Kitobni o'qish: «Граничник. После Судного дня», sahifa 3

– Великими люди были в делах, но в вере слабы, – вопрос мальчика был, можно сказать, каноническим, его задавал каждый будущий Страж. Как и мой ответ. – Мы же Врага разим не оружием, а верою и молитвой. Граничник выходит на бой вооруженный технологиями, но побеждает именем Господа.

– Ну это-то понятно!

Сколько я таких разговоров провел – не счесть. Сначала рассказы о прошлом, о величии, предшествующем концу. Затем закономерные сомнения детей. Ответы на вопросы. Снова сомнения, мои контрдоводы и доказательства. А потом история подлинного падения человеческой цивилизации, а не того, что в усеченном виде дается факультативно вместе с изучением Священного Писания.

– Остановимся на отдых, я тебе покажу кое-что.

– Что? – тут же заинтересовался Стефан.

– Видео.

– У тебя есть видео! – кажется, он умудрился подпрыгнуть в седле байка. – Настоящее?

– Настоящее, – я не стал добавлять, что это не развлекательные картинки на церковную тематику, которые им крутят по церквам и приходам в воскресные дни. И что ему вряд ли понравится смотреть на события трехсотлетней давности, как будто он стал одним из свидетелей конца цивилизации.

– А про что там? Про корабли, которые за твердь летают?

– И про них тоже.

Корабли там были, да. Красивые, сверкающие – настоящие памятники гению человека. И другие – взрывающиеся, горящие, кувыркающиеся мертвыми кусками металла в холодной пустоте космоса. И скрюченные людские фигурки, как крошки от хлеба, кружащиеся вокруг них… Открывающиеся по всем планетам и космическим станциям Разломы, орды демонов, реки крови, горы мертвых человеческих тел. Огромные города, превратившиеся в ловушки для миллионов людей…

Вообще-то рекомендуется показывать настоящую историю человечества на втором году обучения, когда психика кадетов уже подготовлена к принятию правды. Перед этим также ставят гипноблок на три последующих года, чтобы они не могли никому о ней рассказать. Потом он уже не требуется – к моменту выпуска молодые Стражи прекрасно понимают, о чем говорить допустимо, а о чем лучше молчать даже с матерью.

Но правила работают в обычных условиях. А в нештатных и поступать приходится сообразно. Так что на ближайшем привале я, тщательно контролируя процесс, передам картинки ужасного прошлого в мозг моего воспитанника. И буду следить, чтобы сердце его не разорвалось от ужаса. Впрочем, вряд ли ему это грозит – один раз в жизни он это потрясение уже испытал.

– Скорее бы! – протянул Стефан, ерзая в седле.

Я хотел было пожурить его за нетерпеливость. Но не стал – смысл? У него разум дитя, а ребенку положено быть импульсивным и нетерпеливым. Взрослея, а в его случае это очень быстро произойдет, он разучится удивляться.

– Пока едем, расскажи, как Святые Воины восстание подняли!

– Да ты же знаешь, чего рассказывать? В церквах о том постоянно твердят.

– Может, Стражи больше знают.

В уме ему не откажешь. И в умении анализировать. Страж, точнее любой посвященный Ассамблеи, знает значительно больше. Но рассказывать этого тоже нельзя. До показа образовательного видеоролика, который, к слову, Святые Воины и нашли. И который стал отправной точкой возрождения человечества.

– На привале, – отозвался я. И тут получил сообщение с дрона о движении в лесочке в трехстах метрах. – Сбавь-ка скорость.

– Да и так еле ползем…

– Сбавь!

Разрешение у камер разведчика было хорошее, но многого разглядеть не удавалось – мешала листва. Но в лесу кто-то был. Не зверь. Группа, от пяти человек и до Бог знает какого количества. Но вряд ли больше полутора десятков, иначе и шума бы они производили немерено.

– Правее возьми, – велел я, решив на всякий случай увеличить расстояние между нами и неизвестными. Может, там просто общинники прячутся или охотники, а может, и не люди это вовсе. – И расстегни правую седельную сумку. Пока просто расстегни, не суй туда руку! Когда прикажу, вытащишь оттуда пистолет. Но только по команде.

– Понял. А что там, Оли?

– Люди. Или не люди. Движение. Езжай пока, не надо давать им знать, что они замечены.

– А может…

– Молча поезжай! Я работаю!

В кои-то веки мальчишка решил отреагировать не обиженной мордашкой, а молчаливым кивком. Взрослеет щенок.

Люди в лесу, заметив, что гравицикл со Стражем чуть изменил курс и теперь пройдет в отдалении от леса, решили, что таиться больше нет смысла. И высыпали на равнину, демонстрируя самые что ни на есть враждебные намерения. Как я и предполагал, их было чуть больше десятка – двенадцать, если уж совсем точно.

Никакие это были не общинники. Теперь, когда они вышли на свет из лесу, я опознал в них сектантов. Обычных, в общем-то, людей, которые отринули Господа и выбрали службу Князю мира сего. Отличались они и внешне, явно копируя своих хозяев и покровителей. Крашеные или татуированные лица, большое количество амулетов и оберегов, самодельное оружие, все больше холодное, но у парочки я углядел арбалеты, а у одного – трубу ракетного гранатомета, которую он тут же принялся наводить на байк.

– Полный ход! – скомандовал я. Стефан без раздумий бросил рычаги управления вперед.

5

О том, откуда у отступников оружие из прошлого, я не думал. Не до того было. Вместо пустых размышлений я следил за гранатометчиком, ожидая, когда тот начнет прицеливаться. Модель я опознал сразу – простой и надежный комплекс с системой наведения. Он не оставлял и тени шанса, что сектант промахнется.

За секунду до выстрела, увидев, как загорелся зеленый диод системы захвата цели, я скомандовал Стефану:

– Прыгай!

Тот, судорожно сжимая рычаги управления, давил их вперед и не сразу отреагировал. Потом оглянулся, как если бы я сидел у него за плечом, сообразил, что там меня нет, и как-то сразу собрался. Сунул руку в седельную сумку и, оттолкнувшись ногами от упоров, выбросил свое тело с байка.

Доли секунды, пока сила тяжести и ускорение разносили в стороны человека и механизм, я молился, чтобы целью самонаводящаяся ракета выбрала байк. Он ведь крупнее, микроскопическим электронным мозгам снаряда должно казаться, что это и есть приоритетная цель. Если я ошибся, то эта мысль и станет для меня последней.

Будучи цифровой личностью, копией личности, точнее, я относился к своей возможной скорой смерти спокойно. Я знал, что тело того, кто дал мне образ мыслей и опыт, уже легло в землю, а душа отправилась на встречу с Господом и ангелами Его. И понимал, что рано или поздно сознание мое погаснет. А после не будет ничего – просто темнота экрана выключенного устройства.

Другое дело – Стефан. Он человек из плоти и крови, душа живая. От мыслей о его возможной гибели я приходил в ярость. А еще меня пугала неопределенность исхода в случае его смерти. Не получится ли, что после его смерти обесценятся все достижения Ассамблеи на Земле и за ее пределами? Не станут ли снова демоны охотниками, безбоязненно приходящими в свои угодья, чтобы пировать свежей плотью? И все, над чем трудится сейчас уже третье поколение граничников, станет пеплом и золой.

Грохот взрыва ударил, когда Стефан коснулся плечом земли и покатился, гася инерцию. Явно на мышечной памяти действовал, такому я пацана еще не успел научить. Она нас и спасла, не дала мальчишке свернуть шею в прыжке с разогнавшегося гравицикла. Но повреждений он все равно не избежал. Одна из колоний нанитов сообщила о трещине в ребре, а другая – о растяжении широчайшей мышцы.

– Слава Тебе! – поблагодарил я Творца за чудесное избавление моего воспитанника от смерти. И командным голосом рявкнул: – Почему замешкался? Зачем полез в сумку?

Вместо ответа Стефан поднял на уровень глаз пистолет-пулемет. Вот паршивец! Успел-таки!

– Проверка снаряжения…

Сектанты были еще далеко, метрах в двухстах, так что время у нас было.

– Пистолет, с полным магазином – запасного нет, – принялся перечислять воспитанник. Делал он это до того деловитым голосом, что я на миг даже подумал, что память Стефа вернулась. Следующая фраза эту надежду разрушила. – А это импульсник или пулевик?

Все тот же мальчик. Знающий то, что знает ребенок из общины, но не более того.

– Пулевик. Импульсник в другой сумке лежал. Переведи оружие в режим одиночного огня – патронов немного. Гранаты?

– Светошумовая и плазменная.

– Квач?

– За спиной. Еще метатель на левой руке, тут крепление болтается.

– Сними его пока, он разряжен. Но и без него хорошо. Может, и отобьемся.

– Ты чего, Оли! Надо бежать! Их слишком много! – всю деловитость с пацана сдуло ветром. Сразу же стало понятно, что чуда не произойдет и память о шестнадцати годах прожитой жизни не вернется к нему. А было бы славно.

– У них только оружие ближнего боя, а у нас гранаты, пистолет и квач. Так что шансы есть. Если, конечно, у них не обнаружится еще сюрпризов вроде того гранатомета.

Говоря с воспитанником, я продолжал наблюдать за людьми, бегущими к нам, с парящего в небе дрона. Двигались сектанты быстро – преодолели уже половину дистанции – и вели себя уверенно. Наверняка считали, что если даже не убили Стража, то оглушили его. И возьмут тепленьким.

– Не вставая, на четвереньках, смещаемся влево, – скомандовал я. И, осознав, что мальчишка замер в ступоре, рявкнул: – Стеф! Делай, что я говорю, и останешься жив!

– Д-да!

– Пошел. Налево.

Слуги демонов наводились на дымящийся остов байка, а мы, наоборот, убирались от него подальше. И одновременно двигались им навстречу. К моменту, когда сектанты достигли места падения машины, Стефан вышел на их правый фланг.

Он старался быть смелым, этот доставшийся мне вместо опытного Стража паренек. По сообщениям датчиков, его просто лихорадило от страха, но он держался за мой голос и выполнял команды. С некоторой задержкой, как порой с дронами бывает, когда блок приема-передачи сбоит. Но выполнял! А когда начал действовать, и вовсе превратился на короткое время в прежнего Стефа, который живет, чтобы сражаться со Злом, и всегда готов к встрече с Всевышним.

Пока сектанты оглядывались, пытаясь сообразить, куда взрыв мог отбросить тело Стража, тот поднялся на ноги и бросил в их гущу шар светошумовой гранаты. За миг до этого я поднял дрона на максимальную высоту, чтобы не потерять последний – вспышка выжигала оптику так же качественно, как и превращала глаза в незрячие бельма. Мальчишка же упал лицом в землю и лежал смирнехонько до тех пор, пока боеприпас не сработал. После чего, повинуясь моей команде, вскочил и принялся расстреливать врагов из пистолета.

Мазал он так, что на это было больно смотреть. Не меньше половины выстрелов уходили куда угодно, но не в тела отступников. Часть их все же цели достигали: один, второй, третий – ослепленные и дезориентированные бандиты падали на землю мертвыми или ранеными. Но, конечно, такое везение не могло продолжаться долго. К моменту, когда пистолет сократил количество врагов вполовину, они пришли в себя и бросились на воспитанника.

– Тело знает! – в последний раз напомнил я ему. – Поверь. Как в Господа веруешь – поверь в то, что ты это можешь!

А потом стало не до того. Сразу четверо сектантов налетели на мальчишку.

Вблизи они выглядели дикарями. Такими, какими и были все люди на Земле и в колониях до того, как Церковь нашла выход. Грязные, дурно пахнущие, в одеждах из шкур животных и какого-то невразумительного тряпья, они смотрелись одновременно страшно и жалко. Но были полны желания убить моего Стефа, а к этому с пониманием я никак не мог отнестись.

Первый удар короткого копья воспитанник пропустил. Слова – одно, а дела – совсем другое. Можно сколько угодно верить в память тела, которое годами изнурялось жестокими тренировками, но сознание одиннадцатилетнего мальчишки не было готово принять это вот так сразу. Подозреваю, рассудочно он был уверен, что все происходящее с ним сейчас не более чем сон, от которого можно избавиться, если сильно закричать и проснуться.

К счастью, острие копья из кости было нацелено плохо – сказывалось действие светошумовой гранаты. Оно лишь скользнуло по груди Стража и не смогло пробить тонкую, но очень прочную куртку. Не броню, конечно, броня движение стесняет, и мало кто из граничников таковой пользовался. Но от таких ударов и таким оружием полевая военная форма со складов из прошлого могла уберечь.

Стефан вскрикнул, совершенно по-мальчишечьи, хотя голос и принадлежал почти тридцатилетнему мужчине. Зарычал и взмахом квача перерубил древко копья вместе с рукой сектанта. А после, наконец, отпустив рассудком знающее, что делать, тело, пошел пластать отступников, практически не встречая сопротивления.

Первого, который остался без оружия и руки, визжащего, как хряк в ноябре, заколол в сердце. Увернулся от удара дубины второго и, используя инерцию разворота, локтем в висок сбил его с ног. Третьего просто развалил чуть ли не надвое вместе с выставленным для защиты ржавым железным тесаком. Четвертый, стоявший дальше всех, развернулся и бросился бежать.

К этому времени стали подниматься на ноги и приходить в себя те, кто от взрыва гранаты пострадал больше. Стефан не дал им даже тени шанса. Скачками – иначе и не скажешь – носился от одного к другому и увлеченно лишал сектантов жизни. Только последнего, услышав мои слова сквозь шум крови в голове, пощадил – оглушил рукоятью.

– Отличная работа, Страж! – похвалил я его, когда он закончил и принялся бродить среди трупов, выискивая тех, кто мог выжить.

Похвалил, а сам скривился. Перебить горстку дикарей, имея качественное превосходство в вооружении – невелика заслуга для граничника. Но для одиннадцатилетнего мальчугана и это подвиг.

– Поверил, что можешь? – уточнил я.

– Я представил, что это сон, – отозвался тот, все еще возбужденно дыша. – А во сне же все бывает.

Вот те на! Пластична детская психика, нечего сказать. Я со своими «верь в себя, как в Господа!», а он просто представил, что все вокруг сон, а он в этом сне непобедимый воин Христов. И нет ему равных.

– Правильно сделал, – но это мнение при заседании епархиальной коллегии, когда мы до нее доберемся, я озвучивать не буду. – Так и впредь поступай.

Я заставил дрона описать вокруг нашей позиции широкий круг, чтобы убедиться в отсутствии других врагов. Никто не подкрадывался, не таился – все, сколько их было, сектанты лежали перед нами.

– Добей тех, кто еще дышит. И сделай это ножом, что у тебя на голени укреплен – береги заряд квача. Нам теперь без транспорта до Новгорода долго добираться.

Одиннадцать мертвых тел Стефан аккуратно сложил в курган, а последнего живого мы быстренько допросили. Посадили спиной к остову потушенного байка так, чтобы он смотрел прямо на тела своих товарищей, и стали задавать вопросы.

Пришедший в себя бандит запираться не стал. Некоторое время, конечно, потратил на проклятия и угрозы, а после парочки зуботычин сломался и вывалил все, что знал. Я, по мере его рассказа, мрачнел все больше и больше.

С другой стороны, а чего я ждал? Едва только гранатомет увидел, как все сразу понятно стало. Сам обнаружить нас Золотоголовый не мог – не по зубам демону углядеть человека, верой укрытого. Вот и поднял рабов своих, всех, до кого дотянуться смог.

То есть с самим-то Высшим отступники не встречались, много чести для такого сброда. Но демон из низших к ним приходил, и не только к этим, да. Он и указал, где можно найти древнее оружие, и приблизительное направление нашего движения. Обещал, в случае удачи, озолотить сектантов дарами: образцами технологий прошлого и собственной магией. Это сделало бы их ватагу самой сильной в этой глуши, остальных бы силой привели к покорности, но не сложилось. Мальчик в теле Стража убедил себя в том, что спит и снится ему, как он стал Стражем, сильным и быстрым.

– Давай-ка проверим, Стефан, что осталось целым после взрыва байка. Для нас теперь каждая мелочь может стать спасением.

От руин Перми мы удалились едва ли километров на семьдесят. Сверившись в очередной раз с картой, я пришел к выводу, что нам следует немного сменить направление, чтобы еще километров через пятьдесят выйти к ближайшей общине, которая тут обитала. Синие Глины – так называлось сельцо до прихода Ассамблеи, ныне же – Малахия, в честь ветхозаветного пророка. Обитало там, согласно переписи, почти семь сотен душ постоянного населения, а еще множество охотников, которые туда заходили, чтобы обменять добычу на припасы.

Это было самое крупное поселение в окрестных землях, и, разумеется, там имелся пост Граничной Стражи. Даже не пост – представительство. В наличии были также жрецы гражданской ветви Ассамблеи, те, которые больше занимались спасением душ, чем тел. Ранее я не хотел делать крюк и заезжать туда. Считал, что это бы стало потерей времени. Пока убедишь малахийцев в том, что говорю правду, пока те голубя отправят в епархию – сам быстрее доеду и весть довезу.

Сейчас же это рисовалось мне единственным вариантом. Пусть два дня мы туда будем добираться, и еще столько же, скорее всего, мне придется потратить, чтобы достучаться до провинциальных управителей, но это всяко быстрее выйдет, чем пешком отмахать почти тысячу километров. Да и безопаснее мне с людьми будет. Не станет же Золотоголовый открывать десятки Разломов вокруг Малахии, чтобы добраться до моего воспитанника.

Шагал Стефан бодро, с легкостью неся на плечах то немногое, что нам удалось собрать после нападения сектантов. Запасы еды дня на три, воды на день, но последнее проблемой не было – близ Камы полно притоков и ручьев. Еще удалось спасти походную постель, батареи для квача в хорошо экранированном и защищенном от ударов боксе. А вот кофр с рельсотроном взрывом повредило, как и саму винтовку внутри. Редкое и мощное оружие пришлось доломать, извлечь нужные запчасти и оставить на месте крушения.

Большая часть датчиков, как и элементов питания к ним, сгорели или были деформированы взрывом. Из оружия Стефану остался пистолет, снова полностью заряженный и имеющий также два запасных магазина, разряженный метатель, квач, одна дымовая и одна плазменная граната. Выходить с таким снаряжением в поход против всех демонов Ада я бы не стал, но выбора нам никто не оставил. Может, удастся разжиться имуществом, когда доберемся до общины, чем-то же с нами поделятся граничники?

К вечеру, едва начало темнеть, я скомандовал конец пути и стал с помощью мальчишки готовить лагерь к ночевке. В этот раз пришлось использовать одну лишь соль и большой запас посеребренной проволоки. И спать потом вполглаза, поскольку больше никакого «алярма» с внешнего датчика я не получу. Единственного дрона-разведчика и того пришлось выключить, чтобы сэкономить ресурс, – днем в нем нужда больше, чем ночью.

Перед отбоем я прогнал воспитанника, вооруженного сухой веткой, через серию тренировочных поединков с тенью. Двигался тот словно корова на льду, но лишь до тех пор, пока не ловил какой-то неуловимый момент погружения, будто бы восстанавливающий его контроль над телом на прежнем уровне. С этим нужно было что-то делать: не было у нас времени на раскачку, а следующий пропущенный удар мог быть совершен не куском заточенной кости, а острой сталью или того хуже – пулей. Но вот что именно делать и как заставить мальчишку превратиться в мангуста сразу, а не дожидаясь включения памяти тела, я не понимал.

– Оли, – позвал Стефан уже из-под одеяла. – А видео будешь сегодня показывать?

Вот ведь! Я со всеми этими заботами и забыл уже, что обещал парню устроить урок настоящей истории. А он, смотри, вспомнил. Несмотря на то, что сегодня испытать пришлось.

– Довольно для каждого дня своей заботы, – в ответ я процитировал ему Матфея. Выдержка из Евангелия, на мой взгляд, подходила к случаю как нельзя лучше.

– Пусть слова ваши будут: да, да; нет, нет, – отозвался шельмец фразой Иисуса из Нагорной проповеди. Вот ведь… собачонок!

– Чему б вас толковому учили в ваших приходах, а не со старшими спорить, – проворчал я.

– Обещал же.

– Стеф… Стефан, там очень непростое видео. Можно сказать – страшное. Ты после такого дня хочешь, чтобы тебе кошмары ночью снились?

– Все равно же придется, – мальчишка произнес это с какой-то взрослой обреченностью.

– Тоже верно.

Пришлось признать правоту воспитанника. И в очередной раз восхититься, каким стойким был мой Стеф даже в малолетстве.

– Тогда глаза закрывай. Сейчас появятся светящиеся пятна, поводи зрачками, глаз не открывая. Движутся вслед за зрачками?

– Ага!

– Хорошо. Попривыкни. Теперь что видно?

– Рожицу. Как палкой на песке нарисованную.

– Так и должно быть, значит, все нормально прошло.

– Ой, я лечу! Ой, мамочки, я высоко!

– Это вид с камеры одного из спутников. Картинка будет меняться, все, что произошло, будет показано с разных ракурсов. И… постарайся не кричать, ладно?