. Просто они изо всех сил старались уничтожить меня и мою семью. К счастью, у бабушки были друзья, которые обратились с жалобой в Королевский совет, и обвинения с нее сняли. А потом король заставил Уорика отпустить его и с триумфом вернулся в Лондон. Тогда-то он и объявил о вашей помолвке с племянником Уорика Джорджем Невиллом.

1.Эпиталама – торжественное стихотворение, поэма или песнь в честь новобрачных. – Здесь и далее примеч. перев.

2.Мистресс – вежливое обращение к женщине или указание на особу женского пола при упоминании о ней.

3.Геннин – конусообразный женский головной убор.

4.Йолетид, или Йоль, – языческий праздник зимнего солнцестояния у народов Северной Европы; после принятия христианства слился с Рождеством.

5.То есть произнесла английскую пословицу «У маленьких кувшинов большие уши», означающую: «Дети любят слушать то, что им не полагается».