Kitobni o'qish: «Квартира в подарок»

Час икс:

Идея зрела давно. Решимость крепла день ото дня. Решимость питалась ненавистью и требовала не брать в расчет возможные катастрофические последствия. Не думать о грозящих многих годах тюрьмы или даже колонии строгого режима. Надеяться на лучшее. Надеяться, что не застукают, не поймают и вины не докажут. И иметь в виду, что такого удобного случая может больше никогда не представится. Случай надо использовать. Использовать так, чтобы проблема исчезла раз и навсегда.

Проблема должна умереть!

Когда она умрет, то сразу всё наладится. Мечты вновь обретут реальность, будущее засияет прежними яркими красками. Не может не засиять. Ведь столько сил было вложено, столько времени потрачено, столько терпения проявлено, что награда уже давно заслужена. Награда, которая неминуемо ускользнет, если не предпринять срочных мер. Меры чудовищные, жестокие, смертельные. Но никакого другого способа вырваться из тупика в голову не приходило. Иногда обуревали сомнения, а стоит ли цель такой жертвы, но они не долго гнездились в голове и не подавляли волю, а лишь щекотали нервы, будили воображение, заставляли выверять тщательно каждый шаг. Первый и последний.

Впрочем, первая шагнула она и тут же превратилась в проблему. Вклинилась в такой простой и стройный план достижения счастья, вознамерилась одним махом перечеркнуть и свести на нет титанические усилия многих лет. Как же тут было не озвереть и не объявить войну? Без жалости, без сантиментов, без глупых терзаний. О нет, нет никаких причин упускать свою выгоду. Только еще капля терпения и щепотка удачи. Спрятаться и дождаться, когда она появится. Не впервой.

Удобная позиция за обрешеченной шахтой лифта на несколько ступеней выше лестничной площадки позволяла слышать ее приближение, оставаясь при этом в тени бетонного каркаса и металлического профиля, так что и заметить невозможно, если не знать о засаде. А если вдруг заметит, то можно стремглав убежать сначала наверх, а потом вниз по черной лестнице, как уже случалось уносить ноги в подъездах подобной планировки. Капюшон на голове, нависающий над лицом и кидающий тень до самого подбородка, не позволит меня опознать. И не важно поднимется ли она на лифте или по лестнице, она неминуемо повернется ко мне спиной, чтобы попасть в нужную ей квартиру. Тут-то я и выскочу, и совершу задуманное. Зря что ли тренировки были оплачены и уроки усвоены.

Движение лифта вверх и поворот замка в двери послышались одновременно, заставили замереть в укрытии.

– Ну, наконец-то, – сердито буркнула женщина, выпорхнувшая из квартиры навстречу той, что вышагнула из лифта. – Я уже не надеялась, что ты успеешь. И не надо, не говори мне сейчас ничего, я и так уже опаздываю. Давай сама теперь как-нибудь. Справишься, я уверена, – прокричала напоследок, уезжая вниз.

Оставшаяся ничего не ответила, тяжело вздохнула и скрылась в квартире.

Ну что ж, все гораздо проще, чем казалось. Лишь бы никто из соседей не выглянул в самый неподходящий момент.

Стоило подумать о соседях, как тут же щелкнул замок и открылась дверь соседней квартиры. Вышли двое. Пожилая пара.

– Ты кошелек не забыл? – строго спросила дама, пока мужчина, судя по звуку, вставлял и проворачивал ключ в замке.

– Не забыл, – отозвался тот.

– А сетку? Сетку взял, чтобы за пакет не платить?

– Да.

– А карту с бонусами?

– Я все взял, – огрызнулся мужчина и задал встречный вопрос: – Лифт вызвала?

– Ты куда-то торопишься? – проворчала обиженно дама.

Дом – далеко не трущобы. И такое недовольство жизнью у его обитателей. Пресыщенные, спесивые, капризные. Скорей всего, они продолжили покусывать и задирать друг друга в кабине лифта, но механический звук заглушил их голоса.

Еще минута бездействия, чтобы убедиться, что не едут назад, вспомнив о не выключенном утюге или забытом носовом платке.

Вроде бы не возвращаются… Пора.

Шаг к двери, палец утопил кнопку звонка. Раздалась переливчатая трель.

– Заходите, открыто! – прокричала она из глубины квартиры.

Даже не поинтересовалась, кто нагрянул. Глупая. Недальновидная. Все равно не жилец.

В прихожей за приоткрытой дверью было темно. Не кромешный мрак, но толком ничего не разберешь. Единственно, что различалось, это очертания широкого коридора, уходящего вперед метров на шесть – семь и упирающегося в стену. Коридор имел ответвления и несколько дверей. За ответвлениями и дверьми прятались комнаты, туалет, ванная, кухня. И где-то там находилась она. Интересно, где? Чем таким важным занята? Почему не вышла навстречу?

– Простите, что не встречаю, – подала голос она, будто услышала вопрос о себе и решила разъяснить свое странное поведение. – Я тут в кладовке на стремянке. Лампочку ищу, чтобы вкрутить в прихожей взамен перегоревшей. Представляете, перегорела перед самым вашим приходом. Неожиданно щелкнула и погасла. Я аж растерялась. Думаю, как же вы будете квартиру осматривать, если не видно ни шиша? В прихожей-то совсем темно. Такая планировка, что туда ни от одного окна свет не достает. Вот и полезла в кладовку в надежде, что лампочка запасная найдется. Здесь много всякого инструмента и других разных вещей, – сообщила она, чем-то шурша и позвякивая, ничего не подозревая. – Вы мне поможете? У вас есть фонарик в телефоне? Сможете мне посветить, пока я буду вкручивать? А потом я вам всю квартиру покажу и чаю налью, если не торопитесь.

Поторопиться имело смысл. Сначала закрыть на замок за собой входную дверь и убедиться, что в квартире кроме них двоих никого больше нет. Стремительный и почти бесшумный, благодаря мягким кроссовкам, забег по комнатам успокоил на счет препятствий и ненужных свидетелей.

– Вы меня в прихожей ждете? – снова проявила себя она сильно извиняющимся тоном. И снова сглупила, не требуя немедленного ответа, а продолжая беззаботно трещать, не подозревая, что зло подобралось к ней вплотную, дышит в затылок. – Казалось бы такое маленькое помещение, а сюда столько всего понапихано, что элементарно лампочек не найти. Хотя их не может не быть, если столько всего другого имеется. Словно склад хозяйственного магазина, честное слово.

Она трындела и трындела, и тем самым указывала путь к кладовке, которая оказалась за первым ответвлением коридора направо. Чуть дальше в том же направлении виднелась просторная кухня с вычурным гарнитуром, но тратить время на разглядывания не стоило, хоть любопытство и распирало. Надо было оперативно исполнять задуманное и уносить ноги, поблагодарив судьбу за то, что жертва сама себя определила в ловушку – взгромоздилась на шаткую стремянку в тесном закуте. При таком раскладе убийство вполне могло сойти за несчастный случай. О такой удаче невозможно было и мечтать! Оставалось лишь вспомнить всё, что входило в курс самообороны, и сделать то, что официально посчитали бы превышением необходимых мер. Действовать быстро, пока она не обернулась и не попыталась защититься. Зачем тянуть и создавать себе дополнительные сложности?

Рука, облаченная в прозрачную латексную перчатку, крепко сжала электрошокер, заранее вынутый из рюкзака. Взгляд уперся в оголенную из-под вздернутой штанины лодыжку – прекрасное место для удара. Достаточно было резко приткнуть контакты к коже, одновременно нажимая на кнопку разряда, чтобы она издала невнятный бульк, встряхнулась всем телом, оступилась и слетела со стремянки со стуком и хрустом. То ли руку сломала, то ли ногу, то ли шею, то ли все кости махом. Ни стона, ни движения не последовало – верный признак потери сознания.

После паузы, длившейся какие-то доли секунды, сверху градом посыпались инструменты: отвертки, плоскогубцы, молотки, шурупы, гвозди, какие-то провода и лампочки. Всё, что, видимо, хранилось на полках, которые накренились от резко привалившейся к ним стремянки. Кладовка наполнилась дробным и раскатистым гулом, каким обычно в фильмах озвучивают лавину в горах, и пылью, взметнувшейся вверх от пола к потолку. Прорезая пыль, с коротким, но отчетливым свистом ухнули вниз небольшие по размеру, чуть больше консервной банки, но явно тяжеленные тиски, и стукнули ее по голове, избавив от необходимости применять дополнительную силу с помощью молотка, ждавшего своей очереди в рюкзаке. Одного взгляда на кровавое месиво, образовавшееся на месте виска, было достаточно, чтобы убедиться в мгновенном превращении живого человека в мертвый труп.

Цель достигнута!

Странно, но победного ликования в груди не ощущалось, из горла не рвался радостный клич. Вместо этого панический ужас начал распространяться по телу. Руки и ноги будто онемели, стали ватными и непослушными, во рту образовалась мерзкая горечь. В один миг стало нечем дышать. То ли от вида кровавого месива, то ли от поднятой в воздух пыли, то ли от осознания, что ничего уже изменить нельзя.

А если изменить нельзя, то надо улепетывать подобру-поздорову, пока удача не повернулась хвостатой задницей. Последний штрих – выключить свет в кладовке, прикрыть в нее дверь и прикрыть дверь в квартиру. Всё!

За полгода до того:

Освещения и пространства катастрофически не хватало, чтобы оценить наряд. Дина слегка отодвинула тяжелую штору и осторожно выглянула в торговый зал. Не хотелось брать кота в мешке, но и развлекать посторонних своим несуразным видом тоже не хотелось. К счастью, магазин был пуст, если не брать в расчет двух девушек консультанток, которые караулили поблизости и мгновенно ринулись на подмогу.

– Вы сюда выходите, – позвала одна, лихим размашистым жестом отдергивая штору полностью.

– Здесь зеркало большое и удобное, – добавила вторая, подхватывая штору из рук первой и забрасывая ее на штангу, с которой ткань свешивалась.

Дина почувствовала себя незащищенной, уязвимой, словно публично раздетой. Она смущенно кашлянула и нехотя вышагнула из тесной и затемненной примерочной кабины на свет и простор. Тут же оказалась под перекрестными прицельными взглядами консультанток.

– Юбка села на вас идеально, – восхищенно произнесла первая, не дожидаясь, пока Дина встанет перед зеркалом.

– Блузка прекрасно с нею сочетается, – добавила вторая в том же превосходном духе.

– Стопроцентное попадание! – воскликнули обе в унисон.

– Попадание куда? – растерялась Дина. – Какая-то акция?

Собственное отражение в зеркале ей решительно не понравилось. Трикотажная зеленая юбка сильно обжала бедра, подчеркнув живот, который нельзя было назвать выпирающим, но и под понятие рельефного пресса он тоже не подпадал. Дина всегда старалась скрывать его за свободным кроем или декоративными складками. Самым лучшим для себя вариантом считала платья без акцента на талии. Предложенная консультантками юбка как раз и не делала такого акцента, ее верхний край вовсе к талии не прилегал, ни спереди, ни сзади, ни справа, ни слева. Складывалось впечатление, что юбка была сшита на совершенно прямую фигуру, не имеющую ни талии, ни живота, ни ягодиц, ни бедер – вообще ничего. Такой фигурой мог похвастаться разве что субтильный юноша – подтверждение тому, что большинство модельеров создают одежду для своих любимых… мужчин. Хотя блузка явно предполагала наличие женских форм. Плотная канареечная ткань пузырилась на груди, словно парус, наполненный ветром. В этом пузыре-парусе спокойно мог уместиться бюст самого выдающегося размера. Трудно было представить такую грудь при вполне скромных плечах, на какие блузка была рассчитана. Во всяком случае такую грудь, какая достается большинству женщин от природы, а не является следствием пластических операций.

Цвета юбки и блузки были столь яркими и противоречащими друг другу, что Дина на их фоне потерялась. И без того бледные ее щеки на исходе затяжной и сумрачной зимы стали еще бледнее, глаза из ясно голубых превратились в блекло серые, каштановые волосы в стрижке «каре», будто подернулись сединой, приобретя унылый мышастый оттенок. Почти полное отсутствие косметики, а Дина предпочитала без праздничных поводов не наносить толстых слоев тонального крема и пудры, только тушью слегка выделяла ресницы и гигиенической помадой с блеском увлажняла губы, приняло катастрофический характер. И если пятью минутами раньше Дина представляла собой пусть и не писаную красавицу, но вполне миловидную женщину лет на пять моложе своего реального возраста – сорок с хвостиком, то теперь сама себе напоминала впавшую в детство глубокую пенсионерку. Назвать такое «стопроцентным попаданием» она могла бы только в том случае, если бы это было попадание в передачу «Снимите это немедленно» или в программу «Модный приговор» в качестве примера дурного вкуса. Но девушки консультантки явно не телевидение имели ввиду и продолжали гнуть свою линию.

– Выглядит очень эффектно, – произнесла одна. – Стильный фасон, ультрамодные принты. Кстати, вся новая коллекция просто супер.

– Да, – перехватила инициативу вторая. – К этой блузке можно подобрать трендовые брюки, например, капри-клеш, а к юбке – шикарный блейзер. Сверху накинуть топовый жилет.

– А если вставить золотой пояс и завязать пестрый аскот, – снова включилась первая, показывая на стеллажи, где висели пояса и шейные платки, – на руку надеть часы на золотом браслете вместо вашего пластика и вот так поддернуть рукав блузки… – Она наглядно продемонстрировала, как поддернуть. – Получится законченный сбалансированный лук.

– Репчатый или оружие Робин Гуда? – уточнила Дина, которую начало забавлять происходившее.

Девушки молча переглянулись. На их лицах промелькнуло недоумение, сменившееся через секунду усмешкой превосходства.

– Вы не поняли, – снисходительно взялась объяснять одна. – Под словом «лук» имеется в виду комплект одежды и аксессуаров, создающих неповторимый запоминающийся образ.

– Все я поняла прекрасно, – с тяжелым вздохом разочарования огрызнулась Дина. – Это вы шуток не понимаете. Хотя… то, что вы мне посоветовали, я нахожу очень даже смешным. Так что можно сказать, что шутка ваша удалась.

Девушки замялись, явно не понимая, как им следует продолжать общение с покупательницей. То ли вступить с ней в перепалку, то ли проглотить нравоучение молча? Сделать вид, что не заметили колкости, или посмеяться над собой? Одна была умнее, вежливо улыбнулась и промолчала, другая взялась доказывать свою правоту. С ее слов получалось, что Дина нигде не найдет ничего более подходящего, чем то, что ей предложили в этом бутике. Последний писк моды предстоящего летнего сезона, как никак!

– Мне кажется, юбка тяжеловата для лета, – высказала свое мнение Дина. – Слишком толстый трикотаж и состав синтетический.

– Зато блузка коттоновая.

– Какая?!

Дина заподозрила, что ослышалась.

– Коттоновая, – отчетливо, чуть ли не по слогам, повторила девушка.

– А я думала, хлопковая, – озадаченно пробормотала Дина, пытаясь вспомнить, есть ли у английского слова «cotton» в переводе на русский язык еще какие-нибудь значения, кроме «хлопка».

– Нет, – железно возразила девушка. – Не хлопковая, коттоновая. Это значит – натуральная, дышащая, антиаллергенная. Самый лучший материал для тела.

– Ну, ладно, – примирительно протянула Дина. – Может, я чего и не знаю. Может, это новое слово в модных кругах. Как тот же лук.

Сама себе она поставила на заметку, вернувшись домой, пошерстить словари и выяснить, где же правда. Она любила докапываться до истины, если что-то заинтересовало или стало предметом спора. Теперь же она почувствовала себя уставшей и не способной на препирательства. Она уже полдня бродила по магазинам в поисках наряда для семейного торжества. На следующей неделе им с Антоном предстояло отметить двадцать лет совместной жизни – фарфоровую свадьбу.

Из интернета Дина почерпнула, что двадцатилетний юбилей – один из кризисных периодов в жизни семьи. Супруги уже всё друг о друге знают, обвыклись и притерлись, отсюда, мол, как радости, так и скука. С одной стороны – приятно, что ты понимаешь партнера с полуслова и полу жеста, заранее знаешь его реакцию на что бы то ни было, с другой – предсказуемость и отсутствие интриги убивают интерес и любовь. Отношения оказываются хрупкими, как никогда ранее. Хрупкими, как дорогой фарфор, который на вид гладок и крепок, но легко бьется, если его подвергнуть испытанию – стукнуть или уронить.

Дина была уверена, что их с Антоном брак невозможно разрушить никакими испытаниями. По ее мнению, лучше любви их связывала память о том, что они уже пережили вместе. Остались в прошлом, но не забылись многомесячные задержки зарплаты и почти полное безденежье, когда приходилось рыскать по палаткам возле метро в поисках самых дешевых продуктов, пусть и сомнительного качества, варить супы, что называется, из топора, штопать проношенные носки и подтягивать стрелки на капроновых чулках. Не забылись неожиданные шальные деньги, вырученные Антоном за написание первого игрового приложения для процессора «Макинтош». Они сумели тогда погасить задолженность по квартплате, одеться, обуться и вдвоем слетать в Анталью, где две недели предавались чревоугодию, морской неге и сексуальным утехам, словно заново узнавали друг друга. Потом была первая машина «Шкода Октавиа», пригнанная из Польши и ставшая для них свидетельством стабильно растущего дохода. Планировалось в скорости поменять «Шкоду» на «Мерседес», а Москву на Сан-Франциско, но не задалось ни то, ни другое. Доходы росли стремительно только в первый год, а потом стало понятно, что из средних слоев среднего класса им вряд ли удастся когда-нибудь выпрыгнуть. Только стоило им смело помечтать, как их тут же опускали на землю экономические кризисы или семейные потрясения. За двадцать прошедших лет Дина с Антоном потеряли родителей, умерших, кто от рака, кто от инсульта. Простились с мыслью о детях, потому что никакое лечение не давало результата. Позволили себе немного попутешествовать, скопили никому ненужную коллекцию сувениров и никогда не пересматриваемые диски с фотографиями.

Антон несколько раз переходил из компании в компанию, иногда с повышением в должности и окладе, а иногда в силу обстоятельств с потерей прежних достижений. То, бывало, с начальством расходился во мнениях, то фирма неожиданно банкротилась. Занимался преимущественно программированием, чему учился в институте. Дина тоже этому училась, но сильно уступала способностями Антону, о чем тот часто ей напоминал, причем с института. Подруги поговаривали, что таким образом Антон убрал конкурента, точнее конкурентку. Но Дина так не считала. Она считала, что убралась сама. Сначала в лаборантки на кафедре высшей математики и информатики, а затем в домохозяйки, когда новый заведующий кафедры начал притеснять сотрудниц. Заведующий, мечтавший получить степень доктора физико-математических наук, но застрявший в кандидатах, извергал свою неудовлетворенность на всех вокруг и в первую очередь, на слабый пол. Может потому, что его докторскую уже дважды заворачивала на доработку председатель городской комиссии Эльвира Исааковна. Заведующий скрежетал зубами и все больше утверждался во мнении, что женщины – это люди второго сорта, неспособные понимать точные науки. Что уделом женщины были, есть и будут кастрюли и дети, и нечего корчить из себя умных. Гипатия Алексийская и Софья Ковалевская не в счет, исключения подтверждают правило. Как раз тогда Дине потребовалось взять дополнительный месячный отпуск для лечения своих женских проблем.

– Потому и бесплодны, – разразился гневной речью заведующий, когда она пришла с просьбой к нему в кабинет, – что пашете наравне с мужиками.

– Я же не шпалы таскаю, – попыталась защититься Дина. – И цемент не замешиваю.

– Чрезмерно ум напрягаете, – повысил голос заведующий, не терпевший, чтобы ему перечили. – Попроще надо быть. Поглупее. Тогда и дети появятся.

– Куда же мне деть свой нехилый умишко? – съязвила Дина. – Как же поглупеть-то?

– В домохозяйки заделаться, – посоветовал он. – И мужу своему служить, как заведено было предками.

– А если бы я была не замужем?

– Если бы, да ка бы… – передразнил заведующий и сердито кинул ручку, которой до того противно постукивал по столу. – Вот не надо этих бла-бла. У каждой нормальной женщины муж есть. А если нет, значит ведет она себя неподобающе. Выпендривается и выеживается. За что и огребает по жизни тумаков, и вынуждена сама себе на хлеб зарабатывать. Но, к счастью, это не ваш случай. Так что, пишите заявление об уходе по собственному желанию. Я подпишу.

– Вот так сразу?! – опешила Дина.

– Да. Я не привык тянуть с решениями, поэтому подпишу сразу.

– Но… я не готова. Я прошу лишь отпуск на месяц за свой счет.

– А смысл? – Заведующий указательным пальцем сдвинул на кончик носа свои очки и пристально поверх стекол посмотрел на Дину. Такой взгляд он практиковал со студентами, когда бывал поражен их тупым упрямством. – Ну, допустим, лечение будет успешным, и вы забеременеете, – пустился в рассуждения он. – Тогда через полгода вы уйдете в декрет, а затем в отпуск по уходу за ребенком. Мне придется искать вам замену на пару-тройку лет. Я не смогу пригласить высококлассного специалиста, потому что временно. И вы появитесь на работе, потеряв всякую квалификацию. Да еще будете регулярно отсутствовать из-за болезней вашего чада. Ветрянка, скарлатина, что еще у них бывает? – брезгливо сморщился он.

– Как вы смеете так рассуждать? Вам не стыдно? – разнервничалась Дина. – Вы меня оскорбляете! Оскорбляете всех женщин в моем лице!

– Ой, бросьте, – отмахнулся заведующий, откинувшись на спинку своего высокого и широкого кресла, обтянутого темно бордовой кожей. Только царской короны над ним не хватало в дополнение к двуглавому орлу, висевшему на стене. – Я просто говорю правду. То, о чем другие умалчивают, но думают также. И, кстати, есть еще второй вариант, что лечение ваше ничего не изменит. Тогда вы будете ходить по докторам еще и еще. И что, я должен буду постоянно соглашаться на ваши внеплановые отпуска? Зачем оно мне надо? Зачем это университету? Я уже молчу про ту моральную подавленность, которую вы будете испытывать, и которая неминуемо будет отражаться на работе.

– Есть закон, – пролепетала Дина, чуть не плача.

– Это одна из причин, по которой я обращаюсь к вашему здравомыслию. Давайте, не будем трепать друг другу нервы, разойдемся мирно. Пишите заявление и считайте, что я его уже подписал.

– Нахал! – ругнулась Дина, хлопнув дверью кабинета. – Мужлан! Женоненавистник! Самодур!

Кто находился в этот момент на кафедре, уставились на нее удивленно. Ведь она никогда не позволяла себе грубости. Уволилась в тот же день.

Потом какое-то время еще искала себе работу. Читала объявления в газетах и на сайтах, расспрашивала знакомых, но с каждым днем все менее активно. Она заметила, что в деньгах особой нужды не имеет, Антон как раз тогда начал зарабатывать больше прежнего. Дина робко высказала идею посвятить себя домашнему хозяйству. Антон не возражал. Даже скорее приветствовал. Ему нравилось, что каждый вечер дома его ожидал свежеприготовленный ужин, и не было необходимости по выходным помогать жене с уборкой и закупкой продуктов. Все это она успевала сама в будние дни. В выходные он мог с чистой совестью сходить с приятелями в баню или зависнуть дома перед телевизором. Иногда Дина вытаскивала его на культурную программу или загород на природу. Антон всегда сначала сопротивлялся, а затем сдавался с наигранным одолжением. Дина принимала эту игру как должное с мужской точки зрения, заточенной исключительно на заработок и потеху самолюбия.

Свой нереализованный материнский инстинкт Дина выплескивала на животных. У них дома поселились два европейских короткошерстных кота – Мартын и Круассан – и такой же беспородный пес Венечка. Всех троих в один год Дина подобрала на улице грязными и больными, изможденными и несчастными. Не смогла пройти мимо. Вылечила, откормила, воспитала. Помогал отец, который тоже оказался любителем живности после того, как похоронил жену. Отец спокойно оставался с питомцами, когда Дина с Антоном уезжали в отпуск. Но когда папа умер, остро встал вопрос, кому подкидывать котов с собакой на время отсутствия хозяев. Однажды доверив их приятелю – счастливому обладателю дачи в деревне Тульской области, вернувшиеся Дина с Антоном назад уже никого не забрали. Со слов хозяев и коты, и пес исчезли сами в неизвестном направлении. Дина подозревала, что их выгнали умышленно. Надеялась, что выгнали, а не что-то другое страшнее. Поплакала, пострадала, переболела и решила больше никогда никого не заводить. Подкармливала дворовую хвостатую стаю и била себя по рукам при мысли о том, чтобы приютить очередное жалкое создание.

С тех пор Дина увлеклась кулинарией. Благо рецептов в открытом доступе всемирной паутины появилось море. Она даже подумывала завести свой собственный блог в интернете и «Instagram», но все откладывала идею, опасаясь, что не сможет быть оригинальной, и не желая подставляться добровольно под критику, которой полнился любой портал. Довольствовалась тем, что экспериментировала для себя и Антона, и редких гостей. Родственников у них практически не осталось, в Москве они были совершенно одни. С друзьями пересекались все реже. Сумасшедший ритм столицы и личные проблемы каждого давали о себе знать. Так что и юбилей свадьбы им грозило отмечать вдвоем. Впрочем, Дину это обстоятельство не пугало. Она как раз считала, что годовщина бракосочетания – событие исключительно интимное, не требующее компании. Планировала приготовить любимый Антоном салат из копченой рыбы, заморочить оригинальное мясо в экзотическом соусе, испечь эклеры, оформить стол цветами и плавающими свечками, сопроводить ужин приятной музыкой и закончить вечер в постели в объятиях друг друга, желательно после страстной любовной игры, какой давно у них не случалось.

Еженедельный секс все больше походил на исполнение супружеских обязанностей по заранее согласованному расписанию. В будние дни не стоит даже начинать – усталость накопилась и рано вставать. Суббота – более подходящий день, но есть еще про запас воскресенье, хотя… следом понедельник и снова рано вставать, так что суббота предпочтительнее. Но если субботу пропустили, то надо постараться в воскресенье, потому что потом будние дни и усталость, и целая рабочая неделя впереди… Почему так? Может потому, что не хватало интриги и сюрпризов?

Последняя мысль и погнала Дину по магазинам в поисках нового необычного наряда для себя. Может, стоило и посуду новую прикупить? Конечно же, фарфоровую. Хотя Дине больше нравилось, так называемое, небьющееся стекло. Она не являлась фанатом тонких и изящных фарфоровых сервизов, предпочитая любоваться ими в музейных экспозициях, чем держать дома и все время опасаться расколошматить по неосторожности. Но к празднику в качестве семейного подарка она могла бы приобрести, например, фарфоровый чайный набор на две персоны в английском стиле. Почему бы и нет? Правда, Дина до сих пор ни в одном из магазинов не наткнулась на то, чем захотелось бы обладать, ни из посуды, ни из наряда, но у нее впереди была еще целая неделя, поэтому она не стала торопиться. С одеждой, так уж точно, ведь не привыкла тратить деньги на то, что надевается лишь один раз. Всегда старалась приобрести что-то универсальное. Первый раз показаться на праздник, а затем носить долго и с удовольствием не меньше сезона. Вот и теперь искала себе такой вариант, чтобы после торжества не убирать наряд в дальний угол шкафа, а красоваться в нем все лето. То, что ей предложили консультантки, никак ее не устраивало.

– Спасибо за помощь, – произнесла Дина, утвердившись во мнении, что ни за что не купит зеленую юбку и коттоновую блузку. – Боюсь, это не мое.

– Зря вы так думаете, – тут же возразила одна из девушек.

– Померяйте другой комплект, – активно предложила другая, метнувшись к стойке с вешалками и выхватив оттуда длинный сарафан в мелкий сиреневый цветочек и черную майку.

– Нет, спасибо, – повторила свой отказ Дина.

Ей не улыбалось летом носить черное, а длина до пят вообще никак не вязалась с Москвой. Скорее с Геленджиком или Анапой. Впрочем, даже на берегу моря удобнее было бы ходить в чем-то покороче, например, в шортах.

– А вот это? – другая девушка встряхнула перед Диной очередной яркой тряпкой.

Дина даже не стала всматриваться и разбираться, что за предмет одежды скрывается в плотной бахроме и блеске пайеток, то ли туника, то ли пончо.

– Спасибо, нет, – твердо постановила она.

Но девушки не унимались, пока Дина не рыкнула на них сердито, чем окончательно испортила себе настроение. Вернувшись в тесную и затемненную примерочную кабину, наконец догадалась, зачем она спланирована такой темной и тесной. А затем, чтобы посетительница непременно вышла в зал к яркому свету и широкому зеркалу, где ее профессионально обработают умелые консультанты, навяжут свое мнение и втюхают то, что сама посетительница вряд ли купит. Дине стало неприятно от того, что ее, как и других таких же, рассматривают не с целью подыскать более подходящий наряд, а с прицелом изъять денег из кошелька как можно больше. Даже чертыхнулась тихонько и топнула ногой, при этом коленкой задела свою сумочку, которую в самом начале примерки пристроила на табурет, чудом поместившийся в углу и без того маленького пространства. Сумочка соскользнула на пол и именно в этот момент внутри нее мелодично зазвенел телефон. Дина резко нагнулась, чтобы поднять и вытащить трубку, но не рассчитала размеров помещения. Уперлась попой в боковую стенку, качнулась вперед ниже, чем планировала, и со всего маха приложилась лбом к табурету в том месте, где дерматиновая обивка пряталась под металлическим ободом каркаса. В глазах мгновенно потемнело, в голове разнесся гул. Дина охнула, обхватив голову руками, осторожно выпрямилась, а потом также осторожно присела на тот самый злосчастный табурет, стараясь не задеть ни одну из хлипких стен и не оборвать ненароком штору. Было больно и обидно, до слез жалко саму себя и потраченного впустую времени. Телефон продолжал звенеть, уже по третьему разу проигрывая один и тот же мелодичный фрагмент. Еще пара секунд и он замолкнет. А вдруг это Антон? Может, он освободился раньше с работы, будет рад забрать ее из магазина и ей не придется тащиться домой на метро, а потом еще на автобусе? Живо представив толчею общественного транспорта, Дина поморщилась и быстро полезла в сумочку за телефоном. Еще не вытащив трубку на свет, уже нажала пальцем на кнопку принятия вызова, чтобы успеть до момента отключения. Ей даже показалось, что на экране высветилось родное имя.

– Привет! – с надеждой на избавление от всех невзгод произнесла она. – Как хорошо, что ты мне позвонил. Где ты сейчас?