Kitobni o'qish: «Кондотьер Сухоруков», sahifa 3
Глава 2. Странный Ицкагани
– Налево! Да, налево же! – орал командир пятерки черных, вздувая вены на толстой шее. – Нет! Не сейчас! Ровно, когда командую! Дурачина мастеровая, весь смысл в том, чтобы повернуть вместе! Понимаешь? Чтобы строй оставался! Оставался! Неколебимый! Строй!
Последние три слова командир сопровождал ударами тренировочного копья по щиту горе-новобранца. Перед пятерником стояли двадцать воинов… нет, человек. Потому что кроме родной пятерки командиру для обучения передали часть ремесленников и несколько носильщиков. Разумеется, у разношерстной компании выходило плохо. Да и сам командир выглядел не очень опытным в обучении – вот и началось.
Я стоял чуть выше, на взгорке, в тени кустарника, и тренирующиеся меня пока не замечали. Пятерник орал уже довольно давно, досталось многим. Видимо, в его вселенной эффективность обучения была прямо пропорционально связана с громкостью его воплей. Только вот, если крестьяне и носильщики реагировали на это покорно, то мастеровая братия, воспитанная Лучом Света несколько иначе, не собиралась терпеть.
– Не ори на меня! – ремесленник стукнул щитом по земле (кажется, он целился в ступню своего командира, но тот вовремя убрал ногу). – Не можешь, нормально объяснить, не пытайся! Откуда я знаю, когда именно нужно поворачивать?
Встретивший отпор черный моментально набычился, костяшки его крепких пальцев побелели на древке тренировочного оружия.
– А ну, цыц! Просто делай, что говорю! Не получилось – исправляй! Будь, как все!
Интересно, это официальная методология тренировки в Черном воинстве? Если да, то надо побеседовать с Черным Хвостом – как-то не очень эффективно получается. Вон, на ремесленниках уже не работает. Эти ребята привыкли, что сначала надо понять. А потом повторить.
Внизу конфликт разгорался не на шутку. Мастеровой тоже разгорячился, стал кричать. Что черный ему – никто. У него, мол, свои командиры есть. Пятерник совсем потерялся: неподчинение не вписывалось в его картину мира. Он понимал, что надо карать и прямо сейчас. Однако, к «бунтовщику» уже пристраивались его собратья по ремеслу. И все они были вооружены, хоть тренировочным, но оружием!
Пора вмешиваться. Я выбрался из тени и принялся спускаться по камням, по возможности, не теряя величественного вида. Бузотеры заметили владыку и быстро стихли. Но сопели, как паровозы.
– Очень хорошее время для ссоры, – я решил выбрать модель поведения Будды. У каждого из конфликтующих имелась своя правда, так что орать и карать будет неправильно. Попробуем пристыдить. – Просто лучшее время. Ваша страна захвачена астеками. В ваших домах поселились враги. А вы, вместо того, чтобы сплотиться, грызетесь друг с другом. Вот астеки порадовались бы, узнав об этом.
Я говорил тихо, спокойно, медленно. С легкой грустью в голосе. Немного театрально получалось, но для данной местности пойдет. Спорщики стояли, как нашкодившие мальчишки, и ковыряли землю носками сандалий.
– Помогайте друг другу! Ты, – я указал пальцем на командира черных. – Считаешь его плохим воином. Но ведь так и есть! Этот человек никогда не учился тому, чему ты учишься уже годы. Ему трудно понять. Прояви терпение, удели ему больше внимания.
Палец перешел на ремесленника.
– Ты считаешь, что тебя учат плохо? Помоги воину делать это лучше! Добрый совет никому не помешает. Расскажи, как учат у вас, в Ка-Бэ. Вдруг поможет?
Рука опустилась.
– Помогайте друг другу. Сегодня это ценно, как никогда. Иначе, как мы вернем наш дом?
Вроде бы вышло неплохо. Хотя, сама по себе ситуация печальная. Люди раздражены, люди теряют надежду. Сидение в горах убивает дух. Двух месяцев не прошло, а всё вокруг расклеивается, разваливается. К тому же, снабжение всё хуже. Приходится даже продавать запасы меди. Но это можно делать только на юге, в Толимеке, где и спрос есть, и угроза быть пойманными ниже. Только вот через горы много товара не перенесешь.
– Владыка, Мониехвостый пришел.
Я скорчил гримасу. Вождь приютивших нас оцколи носил длинное и замудренное имя, которое трудно было адекватно перевести. Лучше, что мы смогли подобрать – Молниехвостый. Разумеется, он был не рад такому соседству, но вождь был падок на подарки, и этим мы пользовались.
– Надо подсобрать шкатулочку всякой мелочевки, – распорядился я, прежде чем двинуться на встречу.
Крепко сбитый, крупный Молниехвостый (который, тем не менее, еле дотягивал мне до подбородка) нервно теребил край циновки, на которой сидел.
– Доброго дня тебе, вождь, – широко улыбнулся я ему. – Пусть духи твоего рода оберегают тебя.
– И твои-тко тебя, – кивнул в ответ горец. – Большой вождь, людовы недовольничают.
«Началось! – мысленно закатил я глаза. – Начинает клянчить».
– Чего не так?
– Лес пустовеет. Звери-тко твоешными воями повыбиты. Нет совсем охоты. Совсем.
– Извини, вождь, но нам нужно есть. Я думаю, небольшой скоромный подарок сможет утешить твоих людей.
Как раз поднесли шкатулку, я велел открыть ее и протянуть горцу. Оцколи невольно потянулся к безделушечным сокровищам. Но замер и убрал руки.
– Нет, – вздохнул он с горечью. – Что те каменюки, их не поедовить. Большой Вождь… Не трожь лес. Не пущевай своих охотников! То наше угодье. Мы там кормимся.
Я пристально всмотрелся в дерзкого вождя. Тот кряхтел-сопел, но взгляд выдержал. Видимо, и впрямь его роду тяжко приходится с такими соседями. Аскуатла тоже жаловаться стал, что дичи совсем мало, приходится уходить за ней всё дальше.
– Може… Може, тебе возвернуться в свои низинища? – практически прямо послал меня оцколи.
– Я бы и сам рад… Да нет такой возможности, вождь. Ты уж потерпи.
– Мочи нет терпеть!
– Давай так: пусть твои люди покажут, где заканчиваются ваши охотничьи угодья. И мы станем охотиться дальше.
Молниехвостый обрадовался, а я внутренне улыбнулся: все равно охотникам придется уходить за добычей дальше, так что мы ничего особо не теряем. Кроме того, что мясо будет добываться еще дольше… Проклятье!
Горский вождь выразительно посмотрел на шкатулку, но я его намеки проигнорировал. Надо было сразу брать.
Вопрос пропитания становится самым острым. Поставки зерна из Крыла еще идут, а вот из Излучного почти прекратились. Широкий Дуб жалуется, что астеки выгребают всё подчистую. Да и трудно вывезти много зерна под их надзором. Нужно было изыскивать внутренние резервы. По счастью, приближалось время весеннего сева (в наших горах – просто сева, здесь два урожая вырастить невозможно). Приходящий Завтра уже вторую неделю, как развернул бурную деятельность по подготовке полей. Вокруг наших лагерей изыскивали любые удобные места под участки, выжигали растительность. Рабочих рук было хоть отбавляй, так что сотни человек ежедневно вручную корчевали корни, собирали и уносили камни с участков. Некоторые ходили по склонам с корзинами, собирали плодородную почву и рассыпали по будущим участкам.
Работа кропотливая, и, похоже, эти трудозатраты не окупятся, но я поддержал начинание. По крайней мере, у людей появилось дело, конкретные цели. Хотя, все мы надеялись, что до сбора урожая уже переместимся в низину.
Через три дня однообразного бытия меня разбудили самой долгожданной новостью.
– Владыка! Люди Ицкагани пришли… Они Конецинмайлу привезли.
Я моментально вскочил с постели.
– Как привезли? Что с ним?
– Живой-живой, владыка! – засуетился стражник, осознав, что брякнул двусмысленность. – Просто он-то пути не ведает, вот поэтому и привезли.
– Ко мне немедля!
Когда Дитя Голода вошел в мои «хоромы», я не удержался и стиснул его в объятиях. Одной рукой, но так, что на две обычных хватило бы. Все мои надежды и тревоги замыкались на этом человеке, который должен был найти помощь в Цинцунцанне.
– Ну?! – я ждал главного… но мой посол отрицательно мотнул головой.
Я выдохнул и сел. Это была моя главная надежда… Ну, хоть, какая-то определенность.
– Ладно, давай теперь по порядку.
В мою хижину уже вваливались поднятые вестниками генералы. Тихонько садились у стеночки и слушали Конецинмайлу.
– Я сначала, как ты и велел, владыка, неприметно ситуацию изучал, – вещал Дитя Голода. – В Цинцунцанне тревожно было. Все шептались о набегах степных чичимеков. Кого-то разбили на далеком западе – я даже не знаю, как далеко. А потом до меня дошли вести о нашествии астеков на наши земли… После этого я решил открыться и заявить, что я твой посланник. Но… Но меня даже не допустили к их правителю – каконци. Я в то время уже свел знакомство с несколькими купцами из Закатулы, они мне и помогли обжиться в столице пурепеча. Торговцы с помощью своих связей свели меня с уандари всех купцов, вхожим во дворец. Тот сказал, что нужны дары. Купцы снова помогли мне. И я с дарами прошел к управителю одной из четвертей. Тот дары принял, меня выслушал. Но в итоге ничего не сказал, и встречу с каконци не организовал. А потом… А потом из Цинцунцанна вышли сразу два войска: тысяч по пять каждое, не меньше. И состояло оно почти из одних уакусеча и кенгариеча. Почти все знатные роды ушли в те походы: один на север, другой – на запад. И я понял, что теперь пурепеча точно нам не помогут. В столице войск почти не осталось.
Дитя Голода развел руками.
– Я написал послание, отправил его домой, на удачу. А потом и сам двинулся. В Горячих Землях пристроился к торговцам и двинулся вниз по Мезкале.
– Мне никакое послание не приходило, – заметил я.
– А я сейчас расскажу, – улыбнулся Дитя. – Когда мы плыли в сторону Излучного, на реке стояли несколько рыбацких лодок. Оказалось, не просто так стояли. Рыбаки те были из Черного Урочища, причем, те, что меня в лицо знали. Подплыли к каравану, заметили меня и сказали, что великий имачата Ицкагани приглашает меня к себе. Я удивился, но ситуация-то сложная. Может, вы здесь так договорились.
– Нет, – протянул я, подобравшись весь. – Мы так не договаривались. Продолжай.
– Далее рыбаки поступили еще страннее. Высадились на берег и потащили меня в Урочище горами, хотя, у них были лодки. Там Ицкагани меня встретил и объяснил, что послание получил он сам. Владыка, говорит, в горах прячется, найти его трудно, так что он не стал рисковать посланием и оставил его у себя.
Уже все генералы смотрели на меня удивленно. От Конецинмайлы не укрылись эти взоры, но он продолжил.
– Я настаивал, говорил, что мне очень важно встретиться с владыкой. Ицкагани держал меня у себя «в гостях» два дня. Потом все-таки согласился отвезти. И это тоже странно произошло: меня положили на дно лодки, укрыли тряпьем и корзинами и так везли почти до самого Крыла… Имачата объяснил это тем, что кругом враги…
– А я говорил! – влез в разговор Черный Хвост, который никогда до конца не доверял хозяину Черного Урочища. – Зря ты положился на Ицкагани. Я знаю, владыка, ты веришь, что заколдовал его. Но этот хитрый койот просто себе на уме. Выгадывает. Вот и решил, что с астеками ему выгоднее.
– Погоди! – скорчил я гримасу недовольства. – Он ведь Дитя довез. Доставил!
– Видимо, решил, что опасно еще открыто выступать. К тому же, уж прости, Конецинмайла, но ничего важного ты нам не привез… То, что пурепеча не придут – так, может, нам только хуже от этого знания… А письмо он зачем перехватил? Ведь он знает, как доставить его в горы!
– Письмо, это да, – кивнул я, качая головой. – Это, действительно, странно.
Так мы ни к чему и не пришли на том спонтанном совете. Доверять Ицкагани – это, конечно, был риск с моей стороны. Слишком много у нас в прошлом было проблем… Но именно это и делало его идеальным кандидатом на место двойного агента. Только ему и могли поверить астеки. Только этот имачата мог сдержать гнев завоевателей и организовать мирное «покорение» Четландии. Без лишних жертв.
Кто бы знал, что этот длинный день окажется столь богатым на гостей снизу!
– Владыка! – уже в темноте услышал я призыв стражи. – С низины привели гонца от Широкого Дуба. Вести к тебе? Или пусть до утра обождет!
– Веди, конечно! – вскочил я с циновки, на которой предавался ковырянию ран, ибо сон, как назло, не шел. – В большую хижину веди!
Посланник – уже знакомый гонец, который приходил в наш лагерь в третий раз – с поклоном протянул мне новую тряпицу (бумага, видимо, в Излучном совершенно кончилась). Письмо было непривычно коротким даже для Широкого Дуба.
«Астеки уходят. Что-то случилось на юге. В Излучном осталось только две сотни. Приходи, владыка».
Меня бросило в жар.
– Всех воинских советников ко мне! – крикнул я в темноту. – Быстро!
Всё равно генералы плелись мучительно долго. Или это я себя съедал в нетерпении? Вон, Аскуатла аж запыхался – так бежал. Едва командиры расселись, я передал тряпицу Теплому Ветру, как самому подкованному в искусстве разбирать буквы.
– Читай вслух! Это от Дуба.
Золотой начал медленно, мучительно прилепляя склады друг к другу. Но, уяснив главную идею, вдруг занервничал, начал путаться, пожирая короткий текст горящими глазами.
– При… Хо… Дивла… дыка! Да! – заорал он, одолев послание и уяснив его суть. – Надо выступать! Утром же!
– Погоди! – тормознул я Ветра; обернулся на остальных, увидел такие же глаза и рявкнул. – А ну, остыли все! Давайте думать.
– Да что тут думать… – завелся было Теплый Ветер, но получил сильный тычок от Желтого Лица.
– Жаль, непонятно, что «случилось на юге», – вздохнул Аскуатла. – Понять бы, насколько там у астеков серьезные проблемы…
– Пока будем пытаться узнать, можем потерять удобный момент, – встал на сторону «решительных» Брат Гнева.
– А удобный ли он? – заметил я. – Ведь главная наша надежда – пурепеча – все равно не придут. Мы с астеками один на один.
– Значит, одни справимся! – не унимался Теплый Ветер. – Если врага можно бить, его надо бить. Владыка, дай мне хотя бы золотых, я подниму Излучное – и мы выбьем астеков сами!
– А потом? – прищурился я. – Вернутся остальные с юга и?
– А мы не будем ждать! Раз уж что-то случилось на юге, значит, появились у нас союзники! Может, Закатула, может, толимеки – без разницы. Кучей бить всегда сподручнее, чем по одному.
– А, если проиграем?
И тут слов взял Черный Хвост.
– Значит, проиграем, владыка, – тихо сказал он. – У нас выбор невелик. Можем, остаться здесь и сгнить заживо. Мы уже гнием. А можем рискнуть. Кто знает, может, как раз сейчас самая выгодная ситуация сложилась? Вдруг объявился у астеков враг сильный!.. Но даже если нет, я всё равно считаю, что нам тут оставаться нельзя. Здесь в горах мы теряем державу.
Блин, как же он был прав. Я закусил губу. Не в моих правилах ставить все фишки на одно число. Очень не хочется этого делать, но, оставаясь здесь, мои люди скоро перегрызут друг друга.
И я кивнул.
– Выступим послезавтра. С утра занимаемся подготовкой отряда. Отберите всех хорошо обученных крестьян и носильщиков. Мастера пойдут частично, я лично отберу тех, кого нельзя брать в поход. На базе останется двадцатка белых, женщины, больные и самые полезные мастера. Проверьте оружие, снаряжение, подготовьте еду на три дня.
Командиры довольно кивнули.
– А ведь Черный Хвост днем всё правильно понял про Ицкагани, – неожиданно выдал в воздух Муравей.
– Ты о чем, Аскуатла?
– Да об Ицкагани я, – хмыкнул командир лучников. – Похоже, Левая Рука предал тебя, владыка.
Я молчал. Разрозненные детали начали складываться в моей голове в единую картину. Но Аскуатла и сам вслух всё отлично обрисовал.
– Письмо он утаил. Из него понял, что Конецинмайла скоро вернется. Послал своих людей вверх по реке, чтобы те перехватили его. Потом прятал у себя, провез его по реке под мешками и корзинами. Зачем это всё? Да, чтобы Дитя не попал в Излучное, не увидел, что астеков осталось крайне мало и не сообщил тебе об этом! А? Вроде и не навредил, а самое важное скрыл. Боится Ицкагани, что ты Излучное отобьешь!
– И верно, – выдохнул потрясенный Теплый Ветер. – Тем более, надо выступать, владыка! Сначала в Излучное, а потом и в Черное Урочище!
Я невольно улыбнулся.
– Погоди, дружище. Давай постепенно. Сначала мы выступим в Кривые Сосны.
Разговоры в тени – 1
– Да почему ты не знаешь-то? – Воронов Волос закатил глаза, еле сдерживаясь. – Это ведь Кривые Сосны?
– Конечно, чему тут еще быть, – улыбаясь, подтвердил крестьянин.
– Вот! Значит, здесь где-то начинается тропа к лагерю владыки. Видишь, я точно знаю!
– Какому еще лагерю? – деревенщина так старательно и так фальшиво изобразил недоумение, что Волосу захотелось треснуть его. – Ничего ни про какие лагеря не знаю.
– Ой, ну хватит уже! – медник пытал уже пятого или шестого крестьянина, и все уходили в отказ. – Я понимаю, что это тайна. Но я же свой. Я Каколотцонтла, сын Широкого Дуба. Я мастеровой Циль Наукаля. Меня там в горах каждый второй знает и подтвердит, что я свой. Ну, покажи дорогу! Это очень важно.
– Что ж, тебе твои начальники дорогу не указали? – прищурился кривососёнец.
– Значит, знаешь про лагерь! – вскинулся медник.
– Какой лагерь? – старательно изобразил недоумение крестьянин, и Волос понял, что всё запустилось по новому кругу.
– Послушай, ну, не успел я у отца узнать путь… Очень срочно всё случилось. Я важные сведения владыке несу…
– Кто это тут важные сведения владыке несет? – на тропе между узких лоскутов крестьянских полей стояла целая двадцатка лихих парней с меховыми хвостиками на головных уборах.
И каждого в руках было по мощному луку. Белое воинство!
– Я! – радостно закричал Воронов Волос. – Я несу! Пожалуйста, отведите меня в горы к владыке! У меня важные сведения…
– Ну, тогда тебе в горах делать нечего, – улыбнулся широколицый лучник. – Владыка скоро сам здесь будет.
– Как здесь? – опешил медник. – А почему?
– Мы идем Излучное отвоевывать! – радостно выкрикнул совсем молоденький белый и тут же получил подзатыльник от товарища.
– Значит, так, – остановил веселье командир. – Ты тут один?
– Один он, могучий воин! – влез в разговор крестьянин. – С раннего утречка приплыл на лодочке махонькой… И всё выпытывает у народа: где лагерь владыки? Где лагерь владыки? Но мы приказ помним: никто ему ничего не сказал.
– Ясно, – пресек двадцатник болтовню местного мужичка. – Значит, пока, парень, остаешься с нами. Придут командиры, мы о тебе доложим.
– Сюда придут? – всё еще растерянно спросил Воронов Волос. – То есть… То есть, вы, правда, хотите напасть на Излучное?
Белые многозначительно молчали.
– Послушайте… Это ошибка! Нельзя этого делать! Отведите меня к владыке! Сейчас же! – последние слова он уже кричал в отчаянии.
Двадцатник задумчиво жевал губу. Наконец, махнул стоявшим слева:
– Вы трое: берите этого парня и ведите его в горы. Вдруг и правда, что важное. Быть бдительными и глаз с него не спускать!
– Обижаешь, командир!
И они побежали в горы. Сначала мастеровому казалось, что они бегут слишком медленно, он всё хотел их поторопить. А через некоторое время уже мечтал перейти на шаг. Но белые, даже не сбив дыхание, продолжали бежать легкой трусцой. Приходилось хрипеть, сипеть, но подстраиваться под них.
Горы еще толком не начались, как в узкой лощине, им навстречу вышло войско. Длинная кишка воинов втянулась в узкую тропу, они шли тесно, где по двое, где по трое, но конца и краю этой змее, укрытой в панцирь щитов, видно не было.
Его конвоиры, наконец, перешли на шаг.
– По склону обойдем, – решили они, и четверка двинулась прямо по торчащим камням. Равнодушные воины провожали их ленивыми взглядами и двигались дальше. Среди черных двадцаток Воронов Волос заметил и своих знакомцев по Ка-Бэ.
– О, глядите! Какалотцонтла! Ты чего, от папки сбежал? – весело кричали те ему вслед, но суровые лучники вели его дальше.
Вскоре лощина кончилась, и они оказались на почти открытом покатом склоне. Здесь войско владыки шло толпой по всей ширине открытого пространства. Каждый спускался, как ему было удобно, обходил кустики или валуны, разбредался. В итоге вся эта толпа стягивалась к лощине, образовав там настоящую людскую запруду. Среди нее-то зоркие белые и заметили владыку.
Поразительно! Никаких паланкинов или тележек с тапирами. Сухая Рука шел пешком среди воинов. Он, конечно, не был загружен тяжеленным щитом и доспехами, но, как и все, нес за спиной заплечную корзину с припасами.
– Владыка! – заголосил медник, забыв обо всем. – Владыка! Прикажи остановиться! Нельзя! Нельзя!
Лучники, наконец, подскочили к своему подопечному и треснули его в три руки. Без злобы. Просто, чтобы не вопил, почем зря. Но владыка всё-таки услышал крики среди всеобщего гвалта. Обернулся на склон, увидел разведчиков с кем-то, которые старательно привлекали его внимание. Хуакумитла что-то сказал окружавшей его страже, те быстро организовали коридор и вывели его к разведчикам.
– Доброго дня, владыка! Мы в Кривых Соснах задержали этого парня. Говорит, что из Излучного и что у него что-то важное для тебя. Старшой велел привести.
– Правильно велел, – кивнул Хуакумитла. – А парень на самом деле из Излучного, я его знаю. Что у тебя есть важного?
– Владыка, – у медника слегка пересохло горло. – Правду говорят, что ты идешь на Излучное?
– Говорят? – улыбнувшись, хитро сощурился правитель. – Это кто же говорит?
Лучники потупились.
– Это Малой наш, – вздохнул один из белых. – Нечаянно ляпнул. Мы его отучим, владыка, не переживай!
– ОтучИте, – кивнул Хуакумитла; посмотрел на Волоса. – Ну, теперь-то уже чего скрывать: идем на Излучное! Мы получили сообщение от твоего отца, не переживай! И вот уже выступили.
– Какое послание… Какого отца… – растерянно бормотал мастеровой.
– Что значит, какого? – удивился владыка. – Ты ведь сын Широкого Дуба?
– Да…
– Вот! Отец твой уже сообщил нам, что почти все астеки ушли из Излучного. И сейчас идеальное время для нападения.
– Куда все ушли… – Воронов Волос выглядел всё более оглушенным.
– На юг, – машинально пояснил Сухая Рука, но его лицо уже окутала настороженность. – Так, парень, скажи-ка: что тут не так?
– Владыка, – медник глотал слезы ужаса, которые подкатывали к его глазам. – Никто не ушел… Вся тысяча астеков в Излучном. Все отряды, что бродили по Четландии, тоже в Излучном. Они все собрались в Аграбе, укрепляют ее… Я сбежал…
– Из дому? От отца?
– Нет… Не от отца, – слова давались Волосу всё тяжелее. – Всех мастеров, что остались в Излучном, пять дней назад пленили. И многих других, кого сочли верным тебе, владыка. Сказали, что нас поведут в далекий город Теночтитлан. Люди шептались, что нас принесут в жертву их злобным богам. А наша кровь даст им новые силы… Вот… Вот я и сбежал… А отца… отца в плен не брали…
Волос ясно видел, как Хуакумитла всё понял. Как почернели его еще недавно смеющие глаза. Но то, что Сухая Рука сделал дальше, никто не ожидал. Он вытянул здоровую руку, притянул парня к себе и крепко обнял.
– Бедняга… – только и прошептал он.
А юноша, который узнал, что его родной отец предал всех, предал собственного сына, предал своего повелителя, предал сотни воинов, собиравшихся умирать за свободу своей родины – юноша в голос разрыдался прямо на груди владыки.
