Hajm 286 sahifa
1920 yil
Мы
Kitob haqida
Евгений Замятин, Олдос Хаксли и Джордж Оруэлл создали портрет тоталитарной системы в интерьере XX века, и каждый запечатлел свою голову трехглавого Цербера, который стережет души, не позволяя им вырваться из ада несвободы. Каждый из этой троицы писал одну из створок триптиха, пытаясь заставить людей ужаснуться и сделать шаг назад от края пропасти. Они предостерегали, вселяя в нас надежду: если предупрежден, значит, вооружен.
«…этот роман – сигнал о двойной опасности, угрожающей человечеству: от гипертрофированной власти машин и гипертрофированной власти государства».
Евгений Замятин
Сюжет тут очень оригинален, но мне не понравился стиль написания книги. Он сам по себе плохо, тяжело читается, с частым уклоном в математику. Основной текст тут, как констатация факта. Хотя в общем-то вся книга является дневником главного героя. Много недосказанностей.
Все люди тут именуются буквой и цифрами. События схожи некоторым образом с книгой 1984 Оруэла. Писать про это не буду, ведь это антиутопия и вам будет самим интересно погрузиться в особенности этого мира.
Иногда было интересно, иногда мысли мои терялись, уходили от событий книги. Может быть я был не сосредоточен и невнимателен, а может книга просто не смогла меня захватить.
Именно Евгения Замятина и его роман "МЫ" считают прародителем жанра "антиутопия". Книга была написана более ста лет назад, а таких последователей писателя как Оруэлл и Хаксли не раз обвиняли в плагиате как раз с этого произведения.
"Мы" повествует о далёком будущем, где все люди равны, все законы и действия можно объяснить математически, где жизнь череда установленных правил, где всё чётко, понятно и логично. Но так ли идеален этот мир, где вместо имён у людей номера, душа и любовь остались в далёком прошлом, а сны считаются болезнью?
Если вдуматься, что книга написана в 1920 году, в голове создаётся эффект "вау!", а писателя можно в какой-то мере считать провидцем. Но стиль написания тяжёл для восприятия. Словно ты смотришь не на живописный пейзаж, а на абстракционную картину. Текст прерывист, рван, метафоричен. Порой скачки сюжета заставляют перечитывать страницы вновь, чтобы поймать мысль автора.
Интересно было прочесть ради знакомства с родоначальником жанра, но в любимые книги роман к сожалению не попадает.
Что мне больше всего понравилось в романе Замятина "Мы", так это игры с языком: математические термины смешиваются с метафорами, эпитетами, гиперболами и получается что-то потрясающее! Не всем заходит. В одних совместных чтениях жаловались на "непроходимый" язык и бросали. Но все люди разные: я лично люблю, когда текст ковыряет мне мозг)
Кстати, смешение терминов и всевозможных тропов логично и оправдано. Поясню. В книге описано общество, представители которого стремятся стать машиноподобными и отрицают чувства, но те пробиваются через навязанные принципы поведения. В результате главный герой мечется, начинает поступать иррационально и сам себе не понимает. То есть у нас два ярко выраженных полюса в мыслях и поступках героя: МЫ и Я. Им соответствуют два полюса языка: один изобилует терминами, другой — всевозможными эпитетами, метафорами, гиперболами и прочими богатствами великого и могучего.
Судите сами, но, как по мне, это прекрасно:
"...увидел в зеркале исковерканную прыгающую прямую бровей..." (прыгающий — метафорический эпитет)
"...стеклянные стены распустились в тумане..." (олицетворение)
"...лег — и тотчас же канул на сонное дно..." (контаминация: "кануть в лету" + "лечь на дно")
"...промычал тот и затумбовал назад в свой кабинет..." (затумбовал — внетиповое образование)
Последнее вообще топ — одно слово, которое характеризует походку, но даёт описание всему герою: сразу представляешь и рост, и комплекцию, и движения персонажа с его тяжёлыми шагами.
Интересное наблюдение: среди моих знакомых многие читали "1984" Оруэлла, и гораздо меньше — "Мы" Замятина. Кто читал и то, и другое, отмечают, что романы похожи: любовная линия, дневниковые записи. Между тем, роман Оруэлла впервые был опубликован в 1949 году, Замятина — в 1924.
Да Оруэлл и не скрывал, что читал замятинский роман, и даже писал на него рецензию. Ее без проблем можно найти в сети.
"Мы" я читала в издании с комментариями. Там была одна примечательная сноска: мир романа похож на мир из рассказа "Новая утопия" Джерома К. Джерома (автор "Трое в лодке, не считая собаки"). Я не поленилась, нашла рассказ и прочла его. По моему субъективному неправильному мнению, мир в текстах всё-таки отличается. Да, есть то, что их объединяет — равенство, доведенное до абсурда. Если же раскладывать по кирпичикам, то тексты совсем разные.
Но из-за глобальной идеи, которая одна во всех антиутопиях, и предсказуемого конца, я не очень люблю их. Однако читать "Мы" однозначно стоит. Хотя бы затем, чтобы проникнуться необычным языком книги (если вы, конечно, такое любите).
Ещё одна антиутопия о тотальтарном обществе
«Я – это дьявол, мы – это Бог».
Таков главный тезис антиутопии, которую живописует Евгений Замятин в далеком 1920 году, пытаясь предвосхитить футуро-строй будущего тоталитарного коммунизма, который строится у него на глазах вовсю создаваемого СССР.
Что в замятинской антиутопии стоит во главе угла? Разум, логика, цифры, некто без индивидуальности, абсолютно счастливый нумер, прославляющий Единое Государство и высшего Благодетеля, который заменил собой Бога.
Повествование в виде конспектов ведется от имени Д-503 - главного героя, с одной лишь буквой вместо имени, «нумера», носящего «юнифу» (униформу), ходящего стройными ассирийскими рядами по четыре, строящего Интеграл (ракету для космического полета), живущего в квартире, как и все, с прозрачными стенами, принимающим еду по часам и занимающегося по талонам сексуальными утехами.
Д-503 – математик, который описывает происходящее вокруг и свое отношение ко всему, как очевидец. И с первых страниц, на которых он обращается напрямую к неким читателям то ли прошлого, то ли будущего, чувствуется, что называется «промывка мозгов». Удивительно предчувствие замятинского гения того, что потом опишет Бернейс в своей книге «Пропаганда» как утилитарного способа обработки мозгов отдельного индивидуума, чтобы сделать из него молекулу (кстати, этот вывод делает и главный герой). По сути, замятинская антиутопия – описание матрицы.
Что мы узнаем из романа о месте и времени действия? Только, что после давней Двухсотлетней Войны Единое Государство, где живет главный герой, оградили Зеленой Стеною, выход за которую жителям Государства строго запрещен. Однако есть артефакты прошлого, как например, Древний Дом, который герой посещает со своей неожиданной возлюбленной I-330. «С полочки на стене прямо в лицо мне чуть приметно улыбалась курносая асимметрическая физиономия какого-то из древних поэтов (кажется, Пушкина)». Можно догадаться, что так Замятин ненавязчиво проводит аналогию с бывшей (советской) Россией.
Эрудит-Замятин часто отсылает читателя в прошлое, которое почему-то знает его персонаж довольно углубленно. Например, сравнения с Ассирией: «Мы шли так, как всегда, т. е. так, как изображены воины на ассирий¬ских памятниках: тысяча голов — две слитных, интегральных ноги, две интегральных, в размахе, руки. В конце проспекта — там, где грозно гудела аккумуляторная башня, — навстречу нам четырехугольник: по бокам, впереди, сзади — стража…». Почему так? Справка: Новоассирийская держава (750–620 годы до н. э.) считается в истории человечества первой империей, с идеально организованным войском, в котором, как и в Государстве из романа Замятина, культивировалась красота геометрического единообразия.
В чем причина того, что главный герой вышел из-под контроля? Может потому, что у него осталось что-то от древних корней, проявившихся в физическом, как считает Д-503, недостатке: «Терпеть не могу, когда смотрят на мои руки: все в волосах, лохматые — какой-то нелепый атавизм». Таким образом, он невольно выделяется из дистиллированного единообразия мужским, животным магнетизмом. И может потому, что это неосознаваемое в нем есть в бессознательном пласте его природы, однажды ему суждено вырваться: «Я чувствовал на себе тысячи округленных от ужаса глаз, но это только давало еще больше какой-то отчаянно-веселой силы тому дикому, волосаторукому, что вырвался из меня, и он бежал все быстрее».
И хотя главный герой имеет регламентированные и одобренные государством встречи с некой О-90, которая для него синеглазая и розовая, округлая и приятно-привычная, тригером для этого стала встреча с другой – непохожей, с Х-образным выражением лица, острыми зубами и будоражащей улыбкой. Трансформация происходит, естественно, когда он прикоснулся к необузданной и неопределенной, не вычисляемой цифрами, стихии, дикой и свободной, - Любви. «Значит – любишь. Боишься – потому что это сильнее тебя, ненавидишь – потому что боишься, любишь – потому что не можешь покорить это себе. Ведь только и можно любить непокорное».
I-330 не только открыла для него магнетизм дикой страсти, но и вывела за Зеленую Стену, туда, где леса и природа, и где, оказывается, есть люди – настоящие, а не те, которые созданы в Едином Государстве по трафарету: окультуренные разумом, следующие законам логики, молящимся вместо Бога – Благодетелю, слушающие музыку, созданную по канонам логарифмических уравнений и воспроизводимых музыкальными заводами.
Кстати, можно провести параллель с обретением индивидуальности через свою сексуальность героя романа Джорджа Оруэлла «1984». А что же произошло с Д-503? Диагноз, который ему поставил доктор: «Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа.» Из состоянии первых глав конспекта: «Я люблю — уверен, не ошибусь, если скажу: мы любим — только такое вот, стерильное, безукоризненное небо. В такие дни — весь мир отлит из того же самого незыблемого, вечного стекла, как и Зеленая Стена, как и все наши постройки», герой меняется радикально, его рассуждения и разговоры с самим собой становятся живыми: «Весна. Из-за Зеленой Стены, с диких невидимых равнин, ветер несет желтую медовую пыль каких-то цветов. От этой сладкой пыли сохнут губы — ежеминутно проводишь по ним языком — и, должно быть, сладкие губы у всех встречных женщин (и мужчин тоже, конечно). Это несколько мешает логически мыслить». Д-503, обретший душу, и пишет душевно: «Раньше — все вокруг солнца; теперь я знал, все вокруг меня — мед¬ленно, блаженно, с зажмуренными глазами…».
Кульминация романа – взрыв разделительной стены, встреча с Благодетелем, пытка возлюбленной. И благодаря новейшим разработкам медицины, нумеры, и в их числе главный герой, подвергнутся операции, лоботомии фантазии и воображения, чтобы никакие «глупости» и «некондиционные желания» не мешали принимать по распорядку отформатированное и нормированное «счастье» - одно на всех, Д-503 «приходит в себя», как ему кажется, точнее его привели к нормативности, он снова перестал быть «я» и влился в «мы» - геометрически-проволочную действительность, которая передана в последних словах романа: «Но на поперечном, 40-м проспекте удалось сконструировать временную Стену из высоковольтных волн. И я надеюсь — мы победим. Больше: я уверен — мы победим. Потому что разум должен победить».
Когда писатель работал над романом «Мы», по словам Замятина, он таким образов посылал «сигнал об опасности, угрожающей человеку, человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства — все равно какого». Лично меня поразил стиль языка в романе: логичность и выверенность форм изложения, уверенность в каждом бронебойном слове и утверждении, железобетонные конструкции истины вначале: «Знание, абсолютно уверенное в том, что оно безошибочно, – это вера», «Это потому, что никто не «один», но «один из». Мы так одинаковы…», «Единственное средство избавить человека от преступлений – это избавить его от свободы».
Падение и свободный полет во время борьбы и признания необратимости любви внутри, описание себя и мира через чувство, обрывки фраз, когда хочется сказать-выразить-так-много, а не хватает выражений-способов-способности, которая атрофировалась годами стерилизованного воспитания не индивидуума мыслящего, а нормального нормированного статиста для разумной структуры социального мироустройства по образу и подобию Разума без чувств: «И что это за странная манера — считать меня только чьей-то тенью. А может быть, сами вы все — мои тени. Разве я не населил вами эти страницы — еще недавно четырехугольные белые пустыни». «Тут странно — в голове у меня, как пустая, белая страница». «Кто тебя знает… Человек — как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится. Иначе не стоило бы и читать…», «И я еще лихорадочно перелистываю в рядах одно лицо за другим — как страницы — и все еще не вижу того единственного, какое я ищу…»
Увы, поиск персонажа оказался безуспешным. Как и предчувствие писателя, 100 лет назад написавшем о будущем мире, где победит Разум, пока оказалось нереализованным. Впрочем, Искуственный Интеллект уже вошел в нашу действительность и отвоевывает пространство и время у людей, развиваясь в геометрической прогрессии и покоряя все новые и новые сферы. А мы – нынешние мы – какие? Кто мы? Все вместе и каждый отдельно? Одно пророчество Замятина, как и братьев Стругацких гораздо позднее после него в романе «Волны гасят ветер», сбывается: человечество разделяется на две неравные части – массовый и уникальный человек. Этот разрыв, как мне кажется, будет нарастать с продвижением технологий, которые одних будут все больше примитивизировать и оцифровывать, а других превращать в странных, непонятных – далеких. И может быть где-то живет и творит новую антиутопию последователь Евгения Замятина, места которому нет в мегатоннах и мегабитах интернет-пространства, как живо мыслящему и индивидуально творящему нечто Иное.
И не исключено, что почувствовал мощную архаизаторскую тенденцию тоталитаризма – откат к прошлому, прикрытый разговорами о прогрессе.
Уж лучше бы молчала – это было совершенно ни к чему. Вообще эта милая О… как бы сказать… у ней неправильно рассчитана скорость языка, секундная скорость языка должна быть всегда немного меньше секундной скорости мысли, а уже никак не наоборот.
Sharhlar, 335 sharhlar335