Kitobni o'qish: «Белые клавиши»

© Валерия Кондратьева, 2019

* * *

Бог, не суди!

Ты не был женщиной на земле!

Марина Цветаева

Глава 1

Наденька Майская жила со своей семьей в Москве, в районе Красной Пресни в небольшом двухэтажном доме, очень старом и ветхом. Дом имел собственный выходящий во двор палисадник, огороженный резным деревянным заборчиком. Какие только цветы не росли там весной и летом! И благородные пышные, похожие на пачку балерины, пионы, колокольчики, васильки, маргаритки, сладкие, всегда привлекающие ос и пчел левкои и высокие, стройные, как свечки, люпинусы. Очень нравились Наде и ромашки, головки которых были белого, розового, сиреневого и даже голубого цвета. Это были садовые ромашки, а не те, что растут в лесу, размером они были гораздо больше тех, лесных. Осенью Надю радовали заросли из кустов золотых шаров, что росли по краю забора. Они напоминали маленькие солнышки, и, глядя на них, лицо девочки сразу расплывалось в улыбке.

Наде было всего-то шесть лет, но она уже умела понимать и ценить красоту. Названия цветов она запоминала с трудом, но старалась и даже записывала их печатными буквами, которым недавно научила ее мать. Вот, например, название цветка лилии она запомнила сразу, этот цветок ее просто завораживал! Лилии были такие грациозные, стройные и роскошные в своем цветении! Цветок лилии напоминал ей корону сказочной принцессы, которую так хотелось примерить на голову. А как вкусно лилии пахли! Правда, если к ним подойти близко и слегка наклониться, чтобы понюхать, можно было испачкать лицо, особенно нос. Мама много раз напоминала Наде об этом. На лице оставались темно-красные разводы от тычинок в сердцевине цветка, которые потом плохо смывались водой.

За цветами ухаживали женщины, живущие в их доме. Они поливали их, подрезали, удобряли и строго следили за тем, чтобы никто не срывал. Приходилось любоваться их красотой издали.

На дворе стоял месяц июнь. А для цветения каждого цветка должно прийти свое время. Пока время лилий и также сильно любимых Надей флоксов пока не пришло, и девочка с замиранием сердца следила, как овальные головки каждый день набирают силу, увеличиваясь в объеме. Так интересно было за этим наблюдать!

Время цветения лилий – июль и август, но Надя умела ждать, лето пробегало так быстро!

Еще Надежда очень любила невзрачные на первый взгляд маленькие кустики с синенькими цветочками-туфельками. Она часто стояла около них и наблюдала за тем, как внутрь туфельки залетала оса, а потом никак не могла оттуда выбраться. Оса еле помещалась в узкой части носочка туфельки, но все-таки, напившись сладкого нектара, вылезала наружу. Наде почему-то казалось это очень смешным! Правда, синенькие туфельки совсем не имели запаха, но Надя частенько просто стояла около цветов и представляла себе, что именно такую туфельку, только хрустальную, потеряла Золушка на балу во дворце короля. Девочка была ужасной выдумщицей и обожала, когда ей на ночь читали книги.

Книжек в доме была уйма! Ведь мать Наденьки, Ольга Павловна, работала в ближайшей московской школе учителем русского языка и литературы. Она знала столько интересного! Ольга разыскивала в своей школьной библиотеке много познавательных книг для дочери, и вечерами все члены семьи по очереди читали Наде их вслух.

Отец Надежды – Иван Иванович Майский работал мастером-сборщиком на московском заводе «Компрессор», он очень поздно приходил с работы, и отца Надя видела только по вечерам перед сном. Но зато девочка много общалась с ним по воскресеньям, когда вся семья выходила гулять.

Прошлой зимой, под Новый год, мама родила братика, и вся семья с коляской часто ходила гулять в зоопарк, расположенный неподалеку. Иногда маленького Олежку оставляли с бабушкой Анастасией Петровной, но чаще коляску с малышом с гордым видом вез отец. Это было волшебное время! Надя с родителями стояла около клетки с каким-нибудь зверем и кормила его хлебом. Все весело хохотали! Потом девочку сажали в тележку-таратайку, запряженную маленькой лошадкой, которая возила детей по кругу, и Надя махала рукой родителям на каждом повороте. Это были часы счастья, единения всей семьи, и Наденька считала дни до следующего воскресенья, когда она опять отправится гулять с мамой и папой в зоопарк.

Лето – волшебное время! Гудение пчел и шмелей слышно было повсюду, не говоря про щебет птиц. Эти птичьи трели слышны были повсюду и придавали радостное настроение людям, всякий раз напоминая, что пришло долгожданное лето!

Теперь, когда наступило лето, коляска с Олегом частенько стояла около подъезда, а на лавочке рядом с ней сидела либо бабушка, либо мама, когда была свободна. Босыми ножками Надя бежала на детскую площадку, расположенную поблизости. Она садилась на узкую дощечку качелей, вцеплялась своими тонкими ручонками в поручни качелей и начинала раскачиваться. Надя так высоко взлетала вверх, что, видя голубое небо над головой, кричала от радости. Суставы качелей почти выворачивались от таких движений, и мама, видя эти рисковые упражнения дочери, грозила пальцем и кричала ей в открытое окно:

– Надя, остановись! Не надо так сильно раскачиваться, можешь упасть! Осторожно!

– Хорошо, мамочка! Не беспокойся!

Затем Надя бежала поливать цветы из своей маленькой леечки, она так хотела, чтобы они побыстрее выросли! Потом, правда, ноги были мокрые, приходилось сушить на солнце измоченные сандалики, но зато цветочки росли лучше и быстрее распускались. Погода стояла жаркая. Повсюду окна в домах были открыты настежь и оттуда доносились разнообразные звуки: голоса хозяев, шум включенных радиоприемников и даже игра на пианино.

Уже повсюду цвела сирень. Ее пышные сиреневые, белые, и даже темно-темно-сиреневые гроздья разносили свой ароматный запах по всей улице. Около входа в подъезд дома росло большое дерево душистой черемухи. Она была настолько высокая, что Наде казалось, будто ветки дерева дотягиваются до неба.

Вся дорожка перед входом в подъезд, трава, кустики, растущие рядом, покрывались белой пеленой, когда черемуха начинала осыпаться. А уж если поднимался сильный ветер, белые цветочки-пушинки черемухи разлетались по воздуху, будто первые снежинки зимой.

Вскоре начинал отцветать тополь. Его белый пух, скатывающийся на дорожках в белые кучки, становился похожим на сахарную сладкую вату, что покупали Наде в зоопарке. Пух залетал в открытые двери подъезда и лежал там большими сугробами на полу. Дворникам прибавлялось работы. Также пух любил залетать в открытые окна и летать по комнатам. Всем приходилось натягивать на окна сетки, вырезанные из тюля. Бабушка Настя всегда ворчала при виде летящего тополиного пуха и покрывала коляску с маленьким Олежкой куском белой марли.

Ольга вышла на работу уже через три месяца после рождения сына: расходы с рождением малыша сильно увеличились, ей приходилось очень много работать. И в школе вести уроки, и дома сидеть за столом у окна и проверять тетради учеников. А их было великое множество! Ольга сутулилась, вечно замерзала, так как из окна постоянно дуло. Иван нередко накидывал на ее плечи связанную Анастасией Петровной шаль из ровницы, которая немного согревала.

Сейчас уроки в школе закончились, шли выпускные экзамены, но работы у учителей было очень много. Оле надо было проверять выпускные сочинения и изложения у учеников. Подготовка по литературе к экзаменам также отнимала много времени и сил, Ольга переживала за каждого своего выпускника. Иногда отстающие приходили к Майским домой, и Ольга занималась с ними дополнительно. Частенько из глубины комнаты доносился ее спокойный, приятный голосок:

– Не забудьте про двоеточие и кавычки перед прямой речью! Сложные предложения разделяются запятой! Зачем тут вопросительный знак?

Места в доме не хватало. Квартира, где жили Майские, была коммунальной и очень маленькой: две небольшие комнатки и общая кухня на две семьи. В одной комнате располагались Ольга и Иван с маленьким сыном, в другой – Анастасия Петровна с Наденькой. В комнатах стояло только то, что необходимо: старый дерматиновый диван с валиками по бокам и с высокой жесткой спинкой, кровать Ольги с мужем, железная, довольно узкая, с блестящими металлическими шариками по углам спинки, стол, сколоченный когда-то давно еще отцом Вани, который был придвинут к окну и застелен выцветшей клеенкой. Вокруг стояло четыре деревянных стула.

Единственной ценной вещью Майских были высокие, старинные напольные часы с боем. Они имели желтый циферблат, внизу которого имелась надпись на французском языке, и к тому же они работали.

Били они каждый час, к счастью, не будя Олежку. Часы достались от прежних соседей, которые переезжали в другой город. Тащить такую тяжесть с собой, как напольные часы, они не захотели. Выбрасывать их на помойку было жалко. Пришлось оставить часы своим соседям – Майским, с которыми они дружили. Надя любила эти часы, по ним папа учил её узнавать время. Ещё она обожала их бой: мелодичный и низкий.

Но больше всего в своем доме Надя любила ковёр, который висел над её кроваткой, где она спала. Ковёр был замечательный! На нём были изображены два лесных оленя, гуляющих в сказочном диковинном лесу. По всему лесу росло множество зелёных папоротников: какие-то посветлее, а некоторые тёмно-изумрудного цвета! Папоротники стелились повсюду, они разрослись так густо, что заполняли почти всю поверхность леса. На переднем плане слева стоял большой взрослый олень с тяжелыми ветвистыми рогами. Он в упор смотрел своими красивыми раскосыми глазами прямо на глядящего. На заднем плане, чуть правее, стоял олень поменьше, видимо это был ребёнок-олень, ещё без рогов, с маленькими мягкими ушами. Оба зверя зорко всматривались вперед, пытаясь увидеть или услышать своих врагов: волка или рысь. На переднем плане в центре был выткан живописный коричнево-охристый пень с переплетающимися и изогнутыми в разные стороны древними сухими корнями, уходящими в землю.

В разных местах, но не везде, росли папоротники, которые цвели! Их огромные головы алого цвета горели ярким цветом на фоне изумрудной зелени. Весь ковёр был выполнен в желто-терракотовой гамме, так гармонирующей с зелёной травой и синим небом. Надя перед сном подолгу рассматривала этот ковёр-картину.

Она досконально знала, где и что изображено, но её тянуло рассматривать ковёр вновь и вновь. Про себя она сочиняла разные истории, которые могут произойти в этом лесу. Глядя на взрослого оленя ей так хотелось влезть к нему на спину и сидеть там, гладить его по жёсткой шерстке и по крепким, гладким, как будто отполированным, острым рогам.

Она, как Герда из сказки, как ей казалось, сидя на его спине, неслась по тундре или заснеженному полю, вцепившись в эти сильные рога, зажав в руках цветок папоротника. Надя, конечно, понимала, что такое бывает только в сказках или снах. Мама объясняла Наде, что на самом деле папоротник не цветёт никогда. Они размножаются спорами, расположенными на обратной стороне листьев. Просто народ придумал красивую легенду про цветение папоротника. Надя не понимала ничего про размножение папоротников, не очень хотела верить в легенду, рассказанную мамой. Но мама, как истинный литератор, сочла нужным рассказать Наденьке эту легенду-сказку. Вкрадчивым голосом Ольга говорила:

– Если верить народному поверью, один раз в год – в ночь на Ивана Купалу на поляне среди дремучего леса распускается перунов огнецвет. Посередине раскинувшихся перистых листьев, словно светящийся уголёк, появляется цветочная почка. Растёт это диво прямо на глазах и ровно в полночь с треском раскрывается, озаряя ярким светом всю поляну и громом сотрясая воздух и землю. Человеку, овладевшему этим цветком, становятся подвластны все тайные знания магии и доступны все скрытые на земле клады. Правда, добыть его удаётся далеко не каждому. Ведь мало найти чудесный цветок в лесной чащобе, нужно ещё одолеть страх перед нечистой силой, собравшейся на поляне. Такова легенда, – вздохнув, закончила Ольга свой рассказ.

Надя с содроганием слушала этот мамин рассказ, особенно про нечистую силу. Мама видимо специально ничего сокращать в рассказе не собиралась. Но Наденька все равно не до конца верила легенде.

«Раз цветок нарисован на ковре, – рассуждала она, – значит, бывает в действительности. Пускай даже редко очень. Но все же бывает».

Так Наде хотелось этого.

И со временем Ольга перестала спорить с дочерью.

«Пусть подрастёт, тогда я подробно объясню ей всё, и она сама разберётся верить в легенду или нет», – думала Ольга, с нежностью смотря на дочь. Ольга Павловна очень уставала за день. Работа забирала много сил. Анастасия Петровна, конечно, помогала ей, но иногда приходилось прибегать за помощью к девчушке Варе, соседке по коммуналке. Она всегда приходила на выручку, никогда не отказывала. Варя было совсем молоденькой, от силы лет 15-16. Она закончила восемь классов и больше учиться не захотела.

Варенька была смешливая и хорошенькая. Любила крутить патефон у себя в комнате и громко петь. Она часто забегала в комнату к Майским и своим певчим голоском заботливо спрашивала:

– Тётя Оля, помощь нужна? Надо погулять С Надей? Или с Олежкой? Давайте я быстренько подмету у вас в комнате, мне нетрудно!

Её природное обаяние подкупало всех. Оля с любовью смотрела на Варю и про себя думала: «Вот кому-то такое сокровище достанется!» Варя крепко сдружилась с семьей Майских, искренне любила их детей. Могла и покормить их, когда надо, и спать уложить. А если бабушка Настя просила сбегать в ближайший магазин за хлебом и молоком, Варя бежала с радостью, по пути успев покормить всех дворовых собак и кошек.

Родители Вари ей практически не уделяли внимания, целыми днями работали. Но девочка от природы было очень правильной, дружелюбной и жизнелюбивой. Ее рыжеватые волосы горели на солнце, а на лице, усыпанном веснушками, всегда играла улыбка.

Ольга уговаривала Варвару учиться дальше, видя, что девочка она толковая, любит читать, но Варя по неопытности и молодости только отмахивалась:

– Ааа… Успеется, – смеялась она.

В доме Майских было собрано много интересных книг. Ольга замечала, с каким упоением Варя читает её детям книжки.

В тот роковой день, 22 июня 1941 года, никто не подозревал о начале войны. Германия вероломно напала на Советский Союз. Сначала никто не поверил предстоящей опасности, ведь до этого была Финская война, которая продлилась всего 3 месяца. Все думали, что так же будет в этот раз.

Стояло воскресенье, это был очень жаркий день. Люди освежались, покупая квас, стоя в очереди за кружкой холодного напитка. Женщины в крепдешиновых платьях и белых носочках толпились у автобусов, провожая детей в летние лагеря.

Иван Майский сразу же добровольцем ушел на войну. Он был направлен в Прибалтику, на фронт. Вновь прибывших новичков расформировали по разным подразделениям. Иван попал в Ладожскую флотилию простым матросом.

Все в жизни Нади изменилось сразу. И папы не было рядом, и мама ходила постоянно грустная. Письма от папы, а вернее листочки, свернутые треугольничком, приходили редко. В них он очень мало писал о себе, больше спрашивал о маме, Наде и Олежке.

До войны, летом на каникулы Ольга уезжала с маленькой Наденькой к сестре Люсе в Башкирию. Но сейчас она не знала, что делать. Она сидела часами у радиоприемника и слушала сводки с фронта. Они никак не радовали ее. Наступили суровые времена.

В письмах Иван настаивал, чтобы уезжали все из Москвы, на время войны к Люсе, туда враг не доберется. А к Москве может и подобраться. Но Ольга все медлила, надежды таяли с каждым днем. Подсознательно она еще ждала, чтобы Олежка подрос, окреп.

В письмах сестры было только одно: выезжайте, не медлите. Не ждите холодов. Она беспокоилась, как Ольга одна без мужа в доме справится с хозяйством, старенькой мамой и крошечным сыночком.

Так просидели они до октября, надеясь на улучшение. А в середине октября фашисты подошли к столице вплотную, ежедневно бомбили самолеты, город перешел на осадное положение. 15 октября было принято постановление о всеобщей эвакуации. Многим казалось, что это конец, что мы проиграли, что со дня на день враг возьмет Москву.

Распространялись тревожные слухи, начиналась паника. А в ноябре сообщили, что враг уже стоит на подступах к Москве. Многие стали уезжать, эвакуировались заводы и учреждения. Оставаться стало опасно, да и зарплаты учительницы в школе еле хватало, чтобы как-то выжить. Олежку надо было откармливать молоком и свежими качественными продуктами: он был худой, бледный, не добирал вес, часто болел. Да и Надя, нельзя сказать, что обладала крепким здоровьем.

А мать Ольги, Анастасия Петровна, вообще как-то сразу сникла, постарела, помощи от нее практически не было.

– Устала, ты, Оля? Отдохни, – только и говорила Анастасия Петровна.

– Давай картошечки почищу?

– Лежи, мама. Сейчас Варя придет, поможет.

Долго обдумывать решение об отъезде Ольге не пришлось. Немцы стояли уже в Подмосковье, вопрос решился сам собой. Ольга быстро стала собирать вещи детей, матери, свои, купила билет до Уфы и собралась в дорогу.

Она даже успела написать письмо сестре Люсе с просьбой найти для нее место учительницы в школе или еще где-нибудь, где будет свободное место. Ольга надеялась, что пока они будут ехать, Люся как раз найдет работу для нее. А ехать им предстояло долго. Село, где жила Людмила, находилось в нескольких километрах от города.

Вечером сложив все вещи по тюкам и чемоданам, уложив детей спать, Оля села за стол и молча поглядела в окно. Небо было усыпано звездами. Налив себе кипятка из алюминиевого чайника, она заварила в нем листья мяты и смородины, предварительно высушенные еще летом, и прихлебывая горячий чай, наконец-то успокоилась.

Она окончательно утвердилась в том, что все правильно делает. Поживет до весны-лета следующего года у Люси, глядишь- и война закончится. За это время дети окрепнут в прекрасном климате, где растет полно ягод, грибов; где каждая семья имеет коров, кур, кроликов и всякую другую живность. Люся каждое лето зазывала Олю погостить у них с мужем, обещала всячески помогать. Собственных детей у нее не было.

Ехать надо было до города Уфа, далее как-то добираться самим до села Глуховское. Село было большое, расположено в красивейшем месте. Сколько Ольга ни уговаривала Люсю с мужем перебраться к ним поближе к Москве, Люся никак не соглашалась.

Привыкли, приросли. Да и куда от своего хозяйства денешься!

В письмах Люся еще с осени зазывала Олю с детьми к ним в Башкирию. Она писала, чтобы сестра ничего не боялась, уверяла, что Наденьку и Олежку они вместе откормят кумысом, дети вырастут и окрепнут. Кумыс продается у них в каждом местном магазине, его разливают по бутылочкам, он всегда имеется в продаже.

Ольга хорошо подготовилась к трудному и долгому путешествию в Башкирию. Запаслась теплыми вещами, продуктами в дальнюю дорогу. Взяла все необходимое для жизни на новом месте. В основном – книги для своей работы, для чтения детям, все принадлежности для Нади: ведь ей надо идти на следующий год в школу!

Очень беспокоила Ольгу мать. Та хоть и чувствовала себя неплохо, бодрилась, но возраст брал свое. К счастью, настроение у Анастасии Петровны было хорошее: ведь она ехала на встречу к своей второй родной дочери Людмиле, с которой давно не виделась. В Москву Люся с мужем выбирались редко.

В поезде дети прилипли к окнам. Спины и грудь им Ольга замотала пуховыми шалями крест-накрест, чтобы не продуло. Олежка уже научился ходить, но его не спускали с диванчика. С этим было мучение, он требовал, чтобы его водили по купе, а лучше вдоль коридора вагона. Но бабушка Настя строго следила за поведением детей в поезде, из купе лишний раз не выпускала.

– Мама! Посмотри, заяц пробежал по просеке! – возбужденно кричала Наденька, смотря в окно. – Да каким-то белым стал! Я в зоопарке видела только серых!

– Конечно, ведь зима почти наступила! – объясняла Ольга. – Зайцы шкурку меняют. Помнишь, мы об этом читали?

– Да, да. Я забыла просто. Посмотри скорей в окно: как красиво там! – не унималась Надежда.

Пейзажи за окном менялись быстро.

Пока за окном мелькали подмосковные поля, леса, озера. А уж сколько березовых рощ они проехали, не счесть! Береза – истинно русское дерево, тонкое, возвышенное и поэтическое. Ольга настоящий литератор и по профессии, и в душе, всегда тонко чувствовала природу. Институт свой она выбрала осознанно, никто ничего ей никогда не советовал. Она знала наизусть массу стихотворений и когда на уроке ей приходилось читать их детям, они всегда замолкали и внимательно слушали.

Вот и в этот раз, смотря в окно на заснеженные поляны и тоскующие поля, ей сразу же вспомнились строки из стихотворений С. Есенина о зиме, снеге, березах.

Природа на глазах менялась. На смену равнинам приходили степи, уже заснеженные и от того неимоверно красивые. Белый снег слепил глаза, а ночью Оля и Анастасия Петровна любовались мириадами звезд, что сияли на темном ночном небосклоне.

Днем виды за окном тоже были замечательны. Кроны деревьев словно искрились серебром, когда выглядывало редкое солнышко. Небо казалось жемчужно-серым, а заснеженные поля под таким небом отливали фиолетовым цветом. Эти необычайно красивые виды из окна отвлекали Ольгу от мрачных мыслей о войне. Об Иване Оля беспокоилась постоянно.

Светлые, прозрачные, выцветшие от прожитых лет глаза Анастасии Петровны то ли от грусти, то ли от умиления наполнялись слезами. Но она старалась не показывать своей печали Оле и детям, понимая, сколько трудностей их ждет впереди. Она жалела дочь, видя, как та старается всем угодить, накормить, постоянно куда-то выбегает из купе. То чаю принесет всем горячего, то сидит продукты перебирает, следя за их свежестью, чтобы никто не отравился в дороге.

– Оленька, отдохни! Дети ведь заснули. Поспи сама в дороге немного, я послежу за ребятами, – то и дело говорила мать дочери. Но в ответ слышала все одно и то же:

– Я не устала, мама. Высплюсь ночью. Только бы все были здоровы!

На остановках Ольга выпрыгивала из поезда, строго-настрого запретив Наде выходить из купе. Сама же, накинув на плечи вязаную пуховую шаль, быстро подбегала к торговкам, стоящим у вагонов и торгующих скромной едой, нужной людям в дороге: горячей картошкой, хлебом, солеными огурцами, куриными крылышками и вареными вкрутую яйцами. Эта еда помогала бабушке Насте, детям и Ольге продержаться в пути и быть сытыми.

Много сложного, неподъемного свалилось на Олю как-то сразу. Она постоянно думала о муже Ване. Мать приучила ее с детства молиться и верить в Бога, и Оля имела маленькие иконки, которые держала всегда при себе. Она молилась об Иване, о здоровье матери, и, конечно, о детях.

«Надо только доехать до Люси, там все сложится хорошо», – внушала себе Ольга. Мысленно она дала себе слово: держаться!

Сестра Людмила была значительно старше Ольги и, выйдя замуж за Алексея, жила с мужем в Башкирии, в своем старом родительском доме. По профессии она была агрономом, и уход за собственным большим хозяйством был ей не в тягость.

Участок за домом был огромным, ухоженным, имелись и куры, и кролики, и индюшки, и даже корова.

Росли плодовые деревья, кусты с малиной, смородиной, ежевикой и крыжовником. Успевай только поворачиваться, работы всегда было много.

Так жили в тех краях. Никто не жаловался на обилие работ. Все с молода были приучены к труду и раннему подъему. Корова поила всех собственным молоком – это ли не счастье?

Муж у Людмилы был хорошим, помогал во всех делах. Так и жили не тужили. Вот только Бог деток не дал. Но Люся смогла смириться с этой бедой; 2 раза в год отправляла племянникам в Москву посылки: банки с огурцами и помидорами, варенье из разных ягод, коробки с засушенными грибами и целебными травами. Конечно, простой посылкой такое не пошлешь. Не возьмут, не разрешат. Но Алексей всегда умудрялся найти человека на станции, едущего в Москву, и с ним передавал посылку. Там, на вокзале в Москве, огромную сумку посыльный передавал Ивану.

До войны, несколько раз летом Майские ездили с маленькой Надей в гости к Людмиле и каждый раз возвращались нагруженные. Как там хорошо отдыхалось! Тишина, покой! Действительно, воздух был целебным. Надя всегда после отдыха у тети Люси поправлялась и к концу лета подрастала на 3-5 см.

По мере приближения поезда к Уфе, пейзаж за окном стал заметно меняться. Деревья росли не такие, как в Подмосковье. Никаких березовых рощ здесь не было видно.

Все чаще встречались мощные кряжистые деревья. Бесконечные степи, которые тянулись часами, сменили небольшие горы.

Надя смотрела на качающиеся от ветра провода, потом взор ее устремлялся все выше и выше к небу. Привычных для нее воробьев и галок она не увидела, зато заметила какую-то большую птицу, размах крыльев которой ее очень впечатлил.

– Что это за птица? – обеспокоенно спрашивала Надя.

– Это, наверное, орлы, – отвечала бабушка Настя.

Но она вполне могла их путать из-за своего слабого зрения или просто по незнанию.

Затем черные горы и длинные степи стали заканчиваться, вдалеке уже мелькали заброшенные деревеньки и отдельные домики, стоящие у подножья невысоких гор. Поезд проезжал крошечные лоскутные поля, уже заснеженные, но ухоженные человеком. Через какое-то время появились крупные поселки, и дальше маленькие городишки. Поезд мчался все дальше и дальше. Видно было много отдельно стоящих групп домов, словно приклеившихся друг к другу. Около них росло большое количество рябин, густо украшенных замерзшими гроздьями красных ягод. По народной примете это говорило о том, что зима предстоящая будет очень холодной.

Из печных труб домов тянулся столбом белый дым высоко в небо, это говорило о том, что хозяева домов живут в тепле.

Ольга смотрела в окно вместе со всеми, и новые надежды на лучшее проносились в ее голове. Она часто вспоминала мужа Ваню, их любовь. Их души уже много лет были переплетены намертво в единое целое. И это помогало ей, и наверное, Ивану выживать в эти трудные дни войны.

«Все будет хорошо», – внушала себе эту мысль Ольга, как молитву.

Наконец-то приехали. В самом начале платформы бабушка Настя и Оля сразу же увидели Люсю, махавшую им рукой, одетой в теплую узорчатую варежку. Раскрасневшаяся, красивая и веселая Людмила кинулась к матери и Ольге с поцелуями, одновременно обнимая детей.

Счастью не было предела! Рядом стоял Алексей и улыбался.

– Добрались! – громко и радостно кричала Люся. – Дорогие мои, любимые, – не утихал ее голос.

– Люсенька, здравствуй, родная! – всхлипнула Оля. – Все нормально. Все целы.

Все расплакались от счастья, что поездка позади, что все добрались здоровыми, в пути никто не заболел. Людмила быстро побежала к повозке с лошадью. Лошадь стояла смирно, громко пофыркивая. Повозка представляла из себя деревянные сани, широкие и удобные, сверху на них лежали теплые меховые тулупы, чтобы накрываться ими в пути.

Сани выпросил в колхозе муж Люси Алексей. Их ему дали с удовольствием, не попрекая, понимая важность дела. Помогать другим людям во время войны стало обычным делом. Погрузившись в сани, закутав Надю и Олежку тулупами, усадив удобно Анастасию Петровну, все наконец угомонились. Лошадка побрела по дороге, утопая в снегу. Алексей привычно управлял лошадью.

Дети устали, разморились в теплых одеждах. Олег сразу же крепко заснул. Надя смирно сидела и с интересом рассматривала все вокруг. У них дома такое увидишь редко! Белое зимнее небо с чуть проглядывающей желтой луной, огромные сугробы вдоль дороги впечатляли девочку. Она воспринимала увиденное вокруг остро и чуть болезненно. Но красота снежных гор, тяжелые ветви огромных елок с свисающим с них снегом немного успокаивали Наденьку. От всего увиденного, от мягкого движения саней, качающихся влево-вправо на пригорках и ямах, Надю тоже стало клонить ко сну.

Ольга и Людмила разговаривали, наперебой перебивая друг друга. Их счастливые лица светились радостью от встречи, казалось, они не замечают ни холода, ни того, что брови и ресницы запорошил снег, пальцы ног окончательно заледенели, а по щекам текут слезы, замерзая на лице. Сколько новостей сестры успели поведать друг другу за время пути до дома!

– Как ты справлялась без Ивана? – беспокойным голосом спрашивала Люся. – Ведь ты же работала! Как мама? Какие лекарства нужны ей?

– Все нормально, – успокаивала ее Ольга. – Крутилась-вертелась, но справлялась. Мама мучается давлением, но у нас в запасе всегда есть пиявки.

– Да и у нас найдутся! – засмеялась Люся. – Озер и прудов здесь предостаточно, ты знаешь. Да и Алексей рыбак хороший, достанет сколько и когда нужно.

– Конечно, в чем вопрос! – засмеялся Алеша.

– Как вы живете? – в свою очередь забеспокоилась Оля. – Не стесним ли мы вас?

– Разве вы можете стеснить нас? – чуть обиженным голосом ответила сестра. – Вы ведь наши любимые, родные люди. Мы все продумали с мужем. Места в доме хватит на всех. Не волнуйся, все уляжется.

«Все будет хорошо! – мысленно, как всегда, вторила ей Ольга. – Лишь бы война закончилась, и Ваня уцелел».

Бабушка Настя только утвердительно кивала головой, слушая беседу дочерей. К счастью сестер, долгую дорогу Анастасия Петровна перенесла хорошо. Да и вообще все сложилось удачно! Все живы и здоровы!

Наконец подъехали к дому. Алексей быстро соскочил с саней и начал по очереди спускать на землю детей, Ольгу, помог вылезти из саней Анастасии Петровне.

Дети крепко выспались во время пути, крепко поспали, их щеки краснели от мороза. Надя, когда слезла с саней, сразу же пошла разглядывать лошадку, которая так смешно фырчала, дергала головой, топотала ногами на месте, намекая на угощенье.

У дома лежал накрытый брезентом, запорошенный снегом стог сена. Из сеней дома Алексей вынес охапку свежего сена и покормил лошадь. От сена исходил какой-то необычайно вкусный запах свежести и мороза. Прежде такого запаха Надя не знала.

Гостям выделили небольшую, но уютную комнату. В углу стоял широкий диван для Ольги и Нади. У противоположной стены поставили железную кровать с панцирной сеткой для бабушки. Было конечно, тесновато, но все же, место для кроватки маленького Олега нашлось. Алексей сам смастерил для племянника деревянную кроватку – ровно под размер ребенка.

Как он смог правильно рассчитать размеры кроватки – неизвестно. Видимо, имелось какое-то чутье.

Рядом, на первом этаже, располагалась спальня Алексея и Людмилы.

На второй этаж к мезонину вела довольно узкая лестница. Но комнатка наверху была просто очаровательная. Здесь стоял деревянный рабочий стол для Ольги и Нади, которая на следующий год собиралась в школу. Здесь же на столе лежали цветные карандаши и бумага для рисования Наде. Впоследствии девочка часто сидела за этим столом и писала печатными буквами письма отцу на фронт. В конце каждого письма она рисовала крупную пятиугольную красную звезду. Она была уверена, что звезда папе непременно понравится.