Kitobni o'qish: «Хроники Эспартания (калейдоскоп судеб)»

Посвящается моим родителям

Антонио и Марии

Наставление

В связи с предсказуемым и умышленным намерением соотнести персонажей и события, описанные в настоящем повествовании, с лицами и историями из реальной жизни, автору не остается ничего другого, как предупредить читателя, что все найденное на следующих страницах является чистым вымыслом и что любая возможная связь между изложенным и реальной жизнью представляет собой случайное совпадение. Реальными являются только некоторые географические названия и созвучие прозвищ или кличек. Первые как знак уважения родной земле. Вторые, которые ни в коем случае не совпадают с реальными именами или лицами, были позаимствованы из коллективной памяти жителей Эспартании в попытке воздать почести тем людям, которые населяли и до сих пор населяют эти особенные земли.

Автор

В течение всего XIX века крестьянское население Испании переживало радикальный процесс лишения своих земель, который оставил миллионы людей буквально с пустыми руками. Эти крестьяне вынуждены были стать мятежниками, разбойниками, бунтовщиками, бандитами, контрабандистами, убивая друг друга вследствие социально-структурного насилия, которое во многих случаях выражалось в форме столкновений между семьями и семейными кланами.

Лишенные собственного социального и политического проекта, в течение всего XIX в. они участвовали в войнах и конфликтах «других людей». Не имея своего «слова», сначала под крик «Да здравствуют цепи!» крестьяне восстали против современности, которая оставляла их без ничего, а потом принялись сражаться в рядах карлистов, либералов, консерваторов и республиканцев, не осознавая исторического значения этих войн и битв.

Только с наступлением последней четверти XIX века под влиянием великих идей социальной справедливости посредством социализма, анархизма и католических синдикатов начало формироваться политическое сознание этой массы населения, наполовину крестьянской и наполовину пролетарской. В конце концов, эхо русской Октябрьской революции 1917 года, дало «голос» крестьянскому и рабочему миру, выведя его на новый уровень социальной и политической мысли, что позволило объединить в одной идее его милленаристские принципы о социальной справедливости с проектом о будущем в индустриальном и современном обществе.

Роман Антонио Фернандеса Ортиса «Хроники Эспартании (калейдоскоп судеб)» является одним из самых важных произведений последних лет в испанской художественной литературе, хотя он и мало известен широкой публике.

Действие романа происходит в Испании на фоне важнейших исторических событий первой половины XX века: гражданской войны 1936–1939 гг. (последняя крестьянская война западной Европы) и послевоенного времени, поменявших жизнь как в деревнях и городках, так и в крупных городах и, в целом, по всей Испании до почти полного исчезновения этого мира.

Это многогранное произведение объединило в себе все самые интересные аспекты художественной литературы: героические и трагические истории, любовные перипетии, описания исторических реалий и исчезнувших укладов жизни, а мастерство автора и его яркий живой язык, наполняющий необыкновенной художественной силой речь героев, помогают читателям в полной мере почувствовать себя участниками тех далеких событий.

Глава I
Рамиро Валера и Кудряш

Прадед Рамиро Валера, отец бабушки Амалии Хесус Валеры, был человеком слова, отличался добрым нравом и преданностью семье. Двери его дома всегда были открыты для всех нуждающихся. Именно чрезмерное чувство гостеприимства и послужило причиной конфликта с его братом, которого все звали Кудряшом.

Кудряш слыл человеком чести и отличался буйством страстей. Он влюбился в Агеду, девушку из небольшого посёлка Эль-Рольо, находившегося на землях Мурсии, около городка Бульяса, в окрестностях реки Кипар, где семья жила с незапамятных времен. Агеда была девушкой красивой, хорошо сложенной, крепкой – такой, какие нравились деревенским мужикам. Ее пышные формы привлекали взгляды и провоцировали мужчин, ощущавших сексуальность во всех ее движениях. Кудряша, ревнивца, каких не сыскать, из тех, кто держал в кармане наваху¹ из Альбасете, ходил с перекинутым через плечо ружьем и всегда был готов отстоять свою честь при малейшем намеке, эта безграничная женская чувственность делала особенно нервным и яростным.

На Агеду положил глаз крестьянин из соседнего городка Сеехин. Точно никто никогда не знал, как этот человек попал в поселок Эль-Рольо и увлекся Агедой. Никто уже даже не помнит имени незнакомца. Сходя с ума от глаз и бедер Агеды, он решил рискнуть и испытать судьбу, хотя его и предупредили о том, что этой девушки добивался Кудряш.

В Эль-Рольо существовала символическая традиция продавать с торгов право потанцевать с незамужними девушками, даже если у них и были женихи. Но жители посёлка знали, что есть предел наглости, и всегда чувствовали тот момент, когда один должен уступить на аукционе другому. Возможно, чужаку это было неведомо. По словам очевидцев, помнящих эту историю, кто-то из мужиков дал ему понять, что он пересекает опасную черту. Однако женщины рассказывали также, что его глаза продолжали блестеть от желания и вожделения, вызванных Агедой. Одним весенним вечером незнакомец не сумел или не захотел остановиться на аукционе. В порыве смелости и расточительности он похитил первый танец с Агедой у Кудряша, почувствовавшего себя глубоко униженным.

Несмотря на всеобщее ожидание, Кудряш повел себя благоразумно. Терзаемый сильной злостью изнутри, но все же сдерживая себя, он подошел к незнакомцу и сказал:

– Крестьянин, предупреждаю тебя, у Агеды есть с кем танцевать, не прикидывайся слишком умным, ежели не хочешь, чтоб я вспорол тебе кишки своей навахой.

Чужак ответил, не теряя хладнокровия:

– Пускай Агеда сама решает, коль она не отказалась танцевать со мной…

И он подмигнул Кудряшу, снова направляясь в сторону девушки.

Незнакомец играл со своей жизнью, о чем сказали ему несколько человек из посёлка. Но тайная улыбка и глаза Агеды рассеяли все его сомнения. Эта девушка явно чего-то от него хотела.

* * *

Прошло несколько дней, и снова были организованы танцы. Чужак пришел. Все этого ждали. Особенно Агеда. Кичась своими деньгами, он снова выиграл аукцион у Кудряша, который, почувствовав унижение, засунул руку в карман, где держал наваху, и с силой сжал ее. Сразу после танцев вместе с другими мужиками, своими друзьями, он подошел к незнакомцу и выпалил:

– Последний раз говорю тебе. Оставь Агеду в покое, иначе я убью тебя.

Чужак пристально посмотрел ему в глаза. Смочив губы кончиком языка, он довольно долго молчал, как будто обдумывая ответ. Казалось, что пауза длилась вечность. Затем крестьянин достал заткнутую за пояс двустволку и, взводя курок, ответил Кудряшу:

– Так вот, послушай, что я тебе скажу. Прежде чем ты убьешь меня, я убью тебя.

И он в упор выстрелил в Кудряша – тот попятился назад и упал, покатившись по земле.

Незнакомец был напуган еще до того, как прозвучал выстрел. Ему еле хватило времени, чтобы удрать, воспользовавшись ночными тенями. А друзья Кудряша не успели отреагировать. Когда они бросились бежать вслед за крестьянином, того уже и след простыл. Никто не знал, куда он запропастился.

В Эль-Рольо, как и во всех деревнях и посёлках в сельской местности, дома никогда не запирались на ключ. В одном из таких домов, убегая, спрятался мужик из Сеехина. Веря в удачу, он надеялся, что его никто не заметит и он сможет переждать необходимое время, а потом скрыться. Об Агеде он уже не вспоминал. Мужик думал только о том, как спасти свою шкуру. Возможно, когда пройдет время, он сможет снова ее увидеть. Но сейчас для него было важно спастись бегством. Крестьянин вошел в дом. Казалось, что там никого не было. Наверное, хозяева еще не вернулись с танцев. Поднявшись на чердак, он нашел место рядом с окном, чтобы выпрыгнуть на улицу, когда это будет возможно. Вероятно, на рассвете.

* * *

Прадед Рамиро узнал на танцах, что в его брата выстрелили в упор во время спора из-за Агеды. Услышав рассказ свидетелей, прибывших к нему, чтобы поставить его в известность, Рамиро Валера не сомневался в том, что его брат умер. Он не стал терять время и смотреть на тело, а сразу направился домой, чтобы найти ружья и отправиться на охоту за крестьянином. Он был так зол, что первым хотел дважды выстрелить незнакомцу в живот, чтобы тот умер медленно, вдыхая запах экскрементов своих собственных кишок.

Рамиро Валера вошел в дом, схватил ружье, которое держал в спальне, затем поднялся на чердак, в верхнюю часть здания. Он хотел взять еще два ружья, хранившиеся в сундуке на чердаке. Рамиро собирался дать их двум сыновьям двоюродного брата Мигеля, вызвавшимся помочь в поисках чужака. При свете коптилки он едва мог различить силуэт человека, спрятавшегося между стеной и сундуком с оружием. Рамиро вскинул ружье на плечо, готовый выстрелить при малейшем сомнении.

– Кто тут? Отвечай или убью тебя прямо там…

– Не стреляй, божий человек. Я никакой не вор. Мое единственное преступление состоит в том, что я убил подёнщика², который мне угрожал.

Из потаенного места уверенно звучал голос незнакомца, приближавшегося к собеседнику в ходе разговора.

– Надо ж, так, значит, это был ты? – сказал прадед Рамиро Валера. – Ты знаешь, кто я? – спросил он.

– Нет, не представляю, но думаю, что ничего хорошего от тебя ждать не придется! По крайней мере, так мне говорит черное дуло твоего ружья, когда оно в меня целится.

– Я брат умершего. Тебе не повезло. Ты пришел затаиться в моем доме и значительно облегчаешь мне дело.

– Не облегчаю и не усложняю, это просто судьба. Она меня сюда привела. Может быть, Бог пожелал, чтоб меня убил ты…

Сказав это, он снова сел на пол, даже не воспользовавшись своим ружьем, как будто ему было совсем не важно, что произойдет дальше.

Рамиро Валера решительно поторопил его:

– Хватит, вставай, пошли вниз! Поглядим, убью я тебя или нет.

Спускаясь по лестнице с чердака, они услышали, как поток людей приближался к дому Рамиро. Один голос вызвал у прадеда мурашки.

* * *

Кудряш закричал с улицы:

– Окружайте дом, чтоб этот обреченный не сбежал, а я-то уж не промахнусь.

Рамиро Валера вышел на улицу и столкнулся со своим братом. Никто не знал, как произошло чудо. Кудряш был жив. На самом деле незнакомец промахнулся, и часть патронной дроби пролетела мимо. Правое плечо Кудряша и верхний участок груди были в крови. Под кровавым месивом, которое он показал своему брату, проглядывали кости плеча и руки. Выстрел дробью вырвал у него большие куски кожи и мяса.

В момент ранения Кудряш потерял сознание и остался лежать неподвижно, истекая кровью, поэтому все подумали, что он уже умер. Несколько мужиков понесли его домой, почти волоча за собой, а несколько женщин сопровождали их, причитая, включая саму Агеду. Кое-кто из жителей считал, что она виновата в случившемся, и открыто упрекал ее в безответственности.

Агеда уже представляла себя незамужней на всю жизнь. Она думала, что навсегда останется в девках. Незнакомец уже не рискнул бы вернуться, а в посёлке никто не отважился бы взять ее в жены. В лучшем случае она могла бы тайком сбежать с чужаком, но это подразумевало бы отказ от традиционной свадьбы и, как следствие, от нормальной жизни. На самом деле Агеда мало задумывалась о Кудряше. Она сожалела о его смерти, но плакала без отчаяния женщины, которая потеряла большую любовь.

Тело Кудряша было запачкано землей и грязью. Оно истекало кровью. Никто не знал, что делать: то ли обмывать его и готовить к захоронению, то ли ждать жандармов. Все же решили его обмыть, одеть в траурный костюм и подготовить к похоронам на следующий день. В любом случае сельчане уже подняли и переместили труп безо всякого на то разрешения властей. Они были там властью.

Бездыханное тело положили на крыльце дома, на большом столе, где забивали свиней. Там его собирались сначала обмыть, а затем отнести на кровать, чтобы одеть в траурный костюм. Женщины нагрели воду, достали белые простыни, полотенца и лучший костюм Кудряша, который лежал у него в сундуке. Несколько соседок начали одновременно обмывать его лицо, грудь, бедра, мужские принадлежности, сильные ноги. Агеде не позволили помочь: она была девственницей и в то же самое время непосредственной скорбящей. Бедняжка безутешно плакала, никто не знал, из-за усопшего ли или из-за мрачного будущего вдовы, так и не вышедшей замуж.

Что бы сказал Кудряш, увидев себя на столе для забоя животных, на котором он самолично обезглавил столько свиней своим разделочным ножом?! Завершив обмывание, ему туго перевязали рану, чтобы она не кровила и не испортила костюм. Несколько мужиков перенесли Кудряша в постель, где женщины стали его одевать. Прошло уже много времени, они привыкли к присутствию смерти. Когда закончили одевать покойника и собрались было надеть на него новые туфли, одна из женщин истошно закричала: мертвец открыл глаза.

– Пресвятая Дева Мария… он ведь воскрес, – ахнула другая соседка.

Никто не верил тому, что видел. Напуганные, они выбежали из комнаты, будто души, которых забирал Дьявол.

– Воскрес, Кудряш воскрес! Чудо, чудо! – кричали в доме и у входной двери.

Один из мужиков, что был в доме и готовил заупокойное бдение, начал бранить тех, кто кричал, выбегая из комнаты:

– Замолчите, черт возьми, не болтайте глупостей. Вечно вы со своими историями святош…

Однако это были не выдумки. Хотя о чуде речь тоже не шла. В любом случае чудо произошло раньше, когда незнакомец промахнулся и часть патронной дроби пролетела мимо тела Кудряша. Как сказал врач на следующий день, «рана серьезная, и имеется риск потери руки, но она не должна быть смертельной, если не будет никаких осложнений».

Кудряш поднялся с кровати и, спотыкаясь, направился в столовую, где собрались мужики.

– Сволочи, вы уже хотели меня похоронить, да к тому же живым. Но вы ошибаетесь. Кудряш еще надолго тут останется. Где этот незнакомец, сукин сын? Трус, подлюга, выстрелил в меня, не дав мне среагировать.

Он схватил свое ружье и, шатаясь, будто пьяный, вышел в траурном одеянии, даже не сняв костюм, который на него надели для захоронения. Мужики, стоявшие возле дома, не верили своим глазам. Они подбежали к Кудряшу и, выслушав его спешные объяснения, поняли, что произошло и куда он шел – убить своего обидчика!

Вскоре к нему присоединились другие мужики: те, кто уже искал незнакомца, и те, кто ожидал прадеда Рамиро Валеру, который как брат покойника должен был отомстить. Вдруг пришел Хасинто, один из друзей семьи, и сказал:

– Мой сын видал, как чужак спрятался в доме твоего Рамиро. Пойдем, он залез в волчье логово, сам того не подозревая.

Услышав это, один из присутствовавших добавил:

– А ведь Рамиро пошел в свой дом, чтоб взять ружья… Кудряш скомандовал:

– Все к моему Рамиро, как бы этот чертяка не убил брата.

* * *

Когда Рамиро Валера открыл входную дверь и увидел своего брата, он его обнял.

– Брат, я думал, что ты умер. Как я рад тебя видеть.

– Это был всего лишь испуг, – сказал Кудряш. – Но этой сволочуге мы зададим жару. Где он? Хасинто сказал, его сын заметил, как он вошел в твой дом. Ты его видал?

– Да, видал. Не бойся, он связан и находится в надежном месте. Нам надо подумать, что мы будем с ним делать.

– Да убьем его, черт возьми, что ещё с ним делать после того, как он выстрелил в меня без предупреждения. Этот тип – трусливый индюк, который не дал мне времени ни отреагировать, ни защититься.

– Ну, сейчас нет нужды его убивать, ведь ты жив. Припугнем его и передадим жандармам, ежели хочешь.

– Жандармам мы ничего не должны. Это дело мы порешим между собой, всадив в него четыре пули, чтоб он сдох как собака среди кактусов. Не забывай, что этот мерзавец уж несколько недель норовит увести у меня Агеду. Чего он хотел? Жениться на ней после похорон? К тому ж у меня есть еще огромное желание всадить четыре пули в эту курву Агеду, чтоб она катилась в ад вместе со своим заезжим ухажером.

– Послушай, брат, давай лучше успокоимся. Убив этого типа, мы ничего не выиграем. Ты жив, а это самое главное. Все произошло в разгар танцев, на глазах у всех, и, ежели ты его убьешь, тебя посадят или даже могут повесить. Какая в этом надобность? К тому ж этот человек забрался в мой дом в поисках укрытия. Не могу я его убить. Это идет вразрез с нашими обычаями.

– Слушай, брат, не болтай глупостей, этого типа мы убьем, и все тут. Мы здесь все взрослые люди, и никто не пойдет стучать жандармам. Убьем его, и делу конец. Выводи его.

* * *

Братья к согласию не пришли, а остальные мужики из посёлка не решились вмешаться в семейное дело. Прадед Рамиро Валера не захотел и не выдал незнакомца, потому что считал, что уже не было необходимости убивать беднягу. К тому же тот человек укрылся в его доме, и это было очень важно для прадеда. Он знал, что, даже если бы его брат умер, он не смог бы убить чужака после того, как тот переступил порог его дома, и, конечно, не мог выдать его разъяренным мужикам. Это нарушило бы его собственный моральный кодекс и обычай предков. Ведь они не дикари!

В ту ночь оба брата крепко повздорили. Они разругались на всю жизнь. Рамиро Валера не выдал незнакомца. Кудряш не решился вторгнуться к своему брату, но окружил его дом с наиболее преданными ему людьми, чтобы помешать чужаку выйти.

Никто никогда не узнал как, но незнакомец все же смог убежать из дома. Кто-то говорит, что Рамиро Валера дал крестьянину уйти, увидев, что его брат жив, еще до того, как встретился с ним на пороге своего дома. Другие говорят, что прадед вывел его через свинарник и кактусы незадолго до наступления рассвета, когда мужики, уставшие от беспокойной ночи, забылись продолжительным сном до восхода солнца.

Оба брата перестали разговаривать друг с другом. В течение оставшейся жизни они делали все возможное, чтобы не встретиться ни на танцах, ни в церкви, ни на редких улицах посёлка, ни на сельских тропах. Первым умер прадед Рамиро Валера. Он тяжело заболел и знал, что уже не вылечится, он это чувствовал. Рамиро попросил позвать своего брата Кудряша, чтобы попрощаться с ним. Но тот не пришел. Он столько лет точил зуб на брата, что это отравило его душу, и, хотя он сгорал от желания его увидеть и попросить у него прощения, гордыня не позволила ему это сделать. Кудряш только украдкой выглянул из окна, чтобы посмотреть на погребальную процессию своего брата Рамира Валеры, который помог ему не стать преступником и в лучшем случае не окончить свои дни в тюрьме. С тех самых пор и до своей смерти он чувствовал себя ужасно одиноким, болезненно одиноким. Грусть наполнила его душу, и он умер, измученный, тринадцать месяцев спустя.

* * *

Вскоре после перепалки Кудряш все-таки женился на Агеде, простив ее. Девушка в свою очередь поклялась больше ни с кем не заигрывать. У них было несколько детей, которые уже с детства поддерживали родственные отношения со своими двоюродными братьями и сестрами, детьми Рамиро Валеры. Ссора родителей не распространилась на их детей. Эта дружба продолжала крепнуть с годами и в следующем поколении стала чем-то совсем иным – две внучки Кудряша, Долороса и Хуана Мария, вышли замуж за двух внуков Рамиро Валеры, Дамиана и Рамиро. Но это уже другая история.

Глава II
Антон Красный

Дед Антон Красный родился прежде, чем закончился век. Кличка Красный досталась ему от семьи отца – прадеда Дамиана Красного. Семья деда была бедной. Огромное количество детей в каждом поколении заставило родственников разделить земли на мельчайшие участки таким образом, что каждому внуку прадеда Дамиана досталось лишь по несколько таулей³ суходола⁴, которые едва ли давали несколько селеминов⁵ пшеницы или ячменя. Антон Красный получил скромное наследство, поэтому с ранних лет вынужден был наниматься подёнщиком, рабочим или шахтером.

Он из тех мужиков, что были одновременно крестьянами и рабочими, из тех, кто привносил в городской и промышленный трудовой мир сельское поведение и мировоззрение.

Хотя в истории происхождения клички не было политических мотивов, дед был красным. Никто не знает, когда он им стал. Возможно, дедушка уже родился красным. И он никогда не переставал им быть, даже после горького поражения 1939 года. Ему нравилось повторять с завидной энергией, что, хоть он и был побежден, но так и не сдался. Это было правдой. Дед Антон продолжал бороться до самой смерти. Символом же этой постоянной борьбы стал тот факт, что он ни разу не сдал своего оружия.

* * *

С ранних лет, если не сказать с детства, Антон Красный начал работать подёнщиком. Сначала он ухаживал за скотом: порой за овцами, иногда за козами, а также за обозными животными. Затем постепенно освоил ремесло подёнщика в поле, и перво-наперво – работу жнеца. Каждый год он сначала косил в полях Кахитан, а затем поднимался в Ла-Манчу, где работал до конца сенокосного сезона. Только в некоторые годы он косил на полях Сьесы, но там работы было мало. Дед также жал рис в полях Каласпарры, где выращивают самый лучший в мире рис «бомба». И, конечно же, он доходил до Королевства Валенсия, как ему нравилось говорить, чтобы тоже жать рис. Это было одно из его самых любимых мест работы, хотя он всегда отмечал, что жатва риса была более трудоемким занятием, чем жатва пшеницы или ячменя.

Также дед Антон вел еще и ремонтные работы на некоторых участках канализационной системы Мадрида и занимался прокладкой и строительством канала Тайбилья. Однако больше всего его привлекала работа шахтера. В течение многих лет он трудился на шахте по добыче железа, которая находилась между Эль-Чапаралем и Эль-Рольо, а также на шахтах Хилико, чуть подальше Эль-Рольо, в направлении Каласпарры.

Там он освоил ремесло бурильщика. Дед обладал особой способностью, даром, который сохранил в течение всей жизни. Некоторые говорили, что у него глаз-алмаз, поэтому он был настолько востребован как бурильщик. Слава о его таланте распространилась по всему региону, и всегда, когда была какая- нибудь инженерная работа, приходили к нему, даже когда он уже отошел от дел. Так было на работах в Эль-Сальто-де-Альмаденес, где он бурил всю штольню подземного канала, проводящего воду от платины Ла-Мулата до места сброса воды, а также в Эль-Сальто-дель-Прогресо, где его шпуры⁶ открыли канал, ведущий воду от плотины Ла-Ойя-Гарсия до турбин, которые сбрасывают ее ниже по течению. Эта профессия деда всегда тяготила бабушку Амалию Хесус. Она очень боялась, что какой-нибудь шпур его разорвет. Страх усиливался с годами и в конце концов превратился в панику, возникающую всякий раз, когда приходили за ним уже старым и рассеянным. К счастью, у деда никогда не было промахов.

Антон Красный всегда использовал небольшое количество шпуров, чтобы двигать землю. Приехав на место, он тщательно его изучал. Дед говорил, что видит землю изнутри, что земля указывает ему, в каком месте нужно устанавливать шпуры. Своим глазом-алмазом он проникал в структуру почвы и почти без усилий и, что было важнее, с малым риском для всех делал несколько почти совершенных срезов, которые исключали любые возможные обрушения. Во время порученных ему работ никогда не было никаких непредвиденных разрушений.

В какой-то момент Антон Красный вступил в профсоюз. Он точно не помнил когда. Возможно, это случилось в разгар одного из конфликтов по повышению заработной платы. Однако деда всегда больше всего интересовали глубоко нравственные аспекты рабочей борьбы. Он постоянно говорил о справедливости и равенстве. У него были высокие представления об этих понятиях. Даже когда выступления были узконаправленными, посвященными требованиям по повышению заработной платы, Антон Красный старался вынести на обсуждение вопросы социального характера. Особенно важными были те, что касались трудовой безопасности рабочих, а также времени на подготовку и обучение самых молодых специалистов и детей шахтеров. Он всегда говорил, что спасение рабочих состоит в умении читать и писать.

Насколько Антон Красный был востребован как бурильщик, настолько же он стал известен и как член профсоюза. Дед также состоял в Испанской социалистической рабочей партии, а после русской революции 1917 года сделался интернационалистом и был одним из первых членов Коммунистической партии Испании. Его популярность осложнила ему отношения с хозяевами шахт и Жандармерией. Порой Антон Красный был вынужден скрываться, поскольку в определенные периоды за ним пристально следили. Власти надеялись, что он совершит какую-нибудь ошибку и это позволит им упрятать его за решетку.

Дед не умел ни читать, ни писать. Но он помнил наизусть большие отрывки из «Дон Кихота» и других классических произведений испанской литературы. И даже знал целые главы из «Пиноккио», которые в различных придуманных им вариантах рассказывал детям в виде сказок. Антон Красный выучил их, когда слушал, как другие люди читали вслух в Эль-Рольо. Тот факт, что он не умел ни читать, ни писать, не помешал ему активно участвовать в организации Партии и профсоюза в ближайших районах. Днем дед работал на шахте, а ночью проезжал много километров, чтобы вести свою политическую и профсоюзную деятельность. В один особо опасный период, в годы диктатуры Примо де Риверы, Жандармерия, которая уже знала о работе Красного, устраивала засады, чтобы задержать его. Они хотели поймать деда с поличным.

Но Антон Красный не давал себя схватить. Он сбивал жандармов с толку своей изобретательностью. Они не понимали, как он может работать днем на шахте, а ночью быть на расстоянии многих километров, председательствуя на собрании Партии или профсоюза. У деда не было машины, которая позволила бы ему такого рода передвижения, к тому же шоссе и подъездные дороги к шахтам, где он работал, были под контролем жандармов.

Антон Красный покидал шахту и возвращался на нее, используя в качестве транспортного средства постоянно работавший и днем и ночью фуникулер, на котором перевозили минералы до железнодорожного вокзала в Каласпарре. Дед забирался в одну из вагонеток и спрыгивал в заранее оговоренном месте, где его встречали сподвижники. После собраний и других мероприятий они провожали Антона Красного до фуникулера, который снова отвозил его на шахту.

Жандармы долго не могли разгадать загадку. Но в конце концов им это удалось, и они ликовали.

– Теперь-то мы его схватим, – говорил сержант Жандармерии. – Как только он снова залезет в фуникулер, мы отключим электричество, он окажется в ловушке и не сможет сойти. Мы зададим ему по полной.

Жандармы планировали задержать фуникулер на рассвете. Чтобы пресечь побег, они поставили посты наблюдения по маршруту вагонеток на безопасном расстоянии от шахт. Но стражи порядка плохо рассчитали время и очень долго пытались отключить электричество. Вместо того, чтобы сделать это в таком месте, где расстояние между вагонетками и землей было бы очень большим и никто не решился бы спрыгнуть, они обесточили дорогу, когда вагонетка с Красным проезжала по склону одной из ближайших гор. И в довершение всего в той зоне не было установлено наблюдение.

Когда прошло некоторое время, а электричество так и не восстановилось, дед догадался, что все это было организовано, чтобы его схватить. Он выбрался из вагонетки и спрыгнул на землю на склоне горы. Понимая, что это была ловушка, Антон Красный через поля вернулся на шахту вместо того, чтобы пойти на собрание профсоюза. Жандармы увидели вдалеке его прыгающую тень, освещенную полной луной.

Этот же способ передвижения дед использовал и для земных потребностей. Красный имел славу сердцееда. Никто не знает, почему он всегда пользовался вниманием женщин, ведь он не был особо красив. Естественно, бабушке Амалии Хесус не нравилось, когда до нее доходили пикантные истории, обсуждаемые в посёлке и ближайших окрестностях. Тем не менее она всегда относилась к этим случаям с пониманием и никогда не устраивала скандалов, даже наедине с дедом. Бабушка говорила, что лучше поделиться таким добрым и храбрым мужчиной, чем потерять его.

* * *

Антон Красный был противником насилия, несмотря на то что всегда носил с собой наваху, пистолет, а иногда и ружье. Он никогда не участвовал в многочисленных прениях и ссорах, возникающих из-за женщин, воды или границ участков. Возможно, история прадеда Рамиро Валеры и Кудряша послужила в семье примером того, что нельзя делать. Оружие он носил для защиты. К тому же это было для него делом чести. В те времена безоружный человек был никем на территории Эспартании. Позже, в годы политической активности, было рискованно носить оружие, поскольку это могло стать прямым поводом для того, чтобы оказаться за решеткой. Особенно это касалось пистолета. Но быть безоружным, когда жандармы наступали тебе на пятки и любили нажимать на курок, также было рискованно. В нескольких случаях деду пришлось выстрелить в них пару раз, но мимо, только чтобы припугнуть. И, кстати, это дало результат. У жандармов был условный рефлекс, как у собаки Павлова: когда звучал выстрел, они бросались ничком на пол.

Несколько раз в профсоюзе возникал спор о необходимости прямых действий, таких как в НКТ⁷. Дед участвовал в подобных спорах в качестве лидера профсоюза и опытного бурильщика, но он всегда был против применения насильственных мер и наотрез отказывался использовать эти методы. Антон Красный, как правило, говорил, что рабочие не могут вести себя так же, как хозяева, что насилие не является средством политической борьбы. Рабочие не дикари и не убийцы.

Только однажды, в 1934 году, все вышло из-под контроля на шахтах, где работал дед, что было отголоском Астурийских событий. Жандармерия захотела задержать наиболее активных. По их словам, это были предупредительные аресты. Но шахтеры не дались. Они установили баррикады на подходах к шахтам, вырыли траншеи, достали оружие, которое было у каждого из них, а дед и другие бурильщики подготовили почву, чтобы везде заложить динамит в случае необходимости.

Зазвучали фугасы, и жандармы смылись так быстро, что их треуголки едва сверкали вдали. Прошел слух, что они получат подкрепление и нападут на шахты. Но дело не зашло так далеко. И самое любопытное, что позже, когда все успокоилось, они задержали всего лишь четыре или пять человек. Жандармы хотели поймать и Антона Красного, но не нашли его. Деда не было дома, а они понятия не имели, где его искать. Красный же, зная, что его будут разыскивать, особенно после демонстрационных взрывов фугасов, благоразумно предпочел спрятаться. Он ушел в горы, и в течение нескольких месяцев о нем не было ни слуху ни духу. Только иногда ночью дед, идя на риск, приходил навестить семью и уходил до рассвета. Затем обстановка стала спокойной, и он открыто появлялся в посёлке, продолжая испытывать судьбу. Никто не реагировал. Однажды он столкнулся с парой жандармов, с которыми был знаком, они поприветствовали друг друга и обменялись табаком. Жандармы склеили себе несколько сигарет, и дед дал им прикурить от веревочной зажигалки с тем же фитилем, которым зажег фугасы.