Kitobni o'qish: «Целитель-10», sahifa 2
Правда, порой на Сашу находило, и тогда в упорстве и настойчивости он мог превзойти и папу, и даже маму. Вот, как вчера.
В знойном Багдаде Искандер ибн Джирджир ни в чем не знал отказа, но такого яства, как баранки, у арабов не водилось. Стоило же Марине прикупить «бубликов», как Ершов-младший тут же уяснил, в чем смысл жизни. За вечер он сгрыз все баранки, и сидел скучный, в сотый раз затягивая:
– Да-ай бубу!
А Марина в сотый раз отвечала, что нету, кончились, ты всё съел, мелкий жрун, но утром мама купит целую связку «бубликов»…
Искандер горестно кивал, понурясь. Вздыхал, и твердил, как пароль:
– Понимаю, понимаю… Да-ай бубу!
Так, под душераздирающие вздохи, и заснул. С мечтой о баранке.
В субботу садик не работал, а единственная бабушка Долорес, прописанная в Ленинграде, никак не могла оторваться от переводов Федерико Гарсиа Лорки, чтобы заняться, наконец, истинным призванием всех советских бабушек – тетешкать любимых внучат.
Но «Росита» нашла выход, обратившись к родственницам не по крови, а по духу. Рита с Настей с удовольствием взялись воспитывать малыша. Шурик, он же «херувимчик», он же «мелочь пузатая», он же «попа самоходная» (в зависимости от настроения), с удовольствием дозволял себя укладывать спать, кормить и выводить гулять – «Лите» и «Насе» он доверял…
* * *
По выходным в секретном «ящике» не стыла тишина. Конечно, мало кто являлся в субботнюю рань, но часам к десяти половину сотрудников легко было найти на рабочих местах. В аналитическом отделе, в техническом, у программистов или у эксплуатационников… Да везде! И лишь в лаборатории локальных перемещений, вокруг которой всё и вертелось, стыла тишина.
Миша выехал в командировку. У него там, в Минске, научный конгресс…
Марина набрала код, и открыла дверь. В гулкой тишине высился ускоритель тахионов. Ершова кивнула своим мыслям: и впрямь, похоже на космический корабль. Вот-вот решетчатые стойки раздвинутся, отроется люк на крыше, и загрохочут двигатели на старте…
Женщина вздохнула. Странная эта жизнь…
Почему-то нельзя быть вместе с человеком, которого любишь. Вечно какие-то преграды, препоны, предрассудки… И ты поступаешь единственно верным образом – никакой аморалки, а счастья нет…
Гулкие шаги в коридоре сбили настрой. Марина выглянула – и воскликнула удивленно:
– Игорь Елисеич? Вот это да! Вы опять к нам?
– Опять! – посмеиваясь, развел руки Синицын. – Поверите ли, даже малость заностальгировал по здешним местам! Я сюда автобусом, из Одессы, вчера только приехал. Кстати, будет время – забегайте! Адрес вы знаете.
– Опять на Мичурина?
– Снова, Мариночка, снова! И Вальцев там, и Славин, майор уже, и Славина… – Синицын задорно подмигнул.
– Наташка? – ахнула Ершова, захлопав в ладоши. – Вот молодцы! Обязательно зайду. – Внимательно посмотрев на Игоря Елисеевича, она встревожилась: – Что-то случилось?
Ее визави закряхтел.
– Да как вам сказать… – промямлил он. – В общем, я тут как бы замещаю Бориса Семеновича, а сам он… М-м… У него секретное задание, Марина. Об этом в новостях не сообщали еще… Польские боевики похитили Машерова. А с ним еще несколько человек. Прикрепленного и ученых…
– Миша… – побледнела Марина.
– Да, – признал Синицын, отворачиваясь, словно стыдясь собственного благополучия. – Вы только не волнуйтесь, Мариночка, их ищут! И обязательно найдут! В Польше работают «Царевичи», и Рустам с Умаром – вся наша «великолепная пятерка»! Простите, – он смущенно прижал пятерню к груди, – не хотел вам рассказывать о захвате, но тогда… вышло бы нечестно!
– Всё нормально, Игорь Елисеевич, – женские губы дернулись, складываясь в искусственную улыбку. – Переживать за мужчин – извечный женский удел. И спасибо, что не скрыли ничего!
Неловко поклонившись, гость удалился, а Марина поспешила в первый отдел. Привалов где-то бегал, но «Коминтерн-2» работал – таращил экран монитора.
Присев, женщина опустила пальцы на клавиатуру, и набрала электронный адрес Рехевама Алона. Письмо получилось коротким, как сигнал SOS:
«Рабби!
Поляки похитили Миху вместе с генсеком Машеровым. Наши ищут его, но мне будет спокойнее, если и вы подключитесь к поискам. Тем более что я знаю, кто из похищенных важнее для вас.
Росита»
Глава 3
Суббота, 19 апреля. Утро
Польша, Августовская пуща
Проснулся я затемно – сложновато почивать в позе эмбриона. А иначе не согреешься. Пар изо рта не шел, но стылая сырость, как в глубоком погребе, донимала.
Скинув с себя заплесневелое одеяло, я сел и отер ладонями лицо. Горячим толчком вспомнилось вчерашнее, и губы повело в злую улыбку.
«Мне отмщение, и аз воздам. Так воздам, что мало не покажется!»
Мелькнула мысль, что свой житейский долг я выполнил и перевыполнил. Старинное научение отдает наивом даже без купюр: «Мужчина должен построить дом, вырастить сына, посадить дерево и убить врага». Ну, недвижимости у меня хватает, да и саженцев на субботниках повтыкал изрядно… Сын растет, хоть и нечаянный. А уж вражья я схоронил… Целое кладбище.
Хотя вчерашние двое, помноженные на ноль, все же не справедливый размен – за смерть хорошего человека, вроде егеря в Вискулях, надо выпиливать десятки негодяев. Чтобы всё было по-честному.
«Ничего, выпилим», – подумалось мне.
О том, что я обрел некогда утерянное оружие, незримое, но весьма действенное, никому не догадаться. А подсказок не будет.
Пускай чешут маковки, гадая, куда это запропали губастый с дрисливым! Неизвестность пугает сильнее явной опасности.
Поприседав, я отжался раз тридцать, лишь бы согреться, и подумал, что мои тренировки вполне могли растормозить подкорку – и вернуть навык сверхскорости. В самом деле, «пустая рука» развивает быструю силу и реакцию, мышцы со связками делаются крепче…
Моя ситуация смахивает на восстановление человека, обездвиженного инсультом. Будешь упорно заниматься – встанешь и пойдешь!
– Эй! – раздался грубый голос, и зажегся фонарь, обжигая светом. – Три шага назад!
Моргая и морщась, я исполнил приказ. Грюкнул засов, и в камеру просунулся дюжий боевик. Мрачно глянув на меня, он выставил бутылку минералки и пакет хлебцев.
– Жри! – буркнул он.
Напарник, переминавшийся в коридоре, опустил автомат, выпуская «кухаря».
– Дзекую, – вежливо поблагодарил я.
Автоматчик пристально глянул на меня, и отвел глаза. Брякнул засов.
«Интереснейшее племя – ляхи, – размышлял я, хрустя хлебцем, – лилипуты с самомнением великанов. И уроки не учат! Сколько раз чванливая шляхта с имперскими замашками выводила из себя соседей? Трижды делили Польшу, а пшеки никак не уймутся! Какой-то у них комплекс национальной неполноценности… «Польска од можа до можа»! Да не просто от Балтийского до Черного, а и до Адриатики, чтоб и Румынию хапнуть, и Югославию с Чехословакией! И Белоруссию им подай, и Прибалтику, и даже Финляндию. А не сбылось, не стала Варшава столицей великой державы – и страдает «Гиена Европы», мается неуемной гордыней…»
Позавтракав, я ополовинил бутылку нарзана. В сознании бродили яркие воспоминания о жареных колбасках… Но облизываться позже будем.
Бледно-розовый луч зари высветил свод коридора, и тут же, словно дождавшись сигнала о восходе солнца, послышались торопливые шаги.
Томаш Платек пришатнулся к решетке, расплываясь в откровенно людоедской улыбке. В руке он сжимал АКМ, еще один автомат висел за спиной. Да пара «рожков» за поясом…
Что-то грядет?
– Миха! – торопливо заговорил Томек, оглядываясь. – Катер показался, с «гостями»! Я их встречу салютом! – он качнул «калашом». – Станет очень шумно…
– …И мы, в суматохе… – я жестом изобразил зигзаг.
– Да! – выдохнул поляк. – Больше ничем не помогу!
– Дзекую! – ухмыльнулся я. – Удачи!
Мы крепко пожали руки через решетку, и Платек широко пошагал вон.
«Надо закругляться. Погостили, и будя…» – мелькнуло в голове.
Минуты не прошло, как боевики забегали, наводя суету. Пропыхтел вразвалочку давешний «кухарь», закидывая «Калашников» на жирное плечо. Гомон голосов наплывал снаружи волнами, и вот на них наложился рокот мощного мотора.
«Пора!»
Я резво вынул прут, бочком выскальзывая в коридор. Пробежался на носочках, сдергивая засовы – и слыша, как радостно голосят наверху.
– Ромуальдыч! – окликнул тихонько. – Федорыч!
– Етта… Строимся! Хе-хе…
Первыми в дверцу просунулись Корнеев с Кивриным, помятые и растрепанные. Следом, кряхтя, вылез Вайткус с «калашом», болтавшимся на шее.
– Что за шум, а драки нет? – вытолкнул он, кивая на выход.
– Щас будет, – по моим губам зазмеилась нехорошая улыбка.
Показался осунувшийся Машеров, за ним маячил Чесноков со «Стечкиным» в опущенной руке.
– Подвел я вас, ребята… – заохал генсек.
– Не говорите ерунды, Петр Миронович, – неожиданно высказался Киврин. Володька хотел развить тему, но ему помешали – по ступенькам, пригибая голову, ссыпался Малютка Гжесь.
– Не стрелять! – выдохнул я, бросаясь навстречу старшаку.
Командир мобгруппы, оживленный, весь на позитиве, не сразу сообразил, что происходит. Лишь долю секунды спустя до него дошло – морда покраснела, кривясь от напряга и гнева, толстые пальцы суматошно лапали кобуру, но я уже был рядом, с разгона всекая кулак в солнечное сплетение.
Вислое брюхо не ослабило удар – жировые складки с кишками сотряслись, плющась и лопаясь, и я тут же саданул по печени, уже не кулаком, а сводя пальцы в «остриё копья».
Плотная ткань комбеза и трепещущая кожа разлезлись, как сырые промокашки. Содрогаясь от гадливости, я выдернул ладонь из красно-сизого месива, а Гжегож сполз по стене и завалился набок, мерзко чвакая развороченным нутром.
– Готов! – выдохнул майор.
До чего ж не хотелось демонстрировать свои умения, если бы только кто-нибудь знал! Ну, а как еще?
– Здоровски! – слабо выдохнул Корнеев, и сглотнул, бледнея впрозелень.
Ромуальдыч с Федорычем, не сговариваясь, вытянули большие пальцы: люкс!
– Да ну вас, – буркнул я, кривясь. Кое-как обтер руку, и, не сдерживая злости, выдернул «калаш», придавленный грузной тушей.
Снаружи радостно взревели – и тут же затарахтел автомат.
«Время, время!»
Я стартовал по лестнице вверх, и замер, вжимаясь в холодную кирпичную стену. Картина маслом.
У дощатого причала покачивался большой белый катер. На мостках растянулся мужичок в костюме, простроченный короткой очередью, а по берегу метались обе стороны, принимающая и прибывающая, в одинаковом камуфляже.
Томаш напомнил мне Шварценеггера в фильме «Командо» – он шагал спокойно и невозмутимо, в полный рост, стреляя с обеих рук. АКМ злобно тряслись, распуская веера пуль, а Платек лишь ловко менял магазины. Щелк! – пустой долой. Щелк! – полный на место.
– Етта… Бьем по флангам!
Я метнулся к валуну, затянутому мхом, и открыл огонь по левому краю. Трое упало, но пули нашли лишь одного, а парочка залегла, отстреливаясь.
Ромуальдыч бил справа, гвоздя неприятеля экономными очередями. Злобно рявкал «Стечкин», минусуя автоматчиков. Корнеев, пластаясь, едва не падая в наклоне, добежал до ближайшего мертвяка. Отнял у того «калаш», и пальнул одиночным. Замешкался, но допёр-таки, перевел с «ОД» на «АВ» – и застрочил, скалясь от напряга.
Боевики метались недолго. Разобравшись, что в тылу – бывшие заложники, они перенесли огонь на нас, паля из доброго десятка стволов.
Я скорчился за валуном, сильно щурясь – пули щелкали по камню, и отлетали рикошетом с противным зуденьем, а выбитые крошки гранита чиркали, как мелкие осколки. Окриветь – нечего делать…
Пластаясь, я выглянул, касаясь щекой песка – и очень удивился. В суматохе перестрелки никто не смотрел за спину, в сторону озера. А там творились странные дела – из камышовых зарослей, из проток, разрубавших перешеек, вылетали надувные «Зодиаки», глиссируя на мелкой волне, и с ходу выбрасывались на узкий пляжик.
Бойцы в темно-синей форме и в касках с прозрачными забралами лихо спрыгивали на песок, тут же пуская в ход пистолет-пулеметы «РАК».
– Зомоле! – проверещал кто-то.
– Сдаемся! Поддавач ще!
Бесполезно – высадившиеся патронов не жалели.
– Бросить оружие! – зарявкал мегафон, бряцая жестяным призвуком. – Работает ЗОМО!
«Бьющий отряд партии», грюкая черными ботинками-скутерами, живо разбежался по острову. Отыскав выживших боевиков, их тут же прикончили, а десяток «зомовцев» окружил нас.
Честно говоря, очередная перемена в житии не шокировала, принеся не облегчение, а опустошенность.
Томаш с достоинством швырнул в траву оба «калаша», я добавил свой. Сверху звякнул автомат Ромуальдыча. Витёк очень не хотел расставаться с убойной игрушкой, однако пришлось разоружиться и ему.
Расслабленной походкой приблизился офицер – длинный как жердь, с лицом, посеченным шрамами, – и небрежно отдал честь.
– Поручик Вихура! Кто есть пан Машеров?
Петр Миронович вышел из строя, с подозрением взглядывая на поручика.
– Добже! – хищно оскалился тот. – Кто есть ваши товажеш… товарищи?
– Это – ученые, – генсек неловко повел рукой в мою сторону – Вайткус и Корнеев с Кивриным кучковались у меня за спиной. – А это, – он всем корпусом развернулся к Чеснокову и Платеку, – мои люди, водитель и переводчик.
Томаш, получив новое «назначение», удержал на лице бесстрастную мину.
– Добже! – Вихура махнул рукой на катер. – Пшеходичь… Проходим на палубу!
Десятью минутами позже за кормой белого кораблика, слегка покоцанного пулями, вспух бурун. Островок с тевтонскими руинами, измаранными в крови бойцов Малютки Гжеся, отдалялся во времени и пространстве, над озерным краем распахивалось лазурное небо, а вот опаска всё никак не пропадала, не замещалась тихой радостью.
Я покосился на Вайткуса. Ромуальдыч перехватил мой взгляд, нахмурился и покачал головой – он тоже уловил фальшь.
И мне стало чуток полегче.
Там же, позже
Отряд Рахимова высадили у Сейны, а еще четыре вертолета группы «А» кружили над Августовской пущей – следы похищенных вели к заповедным дебрям. Вычислить банду Малютки Гжеся оказалось самым простым, а вот разыскать их в краю озер, болот и лесов… Та еще задачка.
Помогли умники из Голицыно-2. На снимках со спутника они разглядели тот самый «Ми-8», садившийся на крохотный островок, отмеченный разве что руинами тевтонской крепости.
Переброска по воздуху отпадала, слишком шумно, а спецназ должен появляться незамеченным, иначе сомнут числом. Приданный отряду Дудусь Колицкий, вдумчивый здоровяк из польской СБ, раздобыл три «каюка» – рыбацкие лодки с мотором, и прозвучала команда: «Выдвигаемся!»
Моторок на здешних водах – масса, к ним привыкли и не замечают. Мало ли кому вздумалось рыбку потягать? Тем более, на выходных…
В узком проливе между озер каюки заглушили движки, качаясь в дрейфе. Вода в борт толкалась черно-зеленая, с ошметками ряски.
– Иван Второй и ты, Дудусь, на разведку, – распорядился Рустам. – Малым ходом. В контакт не вступать, даже если пошлют далеко.
– Понял, – серьезно кивнул «царевич».
– Давай… На связи.
Моторка негромко зарокотала, острым носом раздвигая тростники. Шум быстро стих, мешаясь с шелестом камышей и птичьим распевом, а десятью минутами позже пискнула рация.
– Третий – Первому. Ждем. Можно полным ходом.
– Принято, – буркнул Рахимов, морщась.
Видать, никого. Опоздали, упустили…
Действительность удивила бывалого спецназовца. Весь остров был завален трупами. Причем, вместе с боевиками, лежащими вповалку, попадались рядовые ЗОМО.
– Так не бывает! – выпалил обычно сдержанный Дудусь, энергично помогая языку руками. – Трупаки свежие, бой случился часа три назад. Если на группу Малютки вышел отряд ЗОМО, то почему не забрали убитых товарищей? А документы их где? Зато – вот! – он протянул большой картонный ящик из-под макарон. – Паспорта Машерова, Гарина, Киврина… и еще кого-то из захваченных. Они были здесь!
– Та-ак… – подобрался Умар, зорко вглядываясь в следы недавней заварушки. – А этот… Малютка?
– Убит. Правда, как-то странно – ему печенку, будто кайлом пробило. И Рулевский тут…
– Яхши, – кивнул Рустам. – Вызывай местного коменданта ЗОМО! Если они сняли наших – отлично. Но… – он задумчиво покусал губу. – Меня терзают смутные сомненья… Вань, видел последние серии «Рожденной революцией»?
– А-а… – затянул Иван Первый. – «Оборотни»?
– Да! – с силой выдохнул Рахимов. – Ну, не настоящие это «зомовцы», нутром чую! Значит, что?..
– Будем искать! – хищно оскалился Юсупов.
Тот же день, позже
Варшава, улица Маршалковская
Елена фон Ливен прошлась немного, копируя упругую походку пани Зарембской, и обернулась. Она никогда раньше не бывала в Варшаве, но главная улица польской столицы казалась ей удивительно знакомой, виденной то ли в Берлине, то ли в Москве. А вон и сталинская высотка маячит в перспективе – Дворец культуры и науки!
Да и прохожие ничем особым не отличались от нарядных толп, гуляющих по Карл-Либкнехт-штрассе или вдоль Пешков-стрит, как «центровая» молодежь обозвала улицу Горького.
Поправляя кончиками пальцев модный «сэссун», фон Ливен направилась к явочной квартире. Можно было говорить даже о явочном подъезде – люди Леха Валенсы, профсоюзного радикала, а заодно и агента Службы безопасности (оперативный псевдоним «Болек»), занимали всю жилплощадь.
Елена поднялась на третий этаж, к Юзефу Шавелло. Оригинальный был человек. В Америке профбоссы давно спелись с мафиози, вот и Шавелло играл в Польше этакого дона – совал взятки, кому надо, устраивал «силовые акции» – избиения неугодных или чего похуже, да и рэкетом не гнушался.
Великий комбинатор, Юзек по локоть запускал руки в кассы взаимопомощи; злотых он нагреб миллионы, но разве жадность знает меру?
Накачанному Польдеку фон Ливен кивнула с холодной надменностью записной стервы, хотя в душе и затеплилась радость – охранника она узнала влёт. Да-а, выжали Зарембскую изрядно. Полячка выболтала под гипнозом мельчайшие детали, а портреты действующих лиц хоть на выставке вешай – не фотороботы, а шедевры графики.
Вот и «нехорошая квартира» узнаваема – двери настежь, сизая пелена табачного дыма стелется под потолком, из комнат накатывают громкие голоса и перекрестный стрекот пишущих машинок – Эльжбета с Ольгицей обмолачивают протоколы.
Елена храбро зацокала по немытому полу прихожей. Да и чего бояться? Польский она знает, хоть и говорит с акцентом. Так ведь и у Зарембской выговор не идеальный – родилась и выросла в Лондоне. Папочка ее служил в Армии Крайовой – охотился на бежавших в леса пленных красноармейцев, а заодно истреблял партизан и евреев…
Из гостиной, отдуваясь и щелкая подтяжками, вынырнул Шавелло, огромный розовый кабан.
– О, пани Ирена! – зажурчал он, медоточиво улыбаясь. – Вы здесь! А то слух прошел, будто бы… Ну, вы понимаете!
– Привет, Юзек, – полные губы фон Ливен скривились в брюзгливой гримаске. – Я, как Ленин, живее всех живых! Ты мне лучше скажи, какая сволочь додумалась похищать Машерова? Я еле прорвалась через границу! Полдня плюхала по болоту в холодной грязи!
– Это всё Гвязда! – пылко поклялся Юзеф.
– Анджей? – бровки Елены недоверчиво вскинулись. – Этот болтунишка?
– Так не сам же! – хихикнул «дон Юзек». – Он Малютку Гжеся послал! – Шавелло оглянулся на гостиную, откуда валил сигаретный дым, и увлек «пани Ирену» в кабинет. Плотно прикрыл за собой дверь, и заговорил вполголоса: – Буквально пять минут назад звонили. Вся группа Гжегожа уничтожена! Полностью!
Фон Ливен изобразила вздрогнувшую панночку.
– Спецназ КГБ?
– В том-то и дело, что нет! Нам перебежали дорогу! Францишека Вихуру помнишь?
– Это… – задумалась Елена, вспоминая. – Который из ЗОМО переметнулся?
– Он! – кивнул Юзеф, как клюнул. – Франек всю свою группу вырядил в зомовскую форму, перебил бойцов Гжеся, да и скрылся вместе с заложниками! Еще и Рулевского прикончил – у того, надо полагать, свои были виды на генсека… Гвязда истерит, как ненормальный – такая возможность была поторговаться с русскими!
– Ну-ка, сядь, – властно молвила фон Ливен.
Шавелло медленно присел на край стула.
– Ч-что?
В испуг «великого комбинатора» девушка не поверила. Наклонясь, так, чтобы мужчине открывались потаенные глубины декольте, она резко выговорила:
– К черту политику, Юзек! И к черту всех наших начальничков! Оппозиции конец, скоро их всех переловят или перебьют, а меня, уж ты извини, тюряга или могилка не манят. Валить надо, пока Польша не сгинела! И валить не с голым задом!
– Ну, твой зад… – мечтательно закатил глаза Шавелло. – Да еще голый…
– Заткнись! – холодно бросила Елена. – И слушай. Франека надо найти – и самим сторговаться с русскими! К дьяволу «Свободу и солидарность»! Никаких уступок и послаблений! Только деньги! Пусть заплатят за Машерова, и… кто там еще с ним? За всех разом! Понял? Вник?
– Понял, – булькнул Юзеф, – вник, – и выпалил: – Фифти-фифти! Пятьдесят на пятьдесят! Идет, партнерша?
Фон Ливен усмехнулась, глядя в глаза пройдохе – у того зрачки блестели, будто колесики игрового автомата. Вот-вот прокрутятся и звякнут – бинго!
– Идет, партнер!
Тот же день, позже
Гданьск, улица Виленьская
Перелет с массой пересадок утомил изрядно – Ариэль Кахлон отер лицо и со смущением подумал, что рад сидеть рядом с водителем, а не за рулем. Он покосился на Гилана Пеледа, уверенно крутившего баранку «Полонеза». Выспался тот, что ли?
«Получается, мне одному не везет? – уныло подумал Ариэль. – Заснуть в самолете – проблема!»
А Ливлат с Ювалем, похоже, дремлют на заднем сиденье…
Ари глянул в зеркальце, и снова устыдился – товарищи вдумчиво чистили оружие.
– А он точно здесь? – заинтересовался Гилан, сворачивая на Виленьскую. – Тут его дом или что?
– Или что, – дернул губами Кахлон. – «Независимые» профсоюзы запретили, вот он и прячется. Помнишь, нас в венском аэропорту к телефону звали? Это рабби дозвонился, адрес передал!
– А как еще? – буркнул Юваль Регев, любовно протирая ствол. – Тут не то, что день, каждый час на счету!
– Вижу дом! – отрывисто сказал Пелед.
Тормозить он даже и не думал – обогнав кургузую «Нысу», проехал метров сто, и припарковался.
– Юваль, – вытолкнул Ари, – вы с Ливлатом заходите со стороны сада. Там должен быть свой вход.
– Понял.
Регев вылез, поправляя куртку, и зашагал неспешной, развалистой походкой. Ливлат аккуратно хлопнул дверцей, потянулся, как следует, и двинулся за Ювалем.
– Выдвигаемся, – бросил Кахлон.
Покинув машину, он машинально провел рукою по боку – не выделяется ли пистолет? Нормально… Плоское орудие убийства лишь под смокингом станет заметным.
Гилан догнал командира группы, отставая на шаг.
– С посторонними как? – негромко спросил он.
– Свидетели нам ни к чему, – безмятежно ответил Ариэль, подставляя лицо солнцу.
– Понял. Разговаривать будешь ты?
– Угу… Мой дед из варшавского гетто.
«Посторонний» нарисовался за стеклянными дверьми веранды – дородный мужик скрипел хрупким креслом-качалкой. Шевельнув пшеничными усами, он демонстративно уложил на колени ружье-двухстволку, и невнятно пробасил, пряча щербатые зубы:
– Пан Гвязда занят! Приходите завтра.
– Нам некогда, – спокойно ответил Кахлон.
Пелед отшагнул, вскидывая «Вальтер» с накрученным глушаком. Выстрел хлопнул, и пуля вколотилась в голову с рыжеватым венчиком волос вокруг блестящей плеши.
Не доглядев чужую смерть, Ариэль вошел в дом, распуская «молнию» на куртке.
В комнатах было натоплено, и веяло горьким запахом углей.
Хозяин обнаружился в кабинете. Анджей Гвязда сидел за столом, заваленным папками, исписанными бумагами, сложенными газетами и парой мятых журналов «Poprostu».
Помятый, в несвежей рубашке, профсоюзник мрачно шевелил клочковатой бородой.
– Я же сказал, что не принимаю! – раздраженно выговорил он, вскидывая голову.
«Беретта» с глушителем глянула ему в глаза круглым черным дулом.
– Ты приказал похитить генсека Машерова, – спокойно, даже чуть рассеянно молвил Кахлон, упершись в мишень холодным взглядом.
– Это не я! – просипел Гвязда, откидываясь в кресле. – Это не я, панове! – заюлил он. – Вы же понимаете, решение вырабатывалось коллегиально, и…
– Нам это не интересно, – оборвал его Ари. – Где Машеров и все остальные сейчас?
– Я не знаю… – заскулил профбосс, вжимаясь в резную спинку. – Да правда! – взвыл он. – Да, да, я приказал! А захватила русских боевая группа Гжеся Брыльского! Но его убили! Сегодня! И всю группу положили!
– Кто?
– Францишек Вихура! – выпалил Гвязда, водя дрожащими руками по столешнице и разгребая бумаги, будто выплывая. – Вихура своих парней переодел в форму ЗОМО! Представляете?! Да, панове, он такой, на всё способен! Курва маць! С ним человек двадцать или больше! Их видели в Августове – они садились в милицейские фургоны «Стар-200». Да! Да! – задыхался он, глядя моляще и отчаянно. – Мне звонили минут десять назад – вихуровцы засветились в Элке. Похоже, двигаются по дороге в Мронгово… Это всё, что я знаю, поверьте!
– Верю, – вымолвил Кахлон, и нажал на спуск.
