Kitobni o'qish: «Чуда не жди – сделай сам!», sahifa 3

Сережка стоял довольный и улыбался, бросил взгляд на часы.

Посмотрел на бледного, худощавого Серёжку и добавил про романтический водоём с птицами: предложил сделать островок с постройкой для пернатых.

– Так, классно, уже две идеи есть, давайте остальные колитесь, – Эльвира серьезно оглядела всех.

– Вот замечательно. Мне кажется, что всё нам подходит, давайте выберем что-то одно. С озером вообще отлично, – Аркадик заулыбался и потёр ладони.

– А мне яма понравилась, это же здорово, сделаем тайный ход, представляете, настоящая глубокая пещера, натаскаем туда всякой всячины, коврик можно постелить, скамейку принесем, приёмник из дома притащим, еду будем носить. Никто и знать не будет, где мы, – добавила Нателла, покусывая ногти.

– Всё? Выдохлись? Мысли закончились? – командирским голосом спросила Эльвира.

– Нет. А что, если мы сделаем плот? Вот! – выпалил неожиданно Аркадик.

На него посмотрели с недоумением.

– Плот – это хорошо, но где? До моря такую тяжесть явно не дотащим, – рассмеялся Сережка.

– Отвезём, – пробурчал Аркадик.

– Да ты что? Это же целый грузовик нужен и подъемный кран. Не представляешь, как это трудно, сложнее, чем есть острый перец, – с усмешкой возразил Сережка.

– Может, попросить кого-то? – поддержала Гаяна.

– Нет. До моря слишком далеко, плот надо сколотить прямо на берегу, – пояснила Нателла.

– Ага! Замучаемся каждый день пешком чапать до моря, туда на автобусе ехать целый час. Куча проблем. Не, не получится, слишком долго и нудно, – решительно выдала Эльвира.

– Правильно, надо придумать что-то другое, – нахмурился Олег.

– Думайте, думайте, время ещё есть…– подбодрила Эльвира, наморщив невысокий лоб.

– Что-то все мысли закончились. Может, громадную яму выкопаем и сделаем колодец, – подняла голову Нателла.

– Хе! Ты представляешь, сколько придется копать? Руки же отвалятся, экскаватора у нас нет, – захохотала Эльвира.

– Оставим до завтра? – предложил Аркадик.

– У нас так лето закончится, если всё время будем откладывать, – помотала головой Эльвира.

– Не, давайте один день еще подумаем, – настаивал я.

– Хорошо, Никитос, договорились, только взаправду давайте. Думайте все и не отлынивайте. Никакие отговорки не считаются, чтобы завтра каждый что-то обязательно придумал, – скомандовала Эльвира и строго посмотрела на всех как учительница на учеников.

На завтра у нас ничего не получилось, так как весь день лил дождь, и никто носа не высунул из дома.

Как всегда, в дождь крыша у нас протекала, особенно в последней комнате – та, что примыкает к балкону. Сколько бы ни ремонтировали крышу, в дождь она постоянно текла. Приходилось подставлять под струю воды тазики и вёдра.

В девять вечера дождь прекратился на полчаса. Мне не сиделось дома, и я вышел во двор, никого не встретил, затем увидел Алису. Вместе вышли на горку, постояли немного, поболтали. Снова начался дождь,и мы пошли домой.

Встретились через день. Все как один пришли вовремя: не терпелось поделиться новыми идеями.

– Сделаем самый большой костёр. До небес, – азартно выдал Аркадик с блеском в глазах.

– Умно, просто невероятно умно. Ты что, две ночи об этом думал? И как ты себе это представляешь? – с иронией спросила Эльвира.

– Соберём отовсюду ветки, палки, натаскаем за лето и зажжём вечером, сделаем огонь до неба. Представляете, как будет здорово! – с восторгом выдал Аркадик.

– А что? На самом деле хорошая идея! – эмоционально поддержал его Серёжка, у него была привычка не заправлять рубашку, он её часто завязывал снизу узелком.

– И картошку пожарим, – обрадовалась Алиса, вскинув тоненькие брови.

– Опять костёр! Я категорически против! – Гаяна внимательно посмотрела на Аркадика, хлопая длинными ресницами.

– Объясни, чем ты недовольна, – Аркадик наклонил голову, приготовившись внимательно слушать.

– Ладно, когда пекли картошку. Но когда в костер ради эксперимента вы бросали всякий хлам и смотрели, как он будет гореть.

– Ну сжигали и что? – возразил Аркадик.

– Чего только там не было! Куски резины от автопокрышек, аккумуляторы, смола, асфальт. А какой густой и едкий дым валил от ваших костров! Приходилось убегать во двор, чтобы не задохнуться или не получить по шее за такие дела, – возмущалась Гаяна.

– Да скучно это, все каникулы таскать дрова, чтобы за один час все спалить и на следующий день забыть, – Эльвира наградила всех колючим взглядом.

– Почему бы нет? – встрял я.

– Не, давайте придумаем что-то другое, поинтереснее, – возразила Эльвира.

– Вот. Давайте думайте, от каждого хотя бы по идее, – добавила Нателла.

Она была нарядно одета – белые брючки, белая кофточка и пёсик Тотошка на ручках, тоже белый и, как всегда, с грязными лапками. Как выразилась Алиса, ухоженная и избалованная болонка. Мы всегда удивлялись, как Тотошка ориентируется в пространстве. Ведь глаза у него практически полностью закрыты длинной челкой. Гаяна пояснила:

– Болонкам стричь шерсть над глазами нельзя, это вредно для них.

– Сколько можно думать, спорить, выбирать, вы всё отметаете, не можем же мы всё лето так и просидеть, – отвернулся Серёжка.

– А что, если мачту или вышку сделать. С лестницей, – внезапно предложил Аркадик.

– И что ты там будешь делать – торчать как флюгер? – усмехнулась Эльвира.

– Поднимемся, будем стоять, смотреть, – терпеливо пояснил Аркадик.

– И много ты там углядишь? – спросила Эльвира.

– Бинокль возьмем. У меня есть, театральный, – с радостью предложил я.

– Не, театральный ерунда, у старшего брата в ящике стола лежит настоящий, морской, Аркадик залезет и будет смотреть на любимый вокзал, все поезда встретит и ни один не перепутает, все таблички увидит, – улыбаясь добавил Серёжка, затем перевел взгляд на часы.

– Отлично! – потёр руки Аркадик.

– Ещё мысли есть? – Эльвира окинула всех взглядом.

– Есть, ещё как есть, – подняла руку Нателла, выпустив Тотошку.

– Тогда говори, – потёрла курносый носик Эльвира.

– Шалаш.

– Ну, так себе идея… – протянула Эльвира.

– Из веток, досок. Сварганим огромный шалаш на всех и будем там собираться, от дождя прятаться, и не придется по домам сидеть. Лавки притащим, – оживленно проговорила Нателла.

– Думаю, надо построить крепость. Что там твой шалаш – ерунда, мелочь, а вот целая крепость – это да! – глаза у Эльвиры загорелись.

– Из песка, что ли, будем строить? – звонко рассмеялась Нателла, поправив длинные волосы.

– Какой из песка! Из досок. Частокол вокруг выставим, в середине будет стоять замок.

– Не получится, – нахмурилась Нателла и отвернулась.

– Это ещё почему? – возразила Эльвира, наклонив голову.

– Где мы найдем столько досок? Ты представляешь, сколько надо – забор, вышка, шалаши, – вздохнула Нателла, прикрыв глаза.

– Если захотим, найдем! А сидеть и во всем сомневаться, лишь бы ничего не делать, проще всего, – недовольно процедила Эльвира.

– Итак, крепость! – поддержал я.

– Да, хватит спорить, пора уже делом заняться, – твердо сказала Эльвира.

– Давайте тогда начнем, я не против, – добавил Аркадик.

– Тебе лишь бы самому ничего не придумывать, – недовольно посмотрела на него Нателла.

– Просто мне понравилась эта идея, – Аркадик потёр лоб.

– Давайте обойдемся без родителей, – встряла Алиса.

– Конечно, – легко согласился Серёжка, посмотрел на часы и ушёл.

– Всё. Тогда начали, и больше мы ничего не выбираем, полный вперед и ни шага назад, – заключила Гаяна.

Мы договорились встать рано утром, в пять часов. Мне поручили всех обойти, я был ответственным за сбор. Первым позвал Аркадика, затем вдвоём направились к дому Алисы. Поднял голову и увидел, как на открытом балконе в соседней с Алисой квартире восседал дядя Азад и с наслаждением уплетал хаш, рядом с тарелкой возвышался графин.

– Эй, а что вы так рано? – крикнул нам дядя Азад, затем опрокинул стопочку.

– А вы, дядя Азад, чего так рано встали? – строго спросил Аркадик.

– Я на работу иду, а вам бы ещё спать да спать, – прохрипел, прокашлявшись, дядя Азад.

– Ну и мы собираемся по делам.

– Смотрите, не хулиганьте! Узнаю, что хулиганите, уши оторву!

Мы с Аркадиком постучали к Алисе, она уже встала и через пять минут вышла. Весёлая, улыбчивая и энергичная.

Дядя Азад в серых полосатых штанах, тапочках на босу ногу и белой майке собирался на работу. В одной руке он держал две большие малярные кисти, другой перебирал коричневые четки. Рядом скакала крошечная нервная собака и истерично лаяла на Белого. Тот смотрел равнодушно, и казалось, думал о чём-то возвышенном.

– Чибуш! Ко мне! – строго приказал дядя Азад.

Злобный пёс породы Чихуахуа пытался укусить за нос Белого, но тот держался достойно и проявлял чудеса выдержки.

– Кому сказал, Чибуш, ко мне! Я на работу из-за тебя опаздываю, паршивец.

– Дядя Азад, вам не трудно будить Алису в пять утра каждый день, вы всё равно рано встаете? – хором попросили мы.

– Её мама меня не убьет?

– Нет, все в порядке, мы спрашивали.

– Зачем вы так рано встаете?

– Потом узнаете. Это большой секрет, – ответил я.

Посмотрел на мохнатые седеющие брови дядя Азада и его большие остроконечные уши и подумал: «Ему бы в фантастических фильмах играть, а не заборы красить».

– Озорники! Смотрите не шалите! – погрозил дядя Азад пальцем, ловко перебирая свободной рукой коричневые четки, с ними он никогда не расставался.

Дядя Азад подрабатывал маляром. Рано утром приходил в известное всем место за молочным магазином, где собирались все желающие подработать и заказчики – кому что-то починить, кому покрасить, кому крышу подлатать.

Днём раздался бодрый голос:

– Манвел, мёд! Манвел, мёд покупай!

Высокий тощий продавец мёда с саквояжем и длинной сумкой ходил по двору и зазывал дядю Манвела купить у него мёд. Как правило, дядя Манвел даже не реагировал на персональное приглашение. Зато многие соседи охотно покупали и с шутками-прибаутками звали дядю Манвела.

Больше всего ненавидела торговца мёдом супруга дяди Манвела – тётя Кнарик. Мы её звали тётя Фонарик. Нервная особа в очках. Однажды она во всеуслышание призналась:

– Когда я нервничаю, я много ем.

При взгляде на неё хотелось выдать ей путёвку в санаторий неврологического профиля.

Супруга дяди Манвела частенько нам делала замечания:

– Не бегайте, не шумите, идите играть в другое место, у меня голова болит.

Кто только не заходил в наш двор, расположенный в самом центре города на пересечении трёх улиц.

Предлагали чинить, паять, точить ножи-ножницы, а также покупать кефир, зелень и многое другое.

Приходили и музыканты. Пели и играли на разных инструментах. Больше всего им радовались дети. Заходил контуженный бывший пленный немец. Он так и не уехал на родину, а стал бродить по дворам. Немец играл на губной гармошке и этим зарабатывал себе на пропитание, в старом обмундировании, без шинели, зимой и летом грязно-серо-зелёного цвета, обветшалом до невозможности. Дети кричали ему:

– Гитлер капут!

Немец с кривой усмешкой соглашался с ними и отвечал:

– Гроссе Сталин!

Дети называли немца нашим фрицем, и все соседи гордились, что немец перешёл на сторону русских.

Днём мы все вместе часто совершали небольшой поход в хлебный и кондитерский, потом заходили попить газировку в небольшом павильоне. В высоких конусообразных емкостях продавался самый вкусный на свете сироп – вишневый, тархун, яблочный, грушевый. Нередко просили двойной, а кто-то даже тройной. Бывало, вечером бабушки и родители посылали с трёхлитровой банкой за газировкой на всю семью – к тёте Соне.

В хлебных магазинах обычно покупали разные булочки за десять копеек. Нателла любила простые «Городские», Алиса с джемом, Эльвира в форме сердечка – посыпанную сахаром. Аркадик обожал бублики, особенно румяные. Стоили бублики пять копеек, с маком – шесть. Иногда хватало терпения донести горячие бублики, обильно посыпанные маком, до дома, чтобы съесть их со сметаной.

Мне больше всего нравились коржики, большие, пышные, свежие, я их просто обожал, особенно со сладким чаем.

Больше всего нас привлекали кондитерские магазины. Всё, что в них продавали, было ярким, пестрым. Глядя на пирожные, торты и конфеты, мы представляли, как же всё это вкусно. Из развесных в основном лежали на прилавках «Ромашка», «Ласточка», «Каракум», «Красный мак», батончики, помадки, сосульки-барбариски, подушечки, продолговатые ириски «Золотой ключик» либо квадратные «Кис-кис», притягивали взгляд как магнитом здоровенные конфеты «Гулливер», их продавали поштучно, все обожали леденцы «Монпансье» в круглых жестяных коробочках.

Конфеты в коробках считались деликатесом, дети их не покупали. Обычно брали для подарков – врачам, учителям, директорам.

Мама Аркадика покупала две, бывало, три или четыре разных коробок конфет и старательно прятала в глубинах высоченного шкафа.

Туда подкрадывалась младшая сестрёнка Аркадика – Гаяна и по чуть-чуть угощалась из каждой коробки. Ведь коробки не заклеены! Мать позже хватится, а в каждой коробке недостача.

– Ну что же ты из разных-то тащишь? – с сожалением спрашивала она дочь.

Вот так конфеты лишались своей подарочной привлекательности. После воспитательного процесса Гаяна с Аркадиком мужественно их доедали.

Мне же нравились конфеты в коробке под названием «Чинар». Ни с чем их не спутать, мог узнать из миллиона. Половина упаковки желтая, а на другой нарисован могучий платан. За них я тогда мог отдать что угодно.

Как и многие другие деликатесы, конфеты продавались по праздникам или по каким-то другим неведомым обычным покупателям случаям. Что входило в рецепт «Чинара», не знаю точно. Внутри шоколадных кубиков орехи и фисташки. Доставшиеся мне на праздник конфеты «Чинар» я тщательно распределял, любил их есть, когда смотрел по телевизору какие-нибудь интересные фильмы – сказки или комедии.

Глава 5
Наш первый заработок

Однажды бабушка отправила нас с Олегом за хлебом, это недалеко от нашего двора. Мы прошли три квартала и стали подниматься к магазину. Ускорили шаг. Я громко что-то рассказывал, размахивая руками.

Брат был в новеньких белых брюках и светло-зелёной футболке. На мне, как всегда, домашняя одежда. Темно-серые брюки и выцветшая рубашка, я носил это не снимая. Олег надо мной всегда посмеивался – нельзя же и на улице и дома ходить в одном и том же. В этом вопросе наши мнения разошлись. Не только я, но и Аркадик ходит на улице и дома в одной и той же одежде.

Олег заметил, что к нам идет незнакомый человек, и дернул меня за рукав. Мы повернули головы, смотрим – уверенным шагом и немного враскачку подходит мужчина, на вид лет пятидесяти, высокий, крепкий, хорошо одет, на руке золотой браслет, на шее золотая цепь, крест.

– Мальчишки, вы не сильно торопитесь?

– Нет, а что? – машинально ответил я.

– Дело есть. Заработать хотите? – улыбнулся мужчина.

– А вы не обманываете? – покосился Олег.

– Нет, всё честно, – уверенно ответил наш потенциальный работодатель.

– Что надо делать?

– Вы часик поработаете, здесь немного, а я вам заплачу. Хотите?

– Да! – обрадовались мы.

– Руки покажите.

– А это зачем?

– Хочу посмотреть, справитесь вы или нет.

Мужчина, пахнущий одеколоном, посмотрел на наши ладони и дал добро:

– Годится, настоящие мужские руки.

«Ещё бы, – подумал я, – мы ведь целыми днями работаем на горке».

Нас привели во дворик за магазином «Светлана» к небольшому грузовичку с тентом.

Мы раскрыли тент, запрыгнули и еле уместились, машина почти до отказа забита продукцией. Мы даже не догадывались, что там внутри.

– Смотрите, аккуратнее. Не разбейте, – строго заявил мужчина.

Присмотрелись, в машине небольшие упаковки посуды.

– Легкотня, быстро справимся, – бросил Олег с победоносным видом.

Стали энергично выгружать посуду – керамические изделия. Поначалу вес нам показался смешным, и мы легко таскали упаковки примерно по восемь килограмм, практически бегом. Успевали поговорить, подшутить друг над другом. Постепенно оптимизма у нас поубавилось. Мы стали чаще дышать, а потом вообще носили коробки с высунутыми языками и перекошенными лицами, молча переглядываясь.

Под конец ноги подкашивались, голова кружилась, от пота мы ходили все мокрые, одежда прилипла к телу. Последние упаковки еле донесли. Старались не выронить. Пот капал со лба, перед глазами круги, и показалось, что машина под ногами стала покачиваться как на волнах.

Когда всё выгрузили, еле спустились на асфальт. Руки и ноги сильно тряслись, оба стояли как придавленные и никак не могли отдышаться.

Заказчик подошел к нам с довольной улыбкой:

– Славно поработали, вот держите. Вы честно заслужили. Настоящие мужчины.

Выдал каждому по железному рублю. Мы с Олегом переглянулись, потёрли новехонькие монетки и каждый сунул сверкающий рублик в карман.

– Пить охота, – признался Олег.

– Мне тоже. Жара такая. Пойдем по кружке кваса?

– Здорово. Я только за.

Перед тем как отправиться домой, мы дошли до жёлтой бочки на колёсах. Купили у полной женщины в белом халате две огромные кружки вкуснейшего холодного кваса.

Среди ребят ходили байки, что бочки эти никогда не моют, и на дне водятся черви. Но сейчас нас так одолевала жажда, что никакие черви не пугали.

Когда измотанные заявились домой, бабушка встретила нас чуть ли не с боем:

– Вы куда пропали, я уже собралась идти в милицию.

– Зачем сразу в милицию? – возмутился Олег.

– Как зачем, я уже не знала, что и думать. Где вы были?

– Мы машину разгружали.

– Какую ещё машину? – у бабушки глаза округлились.

– Грузовую.

– Зачем?

– Мы деньги заработали.

– Какие ещё деньги?

– Каждый заработал по рублю.

– Эх, вы. Позор это, а не заработок, только никому больше не говорите, чтобы не засмеяли.

Когда мы вышли на горку, Эльвира поинтересовалась:

– Вы где пропали? Полдня прошло, а вас все нет.

– Деньги зарабатывали.

– И много заработали?

– Два рубля.

Выражение лица Эльвиры вмиг сменилось:

– Лучше бы на нашей стройке поработали, больше пользы было бы.

– Ну не нервничай!

– Как не нервничать, задумали дело, надо выполнять, а не увиливать. Я привыкла побеждать, а не сдаваться.

– Хочешь пойдем, я тебя угощу вкусными пирожными? – внезапно вылетело у меня.

– Хочу, – неожиданно согласилась Эльвира.

Идти предстояло полчаса, и всё это время я рассказывал Эльвире о том, как я собирал марки, значки, открытки, пластинки, и пообещал подарить ей две самые любимые пластинки.

Вошли в кондитерский магазин на Торговой улице напротив кинотеатра «Родина». Магазин приятно встречал сладким ароматом. Там мы взяли огромные пирожные безе, состоящие из двух частей и «склеенные» кремом, за двадцать две копейки.

Cгорбившись над небольшим холмиком, я ковырял палочкой. Со стороны можно подумать, что я потерял в траве что-то мелкое и стараюсь найти. Свою тягу к подземным царствам насекомых я держал в секрете. Меня будто неведомая сила тянула к муравейникам, я не переставал удивлялся, как таким крошечным существам удается построить хорошо спланированные многоуровневые лабиринты.

В глубине души я понимал, что так делать не совсем правильно, но любопытство брало верх над разумом. Я раскапывал муравейники и смотрел, как у них всё устроено. На моём счету не одно подземное сооружение насекомых. Кто скажет, что они глупые? Это самые настоящие строительные гении. Мне не давал покоя вопрос – как? Каким образом эти легчайшие существа могут так организованно работать? На мой взгляд они должны были просто хаотично бегать, как говорил дядя Микит – туда-сюда. Но ведь мурашки и проектировщики, и строители, причем без чертежей, планов, подписей, согласований, и ни капельки лени, так слаженно работали. «Далеко всё же нам, людям, до них», – подумал я, когда кто-то позвал.

– Что ты там делаешь? – услышал я возмущённый голос Гаяны.

– Ну… это… с муравьями… в общем, – поднял голову и увидел Гаяну в красивом светло-синем сарафане.

– Делать тебе больше нечего. Вот нашел занятие. Как маленький, – усмехнулась Гаяна и поправила короткие косички с белыми бантиками.

– Это так интересно, ты даже не представляешь. У каждого вида муравьев свои постройки. У них необычный мир и очень глубокий, там такие ходы.

– Ты разбираешься в них?

– А как же, есть маленькие, большие, красные, с крыльями. Их много всяких, и все они по-разному себя ведут, даже враждуют.

– Даже дерутся? – передразнила Гаяна, помотав головой.

– Представь себе. Я беру их домой и наблюдаю за ними.

– В кармане, что ли, таскаешь? – рассмеялась Гаяна.

– Зачем в кармане? В спичечном коробке.

– Вот уж точно ерундой занимаешься, зачем они тебе нужны? Лучше бы что-то полезное сделал.

– У них целый подземный мир, это так интересно. Как будто чужая цивилизация. А ещё я пробовал их есть.

– Фу! Какая гадость! А вдруг у них в животе какашки, – брезгливо поморщилась Гаяна.

– Не фу, а вполне даже съедобные. Хочешь попробовать, мурашки такие кисленькие на вкус. Попробуй…

– Отстань ты со своими муравьями, лучше пойдем, поможешь мне рамы прибить, я всё подготовила.

– Хорошо, зря ты отказываешься. А хочешь посмотреть их домики?

– Слушай, мне твои муравьи не нужны. Лучше бы в кино меня пригласил.

– Какое кино, некогда, пока не могу.

– Ага, понятно, ты только на Эльвиру и смотришь…

– А что нельзя ни на кого смотреть? Или только на звезды?

– Ладно, проехали. Дело твоё. Слушай, ты сможешь мне магнитофон починить, там что-то с сетевым проводом, отец сказал, что его поменять надо, но он в электричестве не разбирается, да и боится его. Ты ведь понимаешь в этом? – Гаяна посмотрела на меня с улыбкой.

– Да. А что бояться электричества? – рассмеялся я.

Мой письменный стол был всегда захламлен в отличие от стола Олега, у брата всегда был идеальный порядок. Из спичечных коробков я склеил «домик» для радиодеталей. В трех жестяных банках из-под индийского кофе хранились винтики, гайки, зажимы «крокодил» и прочая мелочевка. В больших ящиках и коробках лежали трансформаторы, катушки, динамики, повсюду разбросаны железяки, инструменты. Главное, бабушка мне не высказывала никаких замечаний, делай что хочешь! Хотел я немногого – иногда паять, сверлить, когда оставалось свободное время.

Мне понадобился кусок провода, чтобы Гаяне заменить шнур с вилкой в магнитофоне.

Метнулся домой, порылся на столе, а там бардак неописуемый. Нашёл провод, как раз подходил. Подумал, что это моток двужильного сетевого провода, который, как обычно, валялся на столе под платами, разъёмами и проводами. Увидел лезвие, схватил провод… и рубанул!!!

Вы бы видели, что произошло в следующий момент. Фейерверк, самый настоящий! Фонтан искр! Лезвие почернело, расплавилось. Кончики двух пальцев – большого и указательного – обуглились! Перепутал, отрезал провод, включенный в розетку, моток лежал чуть дальше.

Меня сильно затрясло, я испугался не на шутку. Что самое интересное, некоторое время боялся резать провода, десять раз посмотрю, прежде чем коснуться ножиком, даже если уверен, что провод не под напряжением.

Сегодня на три дня должен приехать отец. По этому случаю бабушка наготовила много всего вкусного, накрыла на стол. Как водится, собрались гости, вернее, ещё только одна треть, остальные придут ближе к вечеру.

Мы с Олегом накинулись на еду и не заметили, как в прямом смысле этого слова, обожрались. Вскоре нам стало так плохо, что мы не могли двигаться. Животы надулись как воздушные шары, каждое движение отдавалось болью, еле доползли до кровати. Улеглись на спину, не в силах даже пальцем пошевелить. Лежали неподвижно, дышать так трудно, что невольно вдыхали через раз.

– Больше никогда так объедаться не буду, – едва слышно признался Олег.

– Да, я тоже, это невыносимо, как же это тяжко, когда переешь. Намного проще быть голодным, – признался я.

– Как ты думаешь, скоро пройдет?

– Не знаю, говорят, что пища переваривается четыре часа, – я был не в силах повернуться к брату.

– Столько, сколько мы слопали, наверное, все восемь часов будет перевариваться.

– А как мы в туалет пойдём?

– Так и будем лежать до вечера и терпеть…

В этот момент скрипнула дверь и вошла бабушка:

– Вы чего здесь валяетесь? Папа приехал, он на кухне. Давайте вставайте, выходите. Хватит лежать.

– А мы встать не можем, – хором ответили мы.

Когда вошел отец, сильно удивился, увидев нас лежащими на спине. Мы своё горизонтальное состояние объяснили слабостью воли. Зато похвастались, как мы заработали свои первые деньги.

Когда вечером вышли на горку, Эльвира встретила нас как дармоедов:

– Я не поняла, вы что? Бойкот объявили, два брата-акробата?

– Да нет.

– А чего тогда не приходите. Я что, за всех должна отдуваться? Чем это вы так заняты?

– Тебе этого не понять…

– Раз так, идите и вкалывайте. До ночи. Два лентяя.

– Ну что? – хлопнул меня по плечу Олег.

– Что-что? – вздрогнул я.

– Жрать хочу, сил нет, – наморщил лоб Олег.

– Домой идём? – посмотрел на Олега и понял, что домой он не спешит.

– Не, пошли лучше кутабы⁵ возьмём, – у Олега в глазах загорелись искорки.

– Так бабушка опять ругаться будет, что наготовила, а мы не едим, нехорошо как-то получается, – возразил я.

– Что-нибудь придумаем, я так с утра мечтал о них, – на лице брата засверкала улыбка.

Почти бегом проскакали до конца квартала, перешли дорогу и спустились к пятачку на остановке, где возле вокзала с левой стороны лестницы из окошка торговали выпечкой.

Запах стоял, как выражался Олег – обалденный. Чего только здесь не выпекали: вкуснейшие горячие пончики, посыпанные сахарной пудрой, пирожки с мясом и картошкой, ватрушки, ореховые печенья, ещё мои любимые коржики, но самое вкусное – это кутабы.

В этом людном месте всегда приходилось выстаивать очередь.

Сказать, что кутабы – это вкусно, ничего не сказать. Это головокружительно. Одна только мысль о том, что идем есть кутабы, пьянила сознание. Во-первых, их продавали прямо из печи, горячие – невозможно держать в руках, продавец их вручал обёрнутыми в небольшую бумажку, примерно половина формата А4. Мы перекладывали из руки в руку, обжигали рот, но всё равно торопливо ели. Во-вторых, кутабы были невероятно сочными, тонкое тесто, нежное мясо, лук, разные ароматные специи, всё это великолепие сразу таяло во рту. Большие, ровненькие, по краям зубчики. В-третьих, к кутабам в придачу давали сумах – специю тёмно-малинового цвета, которой от души посыпали кутабы.

Вкус, запах и непередаваемые ощущения. Забыть такое великолепие невозможно. Ради божественных ощущений стоило жить. Сюда часто ходили полакомиться. Иногда брали по несколько штук сразу и несли домой. Но самый смак – съесть их здесь, с пылу с жару. Обжечься и на радостях купить второй и с ощущением полного блаженства отправиться по своим делам. После таких вкусняшек долго ещё не хотелось есть.

Мы хоть и любили часами бродить по городу, но расстояния большие, и мы с удовольствием катались на автобусе.

К тёте Люсе, нашей дальней родственнице, мы с бабушкой ездили на «Икарусе». Звук «Икаруса», желтого городского автобуса, ни с чем не сравнить. Он запомнился на всю жизнь.

Тётя Люся, сгорбленная сухонькая старушка с милой улыбкой на лице, жила далеко от нас, в квартире, напоминающей музей – старинный комод, сервант дореволюционных времен, люстра как из фильмов столетней давности. Самое же любимое – желтое и прозрачное черешневое варенье в высокой вазе из тоненького стекла. Тётя Люся и бабушка долго вели свои разговоры, откровенно говоря, их затяжные беседы меня интересовали мало, и я отправлялся обследовать этот двухкомнатный музей со множеством экспонатов – тяжёлые бордовые занавеси, большие картины в багетных рамах, фотографии незнакомых мне людей, роскошный диван, стулья, пухлые альбомы со старинными фотографиями, где люди гордо позировали перед фотоаппаратом. От всего здесь веяло историей, и даже запах как в музее. Выходишь на улицу и сразу оказываешься в другом измерении.

С Аркадиком мы иногда ездили к его тёте на работу, чтобы забрать продукты. В основном это были дефицитные в то время товары.

Ездили мы на небольшом автобусе, популярный в те годы транспорт запомнился звуком ручного открывателя дверей. Автобус этот называли в народе «Алабаш». Водитель, остановившись, или перед началом движения, открывал и закрывал двери. Запомнилось, как посередине дороги, если путь был длинным, например на пляж, водитель останавливал автобус на обочине, и в заднюю дверь заходил либо водитель, либо напарник и звучно кричал:

– За прое-е-е-езд!

По поводу оплаты в автобусах стоит сказать отдельно. Часто в ПАЗиках у водителя на двигателе лежала перевернутая кепка, и пассажиры бросали в неё монеты.

Мне нравилось сидеть на месте рядом с этим «капотом», крышкой над двигателем, около двери в ПАЗике, иногда помогать водителю, отсчитывать сдачу, если кто бросал на отсек пятнадцать – двадцать копеек, проезд стоил пять или десять. Часто водители с меня за проезд не брали. Местечко там козырное, одиночное – никто не подсядет. В тот момент мне казалось, что я почти шофёр. Воображение у меня всегда было богатым. Я представлял, что автобус – это самолёт, водитель – пилот, я штурман, асфальт в лобовом стекле, устремляющийся под колёса – земная поверхность, лужи после дождя – это озёра, над которыми пролетаешь.

С объекта номер один чаще всего уходить приходилось мне. Что-то обязательно понадобится, и я шёл или ездил на автобусе за очередным инструментом, материалами. Мне нравилось ходить по магазинам, выбирать, снабжать всех необходимым.

Этим летом ужинали обычно очень поздно, весь режим дня ломался.

Как втягивались в работу, нас не остановить. Жара, духота делали своё дело – к концу дня выматывались. К ужину еле приползали с волчьим аппетитом.

В этот день нас ждала отварная осетрина с картошкой, лимончиком и перцем горошком. Ещё на столе красовались маринованные демьянки, фаршированные зеленью и чесноком.