Kitobni o'qish: «Space O», sahifa 2

– 2 –

В десятом часу начался дождь. Не ливень, а тот летний лондонский дождик, который почти не мочит одежду и волосы, и под ним можно бродить сколь угодно долго. Дэйв шел по мокрым плитам тротуара, уворачиваясь от зонтиков хихикающих девчонок. Из Сохо до вокзала Виктория идти было около часа, потом еще полчаса на поезде до Бекенхема. В хорошем расположении духа Дэйв любил бродить по центральным улицам, представляя, как к нему подходят за автографом, с ним фотографируются, он дает интервью, может, однажды Королева пригласит его на прием, почему бы нет? Но сегодня ему хотелось быть одному. Манящие неоновые вывески и толпы фанатов у ночных клубов его раздражали. В этом новом послевоенном мире нашлось пока только два способа спастись от рутины и стать знаменитостью: быть музыкантом или космонавтом. Сначала все хотели стать Элвисом, потом появились «Битлз» и Гагарин. Если бы он что-то понимал в точных науках, он бы пробился в настоящий космос, тогда-то Королева наверняка пригласила бы его на прием. Но в науках он был полный ноль, – как, судя по всему, большинство британцев. Иначе как объяснить, почему к звездам первыми полетели русские, а миссию на Луну готовят американцы? Все, что есть у него, – это искусство и музыка, но даже здесь он лишь один из многих. И вот теперь все рушится, и от злости и беспомощности снова хотелось плакать. Гермиона оставила его. Хита нет. Музыканты могут уйти в любой момент. По крайней мере, он сменил эту ужасную в своей безыскусности фамилию – Джонс. Зато остались страшные, кривые зубы. С такими данными только и быть мимом в пригороде Лондона. Но отчего-то ведь он хочет заниматься музыкой, и это сильнее него. Если бы все было хорошо уже вчера…

В Бекенхем он приехал почти в полночь. Здесь дождь только начинался и, кажется, обещал быть сильнее, чем в Лондоне. Похолодало, шелковую блузу продувал ночной ветер, и сейчас ему вдруг захотелось согреться и побыть среди людей. Он редко бывал в пабах Бекенхема, но, похоже, настало время отметиться и там.

Он толкнул плечом первую дверь и оказался в узкой каморке, где едва помещались барная стойка, несколько высоких стульев под ней и три колченогих круглых столика вдоль стены. Было видно, что паб еле сводит концы с концами, хотя владелец держался так, словно его заведение посещает сам премьер-министр. Во всяком случае, в этот дождливый вечер все места были заняты. Взяв пинту биттера, чтобы хоть так сойти за своего под прицелом испытующих рабочих глаз, Дэйв протиснулся в закуток у окна рядом с входом. Здесь же, у окна, стоял, подпирая стену, поддатый работяга в растянутом свитере, жилистый, приземистый, с редеющими рыжими волосами и красными, несчастными глазами. Рядом с ним на подоконнике стояла початая пинта.

–Будь здоров, приятель! – провозгласил он на сильном кокни, когда Дэйв отпил из своего бокала, и улыбнулся. – Я тебя здесь раньше не видал! – Улыбке не хватало нескольких зубов.

–Никогда раньше сюда не заходил, – ответил Дэйв. – Та еще дыра, судя по всему.

–О, это ты правильно сказал! Дыра еще та! В такую погоду – самое оно!

Дэйв оглянулся, но мест не освободилось; вместо этого зашли еще трое строителей.

–Здесь все кто грузчик, кто строитель, наш контингент! – незнакомец ввел его в курс дела. – Я тут главный завсегдатай. Когда жена достанет своими «принеси денег», отдаю ей все, что есть, а сам – сюда. Хозяин меня жалеет, наливает в долг. Я больше одной пинты не беру, но меня и другие жалеют и делятся. За вечер пять-шесть набегает.