Kitobni o'qish: «Еще не август»

Повесть

По дороге в Таиланд

Самолет шел на посадку со второго круга, тяжело кренясь и проваливаясь в ямы. У Веры вспотели ладони и мутило под ложечкой. Она отвела глаза от иллюминатора, за которым была серая муть без единого проблеска. В голове словно включили сигнальный маячок со словом «беспросветно», к нему прибавилось «неизбежно», а под ними бодрое «с возвращением!» Теперь с этим придется жить до следующего отпуска. Не так уж долго ждать. Летом будет ее законный – учительский. Эта поездка была чем-то вроде подарка в неурочное время в начале зимних каникул. Подарок коллег и друзей к «ягодке опять». Исполнилась давняя мечта о Таиланде. Всего девять часов назад она стояла на берегу, где небо и вода, сливаясь на горизонте, были одинаково голубыми, и, странное дело, чувствовала тоску по дому, которая сейчас прошла бесследно.

Наконец пытка приземления закончилась, и колеса шасси спасительно соединились с бетоном посадочной полосы. Вера перевела дыхание и мысленно перекрестилась. Включив телефон, нашла сообщение от Маргариты: «Я тут. Встречаем, ждем». Это означало, что необходимость брать такси отпала. Преданная подруга довезет до дома, но почему «Ждем»? Неужели Марго притащила кота? Единственное, о чем Вера попросила перед отъездом, забрать Жорика – всего-то неделя с кусочком, но тот, видимо, достал ее до печенок, иначе зачем было тащить его в аэропорт. Наблюдая, как пасть транспортера выплевывает чужие чемоданы, почувствовала, что ее саму тоже как будто пожевали и выплюнули. Вместо легкости, которая должна была наступить после отдыха, тянуло в cон. Зря попросила встретить, лучше бы на такси, с Марго не отмолчишься, а хотелось тишины, покоя. В ушах еще стояли шум прибоя и мелодичный звон колокольчиков.

Марго налетела откуда-то сзади. Стиснув в объятиях, оглушила, заорав над Вериным ухом:

– Я же говорила, ну просто другой человек вернулся! Не узнала тебя, клянусь! А глаза-то, глаза какие! Что загар делает с бледнолицыми! Так и носи.

Болтая без умолку, она потащила подругу к машине, где не было никакого кота. Удивившись, что Вере могла прийти в голову такая глупость, завела мотор и, проехав метров двести, влетела в пробку. Пока стояли, Марго расспрашивала о путешествии, но, не дослушав, перешла на пересказ новостей собственной семейной жизни, которые, впрочем, были похожи как две капли воды на прежние, предотъездные: муж и дети – бездельники и лодыри, а тот, кто недавно появился на романтическом горизонте, так там и маячит. Одна новость, правда, не касалась Маргошиной семьи: умерла их сокурсница по университету Валерия Войская. Произнеся это, Марго мельком глянула на Веру, но тут же отвела глаза. Было заметно, что лицо Веры, даже под загаром, посерело. На щеках заиграли желваки, а уголки губ поползи вниз. Повисла неловкая пауза.

Первой нарушила молчание Вера:

– Когда похороны? Что Костя? Ты говорила с ним?

Марго покачала головой:

– Это произошло еще в августе, представляешь? Никто из наших не знал. Костик никому не сказал. Просто кто-то вычислил его на Фейсбуке. Вместо имени ник, а на фото он самый, красавчик твой. Почти не изменился, кстати. Молодится и все время в поиске, а уж после того, как сообщил фейсбучной общественности, что овдовел, тут уж бабья налетело! Но какая он все же скотина, ты уж прости меня. Не сказать про Лерку.

– А ведь у них дочь была, как ее имя, не знаешь? Сколько ей теперь?

– Двадцать пять. Лерка ведь как ушла после первого курса, так сразу и родила.

Вера задумалась, что-то прокручивая в голове.

– Слушай, а мать Леры еще жива? Бойкая тетка была, интересная. В кино работала. Хорошо бы все же связаться с Костей, может, помощь нужна.

– Наши пробовали, но Костя не отвечает, а по поводу тещи… говорят, лежала парализованная после Леркиной смерти, а месяц назад умерла в больнице. И самое странное – никто из родственников тело не забрал. Хоронили друзья-киношники и какой-то фонд при Союзе кинематографистов.

– То есть ни внучка, ни зять не явились на похороны?

– Похоже, так.

Вера отвернулась к окну. Растекшиеся вокруг слякоть и серость опять просигналили в мозг: «беспросветность» и «неизбежность», за ними назойливо лезла «безысходность». Вера решила покончить разом со всеми «без» и «не». Для этого она не знала лучше способа, чем действовать, даже без особого смысла и результата.

– Знаешь, не бывает так, чтобы бесследно исчезли люди, даже если они не явились на похороны. В конце концов, Костя мог на дух не переносить тещу, а дочь, к примеру, могла просто уехать из страны и понятия не иметь, что бабушка умерла. Надо узнать, где они жили, расспросить соседей.

– Зачем тебе это?

– Узнать, где похоронена Лера.

– Хочешь сходить к ней на могилку? Надеюсь, не для того, чтобы плюнуть?

– Марго, ты охренела? Что ты несешь?

Вера сверлила глазами птичий профиль Марго, которая напряженно всматривалась в лобовое стекло, хотя для этого не было никакой нужды: пробка стояла без движения. Наконец, стукнув по рулю, Марго развернулась в раздражении:

– Ты упивалась страданием из-за того, что Лерка увела твоего Костика. Всю жизнь себе испоганила. Все, кто не был похож на Костика, тебя не устраивали. Нет, конечно, я понимаю, заплатила ты по полной, но ведь это было только твое решение: назло Костику, аборт и никакой свадьбы, а Лерочка наша, мышь белая, господи прости, цап – и в норку. Мы тогда на вас, на полоумных, смотрели и ничего поделать не могли, весь курс был на ушах. Две приличные девчонки превратились в мегер, честное слово. Из-за кого, главное? Кроме рожи смазливой, ничего особенного – позер, папенькин сынок.

– Успокойся, – прошептала Вера и расстегнула пальто. – Тошно, зачем вспоминать?

– Да потому что ты никогда этого не забывала! И мужья твои отваливали по той же самой причине: они хотели жить с тобой, а не с жертвой Костика. Ладно, прости. Ты недосказала про Таиланд. Понравилось?

Вера молчала, обидевшись.

Марго уже сожалела, что не сдержалась, и попыталась разрядить обстановку:

– Понимаю, как может не понравиться? Отдыхать везде хорошо, трудно возвращаться в нашу серость. Ничего, сейчас елку соорудим, разноцветные огоньки повесим. Я красивые фонарики купила, вроде китайских, с колокольчиками.

– У меня до сих пор в ушах звенит. Там колокольчики на каждом шагу. Я бы сейчас завалилась в зимнюю спячку со снами про Тай.

– Жорка твой не даст в спячку. Ох и настырный! Тоже на твою голову. Наглый сукин сын, чистый кобель, хоть и котяра.

Через два часа они наконец выгрузились у подъезда. Марго чмокнула в щеку и напомнила, что завтра со-звон по поводу празднования Нового года. Когда машина отъехала, Вера с облегчением выдохнула и, запрокинув голову к тяжелому серому небу, чуть не навернулась на оледеневшей дорожке. Боковым зрением отметила, что в глубине двора, на пустой детской площадке, качается на качелях некто неопределенного пола и возраста, но явно не ребенок, скорее подросток, но очень странно одетый. Яркое желтое пятно капюшона, скрывающего голову, торчало из оранжевой попоны, какие обычно носят работники дорожных служб, а на ногах у этого желто-оранжевого конуса болтались грязно-голубые ботинки-дутики. Присмотревшись, Вера поняла, на кого похож этот клоунский персонаж: где-то за неделю до отъезда в подземном переходе недалеко от дома она заметила странную попрошайку с ярко подведенными глазами и пирсингом на бровях и в носу. На ней и тогда были эти дурацкие голубые ботинки. Вера улыбнулась своим мыслям: «Ну вот, наконец яркое пятно на фоне вылинявшего пейзажа. Вполне себе экзотично…» Она уже была готова нырнуть в подъезд, как со стороны площадки послышался мелодичный звон, точно такой, как преследовал ее в Таиланде. Замерев на полпути, удивилась прозрачности звука и обернулась. Попрошайка стояла за спиной и тянула к ней руки, увешенные дешевыми браслетами с колокольчиками, трясла ими, словно танцуя, прихлопывая и подвывая в такт. Ее губы, изрядно посиневшие, растянулись в улыбке, обнажившей бледную десну и крупные зубы с щербинкой. Вера достала из кошелька денежку. Бродяжка тут же рванула с руки браслет и протянула его Вере. Стараясь вежливо уклониться от ее щедрости и мямля что-то вроде: «Зачем? Он тебе идет, у меня уже есть такой…», замолчала, заметив, что та вот-вот расплачется. Не желая огорчать несчастную, Вера надела на руку подарок, сложив ладошки лодочкой, и поклонилась на восточный манер.

Бродяжка обрадовалась, громко захохотала, расправила полы оранжевой куртки, как крылья, и, кружась в диком танце, начала отступать, а потом побежала, сломя голову. Капюшон слетел, обнажив плохо выбритую лысую голову с татуировкой пятиконечной звезды на темечке. Вера, мысленно прозвав бомжиху Звездой, брезгливо попыталась стянуть браслет, но от холода он впился в руку намертво.

«Ничего, под горячей струей с мылом сам соскользнет», – подумала она и зашла в подъезд.

Жорка встретил неприветливо, даже не мяукнув, даже не встав с дивана, демонстрируя всем своим видом, что не фиг сдавать его чужим людям, пока шляешься по курортам. Он теперь заменил Вере всех, кого прошлый год выкосил под корень: сначала ушла мама, а затем гражданский муж. Только маму уже не вернешь, а муж сам не вернется. Были бы дети – другое дело, но так, значит, суждено: вместо собственных – чужие. Хотя какие чужие? Просто не свои.

Вера помнила почти всех своих учеников по именам. За годы преподавания литературы в лицее с пятого по одиннадцатый классы этих имен набралось много сотен. Родители детей признавались: «У вас, Вера Александровна, нервы железные, как вы их всех выдерживаете? Тут с одним не справиться…». А как справишься, если разговоры по душам в семьях ушли в прошлое? Каждый о своем по телефону, Скайпу, Интернету, а глаза в глаза не получается, разве что когда ссорятся. Ей удается разговорить ученика, помочь. Последний случай – Валя из девятого с попыткой уйти из дома из-за маминого нового романа. Вполне обеспеченная и благополучная семья. В лицее, где она работает, только таким место, других администрация отсеивает с порога, но ситуация от этого ничуть не лучше, даже опаснее. Нет у деток социального иммунитета: живут, как на отдельной планете, где все к их услугам: заботливые родители, красивые вещи, вкусная еда, удобства. И, не дай бог, вдруг что-то меняется, рушится. Так и с Валей случилось: отец оставил семью, но не обделил – жене и дочери перепал солидный куш после развода. У девочки ничего внешне не поменялось, кроме одного, самого главного – собственной матери. Эта сорокалетняя дура пустилась молодость догонять. Сначала себя решила перекроить по гламурным лекалам, а потом и молоденьким любовником обзавелась. Он поселился в их квартире, а Валя задумала сбежать к отцу, но тому было не до нее: с бизнесом проблемы и новая жена на сносях, – вот Валя и решила, никому ничего не говоря, просто уйти куда глаза глядят. Сначала эти самые глаза были постоянно «на мокром месте», а потом и того хуже – смотрели в пустоту. В ее сочинении, которое писали на тему о вечных скитальцах, вдруг оказалось, что Пер Гюнт – любимый герой, а эпитафия Григория Сковороды «Мир ловил меня, но не поймал» понимается ею буквально. Пришлось вызвать на разговор, потом еще много чего сотворить, например уговорить Марго, руководившую школьным театральным кружком, взять Валю в коллектив под неусыпный контроль, и это помогло. Постоянную зацикленность на маминой жизни вытеснил внезапный интерес к себе самой, плюс тщеславная цель стать актрисой и всем вокруг доказать, что она о-го-го. В общем, Валентина никуда не убежала, а начала репетировать роль, а потом и еще одну. Расцвела, прекрасно отыграла спектакли, влюбилась в мальчишку-партнера, двое других влюбились в нее, а ее мама вскоре рассталась с любовником и загордилась дочкой.

Все попытки стянуть, разомкнуть или хоть как-то сдвинуть браслет оказались бесплодными. Под струей теплой мыльной воды звенящая штуковина только отмылась, заблестела, но не снималась с руки. Вера пошла в кладовку за кусачками, надеясь покончить с украшением зверским способом. После нескольких попыток перекусить металлический ободок поняла, что он не поддается, но упорствовала, уже не соображая, зачем ей так важно избавиться от дурацкой побрякушки. Острые лезвия кусачек притупились, не оставив на его поверхности ни следа. Теперь браслет выглядел нарядно, вот только колокольчики при всяком движении назойливо звенели. Хотя, если не придираться, звон их был мелодичным и даже успокаивающим. Почувствовав дикую усталость, плюнула и вернулась в ванную. Расслабившись в пенной, теплой воде, не заметила, как заснула. Очнулась от сильного звона в ушах и невозможности вздохнуть под водой. Рука зацепилась за край ванны, колокольчики на браслете непрерывно звенели, к их звону прибавился еще один – требовательный и резкий звонок телефона. Кашляя и выплевывая воду, выскочила из воды. Звонила Марго, узнать, все ли в порядке, как настроение и не находит ли Вера, что Жорка зажрался и надо его посадить на диету.

Вера прервала ее.

– Марго, а какого черта ты звонишь на домашний? Я мокрая стою, ты меня из ванной вызвонила.

– Так мобильный твой молчит. Проверь.

Вера поплелась назад. Она помнила, что положила его рядом на полочку. Там телефона не оказалось. В рассеявшихся по воде пенных ошметках появились прогалины. В одной из них просвечивали дно и темный прямоугольник затонувшего телефона.

– Марго, я утопила телефон!

– Хорошо, что только его. От тебя всего можно ожидать.

Вера выловила телефон, потрясла. Он был мертв, а колокольчики на браслете опять зазвенели. Разглядывая руку, окольцованную странной вещицей, она замерла от нелепой мысли: а если это браслет, если это колокольчики на нем разбудили и не дали захлебнуться?

– Маргоша, ты веришь в чудеса? – спросила устало Вера.

– Как для себя – нет, а для чайников вроде тебя – вполне.

Встреча Нового года проходила, как всегда, в традиционно скучном, но уже родном кругу Маргошиной семьи и общих друзей. После боя курантов и шампанского хозяйка предложила гостям вспомнить самые странные события года минувшего, случившиеся с каждым из них. Когда дошла очередь до Веры, она продемонстрировала свой браслет, поведав о его странностях. У всех тут же возникло желание доказать, что браслет снимается запросто и нет никакого чуда, все дело в трении, сопротивлении, расширении, просто надо знать секрет. Марго рассматривала в лупу браслет и никак не могла взять в толк, как при таком зазоре между кожей и внутренней поверхностью его невозможно снять. Гарик, муж Марго, предложил поставить на кон бутылку шампанского: кто снимет с Верки браслет, тот победитель. После многих попыток и советов стало понятно, что легче отрезать Вере руку.

Марго отвела подругу в сторону и, выкатив свои прекрасные темно-карие, всегда немного грустные армянские глаза, начала допрос по поводу контактов во время путешествия, а именно: не ходила ли Вера к таиландским колдунам; не они ли надели на нее этот браслет? Что, если бомжиха ей просто привиделась? Тогда Вера предложила сходить в переход, где обитала так называемая Звезда. Правда, не факт, что они ее там застанут.

Выбрались из дому только на второй день празднований. Звезды в переходе не оказалось. Продавцы киосков на вопрос о лысой бродяжке пожимали плечами. Полицейский, который дежурил неподалеку, тоже не понимал, о ком идет речь, но поинтересовался, в чем проблема, не совершала ли та, кого ищут, что-то противозаконное. Подруги прошлись несколько раз по подземному переходу, пробежались по соседним улочкам, заглянули на детскую площадку. Марго эта история быстро надоела, и она, запрыгнув в машину, послала Вере на прощание воздушный поцелуй. За суетой как-то вылетело у Веры из головы, что Жорику надо купить еду. Она поплелась в магазин и на обратном пути, спустившись в переход, заметила, что полицейский грубо подталкивает к выходу ту самую Звезду. Раздумывая, стоит ли сейчас вмешаться, Вера наблюдала за безобразной сценой. Полицейский чертыхался, держа женщину за шиворот разодранной куртки, а она хохотала, как вдруг, повернув голову, заметила Веру и приветливо помахала рукой. Вера сделала вид, что торопится, что все это не имеет к ней никакого отношения, и поспешила уйти. Выйдя на воздух и отметив про себя, что как-то невероятно быстро стемнело и серый ландшафт уже заштрихован чернильными тенями, она направилась к дому. Собираясь перебежать еще одну неширокую улочку, остановилась, услышав поблизости звон колокольчиков. Звезда стояла рядом. Вера, протянув окольцованную браслетом руку, спросила:

– А как он снимается?

Бродяжка снова расхохоталась и, сняв с руки, протянула ей еще один серебристый обруч.

– Ну уж нет, спасибо, – возразила Вера, – Мне бы от этого отделаться. Откуда они у тебя? Что за ерунда? Не согнуть, не разрезать…

Неожиданно Звезда затихла, собираясь, похоже, опять всплакнуть. Теперь пришла очередь улыбнуться Вере: очень уж забавно гримасничала эта несчастная. Даже в сумерках Вере удалось разглядеть, что женщина молода, меньше тридцати, а раньше казалась старухой из-за худобы и мешков под глазами.

– Ты говорить-то умеешь? – спросила Вера, вглядываясь в ее осунувшееся лицо.

Девушка утвердительно кивнула.

– Почему тогда молчишь?

В ответ она высунула странной формы короткий язык. Изобразив пальцами режущие ножницы, вздохнула.

– Ужас какой! Кто тебя так?

Неопределенный жест рукой дал понять, что где-то, кто-то, когда-то, но это смешно, потому как опять засмеялась.

– Знаешь что, – сообразила Вера, – Давай ты возьмешь назад свой подарок, браслет этот. Ведь ты точно знаешь, как он снимается. Сняла же еще один со своей руки. Может, в каком-то из колокольчиков застежка, а я ее не заметила? Я тебе за это дам поесть, вещей хороших вынесу… А хочешь денег? Много, конечно, не смогу. Тебе же нужны деньги?

Девушка затрясла головой. Это она сделала как-то очень знакомо, слегка наклонив голову, словно набычившись, словно на лбу у нее рожки. Потом подняла глаза, обесцвеченные сумерками, и улыбнулась, обнажив широкую щель между передними зубами. «Совсем как Костя улыбается и головой мотает», – подумала Вера и замерла, вспомнив упреки Марго: ладно мужиков, а теперь вот и эту девку больную с ним сравниваю! Права Марго – с этим надо что-то делать…

Вера сунула руку чуть ли не к самому носу Звезды:

– Пожалуйста, сними. Я обещаю, что буду надевать его тогда, когда мне самой захочется, хорошо?

Та, тяжело вздохнув, нажала на браслет, и он, легко отщелкнувшись, упал в грязный снег. Пока Вера искала его, девушка успела выбежать на дорогу, ведущую к переходу. Из-за угла на дикой скорости вылетел старый мини-вэн, располосовав темноту светом одиночной фары. Глухой звук удара, скрежет и жалобный крик заставили Веру броситься на помощь. Звезда лежала неподвижно, раскинув руки. Автомобиль дал задний ход и, рванув с места, объехал жертву, скрывшись за поворотом. Вера кричала ему вслед, грозила, но без толку. Конечно же не запомнила номер, да и не могла бы толком объяснить, что за марка машины – все произошло очень быстро. Склонившись над телом, она облегченно вздохнула: девушка была жива. Вера набрала номер «скорой».

До Марго она дозвонилась уже из больницы. После глубокомысленного замечания подруги, что лучше иногда потерять, чем найти на свою голову, что вечно она создает проблемы на пустом месте, приготовилась ждать, зная, с кем имеет дело. Уже через полчаса Марго стояла рядом с Верой в приемном покое.

В целом травмы были небольшие: пара сломанных ребер и никаких внутренних повреждений. Конечно же документов у Звезды не оказалось. Докторам и полиции надо было установить личность потерпевшей. Говорить пациентка не могла, ей протянули бумагу. Вместо того чтобы написать свои имя и фамилию, она принялась что-то чиркать, закрашивать и через несколько минут показала картинку. Вера охнула – она узнала это место. Неделю назад в Таиланде своими глазами видела и ходила вокруг храма Ват Арун, рассматривая его ажурную облицовку из фарфоровых тарелочек. Рисунок был сделан талантливо и невероятно быстро. Шепнув на ухо Марго, что девушка, скорее всего, побывала там, откуда Вера недавно приехала, предложила выйти.

Они стояли на улице. Под фонарем роились белые снежные мухи и, не долетая до земли, превращались в мокрое ничто.

Марго втянула носом влажный холодный воздух и резко выдохнула:

– Ты совсем сошла с ума или притворяешься? Что значит «забираешь ее к себе»? Ты даже не имеешь понятия, кто она такая! А то, что психованная, не видно? А запах, вши – ты проверяла? Это опасно, Вера! И потом еще не факт, что она к тебе захочет. Врачи сказали, что удерживать ее не будут. Ей, правда, лежать надо – на ребра гипс не поставишь. – Втянув голову в плечи, Марго демонстративно отвернулась, продолжая бухтеть: – Совсем охренела ты, Верка! Мать Тереза нашлась, твою мать…

– Подожди ты, не кипятись. Неужели не понятно, что не подзаборная она, что жила как человек, даже вот в Таиланде побывала. Ты видела этот рисунок? Ее точно этому учили. Ты так можешь? И я не смогу. Надо с ней поговорить без врачей. Я уверена, она нам скажет, кто и откуда.

– И что это тебе даст? Ну, узнаешь…

– А может, разыщем ее родню. Она потерянная, а не конченая – это большая разница.

– Ладно, пошли. Только обещай, что сначала с врачами обсудишь, опасно или нет в смысле заразы. Пусть хотя бы ночь подержат, продезинфицируют…

Кровать Звезды была засыпана кусочками бумаги разной величины. Она старательно разрывала ее на все более мелкие части и на каждой пыталась что-то изобразить. Где позволял размер, улочки и дома, а на тех, что поменьше, просто цветок либо какие-то знаки и загогулины.

Марго удивленно перевела взгляд с картинок на девушку:

– Ну ты даешь, художница, где ж ты так научилась? Талант!

Опять у Веры защемило сердце, когда разглядела щербатую улыбку, которой одарила их девушка. Неужели Марго не заметит? Ну, ведь точь-в-точь рот как у Костика. Теперь Вера буквально приклеилась взглядом к вспотевшей лысой голове, к покрасневшим векам вокруг синих, как у Кости, глаз. Марго продолжала выспрашивать со свойственным ей артистизмом и вкрадчивой мягкостью. Умела влезть в душу, когда хотела.

– Это Таиланд, правда?

Звезда кивнула.

– А ты там давно была?

В ответ неопределенный жест плечами.

– Сама ездила или с друзьями?

Неожиданно Звезда произнесла: «ама», что конечно же означало: «сама».

Подруги переглянулись. Это было ее первое слово, и к тому же вполне осмысленное. Окрыленные успехом, пошли дальше.

– Меня зовут Марго, это Вера. А тебя как?

– И-а.

Марго переспросила:

– Ира?

Девушка отрицательно мотнула головой.

– Инна?

Опять мимо. Все перечисленные имена, начинающиеся на «И», были отвергнуты, но ей нравилось игра, и было видно, что она готова это делать до бесконечности. Марго вовремя подсунула лист бумаги. Девушка написала на нем «Лина» и расхохоталась.

– Ничего себе, ты нас запутала, – подыграла хитрая Марго и, прищурив глаз, сказала: – А вот фамилию угадывать не буду, никогда не отгадаю.

Но Лина уже завелась. Радостно подпрыгивая на кровати, дала понять, что умоляет продолжить. Надув щеки, вытолкнула из себя:

– Му-и-а…

– Мухина, что ли?

Лина удивленно посмотрела на Марго, утвердительно качнув головой. Вере стало дурно. Это была Костика фамилия, которая могла стать и ее тоже, если бы за неделю до свадьбы не произошло то, что произошло, если бы не Лерка…

Марго никак не отреагировала, даже не посмотрела в сторону Веры, скорее всего не представляя того, что творилось у той в душе. Она бодренько понеслась дальше, пытаясь узнать, откуда у Лины эти удивительные браслеты с секретом, и добавила: уж не волшебные ли они? Она смешно рассказывала, как пытались их снять с Вериной руки, как ничто их не брало, как глупые женщины не нашли застежку, и вдруг вроде невзначай поинтересовалась:

– А что ты маме на Новый год подарила? Тоже небось такой браслет? Я бы не отказалась.

То, что произошло вслед за этим, вынудило срочно вызвать врача: Лина рыдала, заламывая руки, билась головой о стену, начались судороги. Врач вкатил ей успокаивающее и снотворное, попросив оставить сейчас пациентку в покое. Он пообещал, что присмотрят за ней до утра, а потом можно забирать, если не сбежит, конечно.

Уже сидя в машине, Марго наконец заметила, что Вера подавлена и ведет себя странно. Она истолковала это по-своему:

– Я же тебе говорила. А представляешь, если бы с ней такое началось у тебя дома?

Не поворачивая головы, Вера едва различимо прошептала:

– Она Костина дочь.

Машина, которая уже начала медленно отъезжать, резко остановилась.

– Совсем, что ли, трехнулась? – заорала Марго. – С чего это вдруг? Только потому, что она Мухина? А я вот точно знаю, да и ты тоже, что их дочь назвали в честь Костиной мамы Полиной. При чем тут Лина?

– Она могла сама себя так называть. Тем более что это имя знаковое.

– Блин, знаковое! Да уж, конечно, не поспоришь с несостоявшимся кандидатом наук по языкознанию. Что ни скажи, все какие-то символы, значения. То ли дело мы – простые училки. И как тебя ученики терпят с таким багажом знаний, а главное, занудством? И что говорит твоя ономастика про Лину?

– В переводе с греческого Лина – «скорбная весть», с латинского – «сирена». Но в данном случае это, скорее всего, сокращение. Так часто бывает. Как самостоятельное Лина не числится ни в православных, ни в католических святцах. Обычно за Линами скрываются Эвелины, Алины и, представь себе, Полины. Но неужели ты не заметила, как она похожа на Костю? У нее абсолютно его рот, улыбка, щербинка между зубов и манера качать головой…

Марго задумалась, повернула ключ зажигания. Внезапно перед глазами, визгливо скребя по стеклу, замелькали дворники. Подруги вздрогнули.

Что-то жалобно-зловещее было в этом звуке.

Марго неожиданно вспомнила:

– А где тот браслет, ты его не потеряла?

Вера порылась в кармане, нащупав холодную дугу:

– Почему спрашиваешь? Думаешь, надо?

– Конечно. Колокольчики отгоняют злых духов. Кто из нас был в Таиланде? Вперед!

Вера послушно просунула руку в кольцо браслета, еще раз отметив странность его конструкции: надевается легко, без всяких застежек, а вот снять невозможно. Вот и сейчас не уверена, что сумеет найти застежку.

Весь путь домой они гадали, сопоставляя факты, может ли эта девушка быть дочерью Кости и Леры, а значит, и внучкой Нины Игнатьевны, на похороны которой никто из родственников не пришел. Было решено с утра приехать в больницу и поговорить со Звездой по-другому: предложить помощь, крышу над головой, рассказать о том, что в молодости дружили с ее родителями.

Всю ночь Вера, как ни старалась, не могла уснуть. Как только закрывала глаза, так попадала в круговерть воспоминаний. Они были такими яркими, словно вчера наступило первое сентября – последнее для их выпускного класса. Запахи мастики и свежей побелки, букеты, сваленные на учительском столе, от них горький дух ненавистных астр, дурацкий белый передник со спадающей шлейкой и кружевная стойка-воротничок, немилосердно натирающая загоревшую шею. Завуч заводит в класс высокого русоволосого парня. Даже с пятой парты у окна, где сидят неразлучные подруги Вера Лебедева и Маргарита Погосян, видно, что у новенького глаза какого-то невероятно синего цвета. Парня зовут Константин Мухин. Его усаживают на галерку. Это временно – скоро он сам будет выбирать, где и с кем сидеть, а учителя терпеть его выходки и натягивать отметки, чтобы, не дай бог, министерский сынок не остался без медали. Вера тоже шла на медаль, но если бы кто-то тогда сказал: «Отдай медаль Мухину», отдала бы, не задумываясь, даже не спрашивая за что. Как только Мухин пересел за парту перед Вериным носом, уроки для нее превратились в навязчивое разглядывание его спины, шеи, волос. Марго постоянно шипела на ухо: «Прекрати выпадать в осадок!», но Вера влюбилась смертельно, без всякой надежды на взаимность. И вдруг – о чудо! Костя выбрал из всего класса именно Веру – любимицу учительского коллектива и вечную круглую отличницу. Сначала, как водится, она стала объектом задираний и колкостей, потом провожаний до дома, танцев на школьных вечеринках и, наконец, тайных свиданий. Почему смазливый баловень судьбы вдруг увлекся далеко не первой красавицей, было загадкой для всех, а печальнее всего, что и для Веры тоже. Она воспринимала их отношения как подарок, которого недостойна: стеснялась своих прыщиков на лбу; обкусанных ногтей; маленького роста и большой груди. Костя никогда не говорил, что Вера красивая, просто однажды признался, что любит, вот и все. Что именно в ней любит, не объяснил, а знать так хотелось! Уже на вступительных экзаменах в университет стало ясно, что Вера беременна. Костя спокойно, даже с некоторой мужской гордостью воспринял новость и предложил расписаться. Поспешность, с которой ребята собирались оформить отношения, не понравилась Костиному отцу – он почти не сомневался в истинных причинах такого «пожарного» решения, хотя против Веры ничего не имел: хорошая девочка, золотая медалистка, не то что сын – даже до серебра не дотянул, хоть все вокруг старались. Еще ему не нравилось, что Костя собирался на филологический в МГУ вслед за Верой. Ну что это за специальность для мужика?

Заявление в ЗАГС было подано втайне от всех. Их должны были расписать в сентябре. Неожиданно Костю зачислили на вечерний журфака, о котором он даже мечтать не мог с его оценками и сумасшедшим конкурсом. Кроме журфака добрый папочка организовал еще и две путевки в Варну в летний студенческий лагерь. Вторая путевка предназначалась не для Веры, а для дочки папиной любовницы. Костю попросили «присмотреть» в лагере за юной красавицей, актрисой, а теперь студенткой университета. Так появилась Лера. Она действительно в детстве снялась в небольшой второстепенной роли. На съемочную площадку попала с маминой подачи. Директору киногруппы Нине Игнатьевне Войской х отелось сэкономить. Чего раздувать смету за счет несовершеннолетней актрисы, которой полагается воспитатель? Она предложила попробовать на роль собственную дочь. Оказалось, что Лера вполне органична, и режиссер остался доволен. Больше сниматься в кино Леру не приглашали, но, окончив школу, она вдруг решила поступать во ВГИК. Там на первом же экзамене провалилась – никакие связи не помогли. Пришлось согласиться «перекантоваться» годик в университете на филфаке, где был надежный блат у маминого любовника, а потом опять поступать на актерский все равно куда, либо во ВГИК, либо в театральное. Лера была принята на филфак, а потом умотала с Костиком, сыном того самого любовника, на Золотые Пески.