Kitobni o'qish: «Дрозды. Последний оплот», sahifa 5
– Но какой из меня контрразведчик?
– Вы отлично справились с заданием в прошлый раз. Вы поработали как настоящий контрразведчик в ставке «царя Глинского» атамана Гордиенко, поручик. А всех наших офицеров, что остались в строю, слишком хорошо знают.
– Так вы, капитан здесь оказались не просто так? – спросил Штерн.
– Я служу в контрразведке, господа.
– И как же вам стало известно обо мне? – спросил Лабунский.
– Я и не думал встретить вас здесь, поручик. Наша встреча – чистая случайность. Потому, я и упомянул о Провидении. Я уже подобрал одного из младших офицеров Манштейна для задания. Но тут вы! Это просто чудо!
Васильев обернулся к сопровождавшему его прапорщику и сказал:
– Вы можете отправляться по старому месту службы, прапорщик.
– Но…
– Простите, но мне вы больше не нужны. Я думаю, что вы будете полезнее здесь, господин офицер.
– Как прикажете, господин капитан.
Молодой прапорщик явно обиделся и, отдав честь, развернулся на каблуках.
– Значит, вы, вот его подобрали для вашей миссии? – спросил Лабунский.
– Но я же не знал что здесь вы, поручик.
– Вы не спросите моего желания?
– Дело слишком важное, поручик. И весьма опасное. И если мне пришлось бы отправить того прапорщика, то он не вернулся бы живым.
– А зачем было отправлять? – спросил Штерн.
– Таков приказ, капитан Штерн. Приказ высшего начальства. Итак, поручик?
– Я готов, – ответил Лабунский. – Тем более что при отступлении я в пулеметной команде капитана не так нужен…
Глава 5
Комбриг Хотиненко
Станция города Н.
Январь, 1920 год.
Комбриг Иван Хотиненко встретил Анну Губельман на станции. Он был рад её возвращению. В качестве комиссара бригады «червоных» казаков она была просто незаменима. Умела эта молодая и на вид довольно хрупкая женщина говорить с людьми и подбирать нужные слова. Мало видал в своей жизни Хотиненко таких баб, что мужиками командовать могли.
– Товарищ Губельман!
– Вы словно рады меня видеть, товарищ Хотиненко? – спросила Анна.
– Еще как рад, товарищ Губельман. Разве могу я забыть то, чем вам обязан? Вы открыли мне тогда глаза. А так и был бы до сих пор в банде и носился бы на коне по степи.
– Но теперь-то я вам зачем, Хотиненко? Вы комбриг и даже в Москве побывали.
– Дак много новых людей в моей бригаде, товарищ Анна. А разве найти мне такие слова для них, как вы находили? Сколько раз я вспоминал вас. Неужели к нам надолго?
– Мною сильно недовольны в Москве, товарищ Хотитенко. И я сама попросилась на фронт. Подальше от начальства. А с вашей бригадой мне уже приходилось служить. Послужим еще. До конца.
– До конца? – не понял Хотиненко.
– До окончательного разгрома белых. Опрокинем их с море и будем строить новую жизнь, комбриг.
– Так точно, товарищ Анна.
– Я направлена к вам комиссаром от реввоенсовета 10 армии, товарищ Хотиненко. Отныне вы командир, а я снова ваш комиссар.
– Я только рад, товарищ Анна. Грешно радоваться вашим неудачам, но они снова свели нас вместе.
– Что у вас в бригаде, комбриг? В штабе говорили, что не все хорошо?
– Есть такое дело. Прошу вас.
Хотиненко помог Анне подняться в старую пролетку, запряженную двумя лошадьми. Её он раздобыл специально для неё.
– Вам неудобно будет скакать верхом, товарищ Губельман. Я пролетку расстарался. И кучера вам приискал. Мой вестовой казак. Ванька Смирной. Конями правит исправно. Лихач.
– Спасибо, комбриг. Помещения приготовили?
– Сразу, как только телефонограмму получил. Жилье для вас рядом со штабом бригады. Городок то здесь невелик, как вы знаете.
– Так что у вас случилось, Хотиненко?
– Не сказал бы, что в моей бригаде бардака больше чем в остальной армии, товарищ Губельман. А в штабе всегда у них Хотиненко виноват.
– Вы не правы, комбриг. В штабе вас ценят. Не просто так посылали в Москву на командные курсы.
– А чего на курсах этих? Много там нашего брата фронтовика. А учение нам офицеры царские проводили, товарищ Губельман.
– У них есть чему поучиться.
– Я, товарищ Анна, там много командиров из мужиков видал, что бивали этих самых офицеров. Возьмите хоть Чапаева Василия Иваныча. Жаль погиб комдив. А мужик был стоящий.
Анна по пути расспросила Хотиненко о проблемах в бригаде «червонцев»9.
– Присоединили ко мне эскадрон Николаева.
– И что?
– А то, что этот Николаев царский офицер.
– Бывший, – поправила его Анна.
– Дак в моей бригаде мы и без офицерья обходились, товарищ Анна. Мои хлопцы не сильно офицеров любят.
– А что этот Николаев? Давно в Красной Армии.
– Больше года.
– Тогда все хорошо.
– Не верю я офицерику этому. И среди его командиров есть темные личности.
– Товарищ Хотиненко, и я тоже «тёмная» личность?
– Как можно, товарищ комиссар.
– Но я также непролетарского происхождения. И на этом основании можно не верить и мне.
– Я не о происхождении говорю.
– А о чем?
– Сами знаете, что были случаи, когда офицеры перебегали к белым
Анна согласилась. Такие случаи были. Отрицать очевидное она не любила.
– Так в чем подозрения, комбриг?
Хотиненко рассказал:
– Совсем недавно я лично с разъездом моих казаков встретил в степи Далманина, который состоит в заместителях Николаева.
– И что? – не поняла Анна.
– Я думаю, что этот Далманин хотел сбежать к белым.
– С чего вы это взяли, комбриг?
– Он слишком оторвался от своего разъезда, которым командовал. Я потом спрашивал у его солдат – сказали, что Далманин сам пожелал остаться один.
– А зачем? Он объяснил?
– Так лучше скрытно произвести разведку. Он так сказал.
– Резонно, комбриг.
– И я так бы подумал, но они знали, что в степи рыскают небольшие отряды Улагая. И с чего было командиру Красной Армии отделяться от своих людей?
– А кто он? Я о Далманине.
– Унтер-офицер драгунского полка на германской войне. Хотя это только по его словам. Никакого подтверждения этому нет. Не похож он на унтера. Явно бывший офицер.
– Даже если и так, то это не преступление. Ну, скрыл он тот факт, что был офицером?
– Он хотел перейти к белым! И если бы я тогда на него не наткнулся, он бы это сделал. И я думаю, что он такой не один. И его командир Николаев хочет сбежать. А это ляжет пятном на всю бригаду! А отвечать кому?
– А что местное ЧК?
– Не заладилось у меня с ними, товарищ Губельман.
– Хорошо! Я с этим разберусь, комбриг…
***
Солдат возвращался домой. Таких ныне много. Дезертирство из Белой и Красной армий было большим. Многие после германской войны так и не смогли добраться до дома, и их закрутило в круговерти гражданской войны. Иные служили в многочисленных «зеленых» армиях и сражались и с красными и с белыми, затем бросали все и бежали домой к семьям. Возвращались домой солдаты по ранениям, ибо больше службу нести не могли.
Патруль остановил его на станции.
– Кто таков? Кажи документ.
Солдат вытащил аккуратно сложенный лист бумаги и подал начальнику патруля.
Тот прочитал, что товарищ Арсеньев служил в 12-й армии и комиссован вчистую по ранению.
– В пулеметной команде служил? – начальник патруля внимательно посмотрел на солдата.
– Точно так.
– Вот так удача! Нам то как раз такие и надобны. Пулеметчиков нет. А пулеметов хватает. Тому назад неделю у беляков пять штук отбили.
– Дак я комиссованный, братки.
– С чего комиссованный? Руки-ноги на месте. Своими ходишь. С чего комиссовали то?
– Да написано все.
– А поди разбери чего там дохтур накарябал. Ты зараз с нами пойдешь, мил человек. До нашего командира. А он решит чего с тобой делать. Хотя я и так знаю. Будешь служить на тачанке в бригаде товарища Хотиненко.
– А не согласен я дальше служить! – вскричал солдат. – Сколь служить можно? С 14-го года служу!
– Да ты не кипятись, браток, – успокоил его один из солдат патруля. – Скоро контру прикончим и по домам. Недолго осталось.
– Чего недолго? Воюем-воюем. А конца-то и не видать!
– Скоро уже!
Начальник патруля строго сказал:
– Хватит! Я сказал, пойдешь с нами! И баста!
– Это по какому закону меня, комиссованного, обратно призвать можно?
– Как говорит наш комиссар, по закону революционной необходимости.
***
Город Н.
Улица Красных зорь (бывшая Губернаторская)
Штаб кавалерийской бригады.
Анна увидела, что порядка в бригаде Хотиненко стало меньше. В штабе царила толкотня и неразбериха. Дельных письмоводителей не было. Ординарцы толкались у стола заваленного бумагами. Телеграфисты не могли докричаться до начальства из-за шума.
Комбриг приказал всем молчать. Шум стих.
– Чего вы все голосите? Тихо мне! Новый комиссар бригады товарищ Губельман! Прошу вас, товарищ Анна. А ты, Громов, опосля ко мне зайди!
– Что у вас здесь такое, Хотиненко? – спросила Анна. – Что за бардак?
– А как его навести порядок-то? У меня грамотных людей нет! С улицы набираю. А чего они понимают в деле штабном? И я чего в нем понимаю? Был дельный начальник штаба, так забрали его в другую дивизию по приказу товарища Будённого. Мне обещали иного прислать. Да не прислали!
– И кто начштаба?
– Дак мой старый приятель Пашка Громов. Мы с ним ещё у батьки Гордиенко служили. Человек он верный и рубака каких поискать. Но в штабной работе…
– Понятно. Я найду вам начальника штаба.
– Из бывших?
– Из военспецов, товарищ Хотиненко. Но доверять вы ему сможете. Ему сам товарищ Троцкий верит. А если верит Председатель реввоенсовета республики, то вам стоит верить.
– Как прикажете, товарищ комиссар!
Они вошли в небольшую комнату, где были стенной шкаф, письменный стол и пять стульев.
Анна посмотрела в окно и не поверила своим глазам. Люди из патруля вели к штабу человека в солдатской шапке и шинели.
– Хотиненко! – позвала она.
– Да.
– Ваши патрули куда задержанных отводят?
– Дак смотря кого, товарищ Губельман. Ежели шпиёнов то в распределитель. Что-то вроде тюрьмы. Опосля их в ЧеКу сдаём. А ежели солдаты – на гауптвахту. Ныне много разного народа с фронта бредёт. Я их отлавливаю и, ежели специалист по пулеметному али артиллерийскому делу, в бригаду приписываю.
– Подойдите!
Хотиненко подошел к окну.
– Вот этого куда ведут?
– Солдатика? Дак на гауптвахту. Это Сёмкин патруль-то. Он завсегда важных дезертиров ловит. А чего вас это солдатик заинтересовал? Знакомый?
– Нет. Но посмотреть на гауптвахту вашу хочу.
– Так нет ничего проще…
***
Анна Губельман пока еще не была уверена что этот солдат поручик Лабунский. Она видела его издалека. Но был похож. Хотиненко она ничего говорить не стала.
– Кого приволок, Сёмка? – спросил комбриг.
– Дак пулеметчика, товарищ комбриг. В 12-й армии служил.
– И с чего здесь шатается? Где 12-я, а где мы.
– В документе сказано что комиссованный. Но я ведь грамотный не шибко. Привел сюда. Пущай иные разбираются кто таков.
Анна взяла документы задержанного. Там было сказано, что красноармеец Арсеньев служил во 2-ом пехотном Пролетарском полку 12-й армии пулеметчиком.
– Хочу говорить с ним, – сказала она. – С этого и начнем наводить порядок в бригаде, товарищ Хотиненко.
– Дак говорите сколь душе угодно, товарищ Губельман. Хоть сами эту обязанность на себя возьмите. А то у меня голова пухнет от дезертиров и комиссованных.
Анна приказала привести к ней Асеньева. И скоро отставной красноармеец стоял перед ней. Она отпустила конвой.
– Поручик, я начинаю думать, что это судьба нас с вами сталкивает. Вот никак не могла бы и предположить, что встречу вас здесь в городе Н. В первый день моей службы здесь!
– И сам удивлен, Анна. Как ты здесь?
– С сего дня комиссар конной бригады.
– Уже не в ЧК?
– Ныне в армии. А ты? С чего на тебе солдатская форма? Только не говори, что стал дезертиром.
– Нет. Я здесь по заданию.
– Контрразведки?
– Ничего от тебя не скроешь, Анна. Но ты ведь не раскрыла им кто я?
– Пока нет. Но не думай, что стану тебе помогать. Я и ныне беседую с тобой наедине, помня об услуге, что ты мне оказал в Воронеже. Ты, кстати, нашел свою баронессу?
– Нет.
– Я отпустила её и говорили, что она добралась до своих. А ты снова вляпался в дела контрразведки. Зачем тебе это, Пётр? Ваши армии отступают. А точнее говоря – бегут!
Лабунский не мог не согласиться с её словами.
– Ты собираешь сведения? – спросила она.
– Нет. Да и кто стал бы посылать меня за сведениями? Я не разведчик. Вот сразу на станции и попался.
– Тебя взял патруль как дезертира. Хотиненко нуждается в пополнении и потому ловит таких на станции. Зачем в твоих документах указали, что ты пулемётчик? Или так было нужно? Было нужно, чтобы тебя взяли на станции?
– На этот раз задание самое безобидное. Мне нужно вытащить одного человека и переправить его к нашим.
– Штабного? – сразу спросила она.
– Нет. Я же сказал – задание безобидное. Без вреда для вашей армии. Это простой поручик. Сын важного лица из торговых. Вот меня и попросили помочь спасти молодого человека.
– Из торговых? – не поверила Анна. – С чего такая забора о простом поручике?
– Это сын крупного фабриканта.
– И этим занялась контрразведка? Пётр!
– От тебя ничего не скроешь, Анна.
– И чей же он?
– Сын генерал-майора Деева.
– Деева?
– Начальник тыла Добровольческой армии. Вам он пока приносит только пользу в отличие от нас. Снабжение Добровольческой армии крайне плохое.
– И этот поручик здесь?
– Служит в бригаде червонных казаков. Недавно прикомандирован со своим эскадроном.
– Сын генерала Деева служит у нас?
– Так получилось. И его отец желает вырвать сына из Красной армии и отправить его за границу.
– И контрразведка не нашла никого лучше тебя?
– Чем я так плох?
– Хотиненко тебя сможет опознать! Ты ведь знаком с ним еще по ставке царя Глинского.
– Не думаю, что он вспомнит меня, Анна. Много времени прошло.
– Не так и много, Пётр.
– Если считать военные дни – то много, Анна. За это время атаман Хотиненко сделал карьеру в Красной армии. Сколько лиц промелькнуло перед ним.
– Возможно, что ты прав, Пётр. Но что делать мне?
– Ты можешь мне помочь. Вашему делу это совершенно не повредит.
– И как я могу тебе помочь, Пётр? Я ведь комиссар бригады, а не её командир. Да и в этом случае я не всё могла бы сделать. Ты знаешь, отчего я здесь? Мне пришлось уйти на фронт и устраниться от работы в ЧК. Дзержинский недоволен результатами моей работы. И меня спасло заступничество Троцкого. Он и вернул меня на эту должность. Ведь бригаду Хотиненко помогла сформировать я.
– Тебе не верят?
– Дело не в том. Но многие в руководстве ЧК хотели бы подвести меня под трибунал. Потому я не могу больше оказывать тебе поддержку, Пётр.
– Но я не прошу тебя вмешиваться открыто, Анна.
– Сейчас тебе предстоит вернуться в армию, Пётр.
– Вернуться? Но я и не покидал армии, Анна.
– Я не о том. Тебе нужно будет вернуться в образе рядового красноармейца Арсеньева, с чьими документами ты сюда попал. Они хоть настоящие?
– Самые настоящие, Анна.
– А где сам Арсеньев?
– Погиб в степи от банды какого-то атамана. Их ныне столько развелось, что и не сосчитать.
– Тебя внесут в списки бригады, и делай свое дело. Но перейти на строну белых ныне будет трудно. Если поймают – сразу поставят к стенке. Лучше сделать это незаметно во время боя. Но когда он будет? Это вопрос.
– Это всё чем ты можешь мне помочь?
– Всё, Пётр. Рисковать я не хочу. Прости. Я уважаю тебя, ибо ты по-своему человек честный.
– Анна, мне нужно ещё найти молодого Деева.
– Так ищи. Пулеметные команды дислоцируются рядом со штабом. У тебя все будут перед глазами. Особенно командиры. Но не старайся попадаться на глаза Хотиненко…
***
Город Н.
Пулеметная команда.
Январь, 1920 год.
Краском товарищ Далманин жил по поддельным документам и выдавало его только лицо – схожесть с его родным отцом генералом Деевым. Если бы генерал-майор штаба тыла Добровольческой армии был человеком известным, то на это сходство давно обратили бы внимание. Но кто знал Деева среди красных?
Поручик Лабунский увидел его на второй день своей службы в кавбригаде. Он даже не сдержался и крикнул, когда увидел Далманина.
Тот удивился и спросил:
– Мы знакомы, товарищ?
– Никак нет, товарищ командир. Я малость ошибся. Спутал вас с иным человеком.
– Бывает, – Далманин прошел мимо.
Один из его сослуживцев по пулеметной команде спросил:
– Знаешь его?
– Нет.
– А чего кричал? Словно давнего знакомца увидал.
– Ошибся. А ты не по сторонам зыркай, а дело делай. «Викерс» трофейный знать надобно. А ты и разобрать его не можешь.
– Чего не могу? Разобрал ведь. Вот он комплект пружин, про которые ты говорил.
Солдат показал на разложенные на лавке возвратно-боевые пружины.
– «Викерс» это не «Максим» хотя они весьма похожи. Замок его повернут, крышка короба разделена на две половины, затыльник откидной.
– И в чем отличие-то?
– В глубине затворного механизма, – ответил Лабунский. – На «Викерсе» затворная рама ходит вверх, а на «Максиме» вниз. Это позволяет уменьшить затворную раму. И вес пулемета меньше. Я повидал таких на германской войне. Но чтобы поставить его на станок быстро надо привычку иметь.
– Слишком чижолый, – сказал пожилой солдат пулеметной команды. – Я вот про ихнего «Льюиса» скажу. Вот то пулемет. Мы у беляков недавно пять штук захватили.
– Ты ручной пулемет со станковым не равняй, – отрезал Лабунский. – Тоже мне стратег…
***
Встреча с Далманиным обрадовала поручика. Он нашел того, кто ему был нужен. Считай половина дела сделана! Оставалось познакомиться лично и войти в доверие. Вечером он расспросил других солдат про Далманина. Но в бригаде Хотиненко его знали мало.
– Это из новых, из эскадрона товарища Николаева. А они с нами недавно. А тебе чего до Далманина?
– Ничего. Просто так спросил…
Город Н.
Чрезвычайка.
Январь, 1920 год.
Солдат пулеметной команды Терентьев после смены постов направился к дому, где располагалась ЧК. Терентьев был в Красной Армии с марта 1918 года и являлся идейным бойцом. Бригаду «червонцев» несколько месяцев назад усилили такими бойцами.
– Мне до товарища начальника, – сказал он часовому у входа.
– По какой надобности?
– По важной надобности. Ты доложи. Моя фамилия Тереньтев. Я из пулеметной команды.
– Начальника ныне нет. Но есть товарищ Чижов. Погоди здесь.
Вскоре Терентьев уже сидел в кабинете у молодого рабочего, всего два месяца назад призванного в ЧК. Чижов был большевиком и работал на военном заводе, пока его не обязали пойти на службу в органы политического сыска Советской власти.
– Вам чего, товарищ? – спросил он красноармейца.
– Терентьев. Солдат пулеметной команды.
– Рад знакомству. Чижов, уполномоченный ЧК. Чем могу?
– Твой начальник нам про бдительность говорил? – сразу спросил Терентьев.
– Ну, говорил. И чего?
– Я, брат, давно в Красной армии. И нюх на контру имею.
– Но от меня-то чего нужно?
– Донести на контру пришел. Недавно появился у нас некий солдат, Арсеньев фамилия его.
– Появился? – переспросил Чижов.
– Дак на станции его патруль отловил и к нам на службу нарядили.
– В пулеметную команду?
– Точно так.
– А этот Арсеньев в сем деле понимает?
– Понимает больше нас с тобой. Ранее говорит, служил в 12-й армии. Был ранен и комиссован. Я наблюдал за ним и скажу, что незачем его было комиссовать.
– Ныне дезертиров много, товарищ Терентьев. Многие поддельные справки достают, дабы от фронта отлынивать. Несознательные граждане. Для того их в строй и ставят снова. Пусть воюют за народную власть.
– Я не про то. Ты не понял меня, товарищ Чижов. Этот Арсеньев не дезертир, он шпион.
– Шпион?
– Я по роже солдата вижу, а этот из благородиев. Точно скажу. Хотя хочет казаться нашим. За простого себя выдает. Засланный он. Вчера только увидел он одного командира. И как вскрикнет.
Чижов совершенно не понял, о чем говорит солдат и переспросил:
– Вскрикнул? Кто?
– Я те говорю, Арсеньев.
– Это тот, который «контра»? – спросил чекист.
– Он самый контра и есть. Увидал значит Арсеньев одного командира. И вскрикнул.
– Увидал командира? Кто?
– Дак Арсеньев. По которого я толкую тебе.
– Он кого-то увидел?
– Да.
– Но вы можете сказать кого, товарищ боец?
– Я же те говорю командира из нашей бригады! Нового командира из эскадрона краскома Николаева. Увидал и вскрикнул. Словно знакомца встретил. А тот ему и говорит: «Чего ты? Али мы знакомы?» Арсеньев же сказал что обознался.
– И что? – снова ничего не понял Чижов.
– А то, что брешет собака. Узнал он его. Стало быть, они знакомы. А с чего скрывать это? Сам покумекай? Шпион!
– Вы хотите сказать, что новый солдат пулеметной команды прибыл к нам по заданию белых?
– Вот именно. Дошло, наконец. Ведь и потом он про него расспрашивал. Кто мол, и как здесь. А с чего спрашивать, коли не знаешь его? Ты доложи своему начальнику про то, что я сказал тебе.
– Но вы толком ничего не сказали, товарищ Терентьев. Кто-то ошибся. Кто-то кого-то узнал. И что с того? Что мне докладывать. Вы вот сами ранее этого солдата Арсеньева видели?
– Чего?
– Вы этого рядового Арсеньева ранее видели?
– Дак вчерась и видал! – сказал Терентьев.
– Не о том я спросил, вас, товарищ. Не вчера, а ранее вы его видели?
– И несколько дней уже.
– А еще раньше? С месяц или более назад?
– Ранее никогда.
– А с чего взяли, что он бывший офицер и не тот, за кого себя выдает?
– Да ты на рожу его посмотри и сам все поймешь! Рожа-то дворянская!
– Товарищ Терентьев! Товарищ Ленин также из дворян! Товарищ Дзержинский из дворян.
– Ты Ленина не трогай!
– Я только сказал…
– Мне твой начальник про бдительность говорил. А ты что? Я тебе шпиона поймал. А ты чего? Сам-то ты кто?
– Я уполномоченный ЧК Чижов.
– Уполномоченный! А из каких будешь?
– Я из пролетариев!
– Пролетарий? Ты?
–Товарищ боец!
– А коли пролетарского происхождения, то есть в тебе классовое чутье! Есть али нет?
– Есть!
– Так и поди разберись. Тебе шпиона поймали!
Чижов обещал разобраться…
Город Н.
Рыночная площадь.
Январь, 1920 год.
Рядовой Арсеньев сменился с поста и получил разрешение побывать в городе. Он уже неделю числился военнослужащим кавалерийской бригады «червонцев» и пока не смог приблизиться к своему объекту.
Младший командир товарищ Далманин почти никогда не оставался один. Лабунский, когда наблюдал за ним, даже заметил, что за ним следят. Кто и зачем он не знал, но рисковать и сделать попытку связаться с ним в казармах – было глупо.
Но многие красноармейцы иногда выходили в город на базар. Хотя денег почти ни у кого не было в достаточном количестве. Но каждый хотел хоть что-то продать, или обменять на продукты. Кормили в казармах все хуже и хуже.
У Лабунского, стараниями капитана Васильева деньги были. На территориях занятых советами действовали совзнаки10. У поручика в тайном отделении его вещевого мешка было десять тысяч купюрами среднего достоинства.
И вот на рынке они встретились.
Далманин заметил, что солдат хочет подойти к нему и сам сделал первый шаг.
– Я видел вас в расположении бригады.
– Точно так, товарищ. Я недавно поступил на службу. Правда, в принудительном порядке. Но что делать? Никуда ныне от войны не денешься.
– Вы ведь еще денег не получали?
– У меня имеется малость. Думаю посмотреть кое-чего.
– Цены стоят высокие. Здесь мало кто чего купить может, – сказал Далманин. – Рабочий в городе получает почти 400 рублей в месяц. А фунт мяса стоит 90 рублей. Качан капусты – 20 рублей. Кило картошки – 15 рублей.
Лабунский незаметно протянул ему пачку денег.
– Возьмите.
– Что это? – не понял Далманин.
– Деньги. Возьмите.
– А с чего вы мне их даете? Да ещё так много. Вы кто?
– Мы с вами в толпе и ныне на нас никто не смотрит. Да и что такого? Мало ли встретились на рынке два солдата. Вы знаете, где здесь можно поесть и выпить…
– Выпить? – перебил Далманин. – Товарищ Хотиненко с этим строг.
– Я говорил о горячем чае, товарищ командир.
– Дак есть такое место. И каши взять можно, и хлеба, и чаю с сахаром.
Вскоре они оказались в грязном прокуренном помещении, где купили по миске пшённой каши и по куску черного хлеба. Хлеб был еще тёплый и Далманин сразу набросился на еду.
– Ты налегай, браток. Мне ведь поговорить с тобой надобно. Вот времени никак не мог подобрать. Да и как подойти? В казармах и на службе сделать это сложно.
– А чего тебе надо от меня? Неужто кашей всех кормишь задарма?
– Я хорошо знаю кто ты такой, браток. Потому и искал с тобой встречи.
– Дак в бригаде все знают кто я такой.
– Но ты ведь не Далманин, браток? Как и я не Арсеньев.
– Во как? – Далманин внимательно посмотрел на нового знакомого. – А кто ты?
– Я с той стороны.
– Чего?
– Я с той стороны, поручик, – тихо сказал Лабунский.
– Как ты назвал меня?
– По вашему званию. Vous êtes lieutenant de l'armée russe, – добавил Лабунский по-французски.
– Qui t’a dit ça?
– Votre père, lieutenant, vous cherche.
–Вы хотите сказать, – Далманин перешёл на «вы», – что знаете моего отца?
– Я лично видел генерала. Не могу сказать, что знаком с ним близко. Я здесь по заданию и моя работа состоит в том, чтобы вытащить вас отсюда.
– Вы хотите сказать…
– Я сказал уже слишком много. Красные не могут знать о вас так много, поручик. Генерал, ваш отец, желает вас вытащить.
– И вы здесь ради меня?
– Именно, поручик. И времени у нас не так много.
– Вы один? Здесь в городе Н?
– Да.
– Тогда как вы сделаете это? Отсюда сбежать не так просто. Я пытался несколько раз и один раз едва не угодил под трибунал. А приговор трибунала у красных один – смерть.
– Я буду искать возможность и найду. Главное нам с вами договориться, поручик.
– Ваше звание?
– Поручик.
–В каком полку изволили служить?
–Лейб-гвардии Уланский Её Императорского Величества Государыни императрицы Александры Федоровны полк. С марта 1917 года просто лейб-гвардии 1-й уланский полк.
–И вас сюда направил мой отец?
–Не лично ваш отец. Я получил задание вывезти вас от другого ведомства.
–Я вас понял, поручик.
–Вот и хорошо. Я не желаю здесь задерживаться. Сами понимаете, что фронт откатывается с каждым днём все дальше.
–Говорят, что бригада Хотиненко скоро выступит на фронт.
–Мне лично думается, что нам лучше уйти до этого события.
–У вас есть план как это сделать, поручик?
–Пока нет. Но я думаю, над этим, поручик. Полдела сделано – мы с вами связались. Но вида, что знаем друг друга лучше не показывать.
–Это понятно. Пойдут ненужные вопросы…
Город Н.
Отделение ГубЧК.
Местный начальник ГубЧК товарищ Матросов получил эстафету. Курьер, который нес её, немного запоздал, ибо были проблемы с пересечением линии фронта. Он заплутал в степи, и едва не напоролся на конный разъезд белых.
Матросов не простил бы такого, но этого курьера он знал лично еще с января 1919 года.
– Не будь это ты, товарищ Чекмесов, поставил бы я тебя к стенке за такую, твою «торопливость».
– Сам черт ныне ногу сломит в проклятой степи. То беляки, то партизаны. И все норовят или повесить или у ближайшего оврага расстрелять.
– Это послание я должен был получить несколько дней назад.
– Я же сказал, заплутал.
– А мне чего с этим делать? Сюда прибыл агент белых. Но ныне его уже, наверное, нет в городе Н. Он ведь плутать не станет. Не дурак.
– Раньше прибыть я не мог. Не было к тому никакой возможности, – снова сказал Чекмесов.
– Как давно тебе это передали, товарищ Чекмесов?
– Неделя прошла.
– Кто передал?
– Наш человек среди беляков. Он мне пароль назвал.
– Как выглядел этот человек?
– Не знаю. Я в темноте видел его. Вечером. На голове его был башлык. Лица я не видел. Да и не положено мне его в лицо знать. Сам понимаешь бумаге такое доверить нельзя. Вот он устно все и обсказал.
– Повтори донесение, – приказал Матросов.
– К вам прибыл агент контрразведки с заданием вытащить отсюда сына генерала Деева, начальника тыла Добровольческой армии.
– Сын генерала Деева служит в городе Н?
– В составе кавбригады червонных казаков Хотиненко.
– Под каким именем? – спросил Матросов.
– Чего?
– Под какими именем служит сын Деева? Не под своей же фамилией.
– Этого я не знаю. И наш человек не знает.
– А как агент его узнает?
– Лицом они дюже схожи, товарищ. А агент этот засланный генерала Деева знает.
– А ты сам?
– Чего я?
– Деева видел когда?
– Откуда? – спросил Чекмесов. – Я ему в кумовья не нанимался. Но чего сложного найти его? Кто-то из-новых, кто в город Н на этой неделе явился.
– Знаешь сколько таких? – спросил Матросов. – Десятка два наберется. И это коли он здесь еще.
– Здесь. Так быстро своего дела он не сделал бы. Я помогать тебе стану. Ныне мне быстро на ту сторону возвертаться нет надобности. Ныне-то я в контрразведывательном отделе при товарище Кедрове.
– И самого Кедрова видал?
– И не один раз, – сказал Чекмесов. – Ты ведь меня знаешь, товарищ Матросов.
– Я тогда благодаря тебе с десяток шпионов выловил. И восстание контрреволюционное мы подавили в самом зародыше, – похвалил агента Матросов. Он уже жалел, что слишком резко говорил с ним вначале. Ведь это человек Кедрова.
– Это еще что. Я с весны 1918 года в ЧК. Состоял при товарище Шамове, комиссаре по борьбе с контрреволюцией Донской советской республики.
– Вот как? – удивился Матросов. – Значит, ты и Губельман знаешь? Она также тогда при наркомате Донской республики была уполномоченным.
– Губельман? Анна Генриховна Губельман? Аня «в кожаных штанах». Как не знать? Знаю.
– Ныне она здесь.
– Здесь? В городе Н?
– На должности комиссара в бригаде червоных казаков Хотиненко. Совсем недавно сюда направлена.
– Она больше не в ЧК?
– Нет. Попала бы под трибунал, если бы не заступничество Троцкого.
– Во как? Не знал того. Она в большом почете была у члена коллегии ВЧК товарища Петерса и у самого Дзержинского.
– Все это в прошлом.
– В прошлом ли? – спросил Чекмесов. – Они в Москве нас на местах шибко проверять любят. Может быть и Аню «в кожаных штанах» сюда они и заслали.
– Проверять меня?
– А ты думал, раз старый большевик, то и подозревать тебя не станут? Ныне в ЧК мало стало нашего брата рабочего. Дворян бывших стали набирать или буржуев. Вот на Губельман посмотри. До революции в роскоши купалась. Мы против таких как папаша Губельман все дело и затеяли. А она среди нас.
– Троцкий про неё писал восторженно. «Валькирия революции»!
– Чего? – не понял Чекмесов.
– Троцкий так про неё написал. Назвал Валькирией революции.
– А чего оно такое? Эта Валькирия11? Слово вроде ругательное. Вроде потаскухи.
– Разве в словах дело, товарищ Чекмесов? Сказал Троцкий, что на таких как Губельман революция держится.
– Вона как! А мы с тобой как же?
– А мы, товарищ Чекмесов, вроде как и ни при чем! Без них, ничего сделать не можем. Что с нас взять? Мы в университетах не обучались. Без них и шагу не ступим.
– А коли ступим, товарищ Матросов? Мы ведь и сами шпиона поймаем. Я бы сперва с комбригом погутарил – предложил Чекмесов.
– Так и сделаем, товарищ Чекмесов.…
