Kitobni o'qish: «Ветви терновника», sahifa 2
Одним словом, все были довольны жизнью и друг другом. В коридоре весело гомонила вся академическая группа, только что прорвавшаяся через зачётные тенета.
– Ну, ты, Леха, даёшь, – произнёс Данила, дёргая из-за спины за Лешкин рукав. – Откуда ты нахватался таких познаний?
– Всё спокойно. Ни у одного тебя есть своя метода. У нас тоже есть в загашнике свои заготовки.
– Ну что делать будем? Может, двинем всей группой в кафе «Крымское». Посидим. Отметим.
– Эй, орлы! – откуда-то издалека донёсся знакомый голос. – Не разбегайтесь. Есть разговор. Из учебного зала напротив возникла размашистая фигура Боба Солнцева, который только что с удивлением прослушал лекцию по философии по теме о принципиальных различиях между диалектикой и материализмом.
– Нам брошен вызов. Делать нечего. Надо отвечать, другого выхода нет.
– Да что за вызов? Кто его бросил? Ты можешь нормально что-нибудь объяснить? – возмутился Данила.
– Помните наш последний ССО в прошлом году в Астраханской области?
– Ну, да, конечно.
– Так вот. Как вам известно рядом с нами по соседству стоял студенческий строительный отряд Московского финансового института. В километрах десяти от нас.
– Да и что с того? У нас с ними всё было нормально. Они к нам в гости ездили, а мы к ним. Без проблем. Один раз даже выручили «фиников», когда местные из-за девчонок избили двух их парней. Тогда наш комиссар на выручку финансистов поднял весь наш отряд. Неплохо мы тогда погоняли местных драчунов солдатскими ремнями с пряжками по их степи. – Ударился в воспоминания Лёшка Аксаков.
– Так-то оно так, – продолжал вещать Борька, отставив в сторону левую ногу и для убедительности размахивая кистью правой руки. – Но ты забыл, как мы прищучили «фиников», когда они напросились на соревнование с нами по поеданию на скорость подсолнечной халвы без воды. Мы их тогда сделали, и потом они ещё скидывались, чтобы купить для нас отступные десять кило этой злосчастной халвы и для этого гоняли за ней на «Урале» в какой-то городишко.
– Верно, верно, – ухмыляясь, подхватил Лешка. – Ты ещё не сказал, как они провалились по количеству съеденных крутых яиц и выставили нам ящик пива.
– Да, здорово тогда получилось, – поддержал разговор Данила. – Боб, ну ты тянучка. Не можешь внятно сказать, что произошло?
– Вот, я и говорю, – продолжал Борька, явно довольный тем, что захватил внимание своих сокурсников. – Пошли мы на неделе по старой памяти с Вовкой Петровским в студенческое общежитие «фиников». Не сами, конечно, по приглашению. Вы же сами помните, какие у них нормальные и отзывчивые девчонки, которые ходили с нами к Ахтубе на лунную дорожку. Хорошо было: луна, круглая как мяч, в полнеба, света так много, как на Тверской, – всё видно, и девчонки, обалдевшие от этой ночной красоты. Здорово было.
– Ну, было, было, – прервал его восторженные сентенции Лешка. – Ты давай ближе к «телу». Сколько можно говорить тебе?
– Одним словом, не успели мы с Вовкой, расположиться в этом общежитии. Девчонки, молодцы, всё заранее подготовили. Дожидались, значит. Как тут заваливается в комнату целая делегация их парней. Ну, думаем, бить начнут из-за девчонок. Ан нет, пришли по другому поводу. Бросили нам вызов. На этот раз по пиву.
– Это как же?
– Именно так. Кто больше выпьет за раз пива.
– Ничего себе, – удивился Данила, поправляя съехавший на сторону галстук. – Мы их уже два раза уделали. Им что, опять неймётся? Выходит, что, они все эти последние полгода только и делали, что вынашивали коварные планы хоть на чем-то взять реванш?
– Не просто реванш. Готовятся серьёзно. Придут чуть ли не всем курсом. Мало того, оповестили несколько вузов, пригласив их представителей на это шоу. А это значит, что весть об этом событии разлетится по всем московским институтам. Здесь нельзя промахнуться.
– Так, ничего себе, – уже задумчиво промолвил Лешка, откладывая в сторону портфель, который было подхватил, чтобы быстрее выветриться на волю из стен института. – И что, серьёзно готовятся?
– Думаю, что очень серьёзно. Выставляют своего чемпиона. Я его видел. Крупный парняга. Грудь вместе с животом в ширину не меньше метра будет. Что твой Челубей на Куликовом поле. Зовут Илья.
– Да дела, – на распев протянул Данила. – Ну а условия, каковы?
– Условия, в общем, знакомые, – хмыкнул Борька. – Выпить как можно больше пол-литровых кружек пива. В туалет разрешается заглянуть только один раз, в любое время в процессе состязания. И вот ещё что. Зачётные кружки начинают учитываться только после первых десяти. Это значит, что Илья первые десять кружек выпивает легко.
– Когда схватка?
– В ближайшую пятницу.
– Ну, а если проиграем?
– Тогда мы должны поить их команду полгода пивом, сколько захотят.
– Ничего себе. А сколько в команде?
– Десять человек. Поэтому я приглашаю Вас с Дэном войти в нашу команду. Ведь мы вместе в Астрахани были.
– Да, но там этого Ильи у «фиников» не было.
– Не было. Нашли где-то. Может и в институт они его протащили из-за его габаритов.
– Ладно. Всё ясно. – Буркнул Данила. – Мы с Лёхой придем, но я задержусь немного. На пятницу назначено заседании бюро ВЛКСМ факультета. А я зам по оргработе. Быть должен. Не отвертишься.
– Ну да, ты у нас известный комсомольский босс, – иронически произнёс Лёшка Аксаков. – А вот теперь ответь мне, Боба. Кого мы выставим? Кто будет биться за честь нашего вуза?
– А здесь и гадать не надо. У нас есть только один достойный кандидат – это Серёга Крутой. Помнишь, как он вилами откидывал тридцатикилограммовые тюки сена из сноповязальной машины.
Алексей Крутой, сын второго секретаря Краснодарского обкома КПСС, был по-своему способным студентом, так как особо просроченных «хвостов» за ним не водилось, несмотря на хронические пропуски лекций. Природа действительно одарила его незаурядной физической силой, которую он уверенно продемонстрировал, когда на втором курсе на Комсомольской площади к нему пристали трое пьяных таксиста. Тогда Серёга тогда сумел от них успешно отбиться и даже свернул одному из них челюсть. Происшествие наделало немало шума, но это яркое событие как-то удалось замять при удивительном молчании деканата и парткома. С тех пор, Сергей Крутой пользовался в студенческой среде «заслуженным» авторитетом.
– Да, Вы же работали с ним в ССО в одной бригаде. Знаете его, – горячился Боб, заметив, как на лица друзей наползла гримаса сомнения. – А кого же ещё? Тебя что ли Лёха? Да у тебя мочевой пузырь меньше твоего теннисного мяча, а у Серёги он тренированный. Выдержит. Кстати, если хотите, приходите сегодня на тренировку.
– А где она состоится? В «Метелице», что ли?
– Да, какая «Метла»? Ну, ты чудак Леха. Мы с Вовкой и Серёгой едем на Юго-Запад, в пивбар «Ракушку». Там условия то, что надо. Ну как?
– Я нет, – начал отнекиваться Данила. – Не могу сегодня.
– И я нет, – поддержал его Лёшка. – Дела брат.
– Ну, дела, так дела, но в пятницу чтобы были как штык. Дело чести.
Друзья пожали друг другу руки и разошлись: Борька в «Ромашку» по плану, Лёшка к своей девушке, которую друзьям ещё не показывал, а Данила к себе домой, так как решил поупражняться на шестиструнной гитаре.
Хотя студенты престижного вуза и ходили в строгих цивильных костюмах и галстуках, и грызли гранит теории марксизма ленинизма и истории политических учений, но были абсолютно нормальными молодыми людьми и типичными представителями славной когорты московского студенчества, которым ничего человеческое не чуждо.
Их ожидала судьба стать дипломатическими представителями своей страны, занять высокие должности в кабинете министров, возглавить или войти в советы директоров нарождающихся частно-государственных корпораций. Они составляли часть креативной элиты страны, и не было среди них тех, кто отказался служить ей.
Наступившая пятница представлялась знаковым днём. В учебном корпусе института царило лёгкое возбуждения. Представители сильной половины четвёртого курса то сбивались в небольшие кучки и о чем-то оживлённо беседовали, то вновь растекались по лекционным залам и аудиториям, чтобы обдумать сложившееся положение. На одной из перемен Борис Солнцев разыскал Данилу и с деловым видом спросил его: «Ну как вечером будешь?».
– Не сомневайся. Не подведу. Знаю, многие собираются подойти.
– Это хорошо. Нужна внушительная группа поддержки. Сам понимаешь, какой уровень. Не удивлюсь, если «финики» притащат половину своего факультета.
– Да шума будет много. А как наш Серёга? Готов?
– Будь спокоен. Тренировался каждый день под нашим руководством. Всё продумано. «Фиников» ждёт сюрприз.
– Это какой же? Сказать можешь? – и Данила участливо повёл Бориса в дальний угол коридора.
– Тебе скажу. Только тебе. Сам понимаешь – это наше “know-how”. Одним словом, Серёга сухой как астраханская вобла.
– Это как понимать?
– Не пьёт ни грамма жидкости уже 24 часа. А мы его контролируем. Он сейчас не то, что пиво, всю Москву-реку выпить готов.
– Здорово. Молодцы. Тогда прорвёмся. А может и финансисты своего Илью также готовят? Они математики. Комбинации считать умеют.
– Может быть. Не спорю. Но у нас есть ещё одна тактическая заготовка.
– А именно?
– Здесь главное распределить усилия. Ты помнишь, по условиям в туалет можно пойти только один раз. Поэтому фокус в том, чтобы вначале выпить как можно больше кружек. Терпеть, но пить. После туалета ты уже столько не выпьешь. Организм и так будет перенасыщен пивом. На это и делаем ставку. Но об этом молчок.
– Замётано. В каком месте сбор? В «Ракушке»?
– Да нет, что ты. Здесь рядом. В «Пльзене»
Под таким условным названием фигурировал пивной бар, расположенный на территории Парка культуры имени А. М. Горького, который существовал уже пару десятилетий и регулярно менял свои вывески. Имя «Пльзень», возможно закрепилось за ним и стало историческим лишь потому, что когда-то ещё при его открытии в баре стали продавать вкуснейшее и настоящее чешское пиво одноименной марки. Однако эта идиллия продолжалась недолго и постепенно и незаметно сошла на «нет». На место качественному солодовому продукту чешских пивоваров пришло советское изобретение, перенасыщенное содой и углекислым газом, под броским названием «Жигулёвское», несомненным достоинством которого было то обстоятельство, что средне-нормальный человек не был способен выпить больше полутора кружок, чтобы не сбегать на природу за угол или, переминаясь с ноги на ногу, выстоять очередь в местный туалет.
Одним словом, в полпятого пополудни двери лекционных залов и аудиторий с треском распахнулись, исторгнув из себя галдящую юношескую ораву, которая с гомоном покатилась вниз по лестнице к выходу, пробегая мимо развешанных по стенам своих великих предшественником К. В. Нессельроде, А. М. Горчакова, Г. В. Чичерина, бросавших на молодое племя будущих дипломатов и внешних торговцев укоризненные и насмешливые взгляды, как бы говорившие, и мы были лицеистами.
К началу представления Данила попал как нельзя вовремя. Участливая барменша, известная всей округе как тётя Валя, чей авторитет простирался далеко за пределы парка, уже заканчивала разливать предназначенное к состязанию пиво по ребристым кружкам и расставляла их ровными рядами на барной стойке, покрытой коричневым пластиком с рваными проплешинами.
Огромный пивной зал кафе был наполнен гулом голосов от сгрудившихся представителей многих московских вузов, пришедших целыми делегациями, чтобы поглазеть на диковинное соревнование. Здесь были многие: сосредоточенные старшекурсники из Института стали и сплавов, шаловливые «козеры» из номерных медицинских, ироничные и завистливые инязовцы. Прискакали даже из-за реки неутомимые «верблюды-мехматяне». Однако наиболее внушительная орда явилась из финансового института, ведомая снисходительными, познавшими жизнь «мамонтами», окружившими плотным непробиваемым кольцом своего выдвиженца Илью.
Когда Данила прорвался в первые ряды, главные участники действа Серёгу и Илья уже заканчивали подготовительные разминочные упражнения. Серёга прекратил размахивать руками и подпрыгивать на месте, а гигант Илья делал глубокие вдохи и выдохи, словно рассчитывая освободить место для пива и в грудной клетке тоже. Тут же выбранный общим голосованием нейтральный судья, которым оказался очкатый пятикурсник из «сталеваров», ещё раз напомнил правила состязания и предложил каждой из сторон дополнительно назначить по два секунданта, которые также могли посоревноваться друг с другом на незачётных началах.
Понятное дело, что Боб Солнцев сразу выдвинулся вперёд, а вслед ему стал продираться и щупленький Вован Петровский.
– А ты куда? – придержал его за плечо Слава Колаш, ещё один друг и сокурсник Данилы по испанской языковой подгруппе. – Всё дело испортишь. Не видишь, как дело оборачивается? Здесь уж не до шуток.
– Оставь его. Пусть попробует, – урезонил его Данила. – У Вована есть скрытые резервы. Забыл, что ли, как он в Астрахани одолел флакон «тройного» и запил его банкой томатного сока.
– Запил то он запил, да потом на работу не вышел. А мы за него мешки с цементом таскали.
– Ну что ж бывает. А с тобой нет? Думаю, не подведёт. Тем более они с Бобом слаженная пара.
Между тем очкарик уже дал отмашку, и игроки, не мешкая, приступили к истреблению запасов тёти Вали.
Илья, подбадриваемый одобрительными криками финансистов, уже предвкушавших скорую и неизбежную победу, сразу взял высокий темп и вырвался вперёд как минимум на две кружки. Сергей, под строгим руководством своего наставника Боба, начал осмотрительно и с расстановкой. Вначале внутрь была залита одна кружка пива, медленно и осторожно, чтобы дать организму время адаптироваться к новому напитку. Затем Серёга встал, ещё раз развёл и скрестил руки, и принялся догонять ушедшего в отрыв Илью.
Дело продвигалось быстро. Однако десятая кружка стала переломным моментом. Превратившийся в пузырь Илья решил воспользоваться положенной возможностью и покатился опустошаться в направлении туалетного отсека бара. Серёга держался хорошо, с каждой кружкой зарабатывая всё больший авторитет среди разношёрстных «нейтралов» из других вузом. Прошла одиннадцатая кружка, затем успешно проследовала двенадцатая, тринадцатая. Когда Илья вернулся стойке, Серёга заталкивал в себя, правда не без труда, уже четырнадцатую по счёту ёмкость. Одним словом, окончательно ломаться Илья стал после семнадцатой, в то время, как Серёга довольно спокойно перевалил через психологически важный двадцатикружечный рубеж.
Итог схватки оказался следующим. Илья не выдержал первым и вскоре, выпучив глаза, и как показалось многим, еле удерживаясь, чтобы не зафонтанировать, понёсся, перекрещивая ноги и придерживая руками раздувшийся живот, в сторону хорошо знакомого ему спасительного отсека. Серёга же, ещё немного поважничал, демонстрируя, что ему всё нипочём, а затем, не торопясь, вразвалку пошёл догонять несчастного Илюху.
Победа была решительной и окончательной. Разгром полным. Соперник теперь мог только мечтать о несбыточном реванше. Разрыв составил принципиальные четыре кружки. Боб, Вован, Леха, Данила и Славка ликовали. Теперь финансисты долго будут помнить своё позорное поражение. По крайней мере, до следующего летнего строительного сезона точно.
Все, даже удручённые финансисты, разделяли торжество «дипломатов», и уже все вместе дружно отдали должную дань пенистому светло-жёлтому напитку. Тётя Валя превратилась в многостаночницу и уже не закрывала медные краны, без устали выкачивая содержимое из скрытых пивных бочек. Студенты подходили, пожимали руки и хлопали по плечам победителей. Серёга был возведён на пьедестал равный олимпийским героям и долго ещё повсеместно пользовался популярностью на студенческих вечерах. Честь института была защищена. «Дипломатам» простили даже их мнимое зазнайство и исключительность.
Мини «Октобер фест» удался на славу. Больше всех была довольна тётя Валя, перевыполнившая месячный план по реализации пива, и её бухгалтер, радостно пересчитывавшая в своей служебной коморке поступившую выручку.
– Алло, Дэн, очнись, – Лёшка Аксаков чокнул своей кружкой о кружку Данилы. – Всё хорошо. Ты, о чём задумался?
– Да так, ни о чём. А ты что, куда-то собрался?
– Сегодня нет. А вот завтра суббота. Мы здесь небольшой группой собрались в Дом кино. Пойдёшь?
– А что там?
– Новый фильм. Премьера. Говорят, нормальная фантастика. Наши девочки тоже пойдут.
– А кто?
– Наши. Ну, Оля, Алла из французской группы, ещё две Лены из испанской, Таня из немецкой. Ребята также будут. Это Генка Башилов всё устроил. У него мать – начальник управления в министерстве культуры.
– Да нет. Спасибо. Не получится. У меня завтра репетиция в ДК «Горбунова».
– Так, ты что продолжаешь стучать на барабане? Я думал, ты бросил. Скажи, как хоть ваш ансамбль зовётся?
– «Миракэл» – «Miracle’s». Слышал? Нет? Ну, естественно. Он у нас существует не на постоянной основе. Мы одну школу заканчивали и вместе начинали. Играли у себя и по другим школам. Теперь тоже, но редко, больше на вечерах в институтах, где ребята из ансамбля учатся.
– А в нашем вузе, почему нет? Скажи, хоть какой у Вас репертуар?
– Есть кое-что из «Beatles», «Smokie», «Queens».
– Вот и замечательно. Солидно. А свои наработки есть?
– Как сказать? Есть кое-что в стиле джазовых импровизаций. У нас ведь в составе и саксофонист имеется.
– Вот как даже? – удивился Алексей. – Ну, а ты-то что, в фронтлайнеры не выдвинулся? Всё сзади торчишь.
Алексей невольно затронул болевую точку Данилы. Вот уже пару лет он терзал дома шестиструнную гитару в надежде, что сможет доказать ребятам из ансамбля, что ему можно доверить исполнение на соло-гитаре, хотя свой солист и неплохой в ансамбле имелся. Кто в молодости не мучился жгучим желанием лидерства? Но Лёшке он ответил по-другому:
– А что, ударник – это вполне достойно. Вот, Ринго Стар, например.
– Ну, то Ринго Стар. Да ты не обижайся. Я так сказал. А сыграть в институте вы смогли бы. У вас вокал есть?
– Да, поют двое, а мы подпеваем. В общем, фон создаём, так что голоса есть. А в институте? Ну, куда нам соваться. Здесь же «Миражи» в новом издании.
– Да будет тебе Дэн. Мы ещё посмотрим.
– Пойду я, Лёша. Хочу один пройтись по парку.
Что-то не всё ладно было в жизни Данилы Бекетова. Чего-то не хватало. Душа томилась и ждала чего-то.
* * *
Глава II
Рассвет
Часть I
Предчувствие свободы
Безоглядным аллюром понеслись дни, собранные из сменяющих друг друга лекций, семинаров, коллоквиумов и языковых занятий. Четвёртый курс неумолимо приближался к очередному дуэльному барьеру. Данила не опасался грядущей весенне-летней сессии. Во-первых, студенты-четверокурсники – это тебе не вечно сомневающиеся в себе неврастеники из первых и вторых курсов. Студент четвёртого – это уже испытанный в полевых сражениях закалённый боец, знающий себе цену и успевший стать тонким проницательным психологом, успешно применяющим на практике приёмы гипнотического воздействия на преподавателей.
Во-вторых, такая сессия сдавалась значительно легче, чем придавленная снеговыми сугробами зимняя. Весна всегда могла расшевелить любого, даже погрязшего в книгочтениях интроверта-профессора. Все становились отзывчивее. Хотелось говорить и слышать другого. Снисходительность и всепрощение становились хорошим тоном. А потом, кому хотелось связываться со студентом, добредшим до четвёртого курса и проламывающим последнюю преграду в спасительную гавань пятого?
Выступление Алексея и Данилы в парном разряде на открытом институтском теннисном турнире в апреле оказалось неожиданно удачным. Они заняли второе место, уступив лишь победителям, чемпионам Москвы из МГУ. Довольные друзья шутили:
– Ну, ничего, мы этим аспирантикам в следующем году промоем мозги. Дело-то за малым – надо стабилизировать первую подачу. Без неё никуда. А в игре на задней линии мы им не уступаем, да и бегаем к сетке лучше. Мы ещё станем грандами.
О том, что сессия на носу знала также и добрая тётя Вера, справедливо решившая, что еженедельные ненавязчивые напоминания о необходимости навалиться на учёбу бедовой голове её племянника не помешают.
– И, кроме того, – увещевала она Данилу. – Это нужно, прежде всего, тебе. Эту сессию нужно сдать не просто хорошо, а как-то ярко, чтобы в деканате знали не только о твоих спортивных достижениях, но и обратили внимание на твои интеллектуальные способности. Не забудь, следующий год выпускной, и ты просто обязан получить хорошее распределение. Я тебе должна сказать, что сегодня я разговаривала по телефону с твоей мамой. Так вот, она приезжает в мае из Вены, чтобы быть и заботиться о тебе, когда ты будешь сдавать экзамены.
Сестра тёти Веры и мать Данилы, Софья Михайловна, была по-своему примечательной женщиной. В свои пятьдесят она выглядела также хорошо, как и пятнадцать лет назад, сохранив стройную фигуру с красивой высокой талией, и предпочитала сложные причёски в дорийском стиле, которые умела укладывать сама. Видно на её отношение к самой себе наложило свой отпечаток её увлечение изобразительным искусством, в котором она знала толк, так как защитила кандидатскую на мудрёную тему «Зарождение и развитие маньеризма в искусстве Италии XVI в.». Её увлечение своим делом было столь велико, что она искренне верила в такую сомнительную тезу, что только изобразительное искусство, а скажем, не литература, может раскрыть сложный мир людских чувств и страстей. Она не сомневалась в том, что смысл таинственной улыбки «Джоконды» отражает спокойствие и внутреннее состояние женщины, когда она глубоко уверена в том, что она любима и почитаема.
Командировке мужа в Австрию она была рада вдвойне. Здесь она нашла себя, погрузившись в мир исторических портретов и гениальных бытовых зарисовок. Бесчисленные венские музеи, выставки и экспозиции давали возможность 24 часа кряду не покидать пределы их гранитных храмов. Предыдущие командировки мужа в Камерун и на Кубу были по-своему занимательны, но не могли удовлетворить её эстетических потребностей. Три года пребывания в альпийском «рае» позволили Софье Михайловне стать узнаваемой и войти в избранный и очень замкнутый круг частных галеристов. Будущее рисовалось ей в розовых тонах. Впереди ожидали приглашения в Милан, Венецию и Париж, признанные мировые центр искусства.
Её муж, Николай Фёдорович Бекетов, поддерживал увлечение жены и справедливо считал, что ещё молодая женщина имеет право на личную свободу и должна профессионально развиваться, а это в свою очередь, как он считал, должно самым благотворным образом сказаться на семейном устройстве. Чтобы его не нарушать, он не возражал против стремления жены кочевать между Веной и Москвой с тем, чтобы поддерживать баланс отношений с сыном, и не забывать о полезных друзьях из центрального аппарата своего министерства.
Работа в торговом представительстве СССР в Австрии – это совсем другое дело нежели, чем в Африке или одной из стран социализма. В те закатные советские времена такая страна как Австрия воспринималась работниками министерства внешней торговли как одни из ворот, через которые открывался выход на большой капиталистический мировой рынок. Получить назначение на руководящий пост в торгпредстве в такой стране было непросто. Его надо было ещё заслужить. Всё складывалось хорошо у главы семейства Бекетов. Тревожило только одно: из Москвы стало всё больше поступать нелепых, зачастую противоречивых указаний, которые только расшатывали слаженный за многие десятилетия механизм торгового представительства.
Местные партнёры из числа руководителей крупных компаний и фирм постепенно переставали понимать новые условия сотрудничества и всё больше обращались в торгпредство за разъяснениями. Медленно и неотвратимо наступало время перемен, в котором было столько много обманчивых ожиданий.
Родители Данилы, как и любые другие родители, желали своему единственному отпрыску только счастья и удачи. Софья Михайловна стала заговаривать с сыном о наличии у него постоянной девушки, которая непременно должна быть из хорошей семьи и учиться в МГИМО, или, в крайнем случае, в Инязе или МГУ. Иногда, но всё чаще и настойчивее она начала заводить с Данилой проникновенные разговоры на эту тему. Предусмотрительный Николай Фёдорович так же не сидел на месте и уже начинал прикидывать планы трудоустройства сына после окончания института. Лучшим вариантом ему представлялась возможность направить Данилу на работу не во внешнеторговое объединение, каковых в системе внешней торговли было великое множество, а в одно из торгово-политических управлений МВТ СССР, что открывало в дальнейшем широкий выбор престижных точек за границей. Это был далеко не простой вопрос и требовал продуманной предварительной подготовки, умения договариваться на нужных министерских уровнях, обеспечивать лояльность кадров и парткома, и наличия хорошей характеристики из МГИМО. В общем, родителям было над чем поработать.
Данила по счастью был лишён забот взрослого поколения и видел этот мир в значительно более радужных красках.
Короткое пребывания Софьи Михайловны в Москве подходило к своему завершению одновременно с окончанием экзаменационной сессии у Данилы. Но просто так уехать она не могла. По её разумению сын нуждался в наставнических указаниях наподобие того, как лучше и с кем провести лето, а главное он должен понять, что устройство его личной жизни – это далеко не праздный вопрос. Его надо было решить правильно и исключить любую ошибку. Разве можно полагаться на вертеровские мечтания молодого человека? Что он знает о таком явление как любовь и близость с девушкой? В голове сына только теннис и вот ещё музыка. Удивительно, как он ещё умудряется неплохо учиться. А его друзья? Конечно, Алексей, Слава, Борис – все хорошие ребята, но не больше. Все они слишком юны, чтобы понимать жизнь. Нет, этот вопрос надо брать в надёжные руки, а именно в свои.
К решающему разговору Софья Михайловна подготовила все полагающиеся к случаю не опровергаемые аргументы. Она решила, что беседу надо начать мягко, не навязчиво, так, чтобы дать сыну почувствовать, что ему никто и ничего не навязывает и может продемонстрировать всю свою независимость и самостоятельность, которые так характерны для бунтарского молодого сознания. Надо постепенно, как умеет делать любая взрослая женщина, подвести Данилу к принятию решения, которое будет в конечном итоге её. Конечно, это сложно. Это искусство, которая нарабатывается временем, и которое Софья Михайловна за годы своей жизни сумела с успехом отточить на нескольких близких ей мужчинах и, прежде всего, на своём муже.
Сегодня удобный момент, подумала она и решила дожидаться возвращения Данилы, сдававшего в этот день свой предпоследний экзамен. Её сестра, Вера Михайловна, была также дома и старалась держаться как всегда скромно, если не сказать незаметно. Порой она терялась, пасуя перед энергичной и пробивной силой своей сестры, которая почти ни в чем не сомневалась и умела добиваться всего чего хотела.
Приход Данилы вызвал радостное возбуждение. Тётя Вера, не мешкая отправилась на кухню, будучи уверенной, что молодой здоровый организм надо подпитывать калориями постоянно и в любое время суток, а Софья Михайловна принялась нервно прохаживаться у дверей кабинета, за которыми скрылся её сын. Затем решившись, она поправила блузку в синих васильках, пригладила руками причёску и, постучав в дверь, спросила:
– Можно?
– Заходи мам, – откликнулся Данила, занятый тем, что засовывал в спортивную сумку теннисное снаряжение.
– Спасибо, я есть не хочу, – стал, не глядя на мать, отнекиваться он, думая, что та по обыкновению будет настаивать на ужине, как на необходимости восполнить энергозатраты, понесённые её любимым чадом на экзамене по международному праву.
– Я не за этим, – немного волнуясь, произнесла Софья Михайловна. – Прошу тебя, удели мне хотя бы пятнадцать минут.
– Мам, а можно потом, завтра, например, – попытался увильнуть от разговора Данила, занятый поисками коробки с новыми мячами. – Я тороплюсь, мне ещё до «Динамо» ехать.
– Данила, ты, по меньшей мере, не вежлив со мной. Я этого не заслужила, – с надрывом в голосе произнесла Софья Михайловна, с сожалением думая о том, что сын стал ещё больше самостоятельным и неуправляемым. Видимо, это логичная расплата за длительное пребывание за границей и утрату родительского контроля. – Ты же знаешь, что я послезавтра улетаю к отцу.
Чтобы успокоить мать, Данила прервал свои сборы, подошёл к матери и, обняв за плечи, усадил её в кресло.
– Конечно, мам, я весь во внимании. Я тебе звонил из института. У меня «четвёрка» по «межправу». Ты знаешь это неплохо. Ты можешь себе представить, что надо было подготовить 103 вопроса. В группе завалов не было, но «трояков» нахватала чуть ли не добрая половина. Вот и Лёшка ускакал тоже на тройке.
– Ну, этим я не удивлена, – уже ровным голосом промолвила Софья Михайловна. – Ты мне вот что скажи, какие у тебя планы на лето? Приехать к родителям в Вену ты отказался, хотя отпуск у отца только в сентябре. Ко многим родителям из Москвы приедут дети, такие же, как ты студенты. Тебе бы не было там скучно. Там и твои любимые корты есть: и у торгпредства, и у представительства при международных организациях. В конце концов, если ты захочешь, отец обеспечит тебе пропуск в спортивный комплекс центра ООН. Играй, отдыхай, знакомься, получай необходимую тебе языковую практику. Ну что ты мотаешь головой? Разве я так уж не права?
– Права мамочка, права, – Данила участливо погладил мать по руке. – У нас с ребятами уже есть свои планы.
– И какие же это планы, позволь спросить? – Софья Михайловна даже выпрямилась в своём кресле, всем своим видом выказывая сомнение в наличии у сына разумных идей на лето.
– Хорошие, нормальные планы. Например, мы думаем пойти в поход по Валдаю. Ты учти, это для нас последнее лето, когда мы все вместе. В следующем году остаётся только практика, «госы», диплом, и мы разойдёмся. А до сентября осталось только два месяца, там и Вы с папой приедете. Ты понимаешь меня?
– Хорошо, пусть будет так. Но, если ты готов прислушаться к моему совету, то я тебе и твоим друзьям порекомендовала бы не с рюкзаками по лесу бродить, а приобрести экскурсионный тур. Комфортно, культурно, автобус, объяснения экскурсовода, и ночевать не в чистом поле на земле, а в гостиницах.
– Мам, ещё ничего не решено. Давай мы сами разберёмся. А твой совет я запомнил.
– Ладно, ладно, пусть это будет вашим решением. Учти, что деньги для тебя на лето я оставила у тёти Веры, – неожиданно легко согласилась Софья Михайловна, посчитав, что она очень удачно начала этот разговор, начав со вторичного вопроса, чтобы перейти к главному, который она обдумывала уже несколько месяцев. Надо было что-то решать с одиночеством сына, и, вооружившись хитрым житейским приёмом: уступи вначале в малом, чтобы потом добиться главного, спросила:
