Kitobni o'qish: «Цветы в темноте. Практики, которые помогут исцелиться от травмы и найти опору в себе»

Shrift:

Научный редактор Ольга Турухина

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

В тексте неоднократно упоминаются названия социальных сетей, принадлежащих Meta Platforms Inc., признанной экстремистской организацией на территории РФ.

© 2021 by Plum Village Community of Engaged Buddhism, Inc. All rights reserved. No part of this book may be reproduced by any means, electronic or mechanical, or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Plum Village Community of Engaged Buddhism, Inc., formerly known as Unified Buddhist Church, Inc

* * *

Моему дорогому учителю, мастеру дзен Тит Нат Хану. Ваше руководство, любовь и доверие сделали возможными мое исцеление и эту книгу
Моему редактору Хисаи с благодарностью за веру и преданность

Те из нас, кто стал жертвой сексуального насилия, получили урок о том, что грязь и лотос существуют во взаимобытии. Грязь можно превратить в лотос. Ничто не постоянно; все меняется.
Тит Нат Хан, во время учения по Дхарме в Сливовой Деревне, Франция, 16 июня 2009 года

Предисловие

Взгляни, любовь моя, взгляни
на бесчисленные цветы и листья.
Взгляни, любовь моя, взгляни на себя,
Все это твои чудесные проявления.
Весна приходит из сердца зимы¹.

Вдохновение написать эту книгу пришло ко мне в конце ретрита, который я вела в Атланте, штат Джорджия, в 2017 году. В тот вечер организаторы пригласили меня и моих сестер по монастырю в сад за церковью полюбоваться на цветение примулы. Признаюсь, эта перспектива не вызывала у меня энтузиазма, поскольку я очень устала после долгого дня на ретрите. Однако из благодарности к принимавшим нас хозяевам я все же пошла.

В восемь часов мы, около десяти человек, собрались в церковном саду вокруг длинных стеблей высокого стройного растения, покрытого увядшими, засыхающими желтыми цветами. Одна из моих подруг начала выдергивать эти старые цветы, чтобы нам лучше были видны новые, на появление которых указывали плотно скрученные, похожие на шипы бутоны. Я вежливо, тихо и терпеливо стояла – казалось, это продолжается бесконечно долго. Начало темнеть. На первый взгляд, ничего не происходило. Внезапно, хотя ветра не было, все растение перед нами начало вибрировать и дрожать. Какое чудо: один из бутонов распахнулся, раскрывая лепестки один за другим, а затем все вместе, прямо перед моими глазами. Весь процесс продолжался не дольше вдоха!

У меня невольно открылся рот, а по щекам заструились слезы. Я, как поэтически настроенная любительница литературы, и раньше часто говорила о том, что растения «взрываются цветами»; я пела об этом песни, писала стихи, говорила в учениях Дхармы, пользуясь этой метафорой, чтобы подчеркнуть свои мысли. И все же в тот момент, в тот день перед кустом примулы я вдруг будто пробудилась и поняла, что никогда прежде сама не видела, как распускается цветок! Созерцание того, как распахиваются в темноте эти нежные желтые цветы, породило во мне осознание, что исцеление от травмы – восстановление после болезненных переживаний, чтобы дальше цвести и расти, – это одновременно простой и чудесный процесс, который должен происходить естественно, если выполняется достаточное количество необходимых условий.

На протяжении тридцати лет жизни я воспринимала себя как жертву, изолированную в своем страдании. Теперь история моего детства и остальной жизни известна: я написала книгу воспоминаний и часто рассказываю о себе во время публичных выступлений; в этой книге я тоже кое-что повторю. Менее известно, какие шаги я предпринимала с того момента, как нашла убежище и стала монахиней в буддийском монастыре, чтобы исцелиться от своего прошлого, связанного с сексуальным насилием в детстве. После того как в 2000 году я получила посвящение в монахини, благодаря моему дорогому учителю мастеру дзен Тит Нат Хану я познакомилась с учением, которое оказало мне неоценимую помощь в процессе исцеления: с учением о «внутреннем ребенке» в нас. «Тхай» (ласковое вьетнамское обращение к учителю), как называют его ученики, говорит:

В каждом из нас живет маленький страдающий ребенок. У каждого из нас в детстве были сложные периоды, и многие из нас пережили травму. Чтобы защитить и уберечь себя от будущих страданий, мы часто пытаемся забыть эти мучительные времена. Всякий раз, соприкасаясь со своим переживанием страдания, мы думаем, что не в состоянии перенести его, и запихиваем чувства и воспоминания глубоко в бессознательный ум. Иногда мы не осмеливаемся встретиться с этим ребенком лицом к лицу несколько десятков лет.

Тит Нат Хан предлагает нам практику, позволяющую поздороваться и поговорить с нашим внутренним ребенком. Вместе с тренировкой внимательности, стабильным распорядком и спокойной атмосферой монастыря эта практика постепенно вернула меня к жизни. Практика общения с внутренним ребенком, которой обучает Тит Нат Хан, – это лишь одно из множества упражнений в холистической системе, которая поможет в трансформации боли и страдания – и зарождении спокойствия и радости.

После серьезной травмы, которую я пережила, я смогла установить контакт с собой и исцелиться, практикуя внимательность. Годы спустя, когда я стала учителем Дхармы в традиции Тит Нат Хана, известной как Община активного буддизма Сливовая Деревня, многие молодые люди стали приходить ко мне, и я учила их тем же практикам и шла вместе с ними, удостоившись чести наблюдать за их исцелением. Не обязательно принимать монашеские обеты, чтобы получить пользу от внимательности – вы можете получать от нее пользу прямо сейчас, где бы вы ни находились.

Тит Нат Хан учит: «Единственный способ трансформировать боль, испытанную в качестве жертвы сексуального насилия, – это стать бодхисаттвой. Вы принимаете обет стремиться защищать отдельных людей, пары, семьи и детей от сексуального насилия. Таким образом вы становитесь бодхисаттвой. Когда в вас появится энергия бодхисаттвы, страдания от того, что вы стали жертвой сексуального насилия, начнут рассеиваться». Бодхисаттва – это идеал человека, который становится просветленным не только для себя, но и для других; это воплощение сострадания. Конечно, не каждый, кто подвергся насилию, стремится стать бодхисаттвой или хотя бы духовно ориентированной личностью, однако это учение может помочь любому сделать шаг по пути сострадания, начиная от сострадания к себе, к своему внутреннему ребенку, и излучая сострадание вовне: в речи, в мыслях и действиях по отношению к другим. Слова Тит Нат Хана дали мне силу и вдохновение жить жизнью целительницы.

В последние годы, пересматривая собственные дневниковые записи, сделанные в молодом возрасте, я заметила, что назвать и признать «раненого ребенка» внутри себя я могла еще до встречи с Тит Нат Ханом. И в дневниковых записях, и в стихах я уже тогда писала о глубокой жажде исцелить себя от детской боли и защищать молодых людей от насилия. Эта мудрость и это устремление были во мне всегда, даже в гуще страдания – я просто не знала, как реализовать их в этой жизни, в каждом ее мгновении. В каждом раненом ребенке живет бодхисаттва, ожидающий подходящих условий, чтобы расцвести.

Любой человек, страдающий от полученной травмы, также несет в себе способность к исцелению, но может сам этого не знать и встречать препятствия на пути к достижению внутренней мудрости. В культуре молчания и стыда нам, выжившим после сексуального насилия, бывает невозможно не только говорить, но даже думать об этом из-за отрицания внутри семьи и общества. Пережившим насилие нужно много храбрости, чтобы вступить на путь исцеления и в итоге посмотреть в лицо своей травме. Реальность такова, что путешествие в поисках ресурсов, необходимых для полного восстановления, может оказаться долгим. Система уголовного правосудия способна работать только с ограниченными аспектами исцеления человека и общества, и для жертв нападения ее процедуры часто оказываются травмирующими. Также есть потребность в профессиональной терапии и психологической помощи, но к ним не всегда просто получить доступ. Однако на глубинном уровне мы всегда можем подключиться к собственной мудрости, воплощенной в теле, при помощи практики внимательности в повседневной жизни, несущей глубочайшую трансформацию и исцеление.

В этой книге я хочу поделиться с вами практиками, которые представляются мне наиболее эффективными на пути к исцелению. Мы увидим, как практика внимательности создает для нас мостик к внутренней мудрости, успокаивает ум и нервную систему. Мы близко познакомимся со своим внутренним ребенком и подружимся с ним. Эти практики полезны не только для переживших травму в детстве, но и для всех, кого беспокоят любые травмы. Мы рассмотрим некоторые физиологические и психологические аспекты травмы, поскольку жизненно важно понять, как травма воздействует на наше тело, ум, память и на то, что мы, буддисты, называем «сознанием-хранилищем» и «энергией привычки», а психологи называют подсознанием.

В буддийской психологии мы часто говорим о пяти способностях, которые с практикой превращаются в пять сил: о вере, энергии или усердии, внимательности, сосредоточении и прозрении или мудрости. Главный из этих факторов – внимательность. В основной части книги мы посмотрим, как можно привнести пять сил в повседневную жизнь, чтобы они помогали нам на пути исцеления. Я дам пережившим травму наставления по этим глубоким источникам внутренней силы. В дополнение к принятым в Сливовой Деревне базовым практикам внимательного дыхания, сидения, ходьбы и еды я предложу вам исследовать пять сил через призму некоторых простых медитаций с опорой на тело.

Пять сил работают последовательно: вера в себя и в процесс исцеления дает нам силы действовать, что, в свою очередь, дает возможность для внимательности. Внимательность ведет к глубокому сосредоточению, которое порождает глубокое прозрение и мудрость, освобождающие нас от прошлого. Мудрость – величайшая из всех сил. Она ведет и поддерживает нас даже в самые сложные времена, давая нам правильное воззрение и умение преодолевать сложные обстоятельства так, что это питает радость и свободу.

Пять сил – могущественные друзья на нашем пути, поскольку они являются противоядиями от собственных противоположностей. Вера исцеляет сомнение; усердие или энергия трансформирует депрессию и апатию; внимательность побеждает импульсивность и беспечность; сосредоточение рассеивает отвлечения и избегание; прозрение и мудрость устраняют страх и ненависть. По мере того как вы развиваете в себе пять сил, даже в умеренной степени, ваш ум начинает освобождаться от отрицательных энергий, и в нем могут расцвести сострадание и понимание. В вашей жизни становится больше покоя, вы учитесь избегать хаоса и драмы.

Пять сил – один из нескольких наборов качеств, которые буддийская психология предлагает в качестве целостной системы, ведущей к пробуждению, и которые мы можем сознательно развивать, чтобы освободиться от страдания. В качестве приглашения к дальнейшему исследованию мы посмотрим, как пять основных буддийских обетов поддерживают исцеление от травмы, на примере пяти тренировок внимательности в традиции Сливовой Деревни: уважение к жизни, истинное счастье, истинная любовь, любящая речь и глубокое слушание, а также забота и исцеление. Не обязательно становиться буддистом, чтобы получить пользу от этих тренировок. Вообще-то их могут практиковать люди самых разных вер или вообще неверующие, поскольку буддизм по своей сути не религия, а практический подход к искусству жизни. Тит Нат Хан любит повторять: «Буддизм – не религия, а практика».

Я надеюсь, благодаря этой книге вы сможете понять, что внимательность способна быть мощным источником энергии в процессе вашего исцеления. Мое глубокое желание состоит в том, чтобы у людей, страдающих от посттравматического стресса, особенно у тех, кто, как и я, пережил сексуальное насилие, был доступ к максимальному количеству ресурсов. Это не означает, что практика медитации сможет заменить терапию с профессионалами, прошедшими специальное обучение, но этот путь, если идти по нему правильно, трансформирует страдание в истинный покой, счастье и свободу. Мне самой движение по этому пути помогло тогда, когда другие подходы не помогали. В итоге, как показывает пример Будды и две с половиной тысячи лет практики, если следовать по этому пути искренне и под надлежащим руководством, он может привести к полной свободе от любых страданий.

Внимательность – это чудо, ведь она позволяет нам созерцать себя и свою жизнь так, словно мы впервые собственными глазами увидели, как распускается цветок. Это ощущение благоговения и восхищения может помочь нам исцелиться от травм прошлого и мгновение за мгновением возрождать свою жизнь самым честным, прекрасным и здоровым образом. Именно в этом духе я собираюсь рассказать вам о пути к исцелению травмы, которым прошли многие дорогие мне друзья и я лично. Пусть мой рассказ о нашем опыте поможет вам дать слово собственным переживаниям. Пусть наши трансформация и исцеление подарят вам вдохновение и глубокое понимание.

Сестра Данг Нгием,
монастырь Олений парк, октябрь 2020 года

Часть 1. Травма и исцеление

Глава 1. Построить мост внимательности

Беженцы

Влача темные свои
Тела, тощие, как жилистые
Корни, изможденные, как срезанные
Листья под серпом
Жнеца, ищут они
Убежища.

Шел 1968 год. Всюду взрывались бомбы. Из туч огня и дыма дождем сыпались комья грязи. Изуродованные тела корчились в обжигающем воздухе. Те, кто еще мог, ползли и прятались под землей в тайных лазах и туннелях. Моя мать рожала в одном из таких туннелей, куда ее спешно принесли на импровизированных носилках двое крестьян. Так, под крики матери и шум сражения, на свет появилась я, окровавленная и молчащая. Бабушка шлепнула меня по попе, чтобы я закричала. Так моя жизнь официально началась среди страданий, и тем не менее мне повезло: я уцелела.

Я родилась в центральном Вьетнаме во время Тетского наступления. Я дитя матери-вьетнамки и отца-американца, которого мне не суждено было узнать. В то время в нашем районе шли жестокие бои. Вскоре после моего рождения бомбы упали на нашу деревню и разрушили наш дом.

Война несет хаос и рушит границы. Человеческие существа творят неописуемые зверства, брат идет на брата, мужчины насилуют женщин и девушек. Боль и травмы войны сохраняются даже тогда, когда на поверхности все успокаивается и условия становятся мягче. После падения Сайгона в 1975 году мы с мамой и младшим братом поселились там в большом доме, чтобы жить с маминым любовником, которого мы называли «старым папой»; он был на тридцать лет старше мамы, примерно одного возраста с моей бабушкой. Он содержал нас, и, к счастью, рядом с ним было безопасно.

Примерно через год в этот же большой дом переехал мой дядя, который поселился с нами. Это был мамин младший брат, и, поскольку он был младше ее всего на несколько лет, в то время ему должно было быть около тридцати. Он выглядел наполовину французом – у него были темно-русые кудрявые волосы, светлая кожа и римский нос. Молодые женщины в его присутствии краснели и смущались.

Я не помню, когда он первый раз изнасиловал меня; не помню, ни сколько раз он это делал, ни как это происходило. Мне было девять лет. Я помню только навязчивую мысль, раз за разом возникавшую у меня в голове: Не хочу снова идти с ним! Мысленным взором я вижу себя, вижу, как я медленно поднимаюсь по лестнице на третий этаж и страшно боюсь каждого шага. Я вижу, как дядя стоит голый прямо передо мной, его ноги широко расставлены и похожи на циркуль. Его руки тянутся ко мне, хватают мою руку и кладут ее на его пенис. Все происходит будто в немом кино, где я нема и заморожена. Кажется, моего тела просто не существует – остались только глаза, которые, как две камеры, следят за происходящим, моргают, иногда делают мгновенные снимки, а потом закрываются.

Моя мама мечтала уехать в Америку, и она не могла думать ни о чем другом. Она не замечала сексуальных надругательств надо мной и к тому же сама проявляла по отношению ко мне физическую и вербальную агрессию. Однажды в мае 1980 года мама, как обычно, пошла на рынок, но обратно уже не вернулась. В реке неподалеку от нашего дома нашли обнаженное женское тело, завернутое в пластик и грубую ткань, но, поскольку тело было сильно распухшим, бабушка и тетя так и не смогли установить, действительно ли это тело моей матери. Ей было тридцать шесть лет, мне было двенадцать. Поначалу после исчезновения мамы я втайне обрадовалась и испытала облегчение, потому что мне больше не надо было терпеть ее пинки и затрещины. Помню, я думала: «Вот и хорошо, больше она не будет издеваться надо мной!»

После этого бабушке пришлось в одиночку воспитывать меня и моего брата Санни. Когда она решила, что мы уже достаточно взрослые, она отправила нас в Соединенные Штаты по программе иммиграционной амнистии для детей смешанного американо-азиатского происхождения, родившихся во время и после войны. Это произошло в 1985 году. Бабушка сказала, что мы едем в Америку за лучшим будущим. Она настойчиво повторяла, что я должна позаботиться о брате, получить высшее образование и со временем стать буддийской монахиней.

Я все это сделала. Мы с братом близки до сих пор, я получила не одну, а две степени бакалавра, а затем и диплом врача, и на момент написания этой книги я уже больше двадцати лет являюсь буддийской монахиней. Бабушка умерла в 1986-м, через год после того, как мы с Санни покинули Вьетнам, но я до сих пор чувствую, что ее присутствие каждый день помогает мне и защищает меня в духовной жизни. Родители тех из нас, кто пережил детскую травму, иногда сами были жестоки с нами или не могли нас защитить. Если нам везло, в нашей жизни мог присутствовать хотя бы один человек, способный передать нам чувство безусловной любви, которая может в буквальном смысле спасти нам жизнь, – для меня это была бабушка.

Взрослея в Соединенных Штатах, я испытала столько лишений и отчаяния, что у меня нередко возникала мысль покончить с собой. Тогда во сне ко мне являлся образ моей бабушки; я видела, как она неподвижно сидит на своей жесткой деревянной кровати и молится Будде. Я просыпалась среди ночи и чувствовала, как в душе вновь воцаряется мир. На следующее утро я ощущала себя достаточно бодрой, чтобы подняться, умыться, переодеться и двинуться навстречу новому дню. Позже, когда я училась в медицинской школе, я посвятила бабушке следующее стихотворение.

Бабушка
Однажды я спросила, любишь ли ты меня. Ты рассмеялась и усомнилась, что кто-то может полюбить мое собачье лицо. Потом ты отвернулась, чтобы прокашляться, а я неловко дотронулась до твоей спины. Однажды я целовала тебя в щеку и почувствовала губами глубокие морщины на твоей коже. Ты ударила по моему юношескому угрю своим дрожащим кулаком. Я рассмеялась и украдкой утерла слезы.
В тот день, когда я уехала от тебя в Америку, ты положила мои руки на свою раскрытую ладонь. Ты сплюнула сок пережеванного бетеля и медленно растерла его по моим рукам, сказав: «Это чтобы помочь тебе не слишком скучать по бабушке». Ехать в аэропорт ты отказалась.
Мне было шестнадцать с половиной, когда я покинула Вьетнам с пятидолларовой купюрой и несколькими английскими приветствиями. Я хотела прислать тебе из Америки газеты и пластиковые пакеты, чтобы ты продавала их на вес, – здесь люди их просто выбрасывали. Я хотела прислать тебе водяную кровать, чтобы ты могла мягко уплывать в сон; твоему семидесятипятилетнему телу не пришлось бы больше биться о дощатую кровать. Я работала в ночную смену на почте, чтобы отправить тебе несколько долларов, пару кусочков мыла, белые шнурки и пару бутылочек зеленого масла.
Я посылала тебе не лекарства, а молитвы. Каждый вечер я молилась за тебя, прислушиваясь к отзвукам твоего постоянного покашливания, к гулкому сотрясению твоего страдающего тела. В тот день, когда я услышала, что ты умерла, я смотрела на свое лицо, принадлежащее наполовину моей матери, наполовину неизвестному мужчине, и заплакала, закусив кулак – твой кулак – зубами.

Сирота с душой, с детства покрытой невидимыми ранами, в шестнадцать лет я как беженка прибыла в Соединенные Штаты, крепко сжимая в своей ладони руку двенадцатилетнего брата. Нас отправили жить в городок Темпе в штате Аризона. Мы с младшим братом скитались из одной приемной семьи в другую, но я сосредоточила все свои силы на учебе и искала утешение в академических успехах. (Это, как мы увидим, характерно для переживших травму: мы загружаем себя делами, чтобы уйти от чувств.) Я писала стихи и вела дневник; мне повезло: в моей жизни появились учителя, которые обратили на меня внимание и поддерживали во мне стремление получить высшее образование. Получив степени бакалавра искусств в области литературного творчества и бакалавра естественных наук в области психологии, я уехала из Аризоны учиться в Медицинскую школу Калифорнийского университета в Сан-Франциско. Я занялась семейной медициной и добровольно отправилась интерном в Кению и Индию. Мою историю можно назвать настоящей историей успеха для иммигранта. Я заняла достойное положение в обществе, у меня были деньги, квартира в Сан-Франциско и построенные на любви отношения с необыкновенным, чудесным мужчиной Джоном.

Вскоре после того как я начала работать врачом, я посетила ретрит по внимательности с мастером дзен Тит Нат Ханом, которого позже я буду называть «Тхай» или «учитель» по-вьетнамски. На том ретрите я открыла глаза на истинное состояние своей жизни. Прежде я верила, что после всех тягот, через которые я прошла, я буду счастлива, если у меня будет хорошая работа и красивые отношения, основанные на любви. Подобно многим пережившим травму, я наивно считала, что безумно усердная работа и успех компенсируют мои прошлые несчастья. К моему удивлению, все обстояло совсем не так. У меня было все, что можно пожелать, но прошлое неотступно преследовало меня. Я продолжала вести себя так, будто по-прежнему была маленькой девочкой, обиженной и растерянной. В повседневной жизни этот потерянный ребенок проявлял себя в моих мыслях, в моей речи и поведении, и это ухудшало мои отношения, особенно с Джоном.

Страдание до сих пор жило во мне. В детстве с каждым из нас происходит множество приятных и неприятных вещей, и мы не можем повлиять на эти условия. Даже когда причин и условий, при которых была получена травма, больше нет, часто бывает так, что мы по-прежнему продолжаем страдать. Я, как образованная молодая женщина, жила хорошо, и рядом со мной не было никого, кто обращался бы со мной дурно. Тем не менее мой образ мыслей, речь и поведение во многом заставляли меня продолжать собственные страдания. Я как будто подсознательно поддерживала жизнь свей травмы и кормила ее. Я боролась с чувством собственной ничтожности, которое мешало моим отношениям с Джоном. Хотя я закончила медицинскую школу и усвоила научный подход к уму в психиатрии и психотерапии, я была не в состоянии связаться со своим страданием и раненым ребенком внутри себя.

На том первом ретрите я поняла, что мое страдание давно уже создается не внешними, а внутренними причинами и условиями. Тогда я впервые признала, что для освобождения от страданий мне нужно обратить внимание внутрь себя. «Выход внутри», – любил говорить Тхай. Мне необходимо было вернуться к себе и перестать тыкать пальцем в мир, обвиняя его во внешних причинах. Эти прозрения родились во мне с первыми шагами на пути внимательности.

Детская травма влияет на нас сильнее всего, но даже во взрослом возрасте события, которые мы не в состоянии контролировать, могут вызвать травму. Через три недели после того первого ретрита, накануне моего дня рождения, мой возлюбленный Джон погиб. В тот день его видели на пляже в Хаф Мун Бэй, где он иногда купался. Он так и не вернулся к своей машине, а его одежда осталась лежать на пляже, пока кто-то не обратил на нее внимание и не связался с береговой охраной. Мне сообщили об этом в два часа ночи, когда я дежурила в детской больнице Окленда.

Внезапная гибель Джона, казалось, пробудила каждую клетку моего тела. Он так сильно любил жизнь и жил так полно, с такой легкостью и нежностью, что, когда он умер, я искренне верила, что ему не о чем сожалеть. Однако мой собственный дух был сломлен. Я не могла вернуться к прежней жизни, потому что страдание, и без того наполнявшее меня, теперь переливалось через край. Я просто не могла продолжать жить как прежде. У меня было два варианта: либо прекратить свою жизнь, либо принять прибежище в учении Будды и полностью трансформировать свое страдание.

Я ясно понимала, что если покончу с собой, то даже все доброе и прекрасное, все истинное, все семена надежды и уверенности в себе, посеянные мной в моем брате и в других знакомых мне молодых людях, никогда не смогут компенсировать ту боль и растерянность, которые вызовет у них моя смерть. Я думала о брате, о единственном родном человеке, который у меня был. Я думала о пациентах и о молодых заключенных, о которых я заботилась на протяжении шести лет обучения медицине. Именно чувству ответственности перед ними удалось спасти меня.

Единственным реальным вариантом для меня был путь духовной практики. Через три месяца после гибели Джона я присоединилась к Тит Нат Хану и его сообществу в монастыре Сливовой Деревни на юго-западе Франции. Сливовая Деревня, которую Тит Нат Хан вместе с участницей движения за мир и социальной работницей сестрой Чан Хонг изначально основал как дом для беженцев, со временем стала домом для нескольких сотен монахов и монахинь. Для меня это была подходящая среда, где я могла научиться медитировать, трансформировать свое страдание и дать время процессу исцеления.

1.Все стихи в этой книге написаны автором, если не указано иначе.