Kitobni o'qish: «Навеселе. Как люди хотели устроить пьянку, а построили цивилизацию», sahifa 4

Генетическая загадка: Мы обезьяны, запрограммированные стремиться к кайфу

Многие животные могут опьянеть случайно. Для многих из них – от плодовых мушек до птиц и от обезьян до летучих мышей – алкоголь привлекателен, но и очень вреден⁷⁹. Например, по семейному преданию, ручной лемур, которым незаконно владели мои родственники, жившие в итальянской Болонье, пристрастился к медицинскому спирту – в доме акушерки его было много. Однажды несчастное создание залезло в мешок с пропитанными спиртом ватными тампонами, ужасно опьянело и разбилось насмерть, упав с балкона верхнего этажа. Немало подобных историй и о хмельных птицах, которые ломают шею, врезавшись в окно, или просто могут задремать на газонах, где шныряют кошки. Но самые драматичные, пожалуй, это рассказы о пьяных слонах, которые беснуются и бегут, не разбирая дороги, топчут и разрушают все на своем пути.

Бывает, и людей постигает участь лемура из Болоньи. Число пьяных Homo sapiens, разбившихся насмерть, безусловно, не равно нулю. Важно, однако, понимать, что мы, в отличие от других животных, вовсе не обречены по чистой случайности совершать налеты на проспиртованные тампоны. Концентрированные дозы алкоголя существуют благодаря нам⁸⁰. Тем не менее, насколько мне известно, болонских акушерок не одолевает соблазн упиться медицинским спиртом. Они, как и все их близкие, постоянно находятся в окружении фактически неограниченного количества спиртного, самого разнообразного и в той или иной мере вкусного. Если учесть его доступность, можно лишь удивляться, как мало одурманенных людей гибнет, падая с балконов болонских домов. Притом что тамошние вина вкусны и достаточно крепки, я уж не говорю о превосходной граппе, во дворах домов по всей провинции Болонья вы вовсе не увидите громоздящихся трупов тех, кто упал и разбился. Насколько мне известно, несчастный лемур – единственный погибший вследствие пьяного падения болонец, во всяком случае в том жилом массиве. Представьте себе мир, населенный миллиардами лемуров или слонов с противостоящими большими пальцами (как на руках у человека), огромным головным мозгом, технологиями и неисчерпаемым запасом крепких спиртных напитков: в нем царил бы хаос и шла непрерывная бойня невообразимых масштабов. Разве мы живем в таком мире?

Отчасти это объясняется тем, что линия человекообразных обезьян, которую мы представляем, оказалась генетически приспособленной к переработке спиртного и быстрому его выведению из организма. Алкогольдегидрогеназы (ADH) – ферменты, вырабатываемые многими животными, особенно питающимися преимущественно фруктами, – это класс энзимов, участвующих в обработке молекулы этанола. Малая группа приматов, включающая людей, обладает сверхмощной разновидностью ADH – ADH4. Для животных, у которых вырабатывается этот энзим, он служит первой линией защиты от алкоголя, быстро расщепляя этанол на химические составляющие, которые легко усваиваются или выводятся из организма. Согласно одной теории, эта разновидность энзима стала решающим эволюционным преимуществом африканского предка современных человекообразных обезьян (горилл, шимпанзе и людей). Эта древняя обезьяна, возможно в ответ на конкуренцию со стороны нечеловекообразных обезьян, перешла от жизни на деревьях к поиску пропитания на земле. Благодаря ADH4 она смогла использовать новый ценный источник пищи – опавшие перезрелые плоды⁸¹. Это ставит под сомнение любую, слишком все упрощающую версию теории захвата как объяснение употребления одурманивающих средств.

Эволюционный антрополог Эд Хаген и его коллеги⁸² доказали, что и в отношении рекреационных наркотиков растительного происхождения, таких как каннабис или галлюциногены, теория захвата по меньшей мере звучит не так убедительно, поскольку люди биологически адаптированы к их употреблению. Рассмотрим, например, каннабис. Тетрагидроканнабинол (ТГК), ингредиент каннабиса, дающий кайф, представляет собой горький нейротоксин, выделяемый растениями для того, чтобы их не съели. Все растительные наркотики, включая кофеин, никотин и кокаин, являются горькими по этой же причине. Жгучий вкус – сигнал травоядным: держись от меня подальше, если ты меня съешь, у тебя начнется жжение в желудке или поедет крыша, а может случиться и то и другое. Большинство травоядных это считывают и обходят подобные растения стороной. Однако некоторые, самые упрямые или те, кого особенно тянет к коке, вырабатывают контрмеры. У них развивается способность продуцировать энзимы, обезвреживающие токсины. Важно, что люди, оказывается, унаследовали от древних млекопитающих эти механизмы защиты от растительных токсинов, из чего следует, что наркотики, получаемые из растительного сырья, в частности алкоголь, – не эволюционно новое наше проклятие, а давний знакомый⁸³.

Иначе говоря, мы – животные, созданные искать кайфа. Этот факт снижает достоверность теорий захвата, поскольку из него следует, что алкоголь и другие опьяняющие вещества – давний элемент адаптивной среды, в которой мы эволюционировали, а не внезапная угроза, возникшая в последнее время. Это, однако, не отметает теории эволюционного пережитка. Пусть мы биологически приспособлены перерабатывать относительно низкие концентрации спирта, присутствующие в гнилых фруктах, или нейтрализовать токсины, содержащиеся в листьях коки, мы все равно оказываемся беззащитными, когда вследствие развития сельского хозяйства, появления крупных обществ, технологий и торговли в нашем распоряжении оказываются крепкие пиво, вино и дистиллированный спирт или такие искушения, как очищенный кокаин и сорта марихуаны с повышенным содержанием ТГК. Древние скифы, эти наводящие ужас воины, превратились бы в пускающих слюни идиотов, имей они доступ к «Гавайской дымке» или «Бубба куш», которые я могу купить в магазине каннабиса возле собственного дома. Теории пережитка допускают, что у нас может быть древняя адаптация к токсическим веществам, такая же, как у некоторых других биологических видов, но предполагают, что изменения, которые случились с Homo sapiens за последние 9000 лет и которые стремительно перенесли нас из малой группы охотников-собирателей в урбанистические центры глобализованного мира, произошли слишком быстро, чтобы генетическая эволюция за ними поспела.

Это смелое допущение. Принято считать, что генетическая эволюция работает очень медленно, вырабатывая адаптации лишь в масштабах сотен тысяч или миллионов лет. Поскольку люди живут в крупных обществах всего лишь 8000–10 000 лет, из этого вроде бы следует, что мы остались генетически неизменными с тех пор, как бродили охотниками-собирателями по равнинам Африки эпохи плейстоцена. Согласно другому всеобщему убеждению, с появлением крупномасштабных обществ и изобретением сельского хозяйства люди избавились от необходимости ежедневной борьбы за выживание, следовательно, освободились от давления генетической эволюции.

Оба этих убеждения ошибочны. Например, представители скотоводческих культур в какой-то момент на протяжении последних 8000 лет генетически приспособились к употреблению молока во взрослом возрасте. На Тибетском нагорье, находящемся на высоте в среднем 4500 м над уровнем моря, условия для жизни чрезвычайно суровы. Однако приблизительно в период 12 000–8000 лет назад у его обитателей стали формироваться генетические адаптации, защищающие от вредного воздействия низкого уровня кислорода. Аналогично рыбаки Юго-Восточной Азии, которые добывают пищу, ныряя в океан, за последние пару тысяч лет приобрели способность надолго задерживать дыхание⁸⁴. Таким образом, с появления сельского хозяйства прошло достаточно времени, чтобы у нас выработался адаптивный механизм против злоупотребления алкоголем. Если бы теории, рассматривающие употребление людьми одурманивающих веществ как эволюционный пережиток, были верны, генетическая эволюция уже что-то бы предприняла, лишь бы избавить нас от желания напиваться. Логично было бы также предположить, что любая человеческая популяция, выработавшая защиту против этого «врага в устах», стала бы очень успешной и ее гены быстро распространились бы в любой регион мира, где доступны мощные психотропные вещества.

Разумеется, генетическая эволюция иногда бывает на удивление бестолковой, о чем свидетельствует существование таких способов ее обойти, как мастурбация и фастфуд. Кроме того, от многих проблем генетическая эволюция попросту не в силах нас избавить. Рассмотрим человеческий позвоночник. Его строение для прямоходящего двуногого организма ужасно, поэтому очень многие люди испытывают проблемы с поясницей. Но дело в том, что эволюция не могла себе позволить такую роскошь, как проектировать нас с нуля. Она обречена была выжимать максимум возможного из того, чем располагала, – телесной схемы, сконструированной для того, чтобы лазать по деревьям и жить в кронах. Постепенно природа модифицировала эту схему, пока организм не обрел способность к прямохождению⁸⁵. Естественный отбор не умеет заглядывать за угол и обозревать пространства за пределами адаптивных долин, он часто буксует в колеях эволюционных путей, изначально выбранных по причинам, давно утратившим актуальность. Теоретически, таким образом, возможно, что наша страсть к спиртному – аналог больной поясницы, прискорбный пример ситуации, когда генетическая эволюция настолько ограничена прежними решениями, что фактически беспомощна что-либо изменить. Эволюционные биологи называют это явление «зависимость от пути». Важно и то, что отбор не может работать с несуществующей мутацией. Однако биологическое лечение от нашей страсти к дурману возможно, но на рулетке генетических мутаций пока не выпал соответствующий сектор. Тогда бы речь шла только о проблеме доступности.

Что касается по крайней мере нашей тяги к алкоголю, то «эффект колеи», как и проблему доступности, можно уверенно отбросить. Дело в том, что идеальное решение этой предполагаемой ошибки эволюции – лекарство от этого паразита человеческого разума – уже существует в генофонде человечества, причем очень давно.

Мы упоминали энзим ADH, создающий в организме первую линию защиты от таких ядов, как спирт. ADH отщепляет от молекулы этанола (С₂Н₆О) два атома водорода, отсюда название – алкогольдегидрогеназа. Остается молекула ацетальдегида (С₂Н₄О), также весьма токсичного вещества и, безусловно, совершенно нежелательного для организма. Здесь вступает в дело второй энзим печени, альдегиддегидрогеназа (ALDH). В ходе процесса окисления (добавления атома кислорода, отнятого у оказавшейся поблизости молекулы воды) он превращает ацетальдегид в уксусную кислоту, значительно менее опасное химическое соединение, которое затем легко превратить в воду и углекислый газ и вывести из организма (рис. 1.2).

Рис. 1.2. Преобразование этанола в ацетальдегид, а затем в уксусную кислоту энзимами ADH и ALDH

Ситуация становится скверной, когда второй этап запаздывает. Если ADH благополучно преобразует спирт в ацетальдегид, а ALDH не спешит приниматься за дело, ацетальдегид начинает накапливаться в организме. Это плохо. Организм сигнализирует о своем недовольстве и панике покраснением лица, сыпью, тошнотой, учащенным сердцебиением и затрудненным дыханием. Вот что он нам сообщает: чем бы ты ни занимался, немедленно прекрати. Худший сценарий реализуется, если ADH прекрасно отработал, создав огромное количество ацетальдегида, а ALDH совершенно не справился со своей задачей, поскольку допустил накопление токсичного вещества и его начало носить по всему организму, как незадачливого персонажа Чарли Чаплина на конвейере. Как это ни удивительно, гены, кодирующие эти два энзима, не имеют непосредственной связи друг с другом, а причудливое сочетание – сверхэффективный ADH и невероятно ленивый ALDH – все же наблюдается в некоторых человеческих популяциях. Наиболее характерно оно для народов Восточной Азии, поэтому состояние, возникающее у носителей этой генетической комбинации, иногда называют синдромом азиатского румянца. Похоже, оно также присуще жителям некоторых регионов Ближнего Востока и Европы.

Организм не глуп. Симптомы, вызываемые избытком ацетальдегида, настолько неприятны, что люди, испытывающие их, прислушиваются к сигналам и быстро учатся не вливать в себя много спиртного. В действительности реакция покраснения лица делает употребление спиртного таким отталкивающим, что лекарство, вызывающее ее у генотипических индивидов, используется для лечения алкоголизма⁸⁶. Носители гена, кодирующего энзимы этой разновидности, а также и функционально антагонистических мутаций, присутствующих в группах неазиатского населения, фактически избавлены от страсти к спиртному. Они могут выпивать умеренно, получая все преимущества такого разумного потребления алкоголя – уничтожение микробов, получение минералов и витаминов, а также калорий, если их недостаточно. Однако, поскольку при большом объеме выпитого резкое появление неприятных симптомов гарантировано, эти люди знают: они защищены от крайностей пьянства и алкоголизма, пока не перегружают свои неэффективные ALDH-энзимы большим количеством спирта. Они могут, образно говоря, съесть свой торт, получить от этого удовольствие и не упасть в него лицом. Превосходное решение проблемы захвата или эволюционного пережитка! Это равносильно тому, как если бы у нас имелся ген, делающий порнографию непривлекательной при сохранении тяги к сексу с целью продолжения рода или придающий пирожному вкус угля, а брокколи – нежнейшей амброзии. Какой сильный был бы ход со стороны генетики!

Это чудодейственное средство от проблемы с алкоголем присутствует в человеческом генофонде давно, появившись в Восточной Азии 7000–10 000 лет назад. Что любопытно, распределение этого признака словно бы следует за возникновением и распространением сельского хозяйства, основанного на рисоводстве. Возможно, это свидетельство реакции на внезапную доступность рисового вина⁸⁷, но некоторые теории утверждают, что его изначальной адаптивной задачей была защита от грибкового отравления⁸⁸. Охотники-собиратели ели дикорастущие овощи и фрукты, мясо диких животных и почти не заботились о хранении продуктов. Однако если вы начинаете выращивать рис, то имеете много зерна, которое, если запасать его на будущее в условиях влажности, быстро поражается грибком. Высокая концентрация ацетальдегида в организме, хотя и доставляет неприятные ощущения, очень эффективно уничтожает грибковые инфекции. Таким образом, появление реакции покраснения могло искупаться тем, что умеренно пьющие люди, хотя и страдали от таких болезней, могли безопасно употреблять в пищу запасенный впрок рис. Другие ученые отмечают, что неэффективная разновидность ALDH, возможно, защищает от туберкулеза и могла пройти отбор вследствие возросшего риска развития этого заболевания после того, как возникновение сельского хозяйства позволило людям жить большими группами с высокой плотностью населения⁸⁹. Что бы ни было целью – фунгицид или лекарство от туберкулеза, если бы повышенный ацетальдегид мог защищать еще и от алкоголизма, это стало бы приятным побочным эффектом.

И каким прекрасным побочным эффектом! Если бы потребление алкоголя было всего лишь контрпродуктивной случайностью в нашей эволюционной истории, то гены «азиатского румянца» должны были бы со скоростью лесного пожара распространиться повсюду, где избыточное винопитие представляло потенциальную проблему. Иными словами, практически по всему цивилизованному миру. С учетом того, насколько стремительно другие недавние генетические адаптации, например переносимость лактозы или способность полноценно жить на больших высотах, захватывали регионы, где они полезны, каждый человек, способный прочесть эту книгу, краснел бы после одной-двух рюмок⁹⁰.

Но этого явно не произошло. Гены, вызывающие такую реакцию, остаются ограничены относительно небольшой областью Восточной Азии и даже там не универсальны. Разновидность, независимо сформировавшаяся на Ближнем Востоке и в Европе, также имеет незначительное присутствие в популяции. Если генетическая эволюция решает серьезную проблему, то не стесняется поделиться решением. Тот факт, что на чудодейственное «лекарство» от нашей тяги к опьянению нашлось относительно мало желающих, – серьезное возражение против любой теории эволюционной ошибки.

Необъяснимая загадка: Почему повсюду в мире провалились запреты

В 921 г. исламский ученый Ахмад ибн Фадлан отправился по приказу багдадского халифа с дипломатической и религиозной миссией к волжским булгарам. Этот народ, недавно принявший ислам, жил на берегах Волги на территории современной России. Очевидно, халиф чувствовал, что понимание булгарами новой веры не мешало бы несколько скорректировать.

В пути послы встретили группу викингов, поразивших ибн Фадлана ростом и физическими данными, но и ужаснувших отвратительными привычками, оргиастическими погребальными церемониями и пьянством без меры. «Они напиваются медовухой до бесчувствия днем и ночью, – пишет он. – Часто случается, что кто-то из них так и умирает с чашей в руках»⁹¹.

Для викингов алкоголь был весьма важен. Имя их верховного бога – Один – означает «находящийся в экстазе» или «упившийся», и о нем говорилось, что он питается исключительно вином. Марк Форсайт отмечает это обстоятельство особым образом. У многих культур имелось божество, связанное со спиртным или опьянением. Это позволяло отвести алкоголю определенную роль в обществе. Но у викингов верховный бог и бог алкоголя совпадали. «Дело в том, что спиртному и опьянению не нужно было искать себе место внутри общества викингов, они и составляли само общество викингов. Алкоголь был властью, алкоголь был семьей, алкоголь был мудростью, алкоголь был поэзией, алкоголь был военной службой и алкоголь был судьбой»⁹².

Подобная культурная стратегия имела и обратную сторону. Рядом со средневековыми викингами участники современных студенческих братств показались бы бабушками, гоняющими чаи. Как отмечает Айан Гейтли, запойное пьянство играло настолько важную роль в культуре викингов, что «ошеломляющее число их героев и королей умерли от несчастных случаев, вызванных спиртным»⁹³: они тонули в громадных чанах с элем, их умерщвляли бунтовщики, когда те валялись в пьяной отключке. Вечно пьяные вооруженные до зубов воины представляли угрозу для всех окружающих. Величайшая хвала в адрес легендарного героя викингов/англосаксов Беовульфа звучала так: «Он никогда не убивал своих друзей, когда был пьян». Как отмечает Форсайт: «Это было, очевидно, достижением – чем-то настолько из ряда вон выходящим, что об этом говорилось в поэме»⁹⁴. Вдобавок к роковым и кровавым последствиям обществу викингов приходилось сталкиваться с колоссальными материальными затратами на производство спиртного и дальнейшим ущербом от него для здоровья, таким как рак и разрушение печени.

Громадный ущерб от алкоголя, связанный с затратами на его производство, потерей здоровья, социальными беспорядками, всерьез занимал умы всевозможных лидеров антиалкогольных кампаний, появлявшихся на протяжении человеческой истории. В Китае литература сторонников запрета спиртного восходит по меньшей мере ко II тыс. до н. э. В стихотворении из «Канона стихов»⁹, озаглавленном «Когда гости только рассаживаются за столом», звучат сетования, знакомые каждому, кто устраивал вечеринку, которая слишком затянулась:

Званые гости к циновкам подходят сперва,

Справа и слева по чину расселись едва…

Пьяный бывает такой – нехороший на вид;

Трезвый, напротив, – он пьяного часто стыдит¹⁰.

Далее автор обращается к последним правителям династии Шан, заслужившим дурную славу беспробудным пьянством: «Пусть небеса не позволят вам предаваться вину / И следовать путем, противным добродетели»⁹⁵. По мнению специалистов по традиционной китайской историографии, именно злоупотребление спиртным и чрезмерное увлечение женщинами привели к падению династии. Возможно, именно их поведение заставило представителя династии царства Западное Чжоу (1046–771 гг. до н. э.), пришедшей на смену Шан, произнести речь «Против винопития», в которой он сетовал на алкоголизм предшественников, сексуальную невоздержанность и пренебрежение религиозными ритуалами. Вместо аромата благовоний и достойных подношений предкам в последние годы царства Шан небес достигали исключительно «людские жалобы и отвратительный спиртной дух пьяных чиновников»⁹⁶. Небеса были недовольны и призвали народ Чжоу сокрушить династию Шан.

С тех самых пор Китай был озабочен проблемой алкоголя⁹⁷. В своих мифах китайцы приписывали запретительные меры первым царям-мудрецам. Утверждалось, что легендарный Юй, предполагаемый основатель династии Ся (традиционная датировка 2205–1766 гг. до н. э.), попробовал вина, насладился его вкусом, после чего изгнал женщину, приготовившую для него напиток, – и правильно сделал. Вино необходимо запретить, заявил он, поскольку, согласно легенде, оно «однажды уничтожит царство человека»⁹⁸. В Китае были предприняты, вероятно, самые первые попытки установления сухого закона как государственной политики. В речи «Против винопития» сделан следующий шаг после изгнания виноделов: в ней утверждается, что любой, кого застанут за употреблением вина, будет казнен. Происхождение этого документа неясно, но у нас имеются свидетельства подобных заявлений в виде надписей на бронзовых изделиях, однозначно датируемых началом периода Чжоу⁹⁹, а последующие правители Китая непрерывным потоком издавали политические эдикты против спиртного¹⁰⁰.

В Древней Греции понимание общественной полезности умеренного употребления вина сочеталось с презрением к пьяницам и серьезными предостережениями об опасностях, которые таит в себе злоупотребление алкоголем. Один из драматургов того времени вкладывает совет о достоинствах умеренности и трезвости в уста самого бога вина Диониса:

Всего лишь три чаши я предлагаю разумным людям: одну для здоровья, вторую для любви и удовольствия и третью для сна; когда же они выпиты, мудрые гости расходятся по домам. Четвертая чаша уже не моя, она принадлежит гордыне; пятая – громким крикам; шестая – кутежу; седьмая – помрачению сознания; восьмая – воинственным призывам; девятая – желчности; десятая же – безумию и людям, крушащим все вокруг¹⁰¹.

Позднее на Западе христиане разных конфессий вели долгую войну с пьянством, иногда подводя под него общее понятие «чревоугодие», один из семи смертных грехов. Сегодня мы воспринимаем чревоугодие как переедание, что, безусловно, включает неспособность ограничиться одной-двумя свиными отбивными. Однако излишние возлияния не только охватывались традиционно обличительными речами против порока, но и часто были их главной темой. «Список возможных последствий чревоугодия, – отмечает одна исследовательница руководств по покаянию XV в., – включал болтливость, неуместную веселость, утрату здравомыслия, азартные игры, нечестивые мысли и дурные слова». «Непохожи эти грехи на последствия переедания», – с иронией пишет она¹⁰². Более близкий нам по времени борец со злоупотреблением алкоголя Уильям Бут, основатель Армии спасения, заявлял: «Проблемы с выпивкой – корень всех зол. Девять десятых нашей нищеты, запустения, прегрешений и преступлений проистекают из этого ядовитого корня. Многие из наших общественных зол, омрачающих землю, словно целый лес гибельного анчара, отступили бы и исчезли, если бы не поливались без конца крепкими напитками»¹⁰³. Хотя сегодня мы, к счастью, представления не имеем об опасностях анчара, дерева, произрастающего в Юго-Восточной Азии, которое считается настолько ядовитым, что один лишь его запах может убить, суть ясна – пить вредно.

Издержки опьянения очевидны, и неудивительно, что многие политики считают полную трезвость залогом успеха развития страны. Например, чешский мыслитель начала XX столетия, лидер борьбы за независимость и первый президент Чехословакии Томаш Масарик видел в отказе от спиртного ключевое условие освобождения чешского народа. Обращаясь к своим соотечественникам, печально известным своим сильным пристрастием к спиртному, он заявлял: «Нация, пьющая больше, безусловно проиграет той, которая более воздержанна. Будущее каждой нации, особенно малой, зависит от того… бросит ли она пить»¹⁰⁴.

Любой, кто бывал в этой части света, подтвердит, что чехи не бросили пить. Более того, они сохранили за собой рекорд: в расчете на душу населения продолжают пить пива больше, чем любой другой народ, и постоянно попадают в списки мировых лидеров по показателю совокупного потребления алкоголя на человека¹⁰⁵. Тем не менее Чешская Республика, несмотря на краткий период подчинения столь же пьющему СССР, до сих пор не исчезла с карты мира. Запрет спиртного не укоренился и в Китае. Те самые гробницы периода Чжоу, где находятся бронзовые треноги с надписями, грозящими смертью каждому за питье алкоголя, под завязку забиты искусно сделанными дорогими сосудами для вина, и ни одна попытка ограничить потребление спиртного не была успешной. И китайская нация прошла с тех пор довольно длинный путь. Проспиртованные викинги, презрительно описанные трезвенником ибн Фадланом как грязные пьяницы, также являлись невероятно успешной культурной группой. Они господствовали над огромными территориями Европы, наводя страх на местное население, открыли и колонизировали Исландию и Гренландию и в конце концов стали прародителями существенной части жителей современной Северной Европы. Непохоже, чтобы терпимое отношение к употреблению спиртного как-то препятствовало успеху культурных групп.

Это еще более странно, чем тот факт, что ген «азиатского румянца» не смог распространиться по всему миру. Как ясно понимал Томаш Масарик, нация, вечерами напролет вливающая в себя жидкие нейротоксины, изготовленные ценой огромных затрат и в ущерб производству полноценных продуктов питания, должна находиться в крайне невыгодном положении по сравнению с теми культурными группами, которые полностью отказались от одурманивающих веществ.

Такие группы существуют, причем уже довольно давно. Пожалуй, самым ярким примером является исламский мир, породивший ибн Фадлана. Причем на заре ислама спиртное не было запрещено, но, согласно одному из хадисов, преданий, запрет появился вследствие одного ужина, за которым сотрапезники Мухаммеда слишком опьянели и не смогли должным образом произнести свои молитвы. Как бы то ни было, к концу эпохи пророка, в 632 г., в исламском законе утвердился полный запрет спиртного. Нельзя отрицать, что в эволюционном состязании культур ислам чрезвычайно успешен. Зародившись среди скотоводческих племен Аравийского полуострова, он стал одной из главных мировых религий, господствуя на огромных территориях Евразийского континента, а также Южной и Юго-Восточной Азии. Тем не менее ислам по-прежнему вынужден сосуществовать с такими терпимыми к спиртному учениями, как христианство и конфуцианство (не говоря уже о викингах), хотя, согласно теориям захвата и эволюционного пережитка, мусульмане должны были бы обладать решающим преимуществом в эволюционной борьбе культур.

Еще более серьезный удар по любой теории, считающей употребление психотропных веществ дезадаптивным, наносит тот факт, что в реальности ситуация в исламском мире намного сложнее, чем описывается в теологии. Начать с того, что, согласно распространенному толкованию, запрет хамра, или опьяняющих веществ, распространяется только на спиртные напитки или даже лишь на спирт, полученный методом брожения из винограда или фиников, и не затрагивает все остальные одурманивающие субстанции. Наиболее заметным среди этих альтернатив является каннабис, обычно в виде гашиша. Особой любовью он пользовался у последователей отчасти еретического направления суфизма, но и широкие слои мусульман относились к гашишу терпимо¹⁰⁶. Более того, несмотря на теологический запрет, между исламскими культурами традиционно наблюдались существенные различия в строгости соблюдения сухого закона. В большинстве исламских культур потребление алкоголя дозволялось в домашнем уединении, особенно среди элиты, а в некоторых местах в определенные периоды он играл важную роль и в общественной жизни. Один из историков писал: «На протяжении всей истории мусульманские правители и их придворные пили спиртное, часто в огромных количествах и иногда на глазах у всех; примеры нарушения рядовыми мусульманами установленного религией запрета на спиртное слишком многочисленны, чтобы их перечислять… Запрещение исламом алкоголя было постепенным, тяжело идущим процессом, и табу оказывалось довольно относительным, хотя имело вроде бы абсолютный характер: всегда предлагались способы обойти закон и оставался шанс получить отпущение этого греха»¹⁰⁷. Кстати, исламский мир подарил нам и слово «алкоголь» (от арабского al-kohl), и первые описания процесса дистилляции спирта, а также величайшие примеры поэзии о вине. Прославленный Хафиз Ширази, творивший в XIV столетии, даже заявлял, что пить вино – это и означает быть человеком: «Вино течет в моих венах как кровь. / Учись быть беспутным, быть мягкосердечным – Это намного лучше, / Чем быть зверем, не желающим пить вино и не способным стать человеком»¹⁰⁸. Если бы запрет алкоголя действовал тогда, как в наши дни – самые популярные мобильные приложения, следовало бы ожидать, что его применяли бы более последовательно.

Другая культура трезвости, заслуживающая упоминания, – это Церковь Иисуса Христа Святых последних дней, представители которой более известны как мормоны. Подобно Мухаммеду, основатель мормонизма Джозеф Смит слегка запоздал со своими запретительными мерами. «Книга мормона» придерживается общехристианского понимания вина как священной субстанции и описывает опьянение, по крайней мере легкое, как истинную радость, одобренную Господом. Мормоны на ранних этапах развития своей церкви свободно употребляли вино во время религиозных собраний и даже сочетали разгоряченные спиртным пиры и танцы непосредственно в храме. Лишь после полученного Джозефом Смитом в 1833 г. откровения – «Слова мудрости» – мормонам было объявлено, что Бог не хочет, чтобы они пили спиртное и напитки с кофеином или курили табак. Потребление алкоголя затем постепенно запретили; полная трезвость стала официальной доктриной только в 1951 г.¹⁰⁹ Справедливости ради стоит сказать, что современная мормонская церковь с впечатляющим пылом соблюдает этот запрет.

Таким образом, представляется, что мормоны – это группа, серьезно относящаяся к исключению обманывающих мозг химических веществ из нашей жизни, что должно было бы дать ей огромное преимущество по сравнению с другими группами. Действительно, мормонская вера весьма успешна. Хотя в последние годы темпы роста числа последователей церкви несколько замедлились, они продолжают опережать общемировой прирост населения, чего нельзя сказать о большинстве религий.