Kitobni o'qish: «Ябеда», sahifa 3

Глава 3. Побег

Люди глупые.

Они не ценят того, что имеют.

Я ещё глупее.

Изо всех сил хватаюсь за воздух.

Май

– Лапина! Турчина! – Раздражённый голос завуча по воспитательной работе громом разносится по узкому коридору гимназии, заглушая наш с Камиллой заливистый смех. – Завтра же с родителями в кабинет директора!

Карие глазки лысоватого Андрея Степановича, ярого блюстителя порядка, искрятся нешуточным раздражением. Толстяк раздувает ноздри, как племенной жеребец, и пытается вселить в нас страх. Мы же еле удерживаемся от смеха и всё же, виновато склонив головы, прерываем несостоявшийся побег и подходим к Андрею Степановичу.

Ни мне, ни Миле не нужны проблемы с родителями накануне выпускных экзаменов, и если Турчин просто пожурит свою дочь и, возможно, на время заблокирует кредитку, то меня ждёт более плачевная участь. Отчим и так уже неделю ходит как в воду опущенный и при каждом удобном случае интересуется, не собираюсь ли я домой. Мой проступок рискует стать последней каплей в океане его терпения. Тем более, уже в субботу мне восемнадцать, а значит, и перспектива вылететь пробкой из дома Мещерякова всё ярче маячит на горизонте. А мне назад пока никак нельзя!

Как бы то ни было, я ни о чём не жалею: Киреев, главный стукач и грубиян 11 «А» класса, в котором теперь учусь и я, получил по заслугам.

– Вы же девушки! Гимназистки! Выпускницы, в конце концов! Какой пример вы подаёте остальным?! Разве так можно?! – пыхтит завуч. Интересно, как долго он бежал за нами и что успел увидеть?

– Нельзя, вы правы, Андрей Степанович! – наивно округлив зелёные глаза, точь-в-точь как у брата, соглашается Мила и с лёгкостью врёт: – Тася просто заблудилась.

– Да, – смущённо киваю, сжимая за спиной аэрозоль с жёлтой краской. – Никак не освоюсь. Школа такая большая…

– Гимназия, Таисия! – поправляет меня завуч. – В любом случае, это не повод так шуметь!

– Не повод! Мне очень жаль, что я явилась причиной вашего беспокойства, – изобразив на лице глубокое раскаяние, соглашаюсь с ним, и Андрей Степанович ведётся: заметно успокаивается, и от ощущения собственной важности расправляет плечи, да так, что пуговицы на его клетчатом жилете начинают трещать. Смешной, ей-богу! Сразу видно, что знает он меня всего ничего, а найти время и внимательно изучить личное дело новенькой так и не удосужился. Проделка с краской – меньшая из бед!

– Ладно, прощаю, но это в последний раз! – выдыхает Андрей Степанович и, по всей видимости, ждёт, когда мы с Камиллой начнём рассыпаться в благодарностях. Как бы не так! Бегло кивнув, мы осторожно пятимся, выжидая, когда интерес к нам со стороны завуча иссякнет окончательно. И вроде, вот он блеснул своей лысиной и, невнятно бубня себе что-то себе под нос, собирается удалиться, как внезапно чует неладное и тормозит в полуметре от меня.

– Лапина, а ну, покажи, что у тебя за спиной!

Вот чёрт! Японский водяной! Уже через десять минут закончится тренировка по волейболу, и Киреев хватится своей одежды, а, обнаружив вместо синих брюк ядрёно-жёлтые, завопит сиреной. Что-что, а аэрозоль с краской Андрею Степановичу в моих руках видеть ни в коем разе не стоит.

– Ничего, – мурлычу в ответ, растягивая губы в невинной улыбке, но чувствую, что привычная уловка не срабатывает. Завуч подозрительно прищуривается и поводит носом, как собака-ищейка.

– Таисия! – произносит он вкрадчиво, заставляя моё бедное сердечко биться в ритме сальсы.

– Господи! – внезапно верещит Камилла и, с ужасом выпучив глаза, смотрит за массивную мужскую фигуру.

Мила настолько артистична, что я и сама забываю о краске, пытаясь разглядеть, что же такого страшного увидала подруга. Стоит ли говорить про завуча? Андрей Степанович вздрагивает от неожиданности и интуитивно оборачивается – всего на несколько секунд, но их вполне хватает, чтобы Мила перехватила жёлтую краску в свои руки.

– Турчина, в чём дело? – Завуч вновь устремляет на нас с Камиллой недовольный взгляд.

– Там, на полу, чёрные полосы, – поводит плечами девчонка. В своей притворной растерянности Мила до невозможного прекрасна. – Опять пятиклашки в футбол гоняли, наверно.

Андрей Степанович сжимает губы в тонкую полоску и, недовольно кряхтя, вновь принимается сверлить меня своими рыбьими глазками.

– Лапина! Я жду!

Даю голову на отсечение, Мещеряков приплачивает толстяку, чтобы тот нашёл-таки причину поскорее меня отчислить: тогда у отчима, наконец, появится веский повод отправить меня восвояси. Впрочем, я и сама хорошо играю с огнём…

– Вот, смотрите! – показываю пустые ладони, мысленно пританцовывая джигу-дрыгу. Я, может, и бедна, как церковная мышь, да и родственники мои в большинстве своём напоминают гиен, но в одном в этой жизни мне везёт на все сто: мои друзья – самые лучшие на свете!

– Андрей Степанович, мы пойдём, да? – интересуется Мила, и раздирающий барабанные перепонки школьный звонок вынуждает завуча согласиться.

– Спасибо! – шепчу Камилле и беру её за руку.

– И тебе! – кивает она, и мы снова несёмся по длинному коридору навстречу обманчивой свободе и майскому солнцу.

Камилла Турчина стала для меня глотком свежего воздуха в Жемчужном. Такая же одинокая, немного странная и взбалмошная, она, казалось, ждала, когда я вернусь. Так получилось, что к одиннадцатому классу у Милы совершенно не осталось подруг, зато скопилось немало злопыхателей, таких, как Киреев и его компания. Всему виной стала необычная внешность Милы: маленький рост вкупе с излишним весом и копной беспорядочно вьющихся волос цвета заходящего солнца сделали её похожей на румяного колобка. Генетическое недоразумение! Иначе как объяснить, что огромное сердце и добрый нрав достались Миле, а смазливая внешность и гнилое нутро – её братцу?

Поначалу родители Милы пытались бороться с лишним весом дочери, изнуряя её диетами и непосильными физическими нагрузками, но в последние годы махнули рукой. Сегодня в семье Турчиных говорят исключительно об Аристархе. Он – гордость рода: звезда светских тусовок, красавчик, завидный жених, за которым будущее фамильного бизнеса. А Камиллы как будто и нет…

«В семье не без урода», – в шутку любит повторять девчонка, и что-то мне подсказывает: эта дурацкая фраза засела в её голову не случайно. Хотя, когда тебя стесняются собственные родители, изолируют от публичных мероприятий, не берут с собой в гости, в свободную минуту не спросят, как дела, а любовь подменяют кредиткой, в сознании подростка ещё и не такая глупость может пустить корни. Звучит забавно, хоть и немного горько, но к своим восемнадцати мы обе остались сиротами при живых маме и папе.

Наверно, поэтому моё появление на пороге 11-го «А» стало для Милы отдушиной, а для меня – спасением от гнетущих будней.

– Таська, поехали сегодня в «Рио», – предлагает Мила, крутясь перед зеркалом возле опустевшего гардероба.

От одного только названия огромного торгового центра сердце уходит в пятки: именно в «Рио» меня привёз когда-то Арик, предварительно доведя до белого каления. Впрочем, с тех пор мы мало пересекались с Турчиным, а со временем глупые обиды на парня и вовсе уступили место более насущным проблемам. И всё же Аристарх по-прежнему вызывает у меня стойкое неприятие и раздражение.

– Я подумываю купить то серебристое платье с вырезом на спине, – продолжает щебетать подруга. – Помнишь?

– Ага, – отвечаю, нанося на губы каплю блеска. – Может, завтра? А то сегодня я уже обещала папе приехать.

– Договорились! – кивает Мила и поправляет золотистые локоны, обрамляющие её миловидное личико. – Как он, кстати? Уже сам ходит?

– Пока нет, – с досадой выдыхаю. Хотя операция и прошла успешно, реабилитация отнимает неимоверно много времени и сил. – Но доктор его хвалит. Ещё немного, и…

Говорить об отце всегда трудно: едкие слёзы точно ждут, когда я о нём вспомню. А ещё страшно… Боюсь сглазить, раньше времени поселить в сердце надежду, а потом её потерять.

– Всё получится! – Мила подталкивает меня плечом и улыбается моему отражению. – Не сомневайся, Тась!

– Не буду, – отвечаю подруге, собирая себя по кусочкам. – Я просто очень скучаю по нему.

Нет, не так: я медленно схожу с ума без отца! Замерзаю от одиночества, а по ночам реву от окружающего меня равнодушия. Дежурные, ничего не значащие фразы за завтраком, пустые улыбки, постоянные упрёки, косые взгляды за ужином – я устала ощущать себя бракованной деталью отлаженного механизма.

Моё пребывание в доме Мещерякова напоминает жизнь соловья в золотой клетке: с виду она роскошная и беспечная, а по факту ограничена десятью квадратами возле бассейна и сводом негласных правил. Всё, что мне дозволено – молча наблюдать из своего угла за шикарной жизнью семьи Мещеряковых и, желательно, не мешать. Свободное время я провожу тихо, как мышка, в дальнем крыле дома, чтобы своим присутствием не раздражать отчима, а каждый выезд за пределы Жемчужного я вынуждена неделями согласовывать с мамой. Весёлой такую жизнь точно не назовёшь! Одно хорошо: в двух шагах от моей комнаты расположен запасной выход для прислуги, который напрямую ведёт к местному озеру. Втайне ото всех я сбега́ю туда на закате и до самой ночи гуляю вдоль берега, а потом так же незаметно возвращаюсь.

– А ты уже придумала, что наденешь на выпускной? – Мила прекрасно видит, как налились солёной влагой мои глаза, как тюбик с блеском для губ дрожит, зажатый в непослушных пальцах, а потому спешит сменить тему.

– Пока нет. – Отвожу взгляд, дабы Камилла не уличила меня во лжи.

Я знаю, как ей хочется блистать на выпускном и затмить всех своей красотой – да-да, именно красотой, а не теми дурацкими идеалами, навязанными нам дорогим глянцем. Вот только как сказать Камилле, что сама я праздник решила пропустить? И дело не в том, что 11 «А» не успел занять должного места в моём сердце, просто всё это веселье не для меня! Да и денег на платье и причёску нет, а просить у матери я не хочу: хватит того, что она ежедневно напоминает мне, где и за чей счёт я сейчас живу.

Мои мысли прерывает звонок мобильного и всего четыре пресловутые буквы на экране.

– Тася, – встревоженно бормочет мама, —ты ещё в школе?

– Да. – Поправляя лямку рюкзака на плече, отхожу немного в сторону. – Иван Григорьевич где-то задерживается.

Мне несказанно повезло с водителем. Иван Григорьевич – чумовой старичок с необычайно приятным чувством юмора, но главное – он умеет хранить секреты! Несколько раз ему удавалось в обход указаниям Мещерякова свозить меня до реабилитационного центра, где сейчас проходит лечение отец. Вот и сегодня он обещал помочь…

– Тася, Иван Григорьевич не приедет, – с придыханием произносит мать. Вообще её голос кажется мне странным, чересчур взволнованным, что ли. Но по-настоящему странной звучит её просьба: – Дочка, возьми такси, ладно? И уезжай! К отцу, к Миле – куда угодно! Сходи в кино, погуляй по магазинам— не важно. Развейся, отдохни!

– Что-то случилось? – Необъяснимая тревога волнами расходится по телу. – С Иваном Григорьевичем что-то?

– С ним всё в порядке, – спешит с ответом мать и тяжело дышит в трубку. – Гера из клиники сбежал, дочка, и я не знаю, в каком состоянии его найдёт Вадим. Я позвоню тебе, как всё образуется.

С неким остервенением запихиваю мобильный обратно в рюкзак. Меня раздражает пелена таинственности вокруг Савицкого. В жизни и без выкрутасов этого странного парня хватает проблем. Неужели Гера не понимает, что из-за «тараканов» в его голове достаётся всем вокруг? Хотя о чём это я? Он же из психушки сбежал!

– Возятся с этим Савицким, как с писаной торбой! – ворчу себе под нос, не представляя, как быть.

Одно дело – доехать до отца с Иваном Григорьевичем, и совсем другое – на такси или общественном транспорте. Реабилитационный центр расположен за городом, на живописном берегу реки, в глубине соснового бора, а потому вариант с такси встанет мне в копеечку, а поиск и ожидание нужного автобуса грозят обернуться очередными неприятностями.

– Что на этот раз учудил Гера? – осторожно уточняет Мила скорее из вежливости, чем из любопытства.

– Сбежал.

– Ясно, – поспешно кивает подруга и взволнованно поджимает губы. По всему видно, тема Савицкого её пугает, как и всех в Жемчужном.

– Он что, не впервой сбега́ет? – предполагаю на всякий случай. Честно говоря, я не понимаю, почему все так напрягаются, когда речь заходит о Гере.

– Этого я не знаю. Просто…

Подруга замолкает на полуслове, смахивая с плиссированной юбки воображаемые пылинки.

– Мила, что с ним не так?

Я ценю дружбу с Камиллой и, наверно, поэтому всегда старалась избегать неудобных тем в общении с ней. Но сейчас я хочу знать правду и уверена, что кроме Милы мне никто её не расскажет. Но подруга молчит…

– Тоже считаешь Савицкого психом? – подталкиваю Камиллу к откровенному разговору, но она не спешит отвечать. – Да брось, Мила! Гера мне никто: ни друг, ни родственник. Говори, что думаешь, не бойся!

– Зимой я выезжала в гимназию в то же время, что и Савицкий в универ… – осторожно начинает Мила. – Мы пересекались на выезде из посёлка буквально на мгновение. Но знаешь, Тася, этих секунд хватало, чтобы кожа покрылась мурашками. Такая ледяная красота, как у него, скорее отталкивает, чем завораживает, а ещё невольно внушает страх. Но с другой стороны, Тася, если бы он был невменяемым, кто бы позволил ему самому садиться за руль?

– Он водит сам?

Мила кивает, а с моих губ слетает небрежный смешок:

– Как много я пропустила! В последний раз, когда я видела Савицкого, он сидел на чердаке, а его велосипед в гараже был обезображен ржавчиной.

– С тех пор Гера немного изменился, – пожимает плечами Мила.

– А что они с Аром не поделили?

Подруга хмурится, не сразу соображая, о чём я говорю.

– Ками, почему твоему брату запрещено к нам приходить, когда Савицкий дома?

– А, ты об этом! – выдыхает Мила. – Они просто на дух друг друга не переносят. Ты же знаешь Ара: он не скупится на выражения, а порой бывает весьма жестоким. А ещё Арик трус.

– Даже так?

– Он Савицкого доведёт до белого каления – и в кусты. Ему будто в кайф смотреть на агонию Геры со стороны… Вот Вадим и запретил Ару приближаться к вашему дому.

Меня так и подмывает сказать, что впору в психушку сдавать Турчина, но я вовремя вспоминаю, что Мила его сестра. Прикусив язык, смотрю на подругу и пытаюсь переварить услышанное.

– Мне иногда кажется… – Камилла переходит на шёпот, хотя в дальнем углу гардероба мы совершенно одни. – Только это между нами, ладно? Я думаю, что и с Никой Арик лишь для того, чтобы держать Савицкого на прицеле. Понимаешь?

– Это как-то низко, не находишь? – Мне становится обидно за сестру.

– Так высокий у Ара только рост, – с долей за годы накопившейся обиды произносит Мила, а я даже не думаю спорить.

– Ладно, Тася! – Камилла вертит кудряшками, дабы скинуть с себя неподъёмный груз чужой злобы, а потом хватает меня за руку и тянет к выходу из гимназии. – Всё, что ни делается, к лучшему!

– Что ты задумала? – улыбаюсь, сию секунду позабыв о Савицком.

– Лови момент, Лапина! – закатывает глазки Мила. – Пока Вадим возится с Герой, а твоя мама наводит суету, тебе само́й грех не воспользоваться свободой!

– Хороша свобода! – иронизирую в ответ. – Ещё бы знать, что с ней делать…

– Вот я и предлагаю убить двух зайцев одним махом, – подмигивает Камилла. – Сейчас мчим к твоему папе, а потом – в «Рио». У меня всё равно на сегодня никаких дел, а так проведём день вместе. Соглашайся, Тась! Ну, когда ещё выдастся такой шанс нагуляться от души?

Голосок подруги елейный, а взгляд и того чище! Как здесь отказаться? Да и права Мила: не сегодня завтра Мещеряков выставит меня за дверь, так что дышать полной грудью нужно здесь и сейчас!

– Ладно, – соглашаюсь и под радостный визг подруги выскакиваю на улицу.

Воодушевлённые и счастливые, мы чуть ли не вприпрыжку несёмся к школьной парковке. Правда, среди десятка чужих авто не находим машины Турчиных.

– Про меня, похоже, сегодня тоже решили забыть, – обиженно надувает губки Мила, а потом лезет в рюкзак за мобильным. – Наверно, пробки…

Не успеваю согласиться, как из-за угла выруливает знакомая тачка ненавистного чёрного цвета и тормозит прямо перед нами.

– Хэллоу, систер! – Нацепив на нос солнечные очки, Арик выглядывает из опустившегося тонированного стекла. Правда, заметив меня рядом с Камиллой, он тут же сникает и недовольно морщится, будто я источаю невыносимую вонь.

– В машину садись, Ками! – Лёгкость его голоса мгновенно сменяется жёсткостью приказных нот.

– Какого лешего ты здесь забыл, братишка?! – Мила явно не спешит повиноваться. Она нарочито складывает руки на груди и, поджав губы, занимает выжидательную позицию. – Где Олег?

– Занят поисками особо опасного типа, – пренебрежительно бросает Ар и выплёвывает жвачку прямо мне под ноги. Кретин! А я уже начала забывать, как же тошно находиться рядом с Турчиным.

– Савицкий здесь при чём? – недоумевает Мила и косится в мою сторону.

– А при том, что на поиски нашего любимого Герочки стянули всех, кого можно. Эй, малявка! – кивает в мою сторону Турчин. – Знаешь стишок? Тот самый: «Ищут пожарные, ищет полиция. Ищут – не могут найти. Парня красивого, чуточку буйного, лет двадцати пяти». Это про вашего психбольного.

– Буйный здесь только ты один! – срываюсь в адрес Арика и через силу улыбаюсь Миле. – Прости! Ничего не выйдет! Съездим в «Рио» в другой раз.

Не дожидаясь уговоров Милы, тут же порываюсь уйти, но сто́ит развернуться, как в спину бьют обидные слова Ара:

– О, а наша провинциальная замухрышка всё никак по бутикам не нагуляется, да, Тася?

До боли кусаю губы, чтобы не развернуться: я всё равно проиграю в словесной дуэли, так зачем лишать себя шанса уйти с гордо поднятой головой прямо сейчас?

Шаг… Второй… Третий…

Слышу за спиной ворчание Милы и бесконечные подколки её брата:

– Камилка, ты бы хоть научила эту деревенскую выдру нормально одеваться! Что это на ней? Ходит-ходит по бутикам, и всё без толку!

– Ты что, хотела, чтобы я эту малявку на своей тачке прокатил? Ну, нафиг! Это потом на мойку заруливать – всё дезинфицировать!

– Ками, довольно! Поехали, я сказал! Лапина не маленькая, доберётся как-нибудь.

Быть причиной раздора неприятно, и чем дальше я удаляюсь от гнилых слов Турчина, тем легче даётся каждый вдох. Но дыхание срывается, стоит заметить на пороге гимназии Киреева. В разукрашенных брюках и со звериным оскалом на лице он смотрит в мою сторону и одними губами произносит:

– Лапина!

Ребром ладони он ожесточённо проводит поперёк своего горла, давая понять, что проделка с краской будет дорого мне стоить.

– Я передумала, – разворачиваюсь на пятках и несусь к чёрной тачке Арика. – Что ты там мычал, Ар? На химчистку не хочешь?

Прежде чем залезть в салон авто, смачно наступаю в грязную лужу у бордюра.

– Поверь, красавчик, она тебе уже не поможет!

– Ну чего завис, братец? – Не меньше моего взбудораженная приближением Киреева Мила со всей дури хлопает дверцей и подгоняет Турчина: – Гони, Арик! Гони!

Глава 4. Сделка

Крупица глупости, щепотка любопытства…

Чем не рецепт переломанной жизни?

Я обожаю обжигающее чувство лёгкой опасности, когда словно балансируешь на тонком лезвии, когда счёт идёт на секунды, а сердце против твоей воли сбивается с размеренного ритма. И вроде, дело сделано, цель достигнута, но едва ощутимая оторопь никак не отпускает.

Киреев медленно идёт в нашу сторону, нагло задрав нос. В лучах майского солнца ярко-жёлтые разводы на его брюках напоминают хищный окрас разъярённого зверя, да и каштановые пряди слегка вьющихся волос на голове парня бешено топорщатся в разные стороны, принимая очертания львиной гривы вожака прайда. Ещё немного, и он разорвёт нас с Милой в клочья.

– Ну же, поехали! – Сжимаю коленки, вытягиваясь струной на заднем сиденье. Застрявшая между Аром и Киреевым, я словно между двух огней: ещё неизвестно, кто сожжёт дотла первым. И всё же я выбираю наименьшую из зол: – Турчин, очнись!

Мила взволнованно вертит головой в разные стороны. Она, как и я, не понимает, почему Ар медлит, но куда больше боится стычки с одноклассником. Подруга прерывисто дышит и цепляется за мою ладонь своей, мягкой и слегка влажной. Это рядом со мной она дерзкая и отважная, а наедине с такими типами, как Киреев, превращается в робкого кролика, не способного за себя постоять. Её ранимое сердце слишком быстро покрывается шрамами от чужой грубости и жестокости.

Вот только Турчин не спешит выручать сестру.

Совершенно без всяких эмоций он смотрит на меня через зеркало заднего вида, изумрудным взглядом проедая дыры в моей броне, как голодная моль в норковой шапке. Уверена, он всё понимает. Возможно, заметил краску на моих пальцах, а может быть, увидел флакон с аэрозолем, торчащий из школьного рюкзака сестры. Да и наши с Милой испуганные лица – лучшее доказательство вины.

– Какого чёрта, Арик, ты тормозишь?! – верещит Мила, суетливо высматривая Киреева.

А я понимаю, что причина заминки во мне. Я раздражаю Турчина с первой же минуты. Его неприязнь ко мне сквозит изо всех щелей. Да и что говорить, Ар не герой! Он с радостью подставит подножку и подтолкнёт тебя в про́пасть. Хватаю рюкзак и, сжав ладонь подруги на прощание, порываюсь выскочить из авто. В конце концов, Киреев ни черта мне не сделает – так, погрозит пальчиком для приличия! Но стоит мне прикоснуться к дверной ручке, как автомобиль резко срывается с места, а салон наполняется монотонным грохотом электронной музыки, такой же бесчувственной и холодной, как и сам Ар.

Мила мгновенно приходит в себя. Устроившись поудобнее, начинает сумбурно смаковать события прошедших минут, сдабривая те соусом из пережитых эмоций и немного нервным смехом, а потом просит брата отвезти нас в «Рио». Пытаюсь возразить: мне нужно к отцу. Но в сумасшедшем винегрете из постоянной болтовни Камиллы и адских звуков, сотрясающих динамики, мой голос растворяется без следа. Правда, и к просьбам сестры Ар остаётся глух.

Уже минут через десять мы сворачиваем на объездную дорогу, ведущую прямиком в Жемчужное. Мила наивно возмущается, тарабанит кулачками по спинке водительского сиденья, от души высказывая брату всё, что о нём думает, однако она не в силах изменить намерение Ара отвезти нас домой.

– Достала орать! – срывается Турчин, стоит шлагбауму на въезде в посёлок опуститься за нашими спинами. – Отец сказал: домой – значит, домой! Успеешь ещё нагуляться!

Мила обиженно поджимает губки, а я отворачиваюсь к окну, чтобы скрыть необузданное волнение: никто не отменял запрета на моё возвращение в Жемчужное. Впрочем, не всё ли равно… Иногда совершенно бесполезно убегать от судьбы.

Пока Ар выруливает по мощёным дорожкам, скрепя сердце набираю сообщение отцу, что сегодня не приеду, а потом пытаюсь сообразить, как объяснить матери своё неожиданное возвращение. Представляю перекошенное лицо отчима, разочарованное – сестры. И согласна на всё, лишь бы Арик проехал мимо наших ворот. И он проезжает.

– Вадим просил за тобой присмотреть, поэтому у нас переждёшь. – Турчин ловит в зеркале мой удивлённый взгляд и ухмыляется.

Уже в следующее мгновение он тормозит под раскидистым тополем неподалёку от основной парковки и оборачивается к нам с Милой:

– Из дома – ни ногой! Ясно?

– Тебя забыли спросить! – ворчит подруга, продолжая дуться на брата.

Камилла наспех отстёгивает ремень безопасности и шустро выныривает из салона авто на улицу. Хочу сделать то же самое, но, как назло, путаюсь в креплении.

– Я не шучу, Тася! – предостерегающе произносит Турчин.

– Ага, – не оставляю попыток отстегнуться. – Просто боишься Савицкого. Я помню.

– Дура! – шипит Ар. – Да выметайся ты уже из тачки!

– Я бы с превеликим удовольствием. – Дёргаю ремень, как заведенная, но тот ни в какую не поддаётся.

Ар недовольно раздувает ноздри и, наградив меня «тёплым, дружественным» взглядом, нехотя вылезает со своего места. Открыв заднюю дверцу, он с привычным отвращением окидывает взором моё застрявшее и бьющееся в агонии тело и, скривив губы, наклоняется ближе.

– Только и можешь, что создавать всем проблемы! – цедит он сквозь зубы, замирая в неприличной близости от моего лица. Я бы и рада съязвить в ответ, но мысли мгновенно разбегаются, а во рту пересыхает. Едкий запах туалетной воды ударяет в нос, парализуя сознание, а горячее дыхание Турчина языком пламени проходится по коже. Чувство абсолютной беспомощности разливается по венам, вынуждая меня вжаться в спинку кресла.

– Дрожишь? – пользуясь моим безвыходным положением, выдыхает на ухо.

А я, и правда, вся покрываюсь гусиной кожей. Рядом с Аром мне некомфортно, а от его гнетущей энергетики и вовсе тошнота поднимается к горлу.

– Трус здесь только один, – бормочу, не желая признавать поражение. – Это ты, Турчин!

Арик хмыкает, немного небрежно, но скорее зло, а потом касается мочки моего уха горячими губами. И как бы ни пыталась я отвернуться, долбаный ремень крепко прижимает к сиденью.

– Наивная овечка, – шепчет Арик, пока я дышу, как паровоз. – Глупая. Доверчивая. Я тебя предупреждал, чтоб убиралась восвояси. Теперь поздно!

– Отстегни меня, Турчин! – пропускаю мимо ушей угрозы придурка. – А лучше вали в психушку вместо Геры, параноик!

Голос сипит от волнения, и Ар это чувствует, всё сильнее нависая надо мной. Какого рожна он творит?!

– Хочешь увидеть настоящего параноика? – Турчин сжимает зубы на нежной мякоти моего уха. От неожиданной порции острой боли я взвизгиваю и упираюсь ладонями в его мощную грудь, чтобы оттолкнуть эту отвратительную тушку. Но мои тщетные попытки не приносят результата.

– Услышишь ночью музыку – приходи. – Грубым голосом Турчин вышибает из меня остатки самоконтроля. – Я буду тебя ждать, Тася!

– Иди в баню, Турчин! – Что есть мочи щипаю придурка, раз не хватает сил отодвинуть его от себя. Арик едва заметно морщится – то ли от боли, то ли оттого, что его так сильно раздражают мои прикосновения. В любом случае, уже в следующую секунду Турчин отстёгивает ремень и как ни в чём не бывало отходит.

– Ну чего расселась, малявка?! Пошла вон! – орёт он на всю парковку, а потом тихо, так, чтобы слышала только я, добавляет: – Сегодня ночью, Тася! Не забывай!

Слова Турчина беспокойными муравьями заползают под кожу, жалят, унижают, вгоняют в ступор. Наверно, поэтому продолжаю сидеть на месте, вместо того чтобы со всех ног бежать отсюда куда глаза глядят.

Ар насмешливо качает головой, размышляя, выдать ли мне добавку гнусностей сейчас или приберечь их на потом. Уверена, в его белобрысой голове спрятан завод по производству оскорблений. Да только планы Турчина нарушает нежный голосок Ники:

– Арик, ты уже приехал? А говорил, что задержишься! – Кокетливо перекинув волосы на одно плечо, она модельной походкой плывёт в нашу сторону, а при виде Милы и меня натянуто улыбается. – И вы здесь?

– Отец попросил забрать Камиллу. – Турчин поворачивается ко мне задом и, приобняв свою зазнобу за талию, оставляет на любимой щеке мимолётный поцелуй. – А эта, – продолжает он, небрежно кивнув в мою сторону, – просто следом увязалась.

– Да уж! – поджимает накрашенные губки Ника. – Сколько Тасю жизни ни учи, а как была дремучей провинциалкой, так и осталась.

– Что ты выдумываешь, Арик? – подмигнув мне, вступается Мила: у неё собственные счёты с братом. – Лучше расскажи своей невесте, как полдня спасал Тасю от нашего придурка-одноклассника, а потом шептал ей нежности на ушко.

Пока я ошарашенно открываю рот, подруга переводит взгляд на Нику и продолжает вешать ей лапшу на уши:

– Думаешь, отчего эти двое застряли в машине, а меня выгнали? Поверь мне, Ника: моего братца абсолютно не трогали мольбы Таси оставить её в покое.

Напряжённое лицо сестры моментально покрывается красными пятнами, а идеально очерченные губы начинают подрагивать. Всегда неприятно, когда тебя держат за дуру. Втройне – когда это делает любимый человек.

– Эй, болезная, жить надоело?! – гремит Ар, нервно сжимая ладонь на талии Ники. – А ну, быстро забрала слова обратно!

Правда, Мила даже не думает извиняться. Взмахнув своей гривой, она разворачивается на пятках и спешит к дому.

– Тася! Ты идёшь? – кричит на ходу, а я, наконец, отмираю. Судорожно хватаю носом воздух, непослушными пальцами – рюкзак, и выпрыгиваю из авто.

– Не верь ей, любимая! – вертится ужом на сковородке Арик. – У Таси просто ремень застрял, а я помог. Малявка, подтверди!

Понимаю, что должна оправдаться перед Никой, успокоить её. Мы сестры, и этим всё сказано. Но, наверно, я родилась с изъяном, иначе как объяснить улыбку на моих губах и лёгкость в области сердца.

– Тася! – пищит Ника, выискивая в моих глазах правду.

– Это всё наглая ложь! – продолжает писать кипятком Турчин.

А я на секунду ощущаю себя всесильным супергероем. Правда, не знаю, чего жажду больше: насолить сестре или отомстить Ару.

– Так, значит, никакой вечеринки сегодня не будет, Арик? – Бью по обоим фронтам одновременно, а для пущей убедительности округляю глазки. Отец всегда говорил, что медовые искорки в моём взгляде способны на многое. Вот и проверим!

– Ар, вечеринка? Сегодня? – мгновенно потеряв ко мне всякий интерес, недоуменно качает головой Ника и предостерегающе смотрит на парня. – Ты выбрал не лучший день.

Мне кажется, или от её ревности не остаётся и следа? Да и известие о самой вечеринке беспокоит сестру куда больше, чем вероятность моего присутствия на пати.

– Да ладно тебе, Ник! – отмахивается Турчин и запрокидывает лицо к небу. – Весело будет!

– Весело? Ар, тебе мало, что ли? Чего ты добиваешься?

Они, вроде, говорят на родном для меня языке, но чем больше я слушаю их перепалку, тем меньше её понимаю. Одно несказанно печалит: я так и не утёрла нос Ару, да и Ника, кажется, позабыла о моём существовании.

– Совпадение? – недоверчиво шелестит она, острыми ноготками цепляясь за футболку своего бойфренда. – Моей сестре-идиотке рассказывай про совпадение!

– Зая, тише! – Турчин обхватывает лицо Ники ладонями и пытается заглушить поцелуем её праведный гнев.

– Тише?! Отличное слово, Арик! «Тише» – это всё, что от тебя требует отец! – Сестра отчаянно скидывает с себя его руки и начинает ходить кругами. – А ты как будто специально выгадываешь время и играешь с огнём.

– Брось, киса! – В отличие от Ники Арик говорит спокойно, с непоколебимой верой в свою правоту. – Я просто хочу немного развлечься. Да и твоей сестрёнке не помешает обновить круг друзей. Ты же придёшь, малявка?

Он щурится от солнца, устремляя взгляд в мою сторону. Но даже узкой щёлки его озлобленного внимания хватает, чтобы по телу вновь пробежал холодок.

– Тася! – Сестра решительно подбегает ближе и заботливо приглаживает мои спутанные волосы. – Тебе мама что сказала? Вот и иди – гуляй подальше отсюда! К папе съезди, на худой конец! Никаких вечеринок, Тася! Слышишь меня?