Kitobni o'qish: «Горькие кабачки», sahifa 3

– Что с тобой, Тиша? Вида на тебе нету ни разу.

Молчит Тихон Лукич, лишь сглатывает надрывно, тычет в соседа сковородкой. Глянул Касьян Демидыч под крышку, а там греча, разжаренная на сливочном масле. Греча, как греча: выглядит притягательно, пахнет аппетитно.

– Попробуй! – наконец, выдавил из себя подавленный Тихон.

Касьян Демидыч, хоть человек и гордый, но не настолько, чтобы от соседского угощения отказываться, пусть даже и от позавчерашней гречки. Подцепил знатную горочку заботливо вытертой об рукав вилочкой. Отправил в рот. Набросился на праздного, ничего не подозревающего подполковника в отставке изощрённый букетик из пятидесяти оттенков одного и того же вкуса: горше горького.

Выплюнул, а во рту всё одно: шипит пена, смесь хины со стеблями одуванчиков. А может и с крысиным ядом. Жизненный опыт по горьким веществам у Касьяна Демидыча был весьма скуден, активно предпочитал он горькому солёное и маринованное. Вот и сейчас: приложился пенсионер к баночке с огурчиками к самогончику, да хлебнул основательную дозу рассола. Прополоскал рот. Помогло слабо. Можно сказать, и вовсе не помогло.

– Сам ешь свою гречу. Я не отраваядный.

Тут на свою беду заглянул на летнюю кухню любопытный чёрный кот Апперкот. На самом деле никто не знал, как его зовут, хоть и носил он зелёный ошейник от клещей, как любой добропорядочный домашний зверь. Про кота было известно только, что гуляет он сам по себе, а является вроде бы с верхних участков. Оттого и был прозван подкованной молодёжью Upper котом.

Тихон Лукич насыпал перед бродягой кучку ароматной гречки. Благодарный кот Апперкот присел смиренно полакомиться подачкой, отведал пару зёрнышек и громко вымяукался кошачьим матом.

– Выходит, взаправду, – пробормотал Тихон, – а вовсе не наваждение на мою сумасбродную голову.

– Причём тут наваждение? – встал на сторону обиженного кота обиженный Касьян Демидыч. – Шельмец ты, Тиша, никудышный из тебя повар. Обыкновенную гречку, и ту загубил.

Ничего не ответил пристыженный Тихон Лукич. Уж больно нелепой приключилась история с этой гречкой. Подумаешь, позавчерашняя, ну и что с того? Сколько раз он и недельную гречку находил в холодильнике. Разжаривал на сковородочке, да с лучком. И ничего! Да и если бы прокисла эта злополучная гречка – оно ж понятно, логично, не обидно. А тут – чем горло не полощи, горечь не выветривается изо рта, как будто не слюни вырабатываются в нём, а синильная кислота какая-нибудь. Вот и Касьяну рассольчик очевидно не помог: отплёвывается, места себе не находит, рожа злая.

– А если вовсе не в грече дело, – аккуратно прощупал почву Тихон Лукич, – это ты ж мою сковородку мыл!

– Не, ну какой ловкач! – тут уж Касьян Демидович Гурчик и взаправду обиделся. – Я ему сковороду до блеска отмыл, а он мне свои намёки грязные намекает.

Набычили лбы друг на друга пенсионеры. Затаили злобу. Тихон Лукич подозревал отставного подполковника, что тот ему в шутку сковородку микстурой какой обмазал. А Касьян Демидыч искренне не мог взять в толк, причём тут он, и не собирался смиренно попускать соседу агрессию.

В тот самый момент в дверях летней кухни нарисовалась Кларочка Карловна Кораллова собственной персоной. На голове пучок, поверх пучка косынка. В руках глубокая тарелка с котлетками.

Обрадовались было мужчины, что сердобольная Кларочка явилась их покормить. Взглянули на даму благодарно, а та сама не своя: челюсть перекошенная, губы облизывает, отплёвывается.

– Я не знаю, что там про сегодня звёзды наболтали, но, хотите верьте, хотите нет, я впервые в жизни пожарила горькие котлетки.

Переглянулись пенсионеры. Пожевали губами горечь неубиваемую, ничем изо рта невыполаскиваемую. Поставили рядышком сковородочку с гречей и тарелочку с котлетками и уставились на них, в попытках распознать то ли здравый смысл случившегося, то ли нездоровую бессмыслицу, от которой, надо признаться, и до дурки один ленивый тычок.

Не забыли и наверх посмотреть: а вдруг и в самом деле Бог есть? Следит оттуда за безбожными похождениями невоцерковленных детей минувшей эпохи научно-технического прогресса, когда храмы воспринимались исключительно архитектурными достопримечательностями. Может пыльцу какую послал Всевышний, словно кару небесную? Жнут детки несмышлёные по всей волости кто горькие пельмешки, кто горькие пирожки, а кому и горький омлет ниспослан за грехи коллективные.

Первой заёрзала заслуженный работник школьного воспитания. Не входило в её планы сошествие с ума неизвестно куда. Ведь только-только человек на пенсию вышел! Вся жизнь, можно сказать – впереди! Вечно молодой, ядрёный и задорный дух требовал успокоиться и вдумчиво разобраться.

– Зачем человеку сто миллиардов нейронов и квадриллион синаптических связей? – вспомнилась Кларе Карловне одна из коронных заумных фразочек, которыми она достукивалась до сознания лодырей и двоечников.

В этот раз она достучалась до мозжечка Касьяна Демидыча:

– Ну! Шо мы сидим понурые, як в ночь перед грабежом?

Затем до левого полушария Тихона Лукича:

– Давайте проанализируем, что может быть общего у гречки с котлетами?

– То, что они съедобные! – мгновенно сообразил гордый отставной офицер.

– В своеобычном состоянии, – напомнила ему Кларочка, покачав головой.

– Эдак мы ни к чему не придём, – пристыдил коллег по дедуктивному цеху Тихон Лукич, – предстоит найти неочевидную связь.

Будучи человеком среднеобразованным, зато широких практических взглядов, обладающий юркой природной смекалкой и поглотивший тонны библиотечных книг, Тихон Лукич Бесполезняк попытался заглянуть в самый корень произошедшего казуса, словно в головоломку на странице журнала «Наука и жизнь».

– Сковородку помыл Касьян прежде, чем я гречу разжарил.

– Опять ты за своё! – вознегодовал подполковник в отставке.

– Мясорубку мою тоже! – всплеснула руками Кларочка.

– Вы меня в чём-то подозреваете? – насупился Касьян Демидыч, не ожидавший ножа в спину от дамы сердца.

Отчётливо мерещилось Тихону Лукичу, что витал искомый корень проблемы у него аккурат перед глазами. Да только никак не удавалось пенсионеру навести на него фокус, так как тот перемещался синхронно со слепым пятном. Пришлось действовать на ощупь.

– Касьян мне друг, но истина дороже! – перефразировал Тихон Лукич Сократа и решительно направился к мойдодыру.