Kitobni o'qish: «С тобой шампанское вкуснее», sahifa 3

«А ведь я тоже был пионером. Вот время-то было».

Я вспомнил о Тане, ее редких звонках из Италии, наших семейных планах на будущее. Но чем дольше я думал, тем чаще мысли спотыкались о неожиданную встречу с Катей, проведенном вместе с ней вечере, о нашем общем прошлом. И, в конце концов, я уже точно не знал, с кем бы мне хотелось сейчас оказаться рядом в этой беседке.

V

Через старые окна многочисленными лучиками в подъезд пробивался новый день. Я защелкнул на замок свою квартиру, торопясь, сбежал по свежевымытым ступенькам во двор. Последняя суббота сентября − сегодня день машиностроителя. В центре площади пару десятков людей в ярко-оранжевых жилетах монтировали сцену для праздничного концерта. Погода была замечательной. Сквозь прозрачное безоблачное небо потянулись лучи слепящего солнца, переменив резко похолодевшие дни, стоял теплый неподвижный воздух. Город пропитался хорошим настроением, даже мрачное серое здание, в котором я работаю, сегодня казалось более привлекательным, чем обычно.

Ровно в десять я открыл свой офис, прибрал все бумаги, каталоги, вынес мусор, положил двадцатку на стол для уборщицы и вышел в коридор. За перилами город продолжал жить, дыша атмосферой праздничного дня. Внизу двигалась масса людей к супермаркету, а затем обратно, таща огромные пакеты с продуктами. Через дорогу еле слышно прозвенел школьный звонок, и все свободное внизу пространство запестрело цветными рюкзаками разбегающихся по домам школьников. Уборщица закончила наводить порядок у соседей и перешла ко мне. Я сделал несколько шагов по коридору, чтобы не мешать, достал мобильную трубку и набрал номер Кати.

– Привет. Как ты?

– Хорошо, работаю.

– Сегодня чудный день, праздник. Мы сможем увидеться.

– У меня последний клиент задержится до пяти. Потом я свободна.

– Тогда в полшестого у левой ноги вождя.

– Договорились. – Катя рассмеялась в трубку. – Буду тебя ждать.

Я выключил телефон. И вновь, как перед встречей в парикмахерской, сильное, волнительное чувство захлестнуло меня, неожиданное, щемящее в груди и поражающее сердце, заставляющее его биться чаще. Как будто я школьник и собираюсь подарить свой первый букет цветов понравившейся девочке, боюсь что-то не так сказать, потому как все кажется исключительно важным, судьбоносным.

Дождавшись окончания влажной уборки, я закрыл конторку и отправился домой. В квартире, на мой взгляд, был легкий беспорядок, хотя Таня назвала бы это «взрывом».

«Завтра уберу», – решил я, прошел на кухню и стал готовить себе поесть.

Дожевывая свой наскоро сделанный обед, я услышал телефонный звонок.

– Привет, солнце! – Танин голос неожиданно ворвался в нашу квартирку. ― Как ты там? Скучаешь? – затараторила она и, не дожидаясь моего ответа, сразу продолжила: – Сегодня выходной, и мы с мамой решили устроить шопинг. Тут так здорово! Я тебе футболку купила.

– Спасибо большое. Как вы? Как мама?

– Мама хорошо. Так вот, синяя футболка с флагом Чехии на груди.

– Здорово, но почему с чешским флагом, а не с итальянским, например?

– Она твоего размера и синего цвета. Тебе же нравится синий цвет.

– Бог с ней, с футболкой. Как работаешь? Условия хорошие?

– Еще не устроилась, маме помогаю. Слушай, ездили вчера в Пизу… Ладненько, у меня карточка на телефоне заканчивается. Целую, обнимаю. Пока.

Телефонный разговор оборвался.

Уже стемнело. Изображая собой пизанскую башню, я стоял, облокотившись плечом о балконную перегородку, смотрел на готовую сцену, где уже подключили аппаратуру и проверяли звук. Народ в округе понемногу начал собираться. Хмельная молодежь бродила взад-вперед: то в магазинчик за спиртным, то в темные голубые ели освобождаться от ранее выпитой жидкости.

Голос Тани, встряхнувший мое сознание, заставляющий переоценить мои поступки и желания в отсутствие жены, не давал мне покоя. Дело даже не в том, узнает ли она о моих встречах с Катей. Во мне рождалось чувство вины перед женщиной, с которой венчался и которой обещал быть верным и любящим, любящим ее одну. Конечно, тогда я и не предполагал, что мной овладеют те, прежние чувства, которые были во мне так давно, были прочувствованы и забыты, которые вспыхнули вновь, но неприятное осознание разрушенной моей честности крепко засело в душе.

«Еще одна встреча, только одна, – уверил себя я. – Еще один разок побуду рядом с Катей, может быть, осмелюсь на несказанные когда-то мной главные слова, но скажу их в прошлом времени, без права на будущее».

День машиностроителя у нас в городе отмечался из года в год с особым размахом. Около двадцати тысяч семей непосредственно были связаны с градообразующими предприятиями в создании крупных тяжелых машин: угольнодобывающих и металлоразливающих, прокатных станов и прессов с молотами, шагающих экскаваторов и кранов. Еще сотни мелких и средних компаний, ориентированных на этих гигантов, обеспечивали жизнь семьям сотрудников и, значит, все вместе жизнь всему городу.

Шесть вечера. Въезд машин на площадь был перекрыт милицией. Потоки людей все еще шли, собираясь в одну бурлящую толпу напротив сцены, с которой громко звучала музыка и разноцветные световые столбы били ввысь, разрезая небо. У подножия гранитного пьедестала Ильича, зажатые в тесном скоплении людей, мы с Катей смотрели в сторону сцены, ожидая начала концерта. Вдруг все стихло, на сцене появился ведущий и торжественно объявил: «А сейчас перед вами выступит наш гость, кандидат в президенты господин Янукович!» Толпа вяло загудела.

Равномерно рассыпанные в толпе активисты замахали длинными удочками с бело-синими партийными знаменами. Через четверть минуты, радостно приветствуя собравшихся вытянутыми вверх руками, словно победитель Гран-при «Формулы-1», вышел солидный высокого роста человек. За ним в лощенных пиджаках вышли и обступили большого гостя губернатор области, мер Краматорска и другие высокопоставленные особы.

– Земляки! – начал хрипловатым напряженным голосом кандидат в президенты. – Приветствую вас в этот светлый и радостный день, день настоящих тружеников, которых в вашем городе подавляющее большинство. – Толпа загудела, новой волной качнулись бело-синие знамена. Дождавшись, когда радостные крики утихли, он продолжил: – Наша команда, Партия Регионов, идет на выборы, и мы победим, победим для вас, для вашего и нашего будущего! Мы обещаем…

– Давай уедем отсюда, – шепнула мне Катя, будто прочитав мои мысли, – туда, где тихо и нет никого.

– И обязательно красиво, – шепнул я в ответ.

Мы забрали мою машину со двора, проехали вниз по пустому проспекту Мира, свернули в сторону выезда на Славянск.

После оглушительного гама приятное шуршание колес по асфальту наполняло сознание спокойствием. Через минут десять мы выехали из города, на половине пути между городами свернули на грунтовку, разрезающую зеленеющие поля озимых. Я сбавил ход, переключив коробку на первую передачу, и уже скоро остановился у края холма, открывавшего широкий вид на поселок Беленькая.

Мотор заглох. Сокрушительная тишина, изредка прерывающаяся вздохом просыпающейся ночной птицы, обрушилась на нас.

– Где это мы?

– Это ландшафтный парк. Здесь всегда красиво, независимо от времени года.

– И как часто ты сюда привозишь девушек? – спросила Катя.

– Не часто, – поспешно ответил я.

– Не часто, но и не редко? – весело и шутливо заметила она, намекая на якобы мое признание в посещении этого места с разными девушками.

– Можно сказать, совсем не часто, – поспешил я исправиться, – был пару раз с компанией. Запомнил место.

– Ага, – засмеялась она, видя, что ловит меня за слова, – кто же тебе сейчас поверит? Не часто, значит, не часто. Зачем же теперь вилять?

– Да не виляю я!

Мне стало самому смешно, хотя чувство досады за неправильные свои слова меня не покинуло. Хотелось как-то реабилитироваться, но подобрать лучший вариант для этого я не мог.

Мы взялись за руки и, шурша кроссовками по сухой траве, прошлись в сторону. Перед нами далеко внизу лежал немой город, уже объятый черными лапами надвигающейся ночи. Он не был похож на кипящий жизнью муравейник, сейчас он переливался сотнями огней, будто небо перевернулось, рухнув вниз, рассыпалось под нашими ногами бесконечно далекими звездами. Я приобнял Катю за талию, и мы, одновременно повернувшись друг к другу, естественным и легким взаимным порывом коснулись губами в поцелуе, первом нашем поцелуе. Я желал его в юности и уже давно потерял на него надежду, поэтому не в силах был от него отказаться сейчас.

Где-то совсем далеко за Беленькой, за острой кромкой многоэтажек послышались глухие хлопки праздничного салюта, но мы на него уже не обращали внимания.

VI

В отрезке нашей общей с Катей юности бывали дни, которые я проживал только лишь в ожидании вечеров, когда забрасывал все занятия и мчался к ней на встречу. Мы гуляли сырыми улицами, говорили ни о чем или просто молчали; молчали об общем прошлом и неизвестном хрупком будущем, о котором никто из нас не решался первым заводить разговор. Так и сейчас, будто бы судьба, сделав временной круг, свела нас.

Прошла неделя со дня нашей первой встречи в «Кристалле».

Сейчас мы, обнявшись, сидели в центре города на скамье, на пустынной Аллее Героев, среди каштанов с почти облетевшей листвой. Вдалеке из металлической пятиконечной звезды развевался «Вечный огонь»; тревожимый порывами ветра он то низко прижимался к гранитному камню, то срывался вверх, но так и оставался неизменно на своем месте. Свет от него пятнами плясал по растущим вокруг елям и высокому темному памятнику в виде женщины, держащей высоко над головой лавровую ветвь.

– Помнишь, как ты здесь мою Герду ловил?

– Конечно, помню. Было поздно, и тебе надо было идти домой, а она, не нагулявшись, не слушалась, и я потратил целый час, гоняясь за ней между деревьями. А ты, кстати, мне совсем не помогала, только смеялась!

– Ты же такой смешной был! – Катя поправила в сторону свои вьющиеся локоны и поцеловала меня.

С очередным резким порывом ветра в сквер вошел холодный воздух, на асфальте стали чернеть мелкие точки моросящего дождя. Их количество быстро увеличивалось, и мы, взявшись за руки, побежали к ближайшему дому, чтоб укрыться в подъезде. Через минуту хлынул ливень.

Струи воды зашуршали и забарабанили по металлическим подоконникам, своим шумом заглушая и подавляя все остальные звуки в округе.

– Сегодня не погуляешь, – вздохнул я.

– Поехали ко мне.

– А твои что скажут?

– Ничего не скажут, они уехали к отцу в Киев.

Дождь не прекращался. Не став дожидаться его ослабления, до нитки промокнув, мы вбежали в рейсовый автобус.

Квартира Катиных родителей была стандартной двушкой, с тесным коридорчиком и небольшими комнатами «вагончиком». Окна выходили по разные стороны, во двор и на противоположную – тот самый вспоминаемый мной пустырь, по которому мы гоняли в футбол. Рассматривая интерьер в свете настольной лампы, я расположился на одном из двух креслиц у журнального столика.

– Смотри, что у меня есть! – Катя принесла из холодильника бутылку красного «Артемовского».

– Приятно вспомнить. Такое же, как на первом нашем свидании!

Я тут же размотал с горлышка фольгу, хлопнул пробкой и разлил игристое вино по бокалам. Катя предложила тост:

– Не совсем свидании, но да, я специально его купила. За сегодняшний вечер!

– За наш вечер.

Мы выпили, пузырьки ударили в нос, а внутри появилось приятное ощущение легкого согревающего спиртного.

– Я тебе не говорил, с тобой это шампанское вкуснее. – Я поцеловал ее в щечку. Катя улыбнулась, опустила свой взгляд в пол, а на месте моего поцелуя вспыхнул румянец.

– Как прошел вчерашний день? – прерывая паузу, поинтересовался я.

– Что именно тебе интересно узнать?

– Все интересно. Расскажи в мелких подробностях с самого утра.

– Проснулась около десяти, в субботу я люблю поспать подольше, мама с братиком уже встали и, как обычно, спорили на кухне.

– О чем же? – поинтересовался я.

– Да, ни о чем, мама со Стасом все время спорят по мелочам. Потом мы попили все вместе чай, убирали в квартире. В общем, скукота, нечего рассказывать. – Катя выдержала паузу, хитро улыбнулась. – Самое интересное было ночью.

– И что же было ночью? – удивился я.

– Ты мне снился. – Она обвила свободной от бокала рукой мою шею и поцеловала в губы. – Сон был очень хороший, но я не буду его рассказывать, а то не сбудется.

– Надеюсь, я был на высоте? – смеясь заметил я.

– Бесстыдник! – воскликнула она.

Я поставил бокал на столик, увлек ее к себе и горячо поцеловал в ответ.

Мы лежали на кровати под теплым одеялом. Она, уткнувшись подбородком мне в плечо, разглядывала мое лицо.

– С тобой так спокойно, так хорошо! – шепнула она.

Я повернулся к ней и поцеловал в носик.

– Мне тоже хорошо с тобой.

– Можно я тебе вопрос задам? Когда мы сидели сегодня в сквере и долго молчали, о чем ты думал?

– Честно?

– Говорите правду, только правду и ничего кроме правды!

Мы рассмеялись.

– Ну, держись! – предупредил я. – Я думал о памятнике.

Катя привстала на локти и вопросительно посмотрела на меня.

– Да, – продолжил я. – Одна из версий появления памятника говорит так: эту женщину изготовили для Грузии, а над головой вместо ветви был кувшин. Для нашего же города таких же размеров предназначался солдат с автоматом ко Дню Победы девятого мая, но по какой-то случайности перепутали вагоны ― в Грузию уехал солдат, а к нам она.

– А почему не вернули и не поменяли местами памятники, когда поняли, что ошиблись?

– Это же были советские времена, все решали план и график. Когда, в конце апреля, обнаружили несоответствие, времени для обмена уже не оставалось, так и установили нам ее, а там солдата. Кувшин поменяли на веточку ― символ мира. Вот я и думал: какая случайность, нелепая ошибка, кто-то мелом на вагоне не ту отметку поставил, а как заметно эта «мелочь» отразилась на ходе последующих событий ― уже ничего не изменить, не поправить.

– Нашел о чем думать. – Катя улыбнулась.

Она встала с кровати и подошла к окну. Желтый свет уличных фонарей ласково коснулся ее обнаженных бедер; я встал вслед за ней и обнял со спины, нежно прижав ладони к ее полной груди; зарылся носом в ее пахнущие медовым шампунем волосы и поцеловал мочку ушка.

Все мне в Кате казалось особенным, исключительным: прямой, с маленькой горбинкой нос, пухленькие губы, волнистые темно-каштановые локоны волос, падающие на плечи и скрывающие идеальные, на мой взгляд, ушные раковины, которые я желал покрывать бесчисленными поцелуями от их мочек до верхних кончиков.

Дождь закончился, и Даманский был особенно тих. Где-то вдалеке послышался странный звук: это были прерывистые гудки клаксонов нескольких автомобилей, звучащие в одночасье; по-видимому, они приближались, гуденье становилось громче и отчетливее. Через некоторое время из-за соседнего дома показался кортеж легковых машин, из приоткрытых задних окон на длинных шестах развевались черно-оранжевые флаги Донецкого футбольного клуба «Шахтер»; антенны и колеса были увязаны ленточками и флажками таких же цветов. Торжественной колонной они выкатились со двора на улицу, сотрясая воздух над дремлющими домами. Из соседних окон на шум стали выглядывать люди, некоторые с восторгом махали в ответ; самый активный, лысый мужичок, стал выкрикивать: «Шахтер, Шахтер!», его поддержали еще пара человек. Наконец машины скрылись, но люди еще оставались на балконах, словно ожидая продолжения. Прошло еще несколько минут, восстановилась первоначальная тишина, и в окнах один за другим стал гаснуть свет. Только лысый мужичок не унимался; к нему вышла женщина в желтом махровом халате, по-видимому, его жена, пару минут он ей что-то радостно рассказывал, импульсивно махал руками. Она недолго постояла и ушла, а тот достал пачку сигарет и закурил. Катя повернулась ко мне:

– А ты смотришь футбол?

– О, да! – начал я с наигранной важностью. – Сегодня была решающая игра с Киевской командой «Оболонь», я долго сомневался, идти к тебе на свидание или с пивком болеть у Димки за свою любимую команду «Шахтер». В конце концов, кинул жребий, удача оказалась на твоей стороне, и вот я здесь.

– Ах ты какой! – воскликнула она. Катины кулачки сжались у меня на груди.

Я прижал ее к себе и, не дав больше говорить, одарил длинным поцелуем. Ее теплые мягкие руки ослабли, обвили мою шею.

Вернувшись в кровать под одеяло, разлили оставшееся вино по бокалам.

– Скажи, почему вы с мужем расстались?

– Неинтересная история, но могу рассказать.

– Если хочешь. – Я не хотел настаивать, но интонацией дал понять об имеющемся у меня интересе.

– Мой муж увлекся мотокроссом, после работы и в выходные он гонял по треку в кутовой балке. Сначала это было просто хобби с друзьями. Думала, перегорит, но после участия в городских соревнованиях началась подготовка к областным, потом к чемпионату страны, Европы. Планка постоянно поднималась выше. Задора у него было хоть отбавляй, но мне это было совсем не увлекательно, потому что вечерами я оставалась одна, совсем одна. Скандал за скандалом, сложный период у всех бывает, но нашлась та, которая не докучала домашними проблемами, а полностью разделяла занятие гонками – она в них тоже участвовала. С этого момента наши отношения дали трещину, мы перестали друг к другу тянуться, а со временем стали совсем безразличны.

– Понятно, – коротко и по возможности нейтрально сказал я.

– Теперь моя очередь вопрос задать.

– Давай.

– Почему у нас не получились отношения восемь лет назад? Ведь мы встречались почти месяц, а ты меня ни разу не поцеловал.

– Не мог я целовать, ты же была совсем маленькой; разница в три года тогда казалась мне пропастью.

– А сейчас не кажется?

– Нет, конечно. И к тому же ты была моей первой любовью, я попросту не мог справиться с сильными чувствами и страхом все испортить.

– Тогда почему ты исчез?

– Потому что увидел, как ты проявила интерес к другому.

– И для тебя этого достаточно?! А бороться за даму, в которую влюблен, духу не хватило?

– Хватило! Но мне показалось, ты сама хотела быть с ним. Мне так не нужно.

– Гордый дурачок. Это был спор, детский спор с моей подружкой: кто из нас пройдется с лучшим парнем нашего класса под ручку. И больше ничего.

– Не важно. Это уже в прошлом. – Мне не хотелось вспоминать этот момент.

– Важно! Все могло быть по-другому.

За разговором незаметно минул второй час ночи; и мы, заключив друг друга в нежные объятья, скоро уснули.

VII

Утреннее солнце нехотя выползало из-за крыши соседнего дома, наполняя комнату холодным рассеянным светом. Катя еще спала, лежа на животе и мило обнимая подушку, словно добрая хозяйка свою любимую собаку. Я приподнялся на локти и посмотрел на нее. Из-под одеяла выглядывала Катина бархатная пяточка. Коснувшись ее пальцами, я обвел по дуге выпуклый островок лодыжки, дотянулся и нежно сжал мизинчик. Кожа ноги была приятной на ощупь, мягкой и теплой. Не отрываясь от нее подушечками своих пальцев, я провел по подъему ступни, икрам и уже полной горячей ладонью медленно скользил выше по ноге, пояснице, лопаткам; обласкав женственное плечико и тонкую шею, моя рука опустилась обратно вниз вдоль позвоночника, остановившись на подъеме упругой попки. Катя глубоко вздохнула и открыла глаза.

– Как приятно!

– Доброе утро, милая, на работу не опоздаешь?

– Нет, у меня сегодня выходной, у начальницы отпросилась. Сюрприз?

– Значит, у нас сегодня вагон времени, – предположил я.

– Ты останешься сегодня со мной? – Катя с неподдельной пытливостью посмотрела мне в глаза, как будто верила, что я могу отказать ей.

– Конечно. Можно придумать что-нибудь интересное, например, съездить в Святогорск.

– Классно, давно там не была! Только давай еще поваляемся, несколько минут, я так люблю выходные, а они так редко бывают.

Оставив подушку, Катя тесно прижалась ко мне, через минуту ее дыхание стало ровным, глубоким, и я почувствовал, как она вновь задремала. Мне же не спалось, вспомнилась Таня совсем юной и безмятежной, наше совместное путешествие к морю, мои бесконечные придирки к ее излишней щепетильности. Я ощутил, что скучаю по ней, по ее живому взгляду, бесконечному тарахтению о совсем неважных событиях. Но одновременно я с ужасом осознавал, что лишен сил отпустить от себя девушку, о которой до слез мечтал, которую безнадежно ждал, желал больше всего на свете, и теперь сама судьба столкнула нас. Я запутывался в себе, в своих чувствах, не мог разобраться: как можно любить двоих одновременно и не представлять своей жизни без них обеих.