Kitobni o'qish: «Дело было в Городце»
Пролог
Тишина, лепота, я бы сказала. Птички поют, бабочки по цветам порхают, тело лежит… Нет, с телом я переборщила. Собственно, это и не тело даже, а вроде как пациент мой.
Позвольте представиться. Я – Василиса Ивановна Князева, двадцати двух лет от роду, потомственный медик. Собственно, специализации как таковой у меня пока нет, не успела до нее дойти. А если разобраться, никуда я дойти не успела. Шла себе по улице, смотрела на солнечное затмение. Ага, без очков, благо хоть облака солнце затянули. Соответственно, перед глазами пятна плавают, мир в черно-серо-бело-красном цвете, то бишь, красные машины опознаются своим цветом, а остальное никак. В общем, шла я вся такая умная, в очередной раз высматривая что твориться на небе, и умудрилась провалиться в открытый люк. Думала, отделаюсь перепачканной всем, чем только можно одеждой, сломанными конечностями и исключением из универа за дурную голову, которая смотрела на солнце, а не под ноги, однако все оказалось хуже. Ну, или лучше, тут смотря как смотреть. Потому что я мягко приземлилась в стог сена рядом с небольшой избушкой. Так и попала сюда, в тридевятое царство, тридесятое государство, кое, как немного позже выяснилось, Московией именуется.
Оказалось, выдернуло меня сюда не случайно. Уж не знаю как, но местная знахарка Мария Данииловна, или просто баб Маша, пыталась призвать кого-то, кто мог бы помочь ее подопечному. Почему этим кем-то оказалась я, медик-недоучка, никому не известно, но факт остался фактом. Хотя, уместнее была бы машина скорой помощи со всем оборудованием и полной бригадой, а не хрупкая девушка вроде меня. Но это уже не ко мне вопросы, а к тем, кто причастен оказался, потому что одной знахарке такое колдовство не под силу, должно было еще что-то предшествовать.
А вообще пациент при ближайшем рассмотрении симпатичным оказался. Если бы не плачевное состояние, да кой-какие мелочи, я бы сказала, что красивый. Высокий, я ему хорошо, если до плеча макушкой доставать буду, хорошо сложен – кубики не пересчитывала, не до того было, но видно, что следит за собой. Волосы черные, только по вискам седина просматривается, да челки прядь серебристая, хотя на вид я бы и тридцати лет не дала. Глаза какие – не знаю, при мне он их не открыл ни разу. Лицо в синяках да царапинах, но черты правильные. Разве что нос один раз сломан был. Ну да ничего, на моей практике и страшнее люди бывали… в разы.
Нет, это я сейчас могу про его внешность рассуждать, а когда только увидела – слов приличных не было. Уж насколько баба Маша женщина в возрасте, и то покраснела, когда у меня пара выражений сорвалась. На обеих руках большие пальцы вывернуты, словно из наручников освобождался. Да еще и глубокие раны, до мяса, на запястьях. Шрамы, скорее всего, останутся. Правая рука и вовсе плетью висела, как мне сказали. Пришлось суставы вправлять, да перебинтовывать. Уж не знаю, что там с ребрами, я не рентгеновский аппарат, но хуже не будет. У меня тут растяжек нет, так я руку к телу и прибинтовала. Двух зайцев убила, я надеюсь. Судя по тем синякам, что я видела, там тоже мало хорошего. На глаз не определить, так что ждать надо, когда пациент или очнется или преставится.
Баб Маша рассказала, что как вошел молодец в избу ее, упал на лавку, так в сознание больше и не приходил. Лежит себе на лавке теперь, выше пояса мною перевязанный, а что ниже – мне смотреть не позволяют. И споры, что я врач, и вообще знаю, как мужики без одежды выглядят, и что я на своей шкуре все узнать успела, не помогают. Хотя, будь что-то серьезное, мне бы сказали. В общем, не знаю, зачем я тут еще сдалась. Мне бы оборудование сюда, тогда можно было бы дальше говорить, а то я могу только пульс послушать. Даже давление не измерить – прибора самого простенького нет. И вот как мне быть?
Да вообще ничего сильно полезного с собой нет. Разве что большой запас канцелярщины, из-за которого я этот люк миновать не смогла – на пути был: двадцать толстых тетрадок формата а четыре, три альбома, несколько упаковок обычных цветных карандашей, пастель, ну и прочие письменные принадлежности, чтобы на долго хватило, а то когда еще мне по магазинам бегать, к тому же и работу никто не отменял. Закупалась Вася к новому учебному году, ну и прихватила всего и сразу, потому что устоять перед канцелярщиной никогда не могла. Тем более что сейчас она со скидкой. А карандаши – моя слабость. На пенал две ручки и минимум двадцать карандашиков разных размеров и цвета. Ну и альбом. Я же рисую еще.
Вообще, хотела я быть художником, но рогом уперлись все домашние. Как, мол, так, еще прадеды да прабабки медиками были, а я малеваньем заняться решила. Пришлось пойти на компромисс. Медицина для профессии, рисование для души. С последним получалось лучше, поскольку душа лежала. Но и к людям пускать меня можно было, все-таки я старалась, училась. Сначала колледж, чтобы база была, потом институт. Параллельно отец на скорой работать устроил, видимо, чтобы меньше времени на рисование было. Наивный. А те два экзамена, что я с третьей попытки сдала – больно хорошая карикатура на преподавателя получилась. Пока не отдала, первый экзамен не принял. А за второй пришлось еще нарисовать. Ведь зараза, отлично поставил в итоге. Да еще бы не поставил, я бы на комиссию написала. Я же все билеты выучила так, что ночью разбуди – отвечу. А ему картинки подавай. Как будто сразу попросить нельзя было. Садюга.
Тихонько помянув ласковым недобрым словом, потянулась за лежащим в углу шитьем. А что делать, если я сюда попала без запаса одежды. Носить то, что женщины здешние привыкли, да ни в жисть. Нет, есть то, что и удобное и практичное, рубашки те же лишь немного обрезать и подшить, но все эти сарафаны, под которыми, уж прошу прощения, больше ничего, не для моего изнеженного организма, приученного ко всевозможным брюкам. Вот и пришлось спешно учиться кройке и шитью. Благо держать в руках иголку с ниткой я умею. Ага, и простые, как ни странно, тоже. В школе уроки труда все-таки были. Да и ситуация располагает. Хочешь – не хочешь, научишься. Все равно делать больше нечего. Рисовать пока не буду, а то вон, герой Белянина тоже так попал с одним карандашом. У меня хотя бы запас, плюс авторучки. Вот и оставалось удобно устроиться на свободной лавке под окном и рукодельничать. Жаль, резинку бельевую в этом мире еще не изобрели. Приходится плести веревочки.
Впрочем, мне грех жаловаться. Белья я себе нашила небольшой запас. Правда, пришлось один день за занавеской прятаться, пока то единственное, что на мне было, стирала, сушила да в качестве выкройки использовала, зато теперь хорошо. А колдовала я над сменными брюками. В качестве выкройки пошли мои джинсы, кои я согласилась на это время сменить на местный аналог юбки. Ну да выбора все равно не было. Чай портных в той глуши, где я оказалась, нет, к местным идти – только диковинкой себя выставлять. В город меня отпускать не хотят, пока красавец этот не встанет, ну или не помрет окончательно. А там уже проводят к царю Гороху, то есть Елизару Елисеевичу. В общем, привет известной книжке. Так что улыбаемся и машем, как советовали пингвины, а там видно будет. Или домой попаду. Или тут придется обустраиваться.
Глава 1
– Да что ты говоришь, старая, – возмутилась купчиха, от чего баба Яга с трудом подавила желание нырнуть под стол за, якобы, упавшей картой. – Путаешь ты все. Что б моей Зорюшке да в женихи купчина старый достался? Да мы ее за боярина просватаем, назло картам твоим. Да не абы за какого, за самого сына боярина Кучки.
– Мабыть, и путаю, – осторожно заговорила бабка, – Мабыть, это они про тебя говорят, на мужа твоего намекають. Девицы-то в горнице нет, воть и кажуть карты всяко разно. Я те сразу говорила, не день седня для гаданий. Завтрева приходи и дочь свою приводи обязательно.
– Да что ж ты мелешь-то, балаболка? Что б я по погоде ненастной Зореньку свою через весь город таскала? Сразу лучше скажи, что не видишь ничего.
Купчиха поднялась из-за стола и вышла из избы, хлопнув дверью так, что посуда подпрыгнула на своих местах, стоявший на краю полки горшок упал и разбился, а кот задом вписался в мышиную нору, надежно ее закупорив, чем тут же воспользовались мыши, начав выщипывать мягкий подшерсток для гнезда. Кот с мявом дернулся, от чего с той же полки упала кружка, уже на само животное. С еще более диким воем зверь выпрыгнул в открытое окно и приземлился прямо на голову недовольной гаданием купчихи и вцепился когтями в волосы. Купчиха, взвыв не хуже кота, поспешила покинуть негостеприимный двор.
– Вот пришла бы с дочкою, ниче бы и не было, – умильно вздохнула баба Яга на это безобразие. Даже желание превратить надоевшую до зубовного скрежета купчиху в жабу пропало. – А то я не знаю, кого она в женихах видеть хочет. Царевич не про ее дочь, так она на Кощеюшку глаз положила. А вот не про ее Зорю жених таков, – бабка лихо бросила карты на стол, нахмурилась, потом лицо ее разгладилось. – Да, верно все, будет ему и разумница, и красавица, и за себя постоять, и спину прикрыть. Спуску никому не даст, но умна да почтительна. А любить его будет…
Старушка мечтательно прикрыла глаза, потом собрала карты, оглядела причиненный беспорядок и цыкнула на высунувшихся из норы мышей. Мыши быстро похватали черепки и скрылись в норке. Баба Яга покивала сама себе. Вот теперь ладно, теперь порядок, осталось Ваську дождаться и можно вечерять. А утром надо будет в путь отправляться, поклониться матери Макоши, дабы все, как надо прошло. Что бы там карты не говорили, но и самой иногда надо спину погнуть, чтобы колдовство гарантированно божественной силой напиталось.
Впрочем, почти сразу раздался стук в ворота. Простые посетители так не стучали. Те или робко скреблись в калитку, или нагло ломились в ворота, как нынешняя купчиха. Этот же человек был уверен в себе, хозяйку дома если и боялся, то в меру, сознавал свое право войти на двор. Обычно так себя только царевы дружинники вели, с коими Костя службу нес да приятельствовал. Яга цыкнула зубом в сторону ворот, и те открылись, пропуская на двор двух стрельцов. Странно, что на этот раз без боярина с царским указом явились. Тут или дело настолько секретное, что страшно думным людям доверить, только на военных и можно положиться, или случилось что. Карты бы кинуть, да времени уже нет. А сердце затрепыхалось в груди, предчувствуя беду.
Хозяйка поправила на голове платок, стряхнула с передника мнимые крошки и поспешила на крыльцо. Это бояре могут сами топать, а потом в сенях топтаться, ожидая, пока грозная хозяйка их принять соблаговолит, да в каком настроении будет еще, а то превратит в мышь али лягушку, да и отдаст коту играться. Людей служилых, кои с ее воспитанником спина к спине против супостатов сражаются, Яга всегда у крыльца встречала.
– А и доброго дня вам, соколики, – поклонилась воям старушка.
– Здрава и ты будь, бабушка, – склонились те в пояс, снимая шапки.
Стрельцы замялись, переглядываясь. Словно решали, кто будет сообщать бабе Яге новость. Наконец, тот, что постарше, вздохнул, переступил с ноги на ногу, и начал.
– Бабушка, выслушай нас, только не превращай ни в кого.
– Кощеюшка… – охнула хозяйка, оседая на землю.
Молодой стрелец едва успел подхватить ее, подвел к лавке у стены, усадил, а сам остался стоять рядом.
– В разъезде мы были. Басурмане пошаливали, вот и решили припугнуть, чтобы деревень не разоряли. Думал воевода два десятка отправить, да только Костя решил, что его силы хватит с отрядом басурманским разобраться. Кто ж знал, что там засада будет. Нас почти и не трогали, отвлекали токмо, а его скрутили да увезли, только пыль столбом.
– А вы что же? – Яга посмотрела сначала на одного, потом на другого воя. – Как допустили?
– Да мы, бабушка, не столбами стояли. Как одолели басурман, так в погоню и кинулись. Да только как их догонишь, коли помощник у них хороший был. Темный вихрь призвали, да и унесло их.
Яга тихо охнула. Это ж какой противник нашелся ее воспитаннику, коли темным вихрем басурман может обеспечить.
– Что ж, люди добрые, – поднялась она с лавки да поклонилась воинам, – хоть и не добрые вести, да и за то спасибо. Буду богам молиться, чтобы мальчик мой живым воротился. Коли что не так вам сказала, уж вы на старуху обиды не держите. То не со зла, от избытка чувств разве.
– И ты прости нас бабушка, что воспитанника твоего не уберегли, – вновь поклонились воины.
Яга только махнула на них руками, да пошла назад в терем.
Вернувшийся Васька сидел на подоконнике и что-то тихо намурлыкивал. Две мыши высунули носы из норки, но не более. Пусть хозяйка и запретила коту их трогать, мало ли. Вдруг да передумает. Вон и настроение у нее изменилось, неизвестно, чего ждать. Едва дверь в горницу отворилась, носы тут же исчезли в глубине норы. Кот проводил их скучающим взглядом, после спрыгнул на пол и пошел тереться об ноги хозяйки.
Вот только хозяйка на его ласки и внимания не обратила, ногой отодвинула и поспешила к столу, где осталась колода карт. Вот как чувствовала, надо карты раскинуть. Да только не на дело царское, а на судьбу воспитанника, кой заместо сына-внука стал. Вот только карты упрямо молчали. Или говори что-то непонятное. Уже и один расклад Яга разложила, и другой, и третий, а только не понятно, что с мальчиком ее. То говорят, что жив он, то, что нет на этом свете. Плюнула баба Яга на карты, достала ковш воды, плеснула в миску, травок туда покидала, наговор почитала да свечку затеплила. Повалил от воды пар, покрылась поверхность рябью, показала, что лежит Кощей в избе какой-то на лавке, по пояс одеялком лоскутным укрытый, да токмо краше в гроб кладут. А где он, что с ним, да и жив ли – не показывает. И есть ли рядом кто, того тоже не видно.
– Вот и меня кара тяжкая за грехи мои девичьи настигла, – вздохнула старуха.
Выплеснула воду в окошко, свечу к иконе пристроила, да и задумалась. Всем последние годы помогала, а ей помочь в ее горе и некому. Появится невестушка, а и нет жениха. Все усилия ее напрасными окажутся. Разве что в церковь сходить, молитву почитать, свечку поставить, да просить батюшку помолиться за здравие мальчика ее, если еще жив, да за упокой души его, коли нет его на этом свете. А самой думать, как быть, когда девушка на пороге возникнет. Как перед ней каяться да прощения за вмешательство в судьбу вымаливать.
Василиса с тоской смотрела на своего пациента. Работы у девушки почти не было. Это вам не больница с новейшей аппаратурой и толпой родственников у дверей, дежурящих в несколько смен. Все, что девушка могла – проверить пульс, чувствительность зрачка к свету, убедиться, что нет температуры, и что мужчина дышит. Ну, еще перевязку сделать, но это уже с помощью знахарки. Мария Данииловна сама поила болезного бульоном и убирала за ним. Впрочем, Васе при всем желании было бы не управиться с пациентом. Вроде мужчина не толстый, но девушка на своей шкуре успела убедиться, что сил приложить надо очень и очень много.
– Вот и я, – дверь избушки отворилась, впуская баб Машу с большой корзинкой. Девушка поспешила помочь женщине. – Как наш мужчина?
– Без изменений, – вздохнула Василиса. – Ежели жить с таким, то одна радость, когда спит. Не храпит, не вертится, одеяло не отбирает, а так, – девушка вновь вздохнула.
– Ты девка, откель такого набралась-то? – опешила знахарка. – Молодая еще для такого.
– А я, Марья Данииловна, вам уже давно толкую, что не девка, да и лет мне уже прилично, по-вашему дева старая, – парировала Василиса. – Двадцать два года уже.
– А по виду и не скажешь, – женщина ополоснула руки, вытерла расшитым полотенцем, и принялась разбирать продукты.
Вася вздохнула. Ну да, ее постоянно за школьницу принимали. Иные пациенты и вовсе охали да ахали, когда она шприц в руки брала. А что делать, если она на пять лет моложе выглядит? Вот и баб Маша верить отказывалась, что она взрослая женщина.
– Марья Данииловна, – девушка приняла у женщины мешочки с крупой и положила на полку, – а вы меня в ученицы не возьмете?
– А на что оно тебе? – искренне удивилась травница.
– Так кто знает, сколько я тут пробуду, – развела руками Василиса, – хорошо, если несколько недель. А ну как больше домой не вернусь. Надо же как-то жить будет.
– Так мы это, жениха тебе найдем хорошего, – подбодрила девушку хозяйка избушки, – с хозяйством справным, детишек ему нарожаешь, хозяйство вести будешь.
– Эээ, – Вася задумалась, потом произнесла, – так я ж никогда этим не занималась. Курицу еще накормлю, если покажут чем, собаку, кошку тоже осилю, а вот что с коровой делать, с какой к ней стороны подходить – это уже не ко мне.
– Да как же ты до такого возраста дожила? – удивилась баба Маша.
– Так я же из другого мира. У нас в городах люди другим заняты, – девушка понимала, подробностей деревенская травница просто не выдержит. – Вот семья моя – все сплошь людей лечили. И мне то же самое завещали. А как я смогу тут людей лечить, коли средств не знаю? Уж лучше мне делом знакомым заниматься, чем новое да непривычное изучать. Все больше толку будет.
– Тоже верно, – травница протерла стол. – После чего ловко вытащила из печи горшок со щами. – Ну, ученица, садись трапезничать, а после буду тебе рассказывать, что сама знаю.
Вопреки ожиданиям Василисы, учеба началась с того, что ей вручили грязную посуду и отправили ее мыть. Девушка только усмехнулась. В учебниках она читала, что ученики и подмастерья выполняли работу по дому, так что особо удивлена не была. Тем более, с этой работой она уже сталкивалась. Вот с печью еще не освоилась, но на это время нужно, а вымыть посуду в тазике не проблема. Летом у бабушки именно так и приходилось поступать.
Зато, когда девушка вернулась, ее уже ждали. На столе было расстелено полотенце, и на нем лежали пучки трав. Вася поспешила достать из рюкзака тетрадь и письменные принадлежности. Понятно, что тут наука передавалась на словах, но девушка предпочитала записать – и в голове лучше отложится, и на будущее польза – вдруг спросить не у кого будет.
– А энто что? – удивилась травница.
– Так вы рассказывать будете, а записывать, и зарисовывать, – пояснила ученица.
– Грамотная что ли?
– Есть немного. Письмо, счет разумею, читаю, само собой, вот молитв не знаю, этому в нашем мире не учили, – честно созналась девушка, решив, что перечисленных знаний больше чем достаточно.
– Что молитв не знаешь, плохо, конечно, – вздохнула Марья Данииловна, – без молитвы какое это лечение? Ну да это поправимо. Пиши, девка.
И началось. Прежде чем перейти к травам, женщина надиктовала Василисе с десяток молитв, потом немного подумала, добавила примерно столько же наговоров. И только потом коснулась первой травинки.
– Знаешь, что это?
– Подорожник, – не раздумывая, ответила Василиса и порадовалась, что в свое время занималась ботаникой. Пусть досконально свойства лекарственных трав она не изучила, но и совсем уж деревом в этих вопросах не была.
– А что делает, ведаешь?
– Кровь останавливает, воспаление снимает, – это она знала еще из детства. Сорви, помнилось, приложи к ранке, и не будет потом никаких проблем. Да и домой бежать не надо, играй дальше. Кажется, это вся детвора знала, причем подсознательно.
– Верно, – кивнула женщина, – но не только.
Дальше Вася записывала под диктовку женщины, благо та действительно задиктовывала, терпеливо ждала, пока девушка сделает рисунок, запишет, отвечала на все вопросы. Не скупилась травница и на примеры из своего опыта. И ученица лишний раз порадовалась, что не стала стесняться, и решилась на просьбу.
– Больше моего только Яга знает, но она в Городце, а мы, считай, не далече от границы. Так что неизвестно, доберешься ли ты до нее, и согласится ли она тебя учить, – под конец первого занятия сообщила травница. – У ней, сколь я знаю, забот и без учеников хватает.
Василиса только вздохнула, а в мыслях сделала заметку, что надо будет расспросить и о той стране, куда она попала. То, что это Русь, причем православная, девушка не сомневалась, но надо было понять, какое время, кто правит, да и о врагах знать хотелось бы. Мало ли что. А еще порадовалась, что школа у нее была с немецким языком, а не с английским. Насколько она помнила, в средние века немцы с Русью больше контактировали, вдруг да пригодится что где.
Занятие продлилось около трех часов, после чего травница заявила, что пока хватит. Заданий как таковых у нее для ученицы не было, зато были дела по дому. Вася бодро взялась за уборку, а сама Марья Данииловна отправилась проведать и запереть птицу и двух коз. Девушка знала, темнеет тут быстро, а потом сидеть при лучинах удовольствие сомнительное. Никогда она не считала себя любительницей вставать с петухами, но пришлось приспособиться. Все равно по темному времени делать было нечего. Не костер же во дворе жечь. А если и развести, что толку сидеть да смотреть в огонь. Ни шить, ни какую другую работу делать не удобно. Это зимой выбора не будет, сейчас же ночи коротки.
Привычно проверив состояние своего подопечного, Вася собрала корзинку с шитьем и вышла на крыльцо. Немного времени у нее было, значит, надо пользоваться, а то всего одни брюки на смену. Жизнь же научила, что может быть всякое. Да и вообще, если она собирается людей лечить, должны быть вещи только для работы. Этакая форма, как и дома.
– А жаль, что не хочешь домом заниматься, – знахарка закрыла скотину в сараюшке, проверила чуть покосившийся забор, заперла калитку, и теперь сидела на лавочке, наслаждаясь последними лучами солнца. – Справная бы из тебя жена вышла.
Василиса только поморщилась. Травница, видимо, заметила это, потому что резко сменила тему, вновь вернувшись к разговору о травах, но сейчас больше рассказывала о своей жизни: как училась, как сама собирала и сушила травы, как с нечистью общаться приходилось. Девушке оставалось только молча шить, да ничему не удивляться. Она и так заметила, что за ночь пропадают молоко и краюшка хлеба, оставленные на шестке. Кот туда никогда не забирался, даже не смотрел в ту сторону. Оставалась только одна версия, настолько нереальная, что именно в нее Вася и поверила – домовой. Больше некому. Не их же болезный? Да тому, если и очнется, еще неделю в себя приходить, где уж по дому шастать.
Слушать про нечисть было интересно. Василиса понимала, что и ей рано или поздно придется столкнуться с этими загадочными существами. Так хоть будет знать, что к чему. Хорошо бы записать, но бежать в избушку за очередной тетрадью не хотелось. Да и не последний день она тут, еще успеет расспросить подробно. Пока же оставалось только шить да слушать, изредка суя в рот палец, когда особо сильно тыкала в него иголкой, заслушавшись женщину, успевшую много повидать на своем веку.
– Ладно, Василисушка, – пойдем в дом вечерять, – когда спустились сумерки, решилась знахарка. – Не к ночи дальше разговоры продолжать. Хоть и обережен дом, но зачем призывать тех, без кого обойдемся.
Девушка согласно кивнула. Пару раз ночью видела, как нечто крадется вдоль забора, когда выходила из дома до отдельной постройки за кустами малины. Близко знакомиться с неведомыми существами девушке не хотелось. Все-таки русские народные сказки, зачитанные в детстве чуть не до дыр, притупили ее любопытство. Из них Вася вынесла, что всякая нечисть днем слабее, а вот ночью с нею лучше даже не заговаривать. А то неизвестно, чем дело кончится.
К попаданию в другие миры девушку подготовила уже современная фантастическая литература, кою она читала во время дежурств на скорой. Конспекты ночами, особенно на выезде, откладывались в памяти плохо, а книги с одной стороны не перегружали мозг, с другой не давали заснуть. Ну и, как оказалось, выработали некую психологическую устойчивость. Так что она уже не удивлялась, ни когда очутилась в стогу сена, ни когда обнаружила, в какой мир занесло, да и при встрече с неопознанным тоже реагировалось спокойно. Нет, были и истерики, она несколько раз, дождавшись ухода Марии Данииловны, ревела на всю избу, так что кот, который никому не давался приласкать, ластился у ног. Но потом успокоилась, смирилась, и теперь приспосабливалась к жизни на новом месте.
Тяжелее всего Василисе далась кухня. Пусть готовить девушка умела и любила, тут не было и половины того, с чем она привыкла иметь дело. Картошка и, тем более, макароны еще не появились. Чтобы получить майонез, нужно было приложить усилия, а о кетчупе еще не слышали, равно как и о привычных помидорах. Если судить по редким названиями чужих земель, то Америку в этом мире только освоили. И ту же картошку, если и выращивали где, то на далеком Альбионе в цветочных горшках ради скромных цветочков. А может и не открыли вовсе. Знахарка честно призналась, что сии дела ей, в глуши живущей, неведомы. Посуда и печь тоже были непривычны. Управляться с ухватом девушка до сих пор толком не научилась.
Наверное, это было одной из немногих вещей, что заставляли травницу сомневаться, сможет ли она сосватать девицу кому из сельских. Разве что сыну купеческому, из тех, что зажиточные. Уж он-то жену ручками по дому работать не заставит, полон двор прислужниц. Больше только у бояр да людей служилых, но они не захотят брать в семью девку без роду-племени. Видать, и правда, придется Василисе осваивать профессию травницы. А в лекарском деле, как успела заметить женщина, новоиспеченная ученица понимала.
– Ну, посмотрим, что ты сготовила, – женщина ловко извлекла из печи горшок, полный вареников с грибами.
Разложив еду по плошкам, травница сдобрила свою порцию сметаной, и отправила первый вареник в рот. – А вкусно.
Вася потупилась. Не самое сложное блюдо в ее исполнении. Еще бы картошки добавить, но где ее взять? Вот и приходится изворачиваться. Впрочем, вышло действительно вкусно. Пока Мария Данииловна ходила в деревню, девушка успела замесить тесто и налепить вареников. Грибы они собрали утром, а делать весь день было особо нечего. Шитье прискучило, пациент не спешил открывать глаза. Травница уже смеялась, может поцеловать его девушке, вдруг да очнется. Вася с опытами не спешила, но уже косилась на мужчину с определенными мыслями.
Утром Василиса привычно проснулась под крик петуха. Девушка улыбнулась. И чего герой популярной серии книг так раздражался? Спать надо раньше ложиться, тогда и вставать легко будет. И на скорой пару лет поработать, вот уж приучишься спать когда угодно, вскакивать бодро и с ясной головой. Кинув птице припасенный с вечера кусок хлеба, девушка оделась и поспешила вниз. Тем более, с кухни уже доносились запахи, заставлявшие захлебываться слюной. Но сначала умываться, а то за стол не пустят. Быстро закончив с гигиеническими процедурами и простирнув бельишко, она влетела в кухню.
– Марья Данииловна, да вы и мертвого разбудите, – просияла Вася, глядя на стол, в центре которого стояло большое блюдо с блинами. Кроме них там уже были выставлены плошки с творогом, сметаной, ягодами и медом.
– Вот и не мешкай, садись за стол, да кушай, – женщине явно была приятна похвала.
Василису долго упрашивать не пришлось. Девушка достала пустую тарелку, положила в нее сметаны, смешала с ягодами, потом взяла первый блин, скатала трубочкой, подчерпнула им начинку и отправила в рот.
– Вкусно-то как, – с набитым ртом произнесла девушка. Травница только покачала головой. Молодые, они все такие.
После завтрака все было как и всегда: осмотр их пациента, потом хозяйка дала ученице задания на день а сама отправилась в деревню. Там ее ждало несколько человек, прихворнувшая корова и лошадь со сломанной ногой. Василиса быстро вымыла посуду, намыла пол, после чего принесла воды – с колодцем проблем не возникло, поскольку такой же был и у ее бабушки. Дальше начинались сложности с печью. Но и тут девушка справилась, отправив чугунок со щами внутрь. Втащить бы потом, но это пока терпит. Убедившись, что ничего не забыло, Вася достала тетрадь с записями. Пробежала взглядом тексты молитв, наговоры, после перечитала еще раз все, что ей говорили о травах. Если с последним было просто, то первое требовалось зазубривать без особого понимания, просто потому, что так надо, принято, и повелось со стародавних времен. И пусть доказательства того, что мир волшебный, и наговор усиливает действие лекарства, а иная молитва поднимает на ноги не хуже некоторых средств, девушке сложно было пересилить себя. Хотя она видела иконы в операционных, но в родном мире все это значило куда меньше, чем знания, чутье и талант врача. А пересиливать себя всегда сложно. Зато девушка вспомнила еще об одной вещи, в которую врачи ее родного мира, как ни странно, верили наравне с показаниями приборов.
С другой стороны, кто-то посчитал бы ее сумасшедшей, но больше вариантов Василиса придумать не могла. Ну не целовать же ей в самом деле их потерпевшего. Разумеется, опыт у нее был, но не с незнакомыми. Рассуждения о том, что поцелуи не секс и уж точно не повод для знакомства, девушка пока отметала.
– Лежишь? – она устроилась рядом с мужчиной. – Хорошо устроился, надо сказать. Почти как султан. Лежишь себе, ничего не делаешь. Вокруг женщины порхают, обихаживают. Делать ничего не надо, знай себе наслаждайся. А у некоторых, вообще-то, отпуск законный, и каникулы на учебе. Но кого это интересовало. Нашаманили себе непойми чего, и получи Вася полное счастье деревенской жизни. Да не у бабушки, где хоть какие-то блага цивилизации в виде электричества, а там, назнамо где, – девушка всхлипнула. Себя было жалко. – А я домой хочу. Картошки хочу, макарон, суши, пепси, сока томатного, кофе. Телик посмотреть, с девчонками потрындеть по телефону, в компе посидеть. Где я у вас все это возьму?
Девушка пристально вглядывалась в лицо мужчины. Увы, все ее жалобы были встречены молчанием. Лишь грудь незнакомца чуть заметно приподнималась, показывая, что он еще дышит.
– Ладно, прости, – девушка присела на корточки и осторожно коснулась его локтя. – Тебе-то явно куда больше досталось. Я, пусть и попала неведомо куда, но целая, невредимая, даже не испачкалась, пока падала. Это я так ругаюсь, просто потому, что ничего сделать не могу. Уж ты-то, наверное, догадываешься, каково это, когда ничего сделать не можешь, только смотришь, и ждешь. И ладно бы ждешь, я ведь даже не знаю, все ли правильно делаю. Да, мне всякого за два года увидеть довелось. И пьяных с пробитыми головами, и людей в разбитых повозках, женщин беременных, которые уже умерли, а ребенка удавалось спасти. Всякое было. Не только плохое. Вот помню, один раз нас вызывали – у мужика рука в унитазе застряла. Уж не знаю, что он там доставал, но вытащить не может. И разбивать отказывался. Жена уже и мыла туда жидкого вылила, и масла, а не помогает. В результате горшок злополучный мы все-таки разбили, обработали царапины, руку перевязали, поскольку умник этот растяжение получил. Ох и ругался он, но ничего, потом приезжал, конфеты привез. Или вот тоже, студенты на спор на голову кастрюлю примеряли. Один снять не смог. Тут повозиться пришлось. Но вызволили. Даже кастрюля уцелела, так погнулась немного от особо умной головы только.
