Kitobni o'qish: «Шанталь, или Корона против 2», sahifa 4

– Шанти, бездна тебе побери, – меня грубо встряхнули за плечи, – твое упрямство только все осложняет, и, если понадобится, я заверну тебя в ковер и протащу через полстраны на плече, поняла!

Куда уж понятнее, но ковер – не повод сокращать мое имя.

– Для вас – дарьета Шанталь. И могу одолжить парик, чтобы сделать бороду.

Наемник скривился, представив то же, что и я: засаленный халат, длинную бороду и намотанные на голову тряпки. Ковры к нам в империю попадали через пустыню с юга, и купцы оттуда отличались экстравагантностью в одежде, а еще культом экономии воды. Мылись они крайне редко, но качество привозимых ими ковров заставляло мириться покупателей с запашком от продавцов.

– Шанталь, поверьте, ковер еще более неприличный способ перемещения для незамужней дарьеты, чем путешествие в парике.

Надо же, запомнил мои слова.

– Я верю, вы достаточно разумны, чтобы это оценить. Сейчас у нас нет времени на разговоры, надо покинуть гостиницу. Вам помочь с одеждой?

Я представила его руки на своей спине и торопливо развернула свертки. Фридгерс приобрел юбку и блузку. Разумно.

– Нет, благодарю, справлюсь сама.

– У вас полчаса на сборы. Пообедаете в дороге, я попрошу запаковать еду нам с собой, раз вы решили объявить голодовку.

И вышел, не забыв закрыть дверь на ключ. Так то, Шанти. Жалость – попытка добиться откровенности, а ковер – припугнуть. Не стоит питать иллюзий и видеть заботу там, где ее нет. Теплый шарф с плащом – гарантия того, что я снова не простужусь. Шерстяные чулки и удобные сапожки – по той же причине. Фридгерс – профессионал, вот и парик подобрал максимально не похожий на мой родной цвет волос.

Я подошла к зеркалу. На меня смотрела девица со светлыми волосами, с детства знакомым лицом, одетая скромно, но добротно, и меня посетило странное чувство, точно я смотрю на кого-то чужого.

Шанти, а ведь ты больше не золото ВанКовенберхов. Волосы отрастут, но смогу ли я остаться собой? Не потеряюсь ли между побегами, тюрьмами и убийствами?

– Дарьета, мы вас ждем, – в дверь просунулась бандитского вида рожа, я вздрогнула, отвела взгляд от зеркала, подхватила плащ и вышла из комнаты.

До ближайшей станции мы добрались в дорожной карете, влекомой по тракту четверкой лошадей. Попутчиков было трое: служительница богини и пожилая семейная пара. Монахиня дремала, а вот дэра проявила к нам живейший интерес. Разглядывая нас с теплой улыбкой, она расспрашивала о свадьбе и путешествии к родственникам.

Я с радостью отдала разговор на откуп Фридгерсу. Забавно было узнать, что мне на год больше, чем на самом деле. Что я единственная дочь, у меня золотой характер и самая красивая внешность на всем белом свете.

На мою беду фантазия у наемника оказалась богатой – ему бы романы писать. Под конец путешествия мне хотелось одного: заткнуть болтливый рот «мужа» его же шейным платком.

На особо трогательных моментах: «А потом я встал на колено и протянул кольцо», мою руку подносили к губам и нежно целовали. Я кривилась – исключительно про себя – сдерживала желание вытереть мокрую кожу об юбку и улыбалась так, что скулы сводило.

Второй наемник, представившейся Крейгом, одобрительно кивал на мою улыбку, точно лично ему сдавала экзамен на притворство. Надо ли говорить, что из кареты я не вышла – выпорхнула с горящими от смущения и злости щеками.

– Ты! – ткнула пальцем в грудь наемника, когда мы оказались в отдалении от зрителей.

Брови Фридгерса взлетели вверх, а на губах заиграла столь самодовольная улыбка, что я закрутила головой в поисках чего-то увесистого и подходящего для вразумления. Как назло, мусорная урна стояла в десяти шагах. Пришлось вразумлять словесно, отбросив воспитание и вежливость.

– Еще раз устроишь подобное, и я предпочту ковер твоему обществу, понял?

Брови взлетели еще выше, а улыбка стала шире.

– Мы уже делим один ковер на двоих, колючка. Если тебя найдут, мне достанется пуля или веревка на суку ближайшего дерева. Таких, как я, кончают без суда и следствия. Впрочем, – он скомкал улыбку и окинул тяжелым взглядом, – меня убьют быстро, а вот что ждет тебя…

Я сглотнула, поежилась – солнечный день вдруг показался холодным, а ветер, пробравшийся под плащ, ледяным.

– Меня ждет жених, – вскинула подбородок.

– Где?

Этот сын бездны еще и оглянулся, заставив меня сжать кулаки и мысленно пожелать ему сдохнуть.

– Неужели?! – он притворно охнул, махнув рукой в сторону проходящего мимо нас почтенного вида дэра, чей объемный живот не мог скрыть даже просторный плащ. – Представишь?

Крейг уже не потешался, а откровенно ржал, что, к моему удивлению, нисколько не смягчало его зверской физиономии. Я с трудом оторвала взгляд от перекошенного лица: одна сторона навечно застыла из-за шрама, а вторая растягивалась в ухмылке.

– Катитесь в бездну, – искренне пожелала обоим и, резко повернувшись, зашагала в сторону вокзала.

Мужчины догнали меня через три шага. Пристроились, точно сторожевые псы, по сторонам. Фридгерс пробовал подхватить под локоть, но я не дала.

Поезд к южным окраинами империи отправлялся через три часа, и, все еще недовольную меня, пригласили на обед. Ну, как пригласили. Ухватили за руку и молча потащили куда-то. Вбитое с детство воспитание не позволило устраивать публичный скандал, а потому я тоже молча, но с крайне невоспитанными мыслями, следовала за наемником. Оказалось, в таверну.

Глава шестая

– Дорогая, вы нам не поможете?

В лавку нижнего белья вошли старушки, того приятного вида, когда в одежде превалируют спокойные тона, на руках кружевные, в тон, перчатки, седина скрыта модными шляпка, а в поблекших с возрастом глазах все еще горит юношеский задор. Над их головами показалось лицо Крейга. Мужчина в одно мгновение отыскал меня взглядом и убрался обратно на улицу, торчать около витрины. И ведь лично проверял, что в лавке нет запасного выхода, чем напугал владелицу до побледневшего лица и заикания в голосе. Она, бедная, решила, что ее грабить пришли. Нет, всего лишь побаловать необходимыми обновками меня.

– Конечно, дэры, к вашим услугам, – вяло улыбнулась продавщица, нервно поправила прядь волос и кинула тоскливый взгляд на деревянный шкафчик, стоящий в углу, явно мечтая добраться до его содержимого и успокоить нервы, когда мы уберемся прочь.

Старушки, судя по внешней схожести – сестры, увлеченно зарылись в разложенные на прилавки панталоны.

– Марьяра, смотри какие, – одна из сестер потрясла парой. Короткие, по моде, панталоны были нежного голубого цвета, а их тонкое кружево оставляло мало места для мужской фантазии. – Мне бы такие, когда мой сокол был жив, – сообщила, зардевшись.

– А сейчас они тебе зачем? Демонов в бездне соблазнять? – фыркнула Марьяра, безжалостно отбирая голубую нежность и отправляя ее обратно в стопку. – Вот эти посмотри, – она расправила белую из грубой ткани пару необъятных, на мой взгляд, размеров.

– Они мне большие, – мотнула головой старушка и упрямо потянулась за первым выбором.

– Глупая, – припечатала Марьяра, – а натягивать на тебя их как будут? Смотри, – тонкий шелк затрещал под грубым нажимом, – резинка тугая, ткань не тянется. Ты о чем думаешь, старая?

– Сама старая, – обиделась сестра, – может, я и там, – она подняла глаза к небу, – красивой хочу быть.

Вторая сестра тоже воздела очи к небу, но совсем с другим выражением на лице.

– Дура ты, Катрель, кому сверкать голубыми трусами собралась? Ты еще туфли на каблуках купи, чтобы демоны от хохота передохли.

– Ничего ты не понимаешь, – поджала губы Катрель, потом тяжело и смиренно вздохнула: – Ладно, давай свои паруса. В них еще пяток меня поместится, но ты права. Главное – легко наденутся. Но тапочки с помпонами я все же куплю, поняла?!

– Хорошо, – махнула рукой Марьяра, – будут тебе помпоны, – и обратилась ко мне: – Дэра, вы уже выбрали?

Я кивнула и отдала стопку белья для расчета. Старушки пристроились сбоку. Некоторое время все молчали. Продавщица шевелила губами, складывая, старушки оценивали мои покупки. Первой не выдержала Катрель.

– Простите, дорогая, но по какой причине вы столь рано решили собрать вещи последнего пути?

Я вздернула брови и взглянула на свой выбор под другим углом зрения. Женщина за прилавком тоже замерла, держа в руках пару непритязательных панталон старого фасона, длиной по колено, из грубой, серого оттенка ткани.

– Вы же замужем, – старушка кивнула на кольцо, – почему себя хороните?

Почему – почему? Потому, что замужество – ложь, как и вся моя теперешняя жизнь. Я – государственная преступница, разыскиваемая за тройное убийство не только псами императора, но и магами, а «муж» пытается вывезти из страны, чтобы продать неизвестному покупателю.

И кому, спрашивается, демонстрировать голубые панталоны? Наемникам, магам или солдатам? Разве что от отчаянья… Хотя нет, от отчаянья тоже не стоит. Такими вещами опасно дразнить мужчин.

Но, главное, что-то мне подсказывает: кое-кто обязательно сунет любопытный нос в покупки.

– Вы юны и прекрасны. Поверьте моему опыту, в вашем возрасте надо заботиться о продолжении жизни, а не об ее окончании.

Мой опыт подсказывал – смерть подкрадывается внезапно, и ей совершенно все равно, что на тебе надето.

– Смотрите, какая прелесть.

Мне протянули черное кружево коротких панталон, следом в тон им – сорочку.

Мои пальцы, не удержавшись, заскользили по дорогой материи. В моем гардеробе, помнится, был такой комплект. Чуть более закрытый, более подходящий для юной девушки, но такой соблазнительно черный…

Воспоминание о доме тоской сжало сердце. Хочу к маме. Я согласна без возражений знакомиться со всеми, предложенными мамой, молодыми людьми. Не капризничать за столом. Не грубить тете Натулле. Улыбаться дяде Крильгу. Не ссориться с сестрами. Я готова быть самой послушной и примерной дочерью, только бы вернуться обратно.

– Слышала, от красного мужчины сходят с ума. Обязательно попробуйте.

Мне чуть ли не насильно впихнули в руки нечто красное и тонкое на ощупь. Вот интересно, сбежать от сведенного с ума Фридгерса возможно? Рискнуть?

От раздавшегося за спиной:

– Любимая, ты скоро? Нам пора.

Я вздрогнула, как и продавщица. В четыре руки мы принялись торопливо заворачивать купленные мною панталоны и нижние рубашки в бумагу.

– Будете платить? – владелица лавки кивнула на все еще зажатую в ладони красную ткань.

Судя по любопытным взглядам старушек и неодобрительно поджатым губам, наемник все же нарушил священное правило и вошел в лавку. Я представила, как выложенная на прилавок вещь оказывается под его взглядом.

– Да, – прошептала одними губами.

– Добавлю верх, – с ничего не выражающим лицом так же одними губами проговорила эта святая женщина. Наклонилась, просунула под бумажным свертком красный верх. Поддержала, давая возможность незаметно убрать комплект в карман плаща, и только после объявила сумму покупок. Фридгерс, без возражений, оплатил, сдачу оставив на чай.

Уходя, я оглянулась, чтобы поймать три крайне одобрительных взгляда и голубое кружево, мелькнувшее в руках Катрель. Кажется, сегодня кто-то его купит.

Вагон мерно раскачивался под стук колес. Мимо проносилась зеленая стена леса, ярко освещенная солнцем. Пахло чаем с лимоном, а еще той сложной смесью запахов людей, механизмов, еды, которую можно назвать одним словом: дорога.

Я и Фридгерс расположились в вагоне второго класса, Крейг удалился в соседний общий вагон.

Переполненный вокзал, в котором волнами качалась людская толпа, вызвал у меня острое чувство одиночества. Мне до боли в сжатых ладонях хотелось попросить кого-нибудь о помощи. Например, вон того представительного мужчину в мундире служащего железной дороги. Густые седые усы делали его похожим на доброго персонажа из сказки. Я не знала этого, но чувствовала – не откажет, если брошусь к нему с криками о помощи.

Сначала вызовет охрану, арестует Фридгерса, сочувственно выслушает мой рассказ, щедро орошенный слезами, поделится носовым платком, а потом за мной придут. Неважно кто, главное – они будут работать на корону. Сколько дней понадобится, чтобы увидеть стены столичного каземата?

Даже если ко мне прислушаются и первым делом поставят в известность отца, я уверена – за домом следят. Псам императора не составит труда опередить и забрать меня первыми.

– Не стоит, – с убийственным спокойствием проговорил Фридгерс, до синяков сжимая мой локоть, – ты же не хочешь, чтобы я кого-нибудь убил из-за тебя?

От его голоса, а главное, от уверенности, с какой это было произнесено, внутри все сжалось и заледенело.

– А сможешь? – тихо спросила, все еще отказываясь верить, что милый Фридгерс, угостивший обедом во фраканской таверне, мне приснился. Ну не могла же я так ошибиться, чтобы среди белого дня разделить трапезу с настоящим головорезом?!

Фридгерс вежливо раскланялся с пожилой парой, отодвигая с их пути замешкавшуюся меня, и, заметив, что женщина с беспокойством оглянулась, улыбнулся:

– Простите, моя жена ждет ребенка. От духоты ей дурно.

Женщина одарила меня полным сочувствия взглядом.

– Ох, милая, берегите себя. Дорога – это так утомительно. Обязательно выпьете чай с лимоном. Вам полегчает.

Фридгерс снова поклонился:

– Благодарю за совет, я прослежу, чтобы она его выпила.

От вежливости наемника мне на самом деле стало дурно, а очередная порция лжи вызвала волну ярости. Брат, новобрачная, теперь беременная. Он кем угодно меня назовет лишь бы достичь цели. Репутация? Нет, это слово ему не знакомо, как и сочувствие, и доброта.

Та женщина ошиблась. Мне не чай с лимоном нужен, а револьвер. Хватило бы и одного патрона. В эту сволочь я не промахнусь.

– Значит, мы и ребенка уже ждем? – спросила, сама удивляясь количеству яда в голосе.

– Наши отношения развиваются столь стремительно, дорогая.

От горячего шепота, опалившего нежную кожу шеи, бросило в жар. Со стороны мы, наверное, смотрелись красивой парой. Муж, нежно, почти трепетно придерживающий за талию молодую жену. А что волком на окружающих смотрит, так ясное дело – ревнивый.

– Бездна, я бы предпочел, чтобы ты оказалась глупой и послушной или чтобы влюбилась в меня.

Я фыркнула, намекая на очевидную глупость.

– Но я ошибся, хотя… – рука, лежащая на талии, вдруг на мгновенье крепко вжала меня в мужское тело, а Фридгерс выругался на носильщика, уронившего к нам под ноги чемодан.

Что там «хотя» я не услышала, как и ответ на вопрос про убийства. Проверять же на практике желания не было. От одной мысли, что из-за меня могут пострадать невинные люди, внутри разливался холод, а в горле вставал комок.

– Ты серьезно? – вздернула бровь. По купе разнесся аромат крепкого чай с лимоном.

– Если ты еще не заметила, я всегда серьезно выполняю свои обязанности, как и обещания, – Фридгерс бросил в чашку два кусочка рафинада, помешал и пододвинул ко мне, – к тому же ты бледная. Чай тебе не помешает.

– Мы не помешаем? – в наше купе вошли трое. Два парня и девушка. Форменная одежда, фуражки, перевязанная бечевкой стопка книг и портфели. Студенты.

– Конечно, нет, – Фридгерс вернул себе маску заботливого мужа. Подозреваю, на его улыбку у меня скоро начнет кривить лицо и дергаться глаз, – мы с женой как раз собирались пить чай. Составите компанию?

Точно, уже дергается. И на жену, и на улыбку. Еще немного, и я не смогу выйти замуж. Никогда. Потому как не смогу забыть эту фальшивую семейную жизнь.

– Дорогая, чай остывает.

Бездна! Нужен револьвер. Хотя еще немного, и у меня хватит сил, чтобы зарезать эту сволочь столовым ножом.

– Какая вы красивая пара! – искренне восхитилась девушка, представившаяся Далаей.

Очень «красивая» пара. Наемник и преступница. И чем только я это заслужила?

Мою руку снова присвоили, пришлось срочно придумывать повод: «Дорогой, ты не закажешь еще чай?», чтобы вернуть руку себе.

Последние дни сплошь отравлены ненавистью. Сначала я боялась и ненавидела жениха, потом череп, затем в эту компанию ненадолго затесались маги, хозяин борделя и два недостойных молодых человека, похитивших меня с улицы. Теперь моя ненависть целиком и полностью сосредоточена на одном человеке, который с унизительной настойчивостью снова завладел моей рукой, поглаживая пальцем тыльную часть ладони.

Воздух купе показался горячим. Мне срочно надо было выйти, чтобы не наделать глупостей. Пять минут одиночества, как глоток свободы.

Фридгерс, слава небесам, не стал задавать неприличных вопросов. Позволил выйти, увязавшись следом. Мы шли по вагону, мимо открытых дверей купе, мимо разговаривающих, спящих или смеющихся людей.

– Простите, – я посторонилась, пропуская низенького человека в дорожном костюме качественного пошива. Фридгерс напрягся, проследил, как пассажир скрывается за дверью соседнего вагона, и легонько подтолкнул меня:

– Пошли.

Мужчина закрыл за собой дверь в вагон первого класса, перевел дух. Быстрым шагом дошел до третьего по счету купе, постучал и тут же вошел. Леон вскинул на него вопросительный взгляд.

– Да, вы правы. Они сели в этот поезд. Едут в соседнем вагоне. Я не стану спрашивать, как вы об этом узнали.

– Они? – прищурился дэршан.

– Мужчина. Военный или служил. Опасен. С ним ваша невеста. Внешне с ней все в порядке. Хотя было непросто узнать ее в парике. И, – он замялся, – вам это не понравится, но я должен сказать. У вашей невесты на руке чужое обручальное кольцо.

Отец нынешнего императора пожелал открыть двери высших заведений не только для знати, но и для простых граждан. Для обучения все еще надо было заплатить приличную сумму денег, но в обществе царило новое веяние – поддержка гениев из народа. Кто-то потом отрабатывал стоимость учебы «благодетелю», кто-то вносил своей славой имя мецената в анналы истории. И с каждым годом меценатов становилось все больше, учреждались гранты, создавались фонды, а стены университетов наводнялись студентами из народа.

Судя по скромной одежде, перед нами сидели трое таких счастливчиков, едущих на практику в какой-то провинциальный городок.

– Мы будем учить детей в местной школе, – гордо поведала Далая – высокая, худая как щепка девица, с длинным лицом, тонкими волосами и большими, красивыми глазами.

Я отвела взгляд, скрывая зависть. Они будут учить детей, а я неизвестно доживу ли до следующей недели. А если и выживу, чем будет наполнена моя жизнь? Жизнью мужа, приемами, сплетнями высшего света? Выходами в свет и попытками затмить других дарьет? Выбором платья и прогулками по магазинам?

Впервые я задумалась над тем, зачем живу. Чтобы улыбаться и танцевать? Чтобы выполнять прихоти мужа? Хорошо, если боги дадут детей, а если нет?

«Мы будем учить детей». Я представила, как вхожу в класс, где на меня с парт смотрят десятки пар любопытных глаз, как дети ловят каждое мое слово, и я открываю для них новый мир. Титул «дарьета» уже не казался идеалом жизни.

– Значит, вы тоже считаете, что власть не должна быть сосредоточена в руках одного человека? – осведомился у «мужа» Аргус. Третий студент, представившийся Вальгерием, большей частью молчал, кивая в особо значимых моментах спора.

Ох уж эти «дорожные знакомства»… Минимум этикета, обращение по именам и желание выплеснуть свою жизнь на случайных людей. Наш разговор очень быстро свернул в сторону политики.

Я всегда считала, высшее образование – благо. Оно помогает нашей стране оставаться великой. Подбрасывает топливо двигателю прогресса. И просто украшает общество умными, образованными людьми, но оказалось, ум – не всегда хорошо. Порой его излишек приводит к опасным заключениям.

– Если этот человек избран из народа, – делая вид, что задумался, проговорил Фридгерс, – но и тогда велик шанс, что избранник решит задержаться у власти, превратившись в нового императора.

Мы не просто обсуждали императора, мы обсуждали совершенно крамольные вещи: власть без его величества. И пусть у меня были личные причины не любить Тадеуса-Эрам-Шари – сложно любить того, кто приказал тебя арестовать – но даже я понимала: власти нужна сильная рука. Если отрубить у тела голову, ноги не будут знать, куда идти, руки – что делать. Как бы ни был плох его величество, на нем держится все. Убери – и страна посыплется по бревнышку.

Наемник был лишен верноподданнических чувств. Совершенно аморальный тип. Так что студенты нашли в его лице полное понимание своих идей.

Я сидела, краснея от смущения, вынужденная слушать этот бред, потому как мой единственный вопрос:

– А вы считаете, ваш человек из народа будет знать, как управлять государством?

Вызвал бурю негодования со всех сторон.

Мне доказывали, что управлять страной можно научиться на ходу. И если человек умен и талантлив, если у него хорошая команда советников, если есть минимальный опыт управления, то ничего сложного нет. Главное, чтобы человек целиком и полностью отдавал себя стране, чтобы любил и заботился исключительно о благе народа.

Этакая утопическая идеальная личность. Мне страшно стало за детей, которых они собирались учить.

Вот кого надо арестовывать. Вот кто несет вред государству, а не такие заблудшие души, как мой отец. Если бы могла – сама арестовала, но о чем мечтать, когда в первую очередь арестуют меня. И будем мы сидеть в соседних камерах… Быстро же невзгоды способствуют развитию терпения. Поэтому я сидела молча, внутренне кипя от негодования.

– Собирайся, скоро выходим.

Я удивленно вскинула брови. Никто не удосуживался держать меня в курсе планов, и это несколько нервировало.

– Мы пересаживаемся на ночной «Острец».

– Рады были знакомству.

Я едва заметно фыркнула. Наемник и студенты-вольнодумцы – самая подходящая друг другу компания. Жаль, молодые люди не в курсе истинного лица моего «мужа». Не думаю, что их теплое чувство «взаимопонимания» останется прежним, узнай они, кто он на самом деле.

– Ночной? – спросила тихо, когда студенты вышли в коридор.

– Да, дорогая. Нас ждет одно купе на двоих. Не считаешь, это – прекрасная возможность ближе узнать друг друга.

Я прикусила губу, искренне надеясь, что слова – очередная провокация, которые, как я заметила, обожает делать наемник.

– Желаешь узнать, как сильно я могу расцарапать твое лицо? Или пристрелить, пока ты будешь спать?

Фридгерс прищурился, прошелся по мне оценивающим взглядом.

– Знаешь, мое задание еще никогда не было таким, – он понизил голос, наклонился, едва касаясь губами щеки. Я с трудом заставила себя не отстраниться, – приятным.

Его палец очертил линию моего подбородка, я все же дернулась и искренне пожелала:

– Сожри тебя бездна!

Фридгерс ответил искренним смехом.

– Ты так не похожа на дарьету, что я начинаю сомневаться, ту ли девушку похитил?

Колеса застучали сильнее, вагон тряхнуло.

– Подъезжаем. Отложим наш разговор, милая, до вечера.

А мне очень хотелось, чтобы Фридгерс до этого вечера не дожил.