Kitobni o'qish: «Железный канцлер Древнего Египта»
Текст печатается по изданию: В. И. Крыжановская (Рочестер). Железный канцлер древнего Египта: Роман в 2-х частях. – СПб., 1899.
© ООО «Издательство «Вече», 2012
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2016
* * *
Об авторе
Вера Ивановна Крыжановская, писавшая под псевдонимом Рочестер, принадлежала к старинному дворянскому роду. Родилась она в 1857 году в Варшаве, где проходил военную службу ее отец – Иван Антонович Крыжановский. Со временем он дослужился до генеральского чина и был тамбовским генерал-губернатором. После смерти отца девочка воспитывалась в столичном училище Святой Екатерины (1872–1877), по окончании которого долгое время жила в Западной Европе. Муж ее, известный в конце XIX века спирит, принадлежал к высшей придворной номенклатуре: с 1894 г. он служил в Собственной канцелярии императора, в 1904 г. стал камергером. Девушка с детства интересовалась древней историей и оккультизмом. Она часто выступала на спиритических сеансах в качестве медиума. За границей В. Крыжановская решила попробовать свои силы в литературе, выбрав исторический жанр, отдавая в нем предпочтение направлению так называемого «готического романа». Ее первая повесть вышла на французском языке в Париже в 1886 г.: «Эпизод из жизни Тиберия» (на русский язык она была переведена только через двадцать лет – в 1906 г.). Особого успеха повесть не имела, но писательница упорно продолжала разрабатывать древнеегипетскую тему: «Фараон Мернефета» (1887 – французское издание, 1907 – русское), «Царица Хатасу» (русск. изд. – 1894), «Железный канцлер Древнего Египта» (русск. изд. – 1899). Последний роман был наконец-то отмечен почетным знаком Французской академии (ее наградили «Пальмой Академии» и присвоили звание «Офицера Академии»). Крыжановская утверждала, что ее произведения внушены ей духом реально существовавшего английского поэта Джона Уилмота, графа Рочестера (1647–1680), верившего, что души умерших пребывают после физической смерти на Земле, поэтому Вера Ивановна, считавшая себя его «проводником-медиумом», взяла себе литературный псевдоним Рочестер. Темы следующих ее романов взяты из истории Древнего Рима: «Геркуланум» (1889, русск. изд. – 1895), «Сим победиши» (1893) и др. Потом приходит время средневековых сюжетов: «На рубеже» (1901), «Бенедиктинское аббатство» (1908) и пр. В 1907 г. Крыжановская выдвигалась на получение Пушкинской премии, после того как ее исторический роман «Светочи Чехии» (1904) получил почетный отзыв Российской Императорской Академии наук.
Однако настоящую известность писательнице, хотя и в достаточно узких кругах, увлеченных спиритизмом и магией, принесли «оккультные» романы, вдохновленные доктриной Е. П. Блаватской, а также утопические, фантастические и антиутопические сочинения. Уже в 1901 г. в Париже, в издании Общества спиритических журналов выходят (на французском языке) «Оккультные рассказы». В том же году появляется роман «Жизненный эликсир» (в переизданиях – «Эликсир жизни»), открывающий монументальную «Пенталогию», в которую вошли также романы «Маги» (1902), «Гнев Божий» (1909), «Смерть планеты» (1911), «Законодатели» (1916). Другим важным произведением этого жанра стала трилогия «В царстве тьмы» (1914), которая в современном издании Православной русской академии отнесена к «духовно-поучительным сочинениям». В этом же ключе написаны романы «Адские чары» (1910) и «Дочь колдуна» (1913). В истории дореволюционной русской литературы В. И. Крыжановская остается по сути единственной представительницей оккультного романа. Параллельно писательница выступает с утопическо-фантастическими произведениями, в которых изображается столкновение во Вселенной божественных и сатанинских сил. Таковы, например, романы «На соседней планете» (1903) и «В ином мире» (1910), где идеализируется устройство общества, близкое к древнеегипетскому. Успех книг В. Крыжановской среди рядовых читателей объясняется прежде всего выбором экзотических тем. Попытки писательницы создать значительное произведение на современную тему большого успеха не имели.
В 1912–1913 гг. вышло 12-томное собрание сочинений В. И. Крыжановской. После Октябрьской революции Крыжановская эмигрировала в Эстонию, где свыше двух лет проработала на лесопильном заводе «Форест», существенно подорвав свое здоровье. С 1921 г. стала снова печататься в эмигрантских газетах «Последние известия» и «Нарвский листок». Умерла писательница в Таллинне 29 декабря 1924 года. После смерти ее романы выпускали в Риге в 20–30-е годы. В Советском Союзе произведения дворянской писательницы-медиума, естественно, не переиздавались. Интерес к ним возник в современной России в начале 90-х годов. Почти одновременно были переизданы в Екатеринбурге (1993) и Красноярске (1994) «Маги», в Санкт-Петербурге – «Рекенштейны» (1994), в Краснодаре – «Габриэль» (1994). Солидное прокомментированное издание «духовно-поучительных сочинений» писательницы выпустила уже в начале этого века Московская православная академия. Не отставали и зарубежные издатели: в Риге в 1994 г. были переизданы «Рекенштейны», а в 1995 – роман «Зачарованный замок».
Анатолий Москвин
Часть первая
L’histoire enterre les morts, la légend et la poésie les font vivre.
G. M. Valtour1
I
Солнце садилось, обливая еще палящими лучами широкую зеленую равнину, окаймленную на горизонте лесистыми холмами. В тени рощицы густых деревьев стоял, грубо сколоченный из камней и бревен, просторный дом; вокруг него разбросаны вперемежку шалаши и палатки; еще дальше видна большая загородь для скота.
В становище кипят оживление и работа. Женщины в шерстяных и льняных туниках усердно готовят ужин; в воздухе стоит вкусный запах свежеиспеченного хлеба и жареного мяса. От колодца, окруженного прочной каменной стенкой, доносится смех и болтовня вереницы молодых девушек, несущих с непринужденной грацией, свойственной женщинам востока, – кто на голове, кто на плече, – тяжелые каменные кувшины с водой; группы детей с шумом и гамом играют на лужайке.
На скамье, близь двери дома, безучастно ко всему сидел человек; вид его, полный достоинства и благородства, невольно внушал уважение каждому; его плетенная из соломы широкая шляпа и узловатая палка лежали тут же на скамье рядом с кружкой, наполненной вином. Это был Яакоб2, уважаемый глава племени, легендарный патриарх, имя которого сохранила история. Густые волосы и длинная борода, спускавшаяся на темную шерстяную тунику, были подернуты проседью; его энергичное, выразительное лицо было все покрыто морщинами, но в черных больших глазах под густыми бровями горел еще огонь, а могучее сложение показывало в нем еще много силы. Задумчивый взор его был устремлен на легкий голубой туман, скрывавший горизонт; он прислушивался к отдаленному мычанию стад, возвращавшихся с пастбищ. Вдруг он выпрямился, прикрыл глаза загорелой, мускулистой рукой, и взгляд его с любовью и гордостью остановился на высокой, стройной фигуре юноши, только что вышедшего из рощи и быстро приближавшегося к нему.
Привлекательная наружность молодого человека, которому могло быть не больше восемнадцати лет, вполне оправдывала отеческую гордость Яакоба; продолговатое лицо его было бледно и нежно, как у молодой девушки, и, казалось, не боялось загара, черты были классически правильны: маленький рот, с едва опущенными уголками губ, придавал лицу гордое выражение самодовольства; густые, шелковистые каштановые кудри оттеняли высокий мощный лоб. Но что составляло особую прелесть красивого лица юноши – это глаза, большие, темные, с зеленоватым отливом; ясные и в то же время непроницаемые, они, казалось, проникали в самую глубь души того, на кого смотрели, и прятались сами в длинных пушистых ресницах, всегда очень кстати опускавшихся, когда молодой еврей хотел скрыть от посторонних то, что творилось в его душе.
– Привет тебе, мой добрый отец! Да благословит Элохим каждый шаг твой! – сказал юноша звучным, мелодичным голосом, почтительно кланяясь старцу.
Тот ласково провел рукой по шелковистым кудрям любимца-сына и, притянув его к себе на скамейку, с улыбкой спросил:
– Что же ты делал весь день? Был ты на пастбищах или, по обыкновению, у Шебны? Какие же тайны поведал он тебе?
– О! Велика ученость его, и я стану без устали работать, чтобы тоже сделаться мудрым; мне это необходимо, потому что звезды предвещают мне великую судьбу, – сказал Иосэф3, сверкнув глазами.
Яакоб покачал головой.
– Не сомневаюсь в учености Шебны, но все же боюсь, что в языке звезд он заблуждается, а тебя обольщает несбыточными мечтами.
– Наука, отец, ошибаться не может, надо только уметь понимать ее! – ответил нетерпеливо юноша. – Но я хотел рассказать тебе совсем другое: я был на пастбищах и убедился, что Иегуда и Дан обманывают тебя. Тот скот, о котором говорили, что он пал, они потихоньку продали, так же как продали шерсть и многое другое; а у женщин теперь идет спор из-за пояса, который Иегуда тайком купил у ишмаэлийцев и дал матери той Тамари, что ты назначил мне в жены и за которой он сам бегает, как вообще завидует мне во всем, чем я обязан твоей доброте.
– Не думаю, чтобы брат твой желал тебе зла, но на их проделки я обращу внимание; а у женщин водворю мир и согласие.
Горделивая улыбка презрения скользнула по губам Иосэфа:
– Я не особенно-то стою за Тамарь, хоть она и красива; судьба сулит мне супругу более знатную; я только говорю, что братья мне завидуют и не могут равнодушно видеть великолепную одежду из тирской ткани, которую ты мне дал.
Мычанье стад и крики пастухов, гнавших скот, положили конец разговору. Внимание старца было отвлечено прибывшими сыновьями, которые вместе с пастухами загоняли скот в загородь. Дикари на вид, в шерстяных туниках или овечьих шкурах, загорелые, с блестящими глазами, сильные и красивые, они были истыми сынами пустыни. Проходя, они искали глазами уже приготовленный ужин и с враждебной холодностью делали вид, что не замечают Иосэфа. Приветствовав Яакоба и дав ответ на его вопросы о состоянии стад, сыновья патриарха окружили его; вскоре к ним присоединились частью и пастухи. Тогда старец встал, опираясь на Иосэфа, и, войдя в середину круга, повернулся к востоку, трижды пал ниц и, воздев руки к небу, запел священную песнь. За молитвой настала трапеза, в которой женщины не принимали участия.
Яакоб с сыновьями сел за стол, кой-кто из слуг поместился на конце его, а остальные разлеглись на траве и принялись за неприхотливый ужин. Один Иосэф, сидя рядом с отцом, ел мало и взор его был задумчиво устремлен вдаль.
– О чем это ты так задумался, что даже забыл о еде? – спросил с неудовольствием Яакоб.
– Мечтает, верно, о будущем величии, предсказанном Шебной, а может, и о каком еще пророческом сне, столь же лестном, как тот, что 11 снопов преклонялись перед ним! – с громким смехом заметил один из братьев.
Гордый, презрительный взгляд Иосэфа сопровождал его ответ:
– Смеешься ты над тем, чего не понимаешь, Реубэн4; но, впрочем, ты угадал: видел я странный сон, что солнце, луна и 11 звезд поклонились мне и умоляли меня о милости и… – громкий взрыв смеха прервал его. Яакоб с неудовольствием нахмурил брови.
– Это уж слишком! Хвастовство твое не знает меры, – сказал он строго, когда шум, наконец, несколько утих.
– Своим глупым сном хочешь ты сказать, что я, твоя мать и все твои братья преклонимся перед твоим величием; так, что ли?
– Вовсе нет, – ответил юноша с неудовольствием. – Вы все думаете, что мир нами кончается, что только и света – что в окошке; а для меня этот сон имеет гораздо более глубокое значение. Солнце означает царя большой страны, луна – его царство, а 11 звезд – число лет, после которых великое царство и его властелин преклонятся перед заслугами моими и вручат мне власть над собою.
– Молчи и прочь с глаз моих, пустой, надменный мальчишка! – воскликнул Яакоб с гневом. – Ступай и моли Элохима простить твою глупость и пустую болтовню. Все братья твои – скромные, работящие пастухи, и ты будешь таким же; и чтобы я никогда больше не слыхал твоего бахвальства!
Яркая краска залила лицо Иосэфа; молча встал он и вышел из-за стола.
– Колдун, которому ты дозволил жить среди нас, совсем вскружил голову брату, – заметил Дан. – Проводя с ним, по доброте твоей, целые дни, он скоро и сам станет таким же.
– Ну, ты уж преувеличиваешь, Дан, – вмешался простодушно Реубэн, – а коли отец отдаст нам брата, когда мы пойдем в Гильбоа, Иосэф вынужден будет работать, а там скоро и забудет все глупости, внушенные ему Шебной.
Хмурый, дрожа от гнева, Иосэф направился к дому; в дверях его нагнала пожилая женщина, хлопотавшая перед тем у очага и слышавшая происшедшую за столом ссору. Остановив юношу, она похлопала его по плечу и потрепала по щеке.
– Не принимай к сердцу слова отца. Через какой-нибудь час гнев его пройдет, – ласково сказала она. – Но ты не ел ничего; хочешь, я принесу тебе ужин?
– Нет, Риспа, я не голоден; а вот если ты наберешь в корзину, что там у вас повкуснее, для моего старого приятеля Шебны, я тебе скажу большое спасибо, – ответил, улыбаясь, Иосэф своей старой няне, вырастившей и любившей его до безумия.
– Конечно, милый, я принесу все, что ты пожелаешь, хоть и не могу в толк взять, что за удовольствие может находить мальчик твоих лет в обществе старого колдуна.
Четверть часа спустя с корзиной в руке Иосэф вышел из дому в противоположную дверь и, пробираясь ловко между деревьями, по едва заметной тропинке быстро шел к близлежавшим горам. Спускалась ночь. Скорым уверенным шагом продолжал он свой путь, изредка поднимая голову и любуясь постепенно темневшим небом, на котором мало-помалу вспыхивали мириады звезд. Когда он подошел к горам, луна совсем взошла, обливая землю своим кротким светом; Иосэф остановился и, подняв руки, восторженно прошептал:
– Таинственное светило – властитель ночи, поведай мне свои тайны, исполни меня твоего дыханья – источника сил невидимых! – Взор его в упоении был прикован к серебристому диску. Вдруг он вздрогнул и отступил назад: из-за ближайшего утеса появилась высокая фигура, вся в белом; ослепительный свет луны, казалось, окутывал ее беловатой дымкой. Охватившее его волнение мгновенно исчезло; быстро направляясь к пришельцу, Иосэф воскликнул:
– Это ты, учитель! Если бы ты знал, как вид твой напугал меня; в этом волшебном свете, с твоей белой одеждой и серебристой бородой, я принял было тебя за посланника Элохима.
– Уж будто мой вид так страшен? – ответил с легкой улыбкой Шебна – старец высокого роста с выразительным лицом и проницательными глазами. – Я просто вышел подышать свежим воздухом и полюбоваться тихой ночью и великолепием звездного неба.
– А я, учитель, принес тебе кое-что съестного, чтобы подкрепить твои силы; в духовной работе ты забываешь о пище телесной, – весело сказал юноша.
– Пойдем ко мне и поговорим; звезды говорили мне о тебе и многое должен я сказать, сын мой!
Продолжая разговаривать, они тронулись дальше и дошли до расселины скалы, в глубине которой был вход в довольно большой, закрытый кустарником грот, освещавшийся прикрепленным к стене факелом. Строгая простота царила в обстановке грота: каменная скамья с валявшимися на ней шкурами служила ложем; посредине стояли деревянные скамьи грубой работы; на столе, а также в большом открытом сундуке видны были свитки папируса, глиняные дощечки, покрытые буквами, и пучки сушеных трав. В глубине грота было устроено нечто вроде маленького алтаря: на трех ступенях возвышался конический камень, черный и гладкий, словно покрытый эмалью; свет бронзовой лампады, висевшей на цепочках, падал на этот камень и давал возможность видеть вырезанные на нем таинственные знаки и буквы. Иосэф, торопливо сложив на столике, прикрепленном к стене около постели, принесенные им мед, пирожки, фрукты и маленькую амфору вина, поспешил к старцу, который стал у черного камня и положил руку на вершину конуса.
– Я слушаю тебя, учитель, и готов узнать решения судьбы, – сказал Иосэф с волнением.
– Да, тот кто сможет разобрать знаки, начертанные на этом священном камне, тот только и может читать будущее, как в развернутом свитке, – сказал торжественно Шебна. – Удивительна и необычайна судьба твоя, сын мой: тяжкие испытания и неслыханное величие ожидают тебя! Впрочем, это в порядке вещей. Всякий, кто хочет возвыситься и идти вперед, осужден на борьбу с разъяренными стихиями, преграждающими ему путь к славе, должен победить их или погибнуть: даром ничто не дается на этой земле. Испытания твои близки; унижение смирит твою гордость, из свободного ты станешь рабом, тысячи опасностей окружат тебя, даже знания свои ты должен будешь скрывать. Но, если ты будешь тверд, ты победишь судьбу; ты будешь повелевать там, где раньше повиновался, будешь царствовать над теми, кто унижал тебя. Одно не удалось мне – рассеять туман, который царит над твоим концом. Не падай духом: я хочу вознаградить тебя за твое рвение к науке, за неустанную твою работу и вооружу тебя на предстоящую борьбу с судьбой. Залогом твоего будущего величия я дам тебе талисман, который, хотя бы ты был лишен всего, даст тебе счастье и сделает тебя богатым. С ним ты будешь гибок, как змея; людям, с которыми столкнет тебя судьба, приятен будешь и овладеешь ими, как змея, глаза которой чаруют птичку, намеченную в жертву. Постился ли ты, исполнил все предписанные мной обряды?
– Да, учитель, – ответил молодой еврей дрожащим от волнения голосом.
Шебна вынул тогда из открытого сундука тростниковую флейточку и флакон с темной жидкостью и жестом позвал за собой Иосэфа. В глубине грота была узкая расселина; оба скользнули туда, прошли целый ряд скал, образовавших узкий коридор, и, наконец, вышли на небольшую площадку, представлявшую как бы дно котловины и окруженную высокой стеной камней и утесов самых причудливых форм, которым свет луны придавал еще более волшебный вид.
– Прежде чем приступить к испытанию, которое доставит тебе талисман, я должен предупредить тебя, мой сын, что кровь застынет в твоих жилах от ужаса и удивления всему тому, что ты увидишь. Малейшая слабость будет стоить тебе жизни! – сказал Шебна. – Сегодня ночью змеи этих гор сползут сюда; при лунном свете я заставлю их плясать. Тогда на мой призыв явится змея, которую мы зовем царицей их; в своей пасти она принесет таинственный камень, дающий тому, кто обладает им, дар очарования, отгадывания и власть над тайными силами. По знаку моему ты должен, схватив ее за горло, задушить и вырвать камень! Тогда все силы, скрытые в змее, перейдут в тебя; если же ты ослабеешь, она тебя убьет! Ну, хочешь ты теперь подвергнуться этому испытанию?
– Да, – ответил сдавленным голосом Иосэф.
Тогда Шебна окропил траву и окружающие камни жидкостью из флакона и воздух наполнился сладким, одуряющим ароматом; затем он приложил флейту к губам и заиграл. То была удивительно-нежная, сладострастная мелодия, но с резкими переходами, которые заставляли вздрагивать каждый нерв юноши. Испуганный, блуждающий взор его вскоре заметил блестящие фосфорическим блеском точки, там и сям появлявшиеся из-за камней и кустарника; вслед за тем несколько змей, блестя чешуей, поднялись на песке и, раскачивая безобразными головами, словно убаюканные ритмом мелодии, принялись с видимым удовольствием кружиться. Число танцующих змей быстро возрастало; казалось, что из каждой впадины, из каждой трещины вылезали они, маленькие и большие, со зловещим шумом извиваясь и блестя чешуей. Равно и песня изменила свой характер; все быстрее, пронзительнее, стремительнее становились ее звуки, увлекая все в какую-то адскую пляску. Как бешеные, шипя, кружились змеи; зеленоватые горящие глаза их, казалось, готовы были выскочить из орбит. В эту минуту, господствуя над кишащей массой, появилась огромная змея; стоя на хвосте, она держала в пасти что-то горевшее голубоватым светом. Несмотря на смелость и спокойствие, поддерживавшие до сих пор Иосэфа, он почувствовал, как у него выступил холодный пот. Игра Шебны стала теперь совсем дикой и нестройной, напоминая свист бури и жалобный вой шакалов. Дойдя до высшей степени возбуждения, вытягивались и прыгали змеи, брызгая пеной и слюной; тогда Шебна поднял руку и сделал знак Иосэфу. Словно и царица змей поняла этот знак; мгновенно она остановилась и выпрямилась на своем сильном хвосте; огромная голова пришлась в уровень с лицом юноши; ужасные, красные, как кровь, глаза насквозь пронизывали его, пенистая слюна капала из полуоткрытой пасти, а ее гибкое тело раскачивалось, словно готовясь прыгнуть и обвить его. Помня наставления Шебны, бросился на нее Иосэф и своими тонкими, нервными, но крепкими пальцами, как железными клещами, схватил змею за шею и сжал, чтоб задушить. Отчаянная борьба завязалась между ними; извиваясь и шипя, змея старалась обнять своего противника; но возбуждение удесятерило его силы. Тяжело дыша, сгибаясь как тростник, в тяжких объятиях чудовища, Иосэф продолжал душить; наконец, змея ослабла и опустилась, увлекая его за собой; последним умиравшим усилием вырвал он блестящий камень из еще грозной, пенистой пасти и без чувств повалился на землю. Когда он открыл опять глаза, он лежал на постели.
– Победил я? – спросил он со страхом Шебну, наклонившегося над ним.
– Открой руку и убедись! – ответил Шебна, поднося ему чашу.
– А теперь пей, – прибавил он. Иосэф, дрожа, рассматривал продолговатый камень, прозрачный и голубоватый, который он крепко держал в руке. Когда он напился, старик накрыл его и сказал: – Спи, на заре я разбужу тебя, и ты возвратишься домой; а через три дня приходи опять, и я дам тебе необходимые наставления относительно завоеванного тобой талисмана.
Страшное волнение, перенесенное Иосэфом, сильно утомило его; совершенно разбитый, он еле дотащился домой. Яакоб, озабоченный нездоровьем своего любимца, не замедлил освободить его от всех работ и приказал ему хорошенько отдохнуть, чему Иосэф подчинился с удовольствием, чувствуя непреоборимую потребность остаться наедине в покое, чтобы всецело отдаться своим мыслям. На третий день вечером, – едва окончилась вечерняя трапеза, – Иосэф опять тайком выбрался из дому и торопливо направился к жилищу Шебны. Он застал его за чтением глиняных табличек при слабом свете лампады; но лишь только старец заметил своего ученика, как отодвинул таблички и, улыбаясь, протянул ему руку.
– Садись, сын мой, ты еще бледен, слаб! Но эта телесная слабость – пустяки, а что душа твоя сильна и способна выдержать борьбу – в том я убедился. Вот талисман, – прибавил он, сбрасывая кусок холста и открывая лежавший на столе свернутый пояс, в середине которого светился мягким, словно лунным, светом таинственный камень.
– Это – снятая мною змеиная кожа, которую ты будешь носить как пояс на бедрах, конечно, на голом теле; чешуя, как видишь, повернута внутрь, а камень служит пряжкой. Когда ты проносишь этот пояс 9 лун кряду, могущество и сила таинственного существа, которое владело талисманом, воплотятся в тебе. Если, устремив взор свой на камень, ты пожелаешь, чтобы он открыл тебе то, что скрыто ото всех, даже самую мысль человеческую – он все обнаружит тебе в прозрачной воде, в которую ты его положишь. Ну, а теперь одень его. – Иосэф повиновался; от прикосновения холодной змеиной кожи дрожь пробежала по его телу, но он осилил эту слабость и, застегивая пояс камнем внутрь, спросил:
– А покажет ли мне талисман собственную судьбу мою?
– Человеку труднее всего разобрать знаки богов, относящиеся к нему самому, – ответил старец, – но сегодня я сам попытаюсь яснее разобрать, что готовит тебе будущее; помоги мне освободить стол от табличек, которыми он завален.
Когда все было снято, Шебна принес большой металлический диск, полированный и блестящий, как зеркало, коробку с мелким песком и флакон с красноватой жидкостью.
– Возьми горсть песку, высыпь его на диск и вылей туда содержимое флакона, – приказал он.
Иосэф повиновался, с любопытством наблюдая, как жидкость розовыми жилками растекалась по поверхности диска. Посвященный отчасти в науку Шебны и довольно уже опытный в гадании, он понимал, что эти прихотливые линии, бугорки и струйки выражают собою события, успехи и неудачи, ожидавшие его в будущем – таинственные иероглифы, начертанные невидимыми силами. Но на этот раз, как ни рассматривал диск Иосэф, он ничего не мог разобрать. Зато сверкающий взор и сосредоточенный вид Шебны ясно говорили, с каким напряженным вниманием погрузился он в изучение затейливых извилин, словно перед ним в самом деле развертывались картины отдаленного будущего. Наконец, старец выпрямился, и взгляд его скользнул по Иосэфу с каким-то загадочным выражением.
– Чудна и прекрасна судьба твоя, но есть в ней и тени, – сказал он вполголоса.
– Разве ты мне ничего не скажешь о моем будущем, о той судьбе, которую ты же называешь странной и прекрасной? – спросил Иосэф, дрожа от волнения.
– Как же, сын мой, скажу все, что могу. Я предупреждал, что скоро для тебя настанут тяжелые дни испытания. Бедным и лишенным свободы прибудешь ты в далекую богатую страну – ту самую, над которой со временем будешь властвовать, если ничто не изменит судьбы твоей. Этому краю природа готовит редкое, необычное по тем местам бедствие: долгие годы изобилия сменят годы неурожая и голода. По странной случайности, судьба твоя связана с этим народным бедствием, которое и составит твое счастье. Услуги, оказанные тобою царю страны по поводу этого события, будут причиной твоего возвышения. Помни тогда, что во всех случаях человек может пользоваться, отнюдь не употреблять во зло, дарами судьбы, и что злоупотребление может быть для тебя гибельным. Да, совсем было забыл тебе еще сказать: твой талисман дал тебе свою могучую силу, но он создал тебе и врага, это – дух змеи; он невидимо будет следовать везде за тобой и в годовщину вашей борьбы примет образ и тело, чтобы вновь попытаться отнять у тебя великий камень; если ты еще раз выйдешь победителем, он станет твоим слугой, ибо ты поразишь его в духе и материи…
А Иосэф все слушал, бледный, дрожащий, с широко раскрытыми горящими глазами.
– Скажи мне, учитель, кроме невидимого врага, которого я поражу, потому что хочу того, – будут ли у меня еще враги; ведь ты упоминал о тенях на моем будущем?..
– Да, у тебя будет и враг с тысячами языков, очей и когтей; он разорвет тебя, если ты станешь злоупотреблять своей властью! – строго ответил Шебна.
Иосэф выпрямился и энергичным жестом откинул свои темные, падавшие на лоб кудри:
– Так что ж? Нет света без тени: кто хочет идти вперед, тот должен рисковать! Безбоязненно иду я навстречу грядущему; какие бы превратности ни готовила мне судьба, я не дам себя победить. Непоколебимая вера в твои слова будет мне постоянной опорой, великая моя будущность будет моей лучезарной целью! А теперь, в этот торжественный час, дозволь мне возблагодарить тебя за все добро, мне сделанное, за мудрые уроки и за великую науку, тобой преподанную. Благодарность моя окончится только с моей жизнью.
Он стал на колени и прижал к своим губам морщинистую руку старца. Загадочная улыбка мелькнула на губах Шебны.
– Судьба нас скоро разлучит; но лет через двадцать, сын мой, я предстану и преклонюсь тогда перед тобой. Никто, кроме нас, да луны, да невидимых гениев, не будет знать, что нас соединяет. И вот тогда-то ты наградишь меня сообразно с своей благодарностью. Теперь, дитя мое, вернись к себе; мне много предстоит работы в эту ночь.
Целый ураган мыслей, чувств и образов бушевал в душе молодого еврея, когда он шел по дороге к дому. Картины будущего, одна за другой, развертывались в его воображении, но то были лишь картины счастья, величия и силы; так незначительны казались ему страдания, унижения и горе, предсказанные Шебной, сравнительно с обещанною целью, и мысли его уже летели вперед навстречу светлому будущему. Дикий восторг охватил его; подняв голову к звездному небу, он в упоении прошептал:
– Наконец-то скоро я брошу противную, жалкую жизнь пастуха. О! Приходите ж скорей, испытания, страдания – я не страшусь вас: вы порог и ступени моего возвышения. Я хочу идти все выше и выше, быть грозным и властным – я хочу и буду!
II
Суматоха спешной работы царила в становище. Несколько сыновей патриарха с частью стад отделялись от племени и шли к Шехему. Иосэф, который давно уже возбудил подозрение отца, передавая ему все, что говорилось, донося о малейших плутнях своих братьев, должен был сопровождать их, по желанию отца, в качестве зоркого соглядатая.
Несмотря на всю любовь к подобной роли, юноша постарался на этот раз избавиться от путешествия; ни за что на свете не покинул бы он в настоящее время Шебну. Теперь тот учил его употреблению великого камня и результаты поистине были удивительны: опыты приводили юношу в изумление, а Шебна уверял его, что по истечении 9 лун ношения змеиной кожи сила талисмана еще увеличится.
Однажды вечером, к большому огорчению юноши, старец объявил ему, что настоящее свидание их последнее, так как он должен удалиться на несколько недель; когда же, несмотря на это, Иосэф на следующий день все-таки пришел к нему, он нашел грот пустым, и всякий след пребывания Шебны исчез.
Несколько дней Иосэф грустил и чувствовал себя выбитым из колеи, но затем деятельная натура его проснулась. Вспомнил он, что некоторые из его братьев отсутствовали, и горячее желание следить за их поведением вдали от отцовского глаза охватило его. При первом удобном случае в разговоре с отцом он лукаво напомнил Яакобу разные проделки его сыновей, а тот сам предложил ему догнать братьев, чтобы справиться о их здоровье и состоянии стад, да кстати присмотреть и за ними самими. Иосэф быстро снарядился, напялил прекрасную, ярко-полосатую тунику, которая стоила ему уже немало косых, завистливых взглядов, и отправился в путь. Напрасно обходил он окружавшие Шехем луга, перебывал на всех местах, где только сыновья Яакоба могли бы расположиться: он не нашел их и собирался уже идти обратно, если бы странник, попавшийся ему навстречу, не сказал, что кочевье, похожее на то, которое он искал, он видел в Дотхаине. Иосэф насторожил уши: то была маленькая долина у подножия горной цепи Гильбоа, которая получила свое название от бывшей там большой цистерны. Там обыкновенно становились караваны, ходившие между Вавилоном, Сирией, Финикией и Египтом. Стоянка братьев близь большой торговой дороги, связывавшей Палестину с Египтом, не оставляла ни малейшего сомнения в их намерениях – выменять овечью шерсть или несколько голов скота на стекло или яркие ткани Тира, на которые они, как все люди востока, были падки.
