Kitobni o'qish: «Сон в руку», sahifa 2

Однажды в кафе, в котором он работал по вечерам, зашла молодая пара. У парня были волевые черты лица, героически сведенные брови и мужественный квадратный подбородок. В прямолинейных движениях чувствовалась властная уверенность лиса, забежавшего по какому-то неотложному делу в курятник. Его спутница, несмотря на небесную красоту, выглядела подавленной и заторможенной. Словно ангел, который при схождении на землю неудачно стукнулся головой и еще не пришел в себя от удара. При первом взгляде на девушку у Геннадия отнялись ноги. Это была она: девочка из параллельного класса. Геннадий еле доковылял до столика. Нина не узнала его. Он был лишь одним из тысячи официантов, которые даже с именем на табличке остаются безымянными. Ее спутник задрал выбритый до синевы подбородок и протрубил заказ, внеся особые пожелания в каждое блюдо. Нина сидела с потухшим взглядом, дрожа при каждом звукe eго голоса. Геннадий помнил ее совсем другой: жизнерадостной и уверенной в себе, с невероятно горящими голубыми глазами. Он был настолько обескуражен переменой, что не заметил, как слишком рано подал эспрессо. Лицо спутника Нины перекосилось и почернело, став похожим на ритуальную маску смерти. Он ткнул в Геннадия тщательно отполированным ногтем и заорал, что такому голодранцу, как тот, не дано понять, каково это – пить недостаточно горячий эспрессо. Было легко предположить, что орущий является каким-нибудь крупным чиновником или как минимум деятелем культуры. Иначе чем можно было объяснить подобную истерику у взрослого, казалось бы, мужчины из-за маленькой чашки кофе? Несмотря на принесенные извинения и десерт за счет заведения, Геннадий остался без чаевых. Домой он вернулся в гадком настроении и долго ворочался перед сном, прокручивая скандальную сцену в голове. В ту же ночь ему приснилось, как он выливает суп из прокисших креветок на героически сведенные брови напыщенного клиента. Миролюбивый Геннадий не на шутку испугался, что причинил орущему увечие в виде ожога. Но, слава богу, этого не произошло, потому что суп оказался «недостаточно горячим». Геннадий проснулся умиротворенным. Он открыл для себя лучшее средство от душевных страданий. Им оказался самый обыкновенный сон – идеальный уравнитель общества, не считая почечной колики. Его разрешалось иметь и богатым, и бедным. Он составлял естественную потребность человека и поэтому не был так опасен для здоровья, как иллюзии, созданные компьютерами и наркотиками, на которые страждущие граждане тратили к тому же немалые деньги. Сон был вездесущ, ненавязчив и исполнителен, как старый преданный слуга. И его хозяину нужно было лишь уметь правильно им воспользоваться. Начиная с сего дня Геннадий углубился в изучение физиологии и психологии сновидений. Он занимался так усерднo, будто собирался сдавать экзамены в МГУ, от поступления в который жизнь заставила его отказаться. Успех не заставил себя долго ждать.

Первым осознанным сном стал выпускной вечер, на котором Геннадий произнес речь со сцены актового зала. Он поблагодарил учителей за золотую медаль, (которую в настоящей жизни в классе получил лишь сын завуча школы). Его трогательное и одновременно ироничное выступление очаровало всех присутствующих, включая трезвого, а потому хмурого военрука. На следующий день Геннадий ещe раз приснил себе выпускной, добавив пару новых блистательных шуток и одев себя в импортный костюм такого модного покроя, что всех старшеклассниц охватила мелкая дрожь от желания потанцевать с ним. Сны о прошлом давались легко. Постепенно все неприятные воспоминания детства и юности были вытеснены из головы Геннадия. Прошлая жизнь стала казаться чужой и нелепой. Поднаторев в переделке прошлого, Геннадий стал конструировать сны o настоящем и будущем. Поначалу они отличались невероятной пестротой. Казалось, что все фантазии, накопленные с рождения, хотели визуализироваться в одночасье. Например, если он качался в мягком гамаке, натянутом между гибкими пальмами на белоснежном пляже, то над ним могла неожиданно свеситься любопытная морда тираннозавра. И хотя доисторическое животное вело себя дружелюбно, оно никак не вписывалось в карибский пейзаж. Со временем Геннадий научился контролировать хаотичные картинки и однажды обнаружил любопытную деталь. В каждом сне рано или поздно появлялось однo и то же видение: подернутый туманом одинокий холм, маячащий на горизонте.