Kitobni o'qish: «Менталист», sahifa 6
– Вот и я спрашиваю себя о том же, – кивнула Мина.
Она потрогала пальцем папку. Что-то здесь было не так. Нечто такое, что она должна была увидеть, постоянно ускользало от ее внимания. Мина тряхнула головой. Все всплывет на поверхность рано или поздно.
Она вытащила из кармана упаковку влажных салфеток и протянула несколько штук Педеру:
– Вытри под носом, там тебе кое-что пририсовали.
* * *
Винсент с трудом открыл глаза. Бо́льшую часть ночи он просидел за компьютером в поисках информации о возможных продавцах и покупателях ящика и прилагавшихся к нему мечей. Он столкнулся с серьезной проблемой. Количество предложений могло бы удивить непосвященного человека. Желание во что бы то ни стало оправдать ожидания Мины нагнетало стресс. С другой стороны, именно это и держало Винсента на плаву, не давая провалиться в сон.
Спустя пару часов он проснулся от странного звука и долго не мог понять, что это такое. Как будто пение – абсолютный диссонанс. Невообразимые перепады из одной тональности в другую заставили Винсента пожалеть о том, что природа одарила его хоть каким-то музыкальным слухом. Выражение «медведь на ухо наступил» раздражало его своей легкомысленностью. На самом деле речь шла о редком феномене – неспособности человека отличать одну звуковую последовательность от другой. Полная противоположность этому – абсолютный слух, то есть способность узнавать отдельные по высоте звуки даже без соотнесения их друг с другом. Относительный слух означает, что человек может различать интервалы между звуками, не распознавая их по отдельности. И вот сейчас для Винсента настал момент возблагодарить судьбу за то, что наделила его всего лишь относительным слухом.
– …уууу… те… бя……
На этом песня, похоже, закончилась. Винсент сел в постели и прищурился. Семья в полном составе стояла в ногах его кровати. Мария и Астон – с восторженно распахнутыми глазами. Беньямин и Ребекка – как у подножия собственного эшафота. Винсент сразу почувствовал близость к своим старшим детям. Он ненавидел дни рождения. То есть не дни рождения вообще, конечно, а прежде всего свои собственные.
– …поздравляя-яяем те-е‐ебя-я‐я…
Астон заорал и схватился за ногу. Сердито оглянулся на Беньямина, но тот пожал плечами и показал на Ребекку. Та подняла бровь. Астон набычился, но сдержался. Младший сын был венцом иерархии в семье Винсента. Но коварная Ребекка могла причинить и физическую боль, если Астон делал не то, что она хотела.
– Поздравляю, дорогой! – Мария поставила на постель серебряный поднос с тортом домашней выпечки.
Винсента чуть не затошнило. Взбитые сливки – не самое любимое его блюдо по утрам, хотя в семье Марии это, похоже, было традицией. Иначе как объяснить то, что и в годы жизни с Ульрикой Винсент не был избавлен от этого странного ритуала. Он понимал, что торт в данном случае следует воспринимать как символ любви, а вовсе не как орудие атаки на пищеварительную систему, поэтому в конце концов растянул рот в широкой улыбке.
– Астон, пакеты!
Глаза Марии влажно заблестели, когда она осторожно опускалась на край кровати.
В отличие от мужа Мария любила дни рождения. Больше всего свои собственные, но и всех остальных тоже. Астон прыгнул на кровать с двумя пакетами в руках, едва не опрокинув торт.
– Это мы с мамой испекли его вчера вечером! – гордо провозгласил он. – Мы вообще профи по тортам. Получилась та-аакая гора сливок…
Каркающий американский акцент на слове «профи» был явным следствием влияния «Ютьюба». На какое-то мгновение Винсенту даже захотелось, чтобы торт соскользнул на пол навстречу своей преждевременной кончине. Он прекрасно осознавал масштабы этой катастрофы. Дело не только в том, что семья лишится сладкого. Мария непременно увидела бы в этом дурной знак, и остаток дня прошел бы под знаком проклятия, что, в свою очередь, означало череду катастроф, которые не замедлили бы последовать одна за другой.
– Вот, папа. – Астон протянул Винсенту пакет, не переставая прыгать на одеяле, и они с Марией обменялись радостными взглядами.
Первый пакет, кое-где перетянутый полосками скотча, выглядел довольно небрежно. Винсент узнал подарочную бумагу – в нее был завернут «Монстер трак», который они с Марией подарили Астону на прошлый день рождения в феврале. Винсент улыбнулся и обнял сына. Кто не любит «Монстер трак»?
Но в пакете оказался галстук. Мария взъерошила волосы на голове Астона. У Винсента было уже два таких галстука, и все дареные. Наверняка Мария выделила детям деньги, предоставив самим выбрать, чем порадовать папу. И они не придумали ничего лучше, как пойти по проторенной дорожке. Их фантазии хватило только на галстук! С другой стороны, если галстук понравился папе в прошлом году, почему в этом надо что-то менять? Тем более что у Винсента есть прекрасная возможность отплатить тем же. Когда Астону исполнится двадцать лет, он получит свой первый галстук.
– Еще один, папа!
Белоснежная шапка из взбитых сливок уже съезжала набок.
– Успокойся, дорогой, – урезонивала Астона Мария.
Она выжидательно смотрела на мужа.
Этот пакет был совсем тонкий и обернут не в пример аккуратнее. Винсент с первого взгляда заподозрил руку Марии. В пользу этой версии говорила и наклейка в виде сверкающего сердечка на верхней стороне. Он развернул бумагу.
– Мы поплывем на пароме, папа! Все вместе!
Винсент взглянул на открытку – только не это… Финский паром – можно ли придумать что-либо более кошмарное? Пятьдесят тысяч тонн насквозь пропитавшегося пивом железа. Он оглянулся на Беньямина и Ребекку – та же боль в глазах. Их лица отражали отчаяние Винсента. Старшие дети обменялись с отцом понимающими взглядами.
Все трое знали, что если Марии пришла в голову «просто фантастическая идея» на тему семейного отдыха, то это необратимо. А значит, в скором времени всем им придется провести целые сутки запертыми в стальном бункере. Винсент взглянул на обратную сторону – срок подарочного сертификата истекал через год. В его распоряжении оставалось двенадцать месяцев, чтобы покинуть страну.
– Попробуй торт, любимый. – Счастливая Мария протягивала Винсенту блюдце с громадным куском, который только что отрезала. – Астон прав, мы по тортам профи. И столько сливок…
Винсент сглотнул и улыбнулся. Это была любовь – и ничего другого. Ему желали добра, а значит, все, что оставалось, – подыгрывать из последних сил.
– Благодарю, дорогая, но, может, мы попробуем торт все вместе, за столом?
Они собрали подарки, бумагу, взяли торт и вышли на кухню.
По пути Винсент захватил себе еще один подарок с полки – двойной альбом «Ксерокс‐4» Альва Ното9. Он сам перевязал его красной лентой, которую снял, осторожно поддел ногтем первую пластинку, вытащил из конверта, пару минут повертел в руке, предвкушая наслаждение, и только потом поставил на проигрыватель в гостиной. Это было то, что надо.
Затем взял банку, насыпал в ладонь немного корма для рыбок и направился к аквариуму, где поднес ладонь к самой поверхности воды. Винсент не зря выбрал именно американских евдошек. Не самые красивые рыбки – зато единственные, которых можно кормить с руки. Долго ждать не пришлось. Скоро четыре рыбки, окружив руку Винсента, стали хватать из нее белые хлопья.
– Сегодня будет шумно, – сказал им Винсент. – Прошу прощения заранее. Вы знаете, как это бывает.
И, установив нужный ему уровень громкости, вышел на кухню.
Только в объятиях этой музыки и получалось немного расслабиться. Реакция Марии, судя по напряженным плечам, была противоположной. Она вздыхала каждый раз, когда заставала Винсента с виниловой пластинкой в руках. И в этом Мария тоже не понимала мужа. Она предпочла бы слушать Эда Ширана в музыкальном приложении «Спотифай», которое, в отличие от проигрывателя совсем не занимает места. Но Мария видела красную ленту, которая сегодня обозначала территорию Винсента.
Винсент сел за стол и взял свой кусочек торта. Часы показывали восемь ноль-ноль. Еще шестнадцать часов. Девятьсот шестьдесят минут. Пятьдесят тысяч шестьсот секунд. Потом этот день рождения закончится.
* * *
– Может, сегодня поделишься?
Мина покачала головой:
– Сегодня не самый подходящий день для этого. И вообще, я здесь только для того, чтобы слушать, ты знаешь. Вспомни, когда ты видел меня здесь в последний раз?
– Да, да, это так. Меня тоже давно здесь не было. Держался… И вот сейчас я снова здесь. Кофе?
Мужчина с собакой – так его окрестила Мина – держал в руке бумажный стакан. Она даже не знала, как его зовут, а вот прозвище, которым одарила его с первого взгляда, прилипло к нему раз и навсегда. Кроме него в группе были Тетенька в лиловой шали, Сконец и Девушка с дельфином. Мина помнила, как их зовут на самом деле, но имена плохо ассоциировались с людьми в этом странном месте. В конце концов, это был клуб анонимных алкоголиков. При том что сама Мина алкоголиком себя не считала, поэтому и не рассматривала себя как часть коллектива, который, как обычно и бывает в таких местах, сложился быстро и естественно.
Мина покачала головой на бумажный стакан в руке Мужчины с собакой. Ее тошнило при одной мысли о том, какими опасными микроскопическими созданиями кишел не только этот стакан, но и термос, которым пользовались все кому не лень.
Мужчина с собакой пожал плечами и нацедил себе кофе.
Один вид этого напитка заставил Мину брезгливо поежиться. Глядя на его маслянистую поверхность, она подумала, что не стала бы пить такой даже из самой стерильной посуды.
– Почему пришел так поздно? – спросила Мина и едва не прикусила язык.
Во‐первых, ее это совершенно не интересовало. А во‐вторых, вопрос вполне можно было истолковать как неприличный.
– Отвозил жену в больницу, ей нужно обследоваться после операции. Сколиоз в тяжелой форме, второй год в инвалидном кресле.
Мина кивнула, еще раз пожалев о своей несдержанности. Вопрос оказался еще более личным, чем она могла подумать. Слава богу, что Мужчина с собакой не стал и дальше углубляться в историю своей жены. Вместо этого он нагнулся, налил воды в чашку своему золотистому ретриверу и почесал у него за ушами.
– Как зовут собаку?
Опять – ну что ты будешь делать? Мина не могла взять в толк, с чего вдруг взяла на себя обязанность заполнять паузы между словами. Она терпеть не могла вежливую болтовню ни о чем. Но мужчине вопрос понравился.
– Боссе, – гордо ответил он. – Ему четыре года.
Мина кивнула. Животные – явно не ее хобби по вполне понятной причине. Лапы Боссе были черными от грязи после небольшой прогулки по улице.
– Привет, рада тебя видеть!
К кофейному столику приближалась Девушка с дельфином и широко улыбалась Мине.
Девушка с дельфином всегда выглядела очень счастливой, что воспринималось почти как симптом с учетом специфики места. В отличие от Мины, которая приносила сюда что угодно, только не безмерную радость. Эту девушку звали Анна, а дельфин, благодаря которому она получила свое прозвище, был вытатуирован у нее на лодыжке. Мина заметила его уже при первой встрече. Она не стала расспрашивать Анну, есть ли у дельфина приятели на других частях ее тела, из опасения, что та разденется перед ней донага. Мина ведь вполне смогла бы прожить даже и без этого дельфина. Но Анна оказала ей большую услугу, поэтому Мина широко улыбнулась ей и кивнула в ответ.
– Спасибо, что вывела меня на Винсента Вальдера, – сказала она. – Моя начальница сразу взяла его в оборот.
Девушка с дельфином засияла:
– То есть это что-то вам дало?
– Думаю, да, – ответила Мина. – Надеюсь на это.
Девушка с дельфином засияла еще ярче. Мина даже испугалась за нее.
– То есть ты все-таки связалась с ним, с Винсентом Вальдером? Как здорово! Я ведь с ним почти не знакома, он такой мрачный… Сама не знаю, как получилось, что я рассказала тебе о нем. И… еще раз извини, что тогда подслушала. Мне так неудобно…
В тот день Мина решила позвонить Юлии в перерыве между занятиями. Это случилось вскоре после того, как они нашли ящик. А потом подошла Анна и посоветовала связаться с Винсентом. Мина засомневалась поначалу, но быстро осознала, что идея не лишена разумных оснований. В результате знакомство с эксцентричным менталистом не только пошло на пользу расследованию, но и здорово скрасило существование Мины за последние несколько дней.
Жизнь, конечно, порядком усложнилась, зато стала интереснее. И это казалось странным Мине, до сих пор никого близко к себе не подпускавшей. Она, для которой дистанция была святым понятием, вдруг решила приоткрыть дверку совершенно чужому человеку. Но, насколько это могла осознать Мина, до сих пор ситуация оставалась под полным ее контролем. Разве что говорить по телефону следовало бы тише.
Ретривер Боссе напился и пошел на нее, высунув язык. Мина сжала кулаки, пытаясь совладать со страхом, что удавалось ей на протяжении трех-четырех секунд, после чего она все-таки попятилась, почувствовав на своей руке мокрый собачий нос.
– Он добрый… – Заулыбавшись, мужчина почесал у Боссе за ушами.
Изо рта собаки упала капля слюны. Пес подобрался и радостно замахал хвостом. Он, как видно, решил, что им любуются, неправильно истолковав внимание Мины.
– Хммм… – Та еще раз подозрительно покосилась на грязные лапы Боссе.
Стало тихо. Собака осторожно приблизилась еще на шаг.
– В следующий раз я подумываю сделать волка, – услышала Мина голос Девушки с дельфином.
Мина не сразу догадалась, что та имеет в виду татуировку.
– И еще какой-нибудь клевый текст, который я еще не придумала. Carpe diem, думаю… Хотя, это, наверное, избито? Но все равно красиво. «Лови момент» – вот что это значит. Разве это не то, что всем нам нужно? Жить в настоящем, быть здесь и сейчас…
Девушка с дельфином закатала рукав футболки и показала свое предплечье.
– А знаешь, о чем бы я думала на твоем месте? – перебила ее Мина и ответила, встретив вопросительный взгляд девушки: – Достаточно ли хорошо продезинфицирована игла, чисты ли чернила…
– О, это и в самом деле круто! – оживилась девушка. – Сразу понимаешь, что живешь… по-настоящему. Потому что никто не может сказать, что случится в следующий момент. Может, ты будешь инфицирована и получишь в кровь порцию этих бактерий-убийц. Которые будут пожирать тебя изнутри…
– Living on the edge, – сухо перебила Мина.
– Именно! Спасибо! «Жизнь на грани» – именно этого я и хочу. Спасибо за идею! Просто замечательный девиз.
Мина смотрела в восторженное лицо девушки и не знала, о чем с ней теперь говорить. То, что Анна приняла за идею, вовсе не было таковой по замыслу Мины. Той подумалось, что отныне любое ее слово имеет шанс рано или поздно проявиться на предплечье этой девушки в виде инфицированной татуировки.
– Пора в зал! – позвал мужской голос со стороны двери.
Мысленно поблагодарив его за спасение, Мина пошла за остальными.
Квибилле, 1982 год
– Как продвигается работа?
Он вздрогнул от неожиданности, потому что не слышал, как кто-то вошел в хлев.
Мальчик сосредоточенно распиливал доску, стараясь не допустить сколов. Первый кусок, с безобразно торчащим сколом, упал на пол. Мальчик быстро подобрал его, положил к таким же испорченным кускам, набросил на кучу плащ, разукрашенный звездами и мистическими символами, и повернулся.
Она стояла в дверном проеме. Вечернее солнце окаймляло фигуру мамы золотым сиянием. Мальчик сощурился, чтобы лучше видеть.
– Я не могу сказать тебе, чем сейчас занимаюсь, потому что тогда ты поймешь секрет фокуса.
Мама вошла, и полоса света переместилась на его верстак. Частицы пыли висели, медленно перемещаясь, в воздухе. Попав в солнечный конус, они сверкали, как блестки, и в этом тоже была своя магия. Мама взяла кисточку со скамейки и помахала ею в воздухе.
– Позволь помочь тебе покрасить, по крайней мере. – Она вытянула шею, пытаясь заглянуть ему за спину. – Я все еще не верю, что ты можешь справиться с этим один. Тебе всего семь лет. Покажи мне другого семилетнего мальчика, который занимается такими вещами.
– Ну, не так-то это и сложно, – смутился он. – Я ведь подготовил чертежи, они очень точные. И потом, это единственное, чем я занимаюсь. И сейчас у меня получается лучше, чем вначале. Ты можешь помочь мне, если хочешь, но не подглядывай, пока я не закончу. И на этот раз никаких знаков зодиака, договорились? – Мальчик показал на свой плащ: – Это выглядит как…
– Знаю, знаю… Лес Варгас. – Мама улыбнулась. – Испанский художник.
Она сопроводила разъяснение изящным танцевальным движением, значения которого мальчик так и не понял.
– Лас-Вегас, мама, – поправил он.
И посмотрел на нее. Мама улыбнулась ему светлыми глазами, и напряжение в теле сразу исчезло. Сегодня хороший день. В то же время мальчика не оставляло чувство, что он попался в ловушку.
– Мама, ты… шутишь, да? Нет никакого художника Лес Варгаса.
Это было то, чего он не любил больше всего. Мальчику было трудно понять, когда люди шутят, а когда нет. То же и в школе… сплошной кошмар.
Ему хотелось бы, чтобы эти каникулы продолжались вечно. Тогда он навсегда остался бы на этом хуторе с мамой и Яне.
Мама заморгала.
– Ты прав, – ответила она. – Я пошутила насчет Варгаса. О’кей, путь будет Лас-Вегас. – Снова взмахнула кистью и хитро прищурилась. – Но ты научишь меня какому-нибудь карточному фокусу. Иначе все равно получится немного по-испански.
Мальчик рассмеялся. Никто не любил магию так, как мама, – даже чуточку больше, чем он сам. И в этом он хорошо понимал ее. Как только начинался сеанс, все проблемы решались. Деньги появлялись из ниоткуда. Мир менялся в мгновение ока. Все становилось возможным.
Он оглянулся на кучу распиленных досок. Теперь соберет из этого ящик, из которого сможет вытащить все, что только пожелает.
Все, что угодно, лишь бы мама была счастлива.
* * *
Мокрый снег чавкал под ногами Винсента. По телефону Мина сказала, что нужно поговорить, и предложила прогулку в Роламбсхове. Этот огромный парк находился в нескольких минутах ходьбы от полицейского отделения на Кунгсхольмене, поэтому Мина будет отсутствовать на работе совсем недолго. С другой стороны, риск, что их заметят здесь вместе, тоже не так велик.
Винсент задумался. Молодая женщина в голубом пуховике остановилась в метре от него. Наверное, видела его шоу по телевизору и теперь не знает, здороваться или нет. Винсент решил ей помочь и помахал рукой первым. Женщина повернулась и ушла, не ответив. Что ж, нельзя выходить победителем из всех ситуаций.
Погода, во всяком случае, была на его стороне. Солнце сияло, на зеленых прогалинах бегали собаки. На улицах снега уже совсем не осталось, только в парке и задержалась зима.
Пять собак – пять хозяев. Итого десять – четное число.
– С днем рождения, – сказал женский голос за его спиной.
Винсент обернулся и увидел Мину. Вот и она туда же… Чертова «Википедия»! Оставалось надеяться, что на этот раз обойдется без подарков и объятий.
– Мы не будем поднимать эту тему, – строго оборвал Винсент.
Игривая улыбка тронула ее губы и почти сразу исчезла. Лицо Мины приняло обычное сдержанное выражение.
– У нас еще один похожий случай, – начала она. – Точнее, более ранний…
И протянула ему две фотографии. Верхняя была селфи из «Инстаграма». Молодая женщина улыбалась в камеру с поднятым бокалом в руке. Вокруг стола позади нее сидели гости, парни и девушки. На столе кучей лежали подарки.
Черт бы побрал эти дни рождения…
– Ее звали Агнес Сеси, – сказала Мина. – Двадцать один год. Снимала квартиру в городе на пару с приятелем. Отец живет в Арвике, мать умерла. Мы классифицировали этот случай как самоубийство.
Винсент посмотрел на другой снимок. Тело в прозекторской на столе из нержавеющей стали. Фотография обрезана, так что головы не видно.
– И это тоже она, – прошептала Мина. – Взгляните на бедро.
Но Винсент и без подсказок заметил эти отчетливые порезы. И не хотел смотреть на них дольше необходимого.
– Как вы видите, и она тоже помечена цифрой. Поскольку на девушке из ящика была тройка, в следующий раз я ожидала увидеть двойку – и ошиблась. На Агнес цифра «четыре», как будто до нее он убил еще трех.
Винсент замер.
– То есть это предыдущая жертва, вы сказали? Полагаете, она умерла раньше той, из ящика с мечами?
Мина кивнула, хлопнув себя по бокам. Ее красная куртка откровенно не справлялась со все еще зимним, несмотря на солнце, холодом. Четыре, три, два… в голове Винсента шел обратный отсчет. Слишком мало статистического материала для таких выводов, но что-то подсказывало ему, что он на верном пути.
– Мерзнете? – Он кивнул на ее куртку.
– Я люблю мороз, – уклончиво ответила Мина.
Винсент понял, что она имеет в виду.
– Возможно, я ошибаюсь, – начал он, – но мне кажется, вы не найдете тел с цифрами «два» и «один». Пока, во всяком случае.
Мина посмотрела на него и наморщила лоб.
– Думаю, это обратный отсчет, – пояснил Винсент. – Убийства под цифрами «два» и «один» еще не совершены. Понимаете меня? Четыре – три – два – один… и, возможно, ноль.
– Почему вы так думаете? – Ее глаза стали испуганными. – То есть вы считаете… должны произойти еще три убийства?
– Если только вы его не остановите. – Винсент снова пошел по тропинке. – Обратный отсчет – пока я не могу подыскать другого объяснения этой последовательности цифр. Но меня волнует еще один вопрос, не менее важный, которым сейчас самое время озадачиться.
– Что за вопрос? – испугалась Мина.
– Что произойдет, когда он дойдет до цифры «ноль»?
Она замолчала.
– Но ведь это безумие?
Винсент кивнул.
– Пока никакой уверенности, но я должен был озвучить эту версию. Две жертвы – слишком мало статистического материала.
– На этой жертве тоже были разбитые часы, и они показывали два, – добавила Мина.
Винсент что-то промычал, но так и не сказал ни слова. Он предложил бы ей погреться в одном из кафе вокруг площади Норр-Меларстранд, но Мина как будто была вполне довольна парком.
Винсент потер одну о другую руки в перчатках и попытался навести порядок в мыслях.
– Я люблю мороз, – повторила Мина. – Он сразу делает воздух таким чистым, словно никакая грязь не может выжить на холоде.
– Кроме убийцы, которого вы упустили, – поправил Винсент. – Как умерла эта девушка?
– Выстрел в лицо, – ответила Мина, и Винсент автоматически поморщился.
– Не бойтесь, других фотографий у меня при себе нет. Но я не понимаю, почему для убийцы так важно зафиксировать время? Я имею в виду разбитые часы. В обоих случаях они показывают не совсем точное время смерти, но что-то около того.
Прежде чем Винсент успел ответить, в метре от них в воздухе просвистел фрисби, преследуемый черным доберманом. Собака подпрыгнула и приземлилась прямо под ногами Винсента и Мины. Она выглядела счастливой, хвост так и летал из стороны в сторону.
– Не люблю собак, – сказала Мина.
Доберман убежал с добычей в зубах. Винсент проводил его взглядом.
– Ловец пули, – задумчиво произнес он.
– Что? – не поняла Мина.
– Та, застреленная. Такой же классический трюк, как и ящик с мечами. Точнее, иллюзия. Только куда более древняя – возможно, с конца шестнадцатого века. Впервые задокументирована в книге преподобного Томаса Бирда в тысяча шестьсот тридцать первом году. Кто-то из публики пометил пулю, прежде чем ею зарядили пистолет и пальнули не то в иллюзиониста, не то в его помощника. Тот только вздрогнул и поймал ее зубами… или нет, в ранних версиях – рукой.
– Как такое можно показывать публике? Звучит как кошмар.
– Просто все знают, что пулю нельзя поймать ни рукой, ни зубами. И что ни один человек, будучи в здравом уме, не станет палить в фокусника или его ассистента. Поэтому в голову невольно закрадываются подозрения, будто все это не взаправду. Но если вы спросите меня, что же это такое на самом деле, я отвечу: «Иллюзия». Выступать сегодня с подобным номером, пожалуй, невозможно. Это опасно для жизни; известно двенадцать задокументированных смертельных случаев. Самый первый – с месье де Куле из Лотарингии, который известен и как один из первых исполнителей этого трюка. Он погиб в тысяча шестьсот тринадцатом году, его застрелил один из зрителей во время ссоры. По иронии судьбы, из того самого пистолета, который Куле использовал во время представлений.
Мина пнула небольшой сугроб.
– То есть любой трюк – имитация несостоявшегося убийства?
– Большинство, во всяком случае. – Кивнув, Винсент откашлялся. – Причем в роли жертвы чаще всего выступает женщина. Это ее пронзают мечами или распиливают, перемещая разделенные части тела, – и все ради того, чтобы потом показать, что она не пострадала. И то, что фокусники проделывают это именно с женщинами, не может быть случайностью. Возможно, все дело в том, что женщина меньше и подвижнее мужчины и ее легче запихнуть в ящик. Даже не знаю, насколько можно считать исчерпывающим такое объяснение.
– Но и в реальной жизни жертва обычно женщина, – пробормотала Мина, затем нагнулась, зачерпнула ладонью мокрый снег и слепила аккуратный снежок.
– Думаю, главная причина все же залегает глубже, – сказал Винсент и остановился. – Женщина дает жизнь, поэтому ее смерть – бо́льшая трагедия. В каждом таком случае умирает не только она, но в ее лице и все человечество, которое ей суждено продолжить. Думаю, именно так это и понимает наше подсознание. Мужчина более… заменим, что ли. Ну и насчет реальной жизни: здесь вы правы. Лучший способ справиться с тем, что тебе недоступно, – уничтожить его.
– И все-таки инсценировка убийства человека меньше всего похожа на волшебство, – заметила Мина. – Если я зарублю кого-нибудь мечом, а потом продемонстрирую этого человека целым и невредимым и тем самым открою, что меч был ненастоящий, кого это может впечатлить?
Она остановилась и взвесила в руке идеальный снежный мячик.
– Вы опять забываете о символическом аспекте, – напомнил Винсент, опасливо косясь на снежок. – Если я распиливаю человека надвое, то тем самым лишаю его жизни, верно? И то, что потом этот человек оказывается живым и невредимым, свидетельствует о том, что я воскресил его из мертвых. Это и есть то, что на самом деле демонстрируют классические трюки, какими бы избитыми они нам ни казались. Власть над жизнью и смертью.
Винсент быстро взглянул на часы. Мина, похоже, не подозревала, что ее обеденный перерыв давно закончился, и Винсент надеялся продержать ее в неведении еще некоторое время. Они вышли на берег, поросший кустарником. Лодки у причальных мостиков еще не появились, и нетронутая гладь воды выглядела как опрокинутое черное зеркало. Винсент провел ладонью по черным веткам. В перчатках застряли кристаллики льда.
– То есть мы ищем преступника с комплексом Бога, – сделала вывод Мина. – Преступника, которого трюки завели слишком далеко и который начал убивать по-настоящему. Можно так сформулировать ваши профессиональные выводы по поводу профиля? Человек, помешанный на власти и решивший поиграть в Бога?
– Не совсем… – Винсент вздохнул. – Обе найденные женщины не жертвы неудачных трюков. Здесь очень не хватает последней стадии – воскрешения, которая опущена вполне осознанно. А тот, кого мы ищем, представляется мне конченым безумцем. И в то же время нет.
Мина посмотрела на менталиста и нахмурилась.
– Я много думал об этом, – продолжал Винсент. – С его психикой что-то не так. С одной стороны, он достаточно рационален, чтобы сконструировать ящик, спланировать похищение и пометить тело жертвы цифрой. Но при этом сами убийства несут явный отпечаток безумия. В них нет и намека на ту хирургическую взвешенность, которой отмечен процесс подготовки.
– Но чтобы провести меч сквозь тело жертвы и попасть в отверстие на противоположной стенке, нужна ведь твердая рука, так? И точность?
– Точность – вне сомнений, а насчет руки… скорее набитая, чем твердая, я бы сказал так. Отсутствует ощущение холодного дистанцирования от содеянного. В его душе бушевала буря, простите… для кого вы слепили этот снежок?
– На случай, если еще какая-нибудь собака захочет ко мне приблизиться.
Винсент старался сохранять невозмутимость, но слова Мины пробудили в нем неприятные воспоминания. Мысли о трюках и смерти, от которых ладони тут же вспотели. Он должен был собраться, любой ценой сохранить ясность мысли. Винсент приложил к щеке перчатку, ощутив на коже колючие льдинки. Он надеялся, что Мина ничего не заметит.
– Сейчас наша главная задача – предотвратить следующие два или три убийства, – сказал он, – вне зависимости от того, что там думают обо мне ваши коллеги. Мне совсем не нравится этот обратный отсчет – но что имеем, то имеем. И мне больше некуда деваться, вы втянули меня в это дело по самые уши. С учетом того, что между первыми двумя убийствами прошло около месяца, в нашем распоряжении примерно столько же времени. А теперь… – Винсент как будто задумался. – Я хотел бы видеть место, где нашли ящик.
– Но там уже побывали криминалисты, – удивилась Мина. – Заградительную ленту давно убрали. Крайне маловероятно, чтобы там осталось что-нибудь, что еще не занесено в протоколы.
– Тем не менее я хочу это видеть. До сих пор мне не приходилось составлять такие профили, но я думаю, что пройти по следу преступника нелишне. Я должен видеть не только как, но и где он действовал. Вы сами-то там были?
– Нет. Педер выехал туда сразу, как нашли ящик. Могу попросить его проводить вас. Вы должны сработаться. Педер как лабрадор – любит всех, включая менталистов.
– Спасибо, – ответил Винсент.
Снова появилась молодая женщина в пуховике. Она остановилась за спиной у Мины на достаточно большом расстоянии, чтобы Винсент не мог разглядеть, кто она такая. На этот раз женщина помахала ему, но Винсент притворился, что ничего не заметил. Сейчас он не хотел видеть никого, кроме Мины.
– То есть ввязались по самые уши, вы сказали? – Она улыбнулась и бросила в него снежок. – Вот и отлично!
Снежок оставил мокрое пятно на рукаве его куртки и упал на землю.
– Да, как мне кажется… – Его голос дрогнул, когда Винсент посмотрел Мине в глаза. – То есть… я имел в виду расследование.
Он ничего не знал о ее личной жизни, они виделись всего несколько раз. При этом Винсент ощущал присутствие Мины как нечто естественное, и это казалось ему странным. Даже когда Винсент не видел ее, она была с ним. Подспудно, что ли, как и все, без чего он не мог обойтись. Как циркулирующая в жилах кровь или воздух, которым он дышал, сам того не осознавая.
Винсент не мог припомнить ни одного такого случая, когда бы он так относился к новому в его жизни человеку. Скорее, напротив: проходили годы, прежде чем он пускал кого-то в свою жизнь. Но с Миной все вышло иначе. Винсент уже успел привыкнуть к ней. Она была… кровью в его жилах, о которой он не думал. И в этом, похоже, заключалась разница между менталистом и настоящим полицейским.
