Тему любви и смерти Томас Манн развивает во многих своих произведениях. Но если в романе «Волшебная гора» конфликт событий перегружен философией, то новелла «Смерть в Венеции» читается легко, оставаясь накалённо драматичной. Параллель с сегодняшней пандемией (действие происходит 100 с лишним лет назад). Буду читать остальные его новеллы.
Томас Манн «уничтожил» Густава фон Ашенбаха незадолго до того страшного момента, в котором последний почти стал педофилом в полном смысле этого слова. Вовремя один писатель убрал другого. Томас Манн не является моим любимым автором, но я нахожу его произведения довольно интересными и запоминающимися. Этот рассказ не стал исключением. Противоречия разрывают меня. С одной стороны я задаю себе вопрос: можно ли стать падким на маленьких мальчиков вот так вдруг ни с того ни сего? А с другой стороны: может быть, Ашенбах борется со своей порочной страстью всю жизнь, и автор описывает только маленький кусочек судьбы перед самым концом? На эти вопросы никто не ответит – остаётся только догадываться. Чтение было противным, мерзким, неприятным, но оторваться я не могла, несмотря на моё внутреннее возмущение. Я представляла милого четырнадцатилетнего подростка Тадзио с красивыми волосами и в модном костюмчике. Он казался мне прекрасным. Но так же я видела стареющего Густава, следующего за ребёнком, как тень, захлёбывающегося своей сладострастной слюной, и меня начинало подташнивать от вполне здорового неприятия. Особенно меня пугал лёгкий молодящий макияж главного героя. Это, конечно, чересчур. Хотя сегодня такими чудачествами никого не удивишь, но всё же с ума сходить нужно по-тихому и без лишних свидетелей. Мне было интересно, чем всё это безобразие закончится. Я рада такому финалу, потому что Ашенбах обречён. Хорошо, что дело не дошло до более тягостных последствий. «Смерть в Венеции» напоминает «Лолиту». Мне думается, что аналогия понятна каждому. Педофилия есть педофилия независимо от своей расцветки.
Отдаю себе отчет в том, что столь маститый автор может, как и Джоконда, "сам выбирать, кому нравиться, а кому нет", но книга не зашла совсем. Сюжеты надуманные до абсолютного разрыва с реальностью. Язык вычурный до тошноты. Не хочу сказать, что все должны писать обязательно, как Хемингуэй, фразами длиной в половину строки, но когда предложение не помещается на странице и к его концу забываешь, о чем начало, на мой взгляд, это уже перебор.
В свое время прочитала роман Волшебная гора. Была под впечатлением, хотя второй том оказался нелегок для чтения, но осилила. С трепетом ждала конца почему-то боялась, что автор может подвести и испортить впечатление: но финал сразил грандиозностью и автор в моем рейтинге взлетел на пьедестал, навсегда. Еще один роман был прочитан за ночь, позже. Гильдебрандт. Может ошибаюсь: но об Эдиповой истории. Поразилась, что никто его не превозносил и я открыла его для себя волей случая. Была сражена силой и экстатичностью этого произведения. Томас Манн стал чуть ли не иконой. Потом рекомендовала людям молодым и не только Волшебную гору: никто не справился – со 2 томом особенно. Я поняла что это непростое дело/ читать Манна. Сегодня Тонио Крёгера читала: по рекомендации прекрасного критика: пропускала целые пассажи. Многословие героя казалось излишним. Сейчас переживаю послевкусие. И все время думаю об арийской расе- навеяло экстатичное преклонение Тонио перед белокурыми , голубоглазыми. Собираюсь расхваливаемую Смерть в Венеции читать. Опасаюсь. Но, конечно, Томас Манн- по силе чувств и некоторой болезненности – это какой-то коктейль из импресссионистов, прерафаэлитов, Сартра, «Подростка»Достоевского, Сэлинджера и дневников других подростков. Заинтересовала биография Манна- что за человек был?
Главный герой, писатель Густав фон Ашенбах, стараясь убежать от творческих терзаний, приезжает на курорт Лидо близ Венеции. Однако и здесь Ашенбаху не суждено обрести душевный покой – однажды на пляже он встречает изумительно красивого мальчика Тадзио, чья юность и привлекательность очаровывают его с первого взгляда.
Юноша становится для Ашенбаха символом всего того, чего так не хватает ему самому. Густав не может себе запретить любоваться Тадзио, но в то же время осознает невозможность их союза. Чувство безысходности и обреченности усугубляется смертельной болезнью Ашенбаха, тем не менее он решает провести свои последние минуты, любуясь красотой Тадзио.
Я не могу сказать, что новелла читалась на одном дыхании, это далеко не так. На мой взгляд, здесь абсолютно нет динамики и сам авторский стиль – очень уж неспешный и подробный.
И Ашенбах не похож на вульгарного педофила. Я увидела в нем в первую очередь эстета, влюбленного в Красоту, некий идеал которой представился ему в юном Тадзио. Едва ли Ашенбах стал бы проявлять какие-либо домогательства, его чувство носило сугубо платонический характер.
Трудно вообразить себе что-то столь же томительное, странное, зовущее…
Невозможная, невиданная, немыслимая красота. Юноша-ангел? Юноша-демон? Видение из прошлого, из античности? Пришелец из будущего, из утопических фантазий грезящего писателя?
Тадзио – мучение и счастье Ашенбаха. Тадзио – его мечта и его проклятие. Сладостное наваждение, прекрасный бред, материализовавшиеся наяву.
Ашенбах умер в самую торжественную и горькую минуту своей жизни. Он познал радость встречи с абсолютной Красотой. Но герой его грез слишком юн, непорочен, легкомыслен, чтобы понять, что его душа на миг соприкоснулась с чудом огромной, небывалой любви. Золотоволосое божество, чья красота смертоносна, еще не осознало своей власти над людскими сердцами.
"Смерть в Венеции" – это ода вечно ускользающей красоте, ода тому, что нельзя запирать свои чувства и жить только в царстве духа. Всю жизнь жить в аскезе, столько сил прилагать к созданию духовных ценностей, а в итоге закончить жизненный путь в холерном городе, одержимым предметом своей навязчивой привязанности…
Книга местами занудная, читается тяжеловато, требует определенных умственных усилий я бы сказала. Иногда интересно почитать немецкую классику именно потому что она такая странная и монотонная, помогает понять мир бюргера начала 20 века, как люди жили раньше и что оказывается волновали их те же самые вещи
С этой книгой пройден целый путь: я ездила на встречи с ней, читала перед сном, по утрам, когда ела, даже когда смотрела видео. Все потому что я не могла оторваться: мне хотелось вновь и вновь окунаться в это повествование, которое обволакивает и будто обнимает меня каждый раз, как только я открываю книгу. Всегда хотелось к ней возвращаться снова и снова. И я обязательно вернусь и перечитаю ее.
Сильнейшее впечатление на меня произвела новелла Томаса Манна «Смерть в Венеции». Лёгким чтение произведений писателя не назовёшь, но животрепещущим – можно. Возмущаешься, возмущаешься, а оторваться невозможно. В этом весь Манн.
Последняя любовь пятидесятилетнего писателя – платоническая и извращённая (направленная на польского подростка Тадзио, встреченного им на курорте Лидо) – неразрывно связана в новелле с темами искусства и смерти. Смерть не случайно выносится в заглавие произведения. Именно она становится определяющей для всего хода действия новеллы и жизни её главного героя – Густава фон Ашенбаха.
Мотив путешествия, вызванного внутренней тягой к странствиям, связывается в новелле с естественным переходом человека от жизни к смерти. Густав Ашенбах направляется навстречу своей гибели не потому, что так захотел автор, а потому, что пришло его время.
Вслед за разрушением классической картины бытия Ашенбах сталкивается с ещё одним символическим образом смерти, воплощённом в неприятном вида гондольере, самовольно везущим писателя на Лидо. Гондольер в новелле – это Харон, помогающий своему «клиенту» перебраться через реку Стикс в подземное царство мёртвых. Главный герой на интуитивном уровне чувствует эту связь, думая о том, что имеет дело с преступником, который поставил своей целью убить и ограбить богатого путешественника, но мягкое покачивание волн (неумолимого рока) усыпляет его тревоги, и он приезжает на место своей гибели.
Новелла заканчивается смертью главного героя и… жизнью, в которую, как в море, вступает польский подросток Тадзио. Чувственная красота последнего – это тоже смерть: творческое сознание Ашенбаха не в состоянии вынести того факта, что слово, которому он отдал всю свою жизнь, может лишь воспеть неизъяснимое очарование человека, но ни воссоздать его, ни обладать им по собственному желанию.
Разве Ничто не одна из форм совершенства?
Человек-успех, признанный писатель Ашенбах, внезапно умирает в Венеции, вдруг непонятно и страстно покоренный ставшей неожиданно космической любовью к красивому польскому мальчику. И что мне в успехах писателя Ашенбаха, и в его грустной старческой любви? А вот, поди ж ты, трогает… -Людям неведомо, почему они венчают славой произведение искусства…истинная причина восторга -нечто невесомое: СИМПАТИЯ. В том и сила автора, что незнакомый Ашенбах вдруг становится мне отчего-то «симпатичным». Может, потому, что утверждал себя «вопреки»…или потому, что «нуждался прежде всего в самодисциплине»…или в трезвом осознании своих сил и таланта, которым «недостает того пламенного и легкого духа, порождаемого радостью», а ,может, разделяю необходимость «перемен и толику бродячей жизни, даром потраченных дней»?И пока нет города, который всегда «встречает меня сиянием», как Венеция-Ашенбаха, «самый диковинный из всех городов». - Ашенбаху чудилось, что он сидит здесь…бдительно охраняющий благородное дитя человеческое…и растроганная нежность того, кто духом своим творит красоту и кто …одарен красотой, захватила его сердце. Этот город, чудо-Венеция, легко делает людей и отчетливо смертными, и больными. Вот странность… Хотя в начале -да, «непременность счастья, эта ежедневно обновляющаяся милость обстоятельств».. -Амур…чтобы сделать нас духовно зримыми, охотно использует образ и цвет человеческой юности, делает ее орудием памяти и украшает всеми отблесками красоты… Почему же при виде такого Амура загораются в людях «боль и надежда»? Надежда и боль? -Что сталось бы с нами, если бы все божественное-разум,истина,красота и добродетель- являлись бы к нам в чувственном обличье? Разве бы мы не сгорели бы от любви..?
«Смерть в Венеции (сборник)» kitobiga sharhlar, 15 izohlar