Kitobni o'qish: «Баранкин, будь человеком!»

Валерий Владимирович Медведев, Катя Костина

Shrift:

Часть первая
Баранкин, к доске!

Событие первое
Позор на всю школу!

Если бы я и Костя Малинин не умудрились получить двойки по геометрии в самом начале учебного года, то, может быть, ничего такого невероятного и фантастического в нашей жизни не приключилось бы, но двойки мы схлопотали, и поэтому на следующий день с нами случилось что-то невероятное, фантастическое и, можно сказать, сверхъестественное!..

На перемене, сразу же после этого злополучного события, Зинка Фокина, староста нашего класса, подошла к нам и сказала:

– Ой, Баранкин и Малинин! Ой, какой позор! На всю школу позор!

Потом она собрала вокруг себя девчонок и стала с ними, судя по всему, составлять против нас с Костей какой-то заговор. Совещание продолжалось всю перемену, пока не прозвенел звонок к следующему уроку.

За это же время Алик Новиков, специальный фотокорреспондент нашей стенгазеты, сфотографировал нас с Костей и со словами: «Двойка скачет! Двойка мчится!» – прилепил наши физиономии на газету, в раздел «Юмор и сатира».

После этого Эра Кузякина, главный редактор стенгазеты, посмотрела на нас уничтожающим взглядом и прошипела:

– Эх, вы! Такую красивую газету испортили!

Газета, которую, по словам Кузякиной, испортили мы с Костей, выглядела действительно очень красиво. Она была вся раскрашена разноцветными красками, на самом видном месте от края до края был выведен яркими буквами лозунг: «Учиться только на "хорошо" и "отлично"»!

Честно говоря, наши мрачные физиономии типичных двоечников действительно как-то не вязались с ее нарядным и праздничным видом.

Я даже не выдержал и послал Эрке записку: «Кузякина! Предлагаю снять наши карточки, чтобы газета была опять красивой! Или в крайнем случае зачеркнуть лозунг!»

Слово «красивой» я подчеркнул двумя жирными ли-ниями, а «зачеркнуть лозунг» – тремя, но Эрка только передернула плечами и даже не посмотрела в мою сторону… Подумаешь!..

Событие второе
Не дают даже опомниться…

Как только прозвенел звонок с последнего урока, ребята гурьбой ринулись к дверям. Я уже собирался толкнуть дверь плечом, но Эрка Кузякина успела каким-то образом встать на моем пути.

– Не расходиться! Не расходиться! Будет общее собрание! – закричала она и добавила ехидным тоном: – По-священное Баранкину и Малинину!

– И никакое не собрание, – крикнула Зинка Фокина, – а разговор! Очень серьезный разговор!.. Садитесь на места!..

Что здесь началось! Все ребята стали возмущаться, хлопать партами, ругать нас с Костей и кричать, что они ни за что не останутся. Мы с Костей вопили, конечно, больше всех. Это еще что за порядки? Не успели, можно сказать, получить двойки, и на тебе – сразу же общее собрание, ну, не собрание, так «серьезный разговор»… Еще неизвестно, что хуже. В прошлом учебном году этого не было. То есть двойки у нас с Костей и в прошлом году тоже были, но никто не устраивал из этого никакого пожара. Прорабатывали, конечно, но не так, не сразу… Давали, как говорится, опомниться… Пока такие мысли мелькали у меня в голове, староста нашего класса Фокина и главный редактор стенгазеты Кузякина успели «подавить бунт» и заставили всех ребят сесть на свои места. Когда шум постепенно затих и в классе наступила относительная тишина, Зинка Фокина сразу же начала собрание, то есть «серьезный разговор», посвященный мне и моему лучшему другу.

Мне, конечно, очень неприятно вспоминать, что говорили о нас с Костей Зинка Фокина и остальные наши товарищи на том собрании, и, несмотря на это, я расскажу все так, как было на самом деле, не искажая ни одного слова и ничего не прибавляя от себя…

Событие третье
Как в опере, получается…

Когда все расселись и в классе наступило временное затишье, Зинка Фокина закричала:

– Ой, ребята! Это просто какое-то несчастье! Новый учебный год еще не успел начаться, а Баранкин и Малинин уже успели получить две двойки!..

В классе снова поднялся ужасный шум, но отдельные выкрики, конечно, можно было разобрать.

– В таких условиях я отказываюсь быть главным редактором стенгазеты! (Это сказала Эрка Кузякина.)

– А еще слово давали, что исправятся! (Мишка Яковлев.)

– Трутни несчастные! В прошлом году с ними нянчились, и опять все сначала! (Алик Новиков.)

– Вызвать родителей! (Нина Семенова.)

– Только класс наш позорят! (Ирка Пухова.)

– Решили все заниматься на «хорошо» и «отлично», и вот вам, пожалуйста! (Элла Синицына.)

– Позор Баранкину и Малинину!! (Нинка и Ирка вместе.)

– Да выгнать их из нашей школы, и все!!! (Эрка Кузякина.)

«Ладно, Эрка, я тебе припомню эту фразу».

После этих слов все заорали в один голос, да так громко, что нам с Костей уже совершенно было невозможно разобрать, кто и что о нас думает, хотя из отдельных слов можно было уловить, что мы с Костей Малининым – оболтусы, тунеядцы, трутни! Еще раз трутни, оболтусы, лоботрясы, эгоисты! И так далее! И тому подобное!..

Меня и Костю больше всего разозлило, что громче всех орал Венька Смирнов. Уж чья бы корова, как говорится, мычала, а его бы молчала.

У этого Веньки успеваемость в прошлом году была еще хуже, чем у нас с Костей. Поэтому я не выдержал и тоже закричал.

– Рыжий, – закричал я на Веньку Смирнова, – а ты-то чего орешь громче всех? Если бы первым вызвали тебя к доске, ты бы не двойку, а единицу схлопотал! Так что молчи в тряпочку.

– Эх ты, Баранкин, – заорал на меня Венька Смирнов, – я же не против тебя, я за тебя ору! Я что хочу сказать, ребята!.. Я говорю: нельзя после каникул так сразу вызывать к доске. Надо, чтобы мы сначала пришли в себя после каникул…

– Смирнов! – крикнула на Веньку Зинка Фокина.

– И вообще, – продолжал кричать на весь класс Венька, – предлагаю, чтобы в течение первого месяца никому не задавали никаких вопросов и вообще не вызывали к доске!..

– Так ты эти слова ори отдельно, – крикнул я Веньке, – а не со всеми вместе!..

Здесь опять все ребята закричали в один голос и так громко, что уже нельзя было разобрать ни одного слова и вообще было невозможно понять, кто с Венькиным предложением согласен, а кто против.

– Ой, тише, ребята, – сказала Фокина, – замолчите! Пусть говорит Баранкин!

– А что говорить? – сказал я. – Мы с Костей не виноваты, что Михаил Михалыч в этом учебном году вызвал нас к доске первыми. Спросил бы сначала кого-нибудь из отличников, например Мишку Яковлева, и все началось бы с пятерки…

Все стали шуметь и смеяться, а Фокина сказала:

– Ты бы, Баранкин, лучше не острил, а брал пример с Миши Яковлева.

– Подумаешь, какой пример-министр! – сказал я не очень громко, но так, чтобы все слышали.

Ребята опять засмеялись. Зинка Фокина заойкала, а Эр-ка покачала головой, как большая, и сказала:

– Баранкин! Ты лучше скажи, когда вы с Малининым исправите свои двойки?

– Малинин! – сказал я Косте. – Разъясни…

– Вот пристали! – сказал Малинин. – Да исправим мы ваши двойки… то есть наши двойки…

– Когда?

– Юра, когда мы исправим двойки? – спросил меня Костя.

– А ты, Малинин, своей головы на плечах не имеешь? – закричала Кузякина.

– В четверти исправим, – сказал я твердым голосом, чтобы внести окончательную ясность в этот вопрос.

– Ребята! Это что же получается? Значит, наш класс должен всю четверть переживать эти несчастные двойки! – всполошилась Кузякина.

– Баранкин! – сказала Зинка Фокина. – Класс постановил, чтобы вы исправили двойки завтра!

– Извините, пожалуйста! – возмутился я. – Завтра воскресенье!

– Ничего, позанимаетесь (Миша Яковлев.)

– Так им и надо! (Алик Новиков.)

– Привязать их веревками к партам! (Эрка Кузякина.)

– А если мы не понимаем с Костей решение задачи? (Это сказал уже я.)

– А я вам объясню! (Миша Яковлев.)

Мы с Костей переглянулись и ничего не сказали.

– Молчание – знак согласия! – сказала Зинка Фокина. – Значит, договорились на воскресенье! Утром позанимаетесь с Яковлевым, а потом придете в школьный сад – будем сажать деревья!

– Что? – заорали мы с Костей в один голос. – Еще и деревья сажать?.. Да мы же… мы же устанем после занятий!

– Физический труд, – сказала главный редактор нашей стенгазеты, – лучший отдых после умственной работы.

– Это что же получается, – сказал я, – значит, как в опере, получается… «Ни сна, ни отдыха измученной душе!..»

– Алик! – сказала староста нашего класса. – Смотри, чтобы они не сбежали!..

– Не сбегут! – сказал Алик. – Сделайте веселое лицо! У меня разговор короткий! В случае чего… – Алик навел фотоаппарат на нас с Костей. – И подпись…

Событие четвертое
(Очень важное!)
А если я устал быть человеком?!

Ребята, переговариваясь, выходили из класса, а мы с Костей все еще продолжали сидеть за партой и молчать. Признаться, мы оба были просто, как говорится, ошарашены.

Я уже говорил, что раньше нам тоже приходилось получать двойки, и не раз, но никогда еще наши ребята не брали нас с Костей в самом начале года в такой оборот, как в эту субботу.

Я думал, что мы с Костей остались в классе совсем одни, и хотел уже поделиться с ним своими мрачными мыслями, но в это время сбоку ко мне подошла вдруг Зинка Фокина.

– Юра! – сказала Зинка Фокина. (Вот странно! Раньше она всегда называла меня только по фамилии.) – Юра… Ну будь человеком!.. Ну исправь завтра двойку! Ну исправишь?

Она говорила со мной так, словно мы были в классе совсем одни. Словно рядом со мной не сидел мой лучший друг Костя Малинин.

– Фокина! – сказал я официальным голосом. – Если бы я был некультурный, я бы тебе сказал: «Не приставай!..»

Фокина (возмущенно). С тобой совершенно невозможно разговаривать по-человечески!

Я (хладнокровно). Ну и не разговаривай!

Фокина (еще возмущенней). И не буду!

Я (еще хладнокровней). А сама разговариваешь!..

Фокина (возмущенней в тысячу раз). Потому что я хочу, чтобы ты стал че-ло-ве-ком!

– А я что, не человек, что ли?

– Нет, Юра! – сказала Фокина серьезно. – Я хочу, чтобы ты стал человеком в полном смысле этого слова!

– А если я устал… Устал быть человеком! Тогда что?

– Как это устал? – спросила Фокина изумленным голосом.

– А вот так! Вот так! – возмущенно закричал я на Фокину. – Устал, и все! Устал быть человеком!.. Устал! В полном смысле этого слова!

Зинка Фокина так растерялась, что просто не знала, что мне сказать. Она стояла молча и только часто-часто моргала глазами. Я боялся, вдруг она разнюнится. Но Зинка не разнюнилась, а как-то вся переменилась и сказала:

– Ну, Баранкин! Знаешь, Баранкин!.. Все, Баранкин!.. – и вышла из класса.

А я снова остался сидеть за партой, молча сидеть и думать о том, как действительно я устал быть человеком… Уже устал… А впереди еще целая человеческая жизнь и такой тяжелый учебный год… А завтра еще такое тяжелое воскресенье!..

Событие пятое
Лопаты все-таки вручают…
И Мишка вот-вот появится

И вот то воскресенье наступило! На папином календаре число и буквы раскрашены веселой розовой краской. У всех ребят из нашего дома праздник. Идут кто в кино, кто на футбол, кто по своим личным делам, а мы сидим во дворе на лавочке и ждем Мишку Яковлева, чтобы начать с ним заниматься.

В будние дни учиться тоже небольшое удовольствие, но заниматься в выходной день, когда все отдыхают, – просто одно мучение. На дворе, как назло, замечательная погода. На небе ни облачка, а солнце греет совсем по-летнему.

С утра, когда я проснулся и выглянул на улицу, все небо было в тучах. За окном свистел ветер и срывал с деревьев желтые листья.

Я обрадовался. Думал, пойдет град с голубиное яйцо, Мишка побоится выйти на улицу, и наши занятия не состоятся. Если не град, то, может быть, ветер надует снег или дождь. Мишка с его характером, конечно, и в снег и в дождь притащится, зато в слякоть будет не так обидно сидеть дома и корпеть над учебниками. Пока я составлял в голове разные планы, все получилось наоборот. Тучи сначала превратились в облака, а потом совсем исчезли. А к приходу Кости Малинина погода вообще разгулялась, и теперь на дворе солнце и небо чистое-чистое. И воздух не шевелится. Тихо. Так тихо, что с березы, под которой мы сидим с Костей, даже перестали падать желтые листья.

– Эй вы, подберезовики! – раздался из окна нашей квартиры мамин голос. – Вы пойдете в конце концов заниматься или нет?

Этот вопрос она задавала нам пятый или шестой раз.

– Мы ждем Яковлева!

– А разве без Яковлева начать нельзя?

– Нельзя! – сказали мы с Костей в один голос и отвернулись от окошка и стали смотреть сквозь кусты акаций на калитку, из которой должен был появиться Мишка.

Но Мишки все не было. Вместо него за калиткой маячил, то и дело высовываясь из-за дерева, Алик Новиков. Он был, как всегда, весь увешан фотоаппаратами и всякими фотопринадлежностями. Я, конечно, не мог смотреть спокойно на этого шпиона и поэтому отвел взгляд в сторону.

– Воскресенье называется! – сказал я, стиснув зубы.

В это время к Алику подошла Зинка Фокина; на плече она несла четыре лопаты, под мышкой у нее была зажата какая-то картонная коробка, а в левой руке сачок для ловли бабочек.

Алик сфотографировал Зинку с лопатами на плече, и они вместе направились к нам. Я думал, что Алик взвалит теперь лопаты на свои плечи, но этого почему-то не случилось. Все четыре лопаты продолжала тащить Зинка Фокина, а Алик продолжал держаться обеими руками за фотоаппарат, который висел у него на шее.

– Эй Вы, Фото-Граф, – сказал я Алику, когда они вместе с Зинкой приблизились к скамейке. – Кажется, эти лопаты Вам не по плечу, Ваше Проявительство!

– Зато они будут по плечу вам с Костей, – сказал, ничуть не смутившись, Алик Новиков, наводя аппарат на нас с Костей. – И подпись: староста класса З. Фокина торжественно вручает хозинвентарь своим соотечественникам…

Зинка Фокина прислонила лопаты к сиденью скамейки, а Алик Новиков щелкнул фотоаппаратом.

– Да, – сказал я, внимательно разглядывая лопаты. – Как в журнале «Костер» получается…

– Что это еще получается? – спросила меня Фокина.

– Загадочная картинка, – пояснил я.

– Понимаю, – сказал Алик, – где у этой лопаты ручка?

– Нет, – сказал я Алику. – Где мальчик, который будет работать этой лопатой?..

– Баранкин! – возмутилась Зинка Фокина. – Ты что, не собираешься сегодня озеленять школу?

– Почему это я не собираюсь? – ответил я Зинке. – Собираться я собираюсь… Только неизвестно, сколько времени я буду собираться…

– Баранкин, будь человеком! – сказала Фокина.

Она хотела сказать нам с Костей что-то еще, но раздумала, повернулась и с лопатой на плече молча зашагала по направлению к школе.

Алик Новиков снова занял свой пост у калитки за деревом. Костя помрачнел еще больше и уставился на лопаты; он смотрел на них как загипнотизированный, а я наоборот: я пытался на этот «инвентарь» не обращать никакого внимания. Стараясь изо всех сил казаться веселым, я стал смотреть на деревья, даже не догадываясь о том, что до невероятных, фантастических и, можно сказать, сверхъестественных событий, которые развернутся в нашем дворе, остается совсем немного времени…

Событие шестое
Семь выходных дней в неделе – вот что поразило мое воображение!

В кустах громко чирикали воробьи. Веселыми компаниями они то и дело срывались с веток, перелетая с дерева на дерево, на лету их стайки то сжимались, то растягивались. Было похоже, будто все воробьи были связаны между собой резиновыми нитями.

Перед самым моим носом в воздухе беззаботно летала какая-то мошкара. Над клумбой порхали бабочки. На скамейке, на которой мы сидели с Костей, бегали черненькие муравьи. Один муравей даже залез мне на колено и стал греться на солнышке.

«Вот у кого, вероятно, каждый день воскресенье!» – подумал я, с завистью глядя на воробьев. Не сводя глаз с акации, я стал, наверное, в двести пятидесятый раз сравнивать свою жизнь и жизнь воробьев и пришел к очень печальному заключению. Достаточно было взглянуть один раз, чтобы убедиться, что жизнь птиц и разных насекомых была беззаботной и просто замечательной: никто из них никого не ждал, никто ничему не учился, никого никуда не посылали, никому не читали нотации, никому не давали в руки лопаты… Каждый жил сам по себе и делал все, что ему вздумается. И так всю жизнь! Все дни раскрашены розовой краской! Все время – праздник! Семь дней в неделе – и все воскресенья! А у нас с Малининым один выходной в семь дней, и то разве это выходной день? Так, только одно название. А хорошо бы пожить хоть один денечек вот так, как живут эти счастливые мураши, или воробьи, или бабочки, только чтобы не слышать этих глаголов, которые с утра до вечера так и сыплются на твою несчастную голову: просыпайся, одевайся, пойди, принеси, отнеси, купи, подмети, помоги, выучи! В школе тоже не легче. Стоит мне появиться в классе, только я и слышу от Фокиной:

«Ой, Баранкин, будь человеком! Не вертись, не списывай, не груби, не опаздывай!..» И так далее, и тому подобное…

В школе будь человеком! На улице будь человеком!

Дома будь человеком! А отдыхать когда же?!

И где взять время для отдыха? Немного свободного времени еще, конечно, можно выкроить, а вот где найти для отдыха такое местечко, чтобы тебе абсолютно никто не мешал заниматься всем, что твоей душе угодно? И здесь мне пришла в голову та невероятная идея, которую я уже давно тайно от всех вынашивал в своей голове. А что, если взять и попытаться ее о-су-щест-вить! Осуществить сегодня же! Сейчас! Более подходящей минуты, может быть, больше никогда и не будет, и более подходящей обстановки и настроения тоже, может быть, никогда не будет!.. Сначала надо обо всем рассказать Косте Малинину. А может быть, не стоит?.. Нет, стоит! Расскажу! А там будь что будет!

– Малинин! – сказал я шепотом. – Слушай меня, Малинин!.. – От волнения я чуть было не задохнулся. – Слушай!

Конечно, если бы мне не нужно было в этот выходной день заниматься, а потом еще и работать в школьном саду, то я, может быть, никогда бы не поделился с Костей своим невероятным и неслыханным замыслом, но двойка, красовавшаяся в моем дневнике, и лопата, прислонившаяся ко мне своим черенком, переполнили, как говорится, чашу моего терпения, и я решил действовать.

Событие седьмое
Единственная в мире инструкция

Я еще раз взглянул на окна нашей квартиры, на небо, на воробьев, на калитку, из которой вот-вот должен был появиться Мишка Яковлев, и сказал по-настоящему взволнованным голосом:

– Костя! А ты знаешь, что утверждает моя мама?!

– Что? – спросил Костя.

– Моя мама утверждает, – сказал я, – что если по-настоящему захотеть, то даже курносый нос может превратиться в орлиный!

– В орлиный? – переспросил Костя Малинин и, не понимая, к чему это я говорю, уставился в стену нашего дома, на которой было написано мелом:

БАРАНКИН
ФАНТАЗЕР НЕСЧАСТНЫЙ!!!

– В орлиный! – подтвердил я. – Но только, если захотеть по-настоящему.

Малинин отвел свой взгляд от забора и недоверчиво посмотрел на мой нос.

Мой профиль был полной противоположностью орлиного. Я был курносый. По выражению моей мамы, я настолько курнос, что через дырочки моего задранного кверху носа можно разглядеть, о чем я думаю.

– Так что же ты ходишь с таким носом, если он может у тебя превратиться в орлиный? – спросил Костя Малинин.

– Да я не о носе, дуралей!

– А о чем? – все еще не понимал Костя.

– А о том, что, если по-настоящему захотеть, значит, можно из человека превратиться, к примеру, в воробья…

– Это зачем же нам превращаться, к примеру, в воробьев? – спросил Костя Малинин, глядя на меня как на ненормального.

– Как – зачем? Превратимся в воробьев и хоть одно воскресенье проведем по-человечески!

– А как это – по-человечески? – спросил ошеломленный Малинин.

– По-человечески – значит по-настоящему, – пояснил я. – Устроим себе настоящий выходной день и отдохнем как полагается от этой арифметики, от Мишки Яковлева… от всего на свете отдохнем. Конечно, если ты не устал быть человеком, тогда можешь не превращаться – сиди и жди Мишку…

– Как это – не устал? Я очень даже устал быть человеком! – сказал Костя. – Может, побольше твоего устал!..

– Ну вот! Вот это по-товарищески!

И я с еще большим увлечением стал расписывать Косте Малинину ту жизнь, без всяких забот и хлопот, которая, по моему мнению, ожидала нас, если бы нам удалось каким-то образом превратиться в воробьев.

– Вот здорово, – сказал Костя. – Вдох – выход!

– Конечно, здорово! – сказал я.

– Подожди! – сказал Костя. – А как же мы с тобой будем превращаться? По какой системе?

– Не читал, что ли, в сказках: «Стукнулся об землю и превратился Иванушка в орла быстрокрылого… Стукнулся еще раз об землю и превратился…»

– Слушай, Юрка, – сказал мне Костя Малинин, – а это обязательно – стукаться об землю?..

– Можно и не стукаться, – сказал я, – можно и при помощи настоящего желания и волшебных слов…

– А где же мы с тобой возьмем волшебные слова? Из старой сказки, что ли?

– Зачем – из сказки? Я сам придумал. Вот… – Я протянул Косте тетрадь, тетрадь, которую еще никто не видел на свете, кроме меня.

– «Как превратиться из человека в воробья по системе Баранкина. Инструкция», – прочитал Костя свистящим шепотом надпись на обложке тетради и перевернул первую страницу…

Bepul matn qismi tugad.