Kitobni o'qish: «Керфол», sahifa 2
– Ну и ладно! – воскликнул я и пошел через двор к колодцу.
Когда я приблизился, собаки разделились и разбежались по разным углам двора. Я осмотрел урны на колодце, попробовал пару запертых дверей и оглядел фасад снизу до верху; затем повернулся к часовне. Когда я обернулся, то увидел, что все собаки исчезли, кроме старого пойнтера, который все еще наблюдал за мной из окна. Избавиться от этого облака свидетелей было скорее облегчением, и я начал оглядываться в поисках пути к задней части дома.
– Может быть, в саду кто-нибудь есть, – подумал я. Я нашел способ перебраться через ров, перелез через стену, заросшую ежевикой, и попал в сад. Несколько тощих гортензий и гераней чахли на клумбах, и древний дом равнодушно взирал на них сверху вниз. Его садовая сторона была более простой и суровой, чем другая: длинный гранитный фасад с несколькими окнами и крутой крышей походил на крепость-тюрьму. Я обошел дальнее крыло, поднялся по нескольким разрозненным ступеням и вошел в глубокие сумерки узкого и невероятно старого боксового перехода. Дорожка была достаточно широкой, чтобы по ней мог проскользнуть один человек, и ветви сходились над головой. Это было похоже на призрак пешеходной дорожки, ее блестящая зелень переходила в тенистую серость проспектов. Я шел все дальше и дальше, ветви били меня по лицу и с сухим треском отскакивали назад, и, наконец, я вышел на поросшую травой вершину Сент-де-Ронд. Я прошел по ней к надвратной башне, глядя вниз на двор, который был прямо подо мной. В поле зрения не было ни одного человеческого существа, как и собак. Я нашел лестничный пролет в толще стены и спустился по нему, и когда я снова вышел во двор, там стоял круг собак, золотисто-коричневая немного впереди остальных, черная борзая дрожала сзади.
– О, черт возьми, вы, неугомонные твари! – воскликнул я, и мой голос поразил меня внезапным эхом. Собаки стояли неподвижно, наблюдая за мной. К этому времени я уже знал, что они не попытаются помешать моему приближению к дому, и это знание позволило мне свободно осмотреть их. У меня было ощущение, что они, должно быть, ужасно напуганы, раз так молчаливы и инертны. И все же они не выглядели голодными или подвергшимися жестокому обращению. Их шерсть была гладкой, и они не были худыми, за исключением дрожащей борзой. Это было больше похоже на то, как если бы они долгое время жили с людьми, которые никогда не разговаривали с ними и не смотрели на них: как будто тишина этого места постепенно притупила их занятые любознательные натуры. И эта странная пассивность, эта почти человеческая вялость казалась мне печальнее, чем страдания голодных и избитых животных. Мне хотелось бы разбудить их на минутку, уговорить поиграть или порезвиться, но чем дольше я смотрел в их неподвижные и усталые глаза, тем нелепее становилась эта идея. Когда окна этого дома смотрели на нас сверху вниз, как я мог вообразить такое? Собаки знали лучше: они знали, что дом потерпит, а что нет. Мне даже показалось, что они знали, что происходит у меня в голове, и жалели меня за мое легкомыслие. Но даже это чувство, вероятно, достигло их сквозь густой туман апатии. У меня была идея, что их отдаленность от меня была ничем по сравнению с моей отдаленностью от них. Впечатление, которое они производили, было таким, словно у них было общее воспоминание, настолько глубокое и темное, что ничто из того, что произошло с тех пор, не стоило ни рычания, ни виляния.
– Послушайте, – внезапно вырвалось у меня, обращаясь к тупому кругу, – вы знаете, как вы выглядите, все вы? Вы выглядите так, как будто увидели привидение – вот как вы выглядите! Интересно, есть ли здесь призрак, или никого, кроме вас, не осталось, чтобы он появился? – Собаки продолжали смотреть на меня, не двигаясь....
Было темно, когда я увидел автомобильные фары Ланривейна на перекрестке дорог – и мне было совсем не жаль их увидеть. У меня было ощущение, что я сбежал из самого одинокого места во всем мире, и мне не нравилось одиночество – до такой степени – так сильно, как я себе представлял. Мой друг привез на ночь из Кемпера своего поверенного, и, сидя рядом с толстым и приветливым незнакомцем, я не испытывал никакого желания говорить о Керфоле....
Но в тот вечер, когда Ланривейн и адвокат закрылись в кабинете, мадам де Ланривейн начала расспрашивать меня в гостиной.
– Ну что, ты собираешься купить Керфол? – спросила она, поднимая свой веселый подбородок от вышивки.
– Я еще не решил. Дело в том, что я не смог попасть в дом, – сказал я, как будто просто отложил свое решение и собирался вернуться, чтобы еще раз взглянуть.
– Ты не смог попасть внутрь? Почему, что случилось? Семья безумно хочет продать это место, и у старого сторожа есть приказ…
– Очень вероятно. Но старого сторожа там не было.
– Какая жалость! Должно быть, он пошел на рынок. Но его дочь?..
– Вокруг никого не было. По крайней мере, я никого не видел.
– Как необычно! Буквально никого?
– Никого кроме множества собак – целой стаи, которые, казалось, были там одни.
Мадам де Ланривейн опустила вышивку на колено и сложила на ней руки. Несколько минут она задумчиво смотрела на меня.
– Стая собак, ты их видел?
– Видел их? Я больше ничего не видел!
– Сколько их? – Она немного понизила голос. – Я всегда задавалась вопросом…
Я посмотрел на нее с удивлением: я предполагал, что это место ей знакомо.
– Ты никогда не была в Керфоле? – спросил я.
– О, да, часто. Но никогда в тот день.
– В какой день?
– Я совсем забыла и Эрве тоже, я уверенна. Если бы мы помнили, мы никогда не послали бы тебя сегодня, но, в конце концов, никто и наполовину не верит в такие вещи, не так ли?
– Что это за штука? – спросил я, невольно понижая свой голос до уровня ее. Про себя я думал, – я знал, что там что-то было....
Мадам де Ланривейн откашлялась и ободряюще улыбнулась.
– Разве Эрве не рассказывал тебе историю Керфола? Его предок был замешан в этом. Ты знаешь, что в каждом бретонском доме есть своя история о привидениях, и некоторые из них довольно неприятны.
– Да, но эти собаки?
– Ну, эти собаки – призраки Керфола. По крайней мере, крестьяне говорят, что есть один день в году, когда там появляется много собак; и в этот день сторож и его дочь отправляются в Морле и напиваются. Женщины в Бретани ужасно пьют. – Она наклонилась, чтобы подобрать шелк, затем подняла свое очаровательное пытливое парижское личико. – Ты действительно видел много собак? В Керфоле их нет, – сказала она.
