Kitobni o'qish: «Младший научный сотрудник-5»

Младший Научный Сотрудник – 5

Харе Кришна, харе Рама. 1982 год, октябрь

Скормил я, короче говоря, индийскому лидеру… лидерше… лид-вумен… историю про отравление несчастных жителей города Бхопала беспринципной и падкой на бесконтрольные прибыли компанией Юнион Карбайд. Она это выслушала, не моргнув глазом. Потом попросила повторить даты, пароли и явки – я и повторил, мне не в лом. А уже вслед за этим она отпустила меня с глаз долой, и я с чувством выполненного долга отправился осваивать индийскую гостиницу рядышком с Президентским дворцом. Поселили меня, туда, как выяснилось, в один номер с водилой Егором.

– О, – сказал он, узрев меня, – а я уж думал, ты сегодня не придешь, почти все съел и выпил.

– Ничего, – хмуро ответил я, переодеваясь в спортивный костюм, – у меня и с собой кое-что есть.

– Вот это да, – потрясенно выдал Егор, прочитав этикетку моей фляжки с виски, – Джеймисон это ж очень известная марка, из Ирландии, если не путаю.

– Точно оттуда, – подтвердил я, – с 18 века известная. У ирландцев в те времена были серьезные разногласия с англичанами, они их за людей не считали и давили, как клопов. Вот в пику своим тогдашним хозяевам товарищ Джон Джеймисон с сыном и сделали такой стартап… получилось очень удачно. А вообще мне ирландские виски даже больше нравятся, чем шотландские – помягче они что ли…, – ляпнул я и понял, что немного лишнего.

– И откуда, интересно знать, ты так много знаешь про разновидности виски? – прищурил глаз Егор, – в вашем Нижнереченске, я так думаю, кроме водки ничего другого не употребляют.

– Еще квас, – добавил я, – и лимонад типа «Ситро». А про Джеймисонов я знаю из журнала «Вокруг света», полезный такой журнальчик.

– Ну тогда наливай, – подставил он стакан, – своего Джеймисона.

Мы выпили и закусили бутербродами – ему их, очевидно, в дорогу накрутила жена или мать.

– Ты, говорят, с самой Индирой беседовал? – задал он такой невинный вопросик.

– Было дело, – не стал отпираться я, – если тебе интересно, о чем, то не скажу, тайна личности.

– Не, это мне неинтересно, – отмахнулся он, – я чисто про нее хотел спросить – какая она вблизи, Индира?

– Ну такая… – задумался я, как бы ее описать в нескольких словах, – индийская вся из себя… на королевскую кобру чем-то похожа.

– Это почему? – заинтересовался Егор.

– В обычном состоянии вся тихая и вежливая, а если ее лично или ее страны что-то вдруг касается, то может обидеться и и ужалить, так что мало не покажется. И пахнет от нее какими-то местными специями, затрудняюсь даже определить, какими…

– Ясно, – пробормотал Егор, – завтра еще один день встреч, а вечером мы улетаем с того же Палама, на двадцать-тридцать рейс назначен.

– Аэропорт скоро переименуют в честь Индиры, – автоматически вылетело из меня.

– Ты-то откуда это можешь знать? – удивился он.

– Хочешь поспорить? – предложил я.

– А давай, – агрессивно откликнулся он, – на бутылку Джеймисона. Когда его, говоришь, переименуют, этот аэропорт?

– Через два, два с половиной года примерно…

– Вот если в апреле 85 года он останется Паламом, то с тебя бутылка, – и мы разбили спор.

Чего ты вдруг в это ввязался, спросите вы, и я вам всем отвечу – за 2,5 года многое может измениться, сдохнет либо шах, либо ишак, либо я, так что тут риск крайне незначительный.

– Как Чайка-то? – перепрыгнул я на другую тему, – не разваливается на индийских ухабах?

– Тут и ухабов никаких нет, – с удивлением отвечал Егор, – а так-то я ее три раза перебрал перед поездкой сюда, так что никаких неожиданностей не ожидаю. На дорогах здесь, конечно, зоопарк натуральный…

– Что, – спросил я, – слоны с тиграми бегают?

– Не, эти как раз в отдельном зоопарке обитают, а вот транспортные средства здесь экзотические, что легковые, что грузовые – видно, что собирались в гараже каком-нибудь из подручных материалов. И правила дорожного движения никто не соблюдает.

На этом наш разговор сошел как-то на нет, а утром ранним по индийскому времени в нашу дверь забарабанили очень громко. Я открыл ее, за ней оказался товарищ Цуканов, очень бледный и встревоженный.

– Одевайся, Петр, – сказал он мне в очень быстром темпе, – и поехали.

– Есть одеваться, – взял под козырек я, быстро собрался, а когда мы уже выходили из гостиницы, все же поинтересовался, – а что стряслось-то?

– Леониду Ильичу что-то плохо стало, тебя потребовал, – ответил он.

– Ну тогда конечно, – сказал я.

Нас отвезли в резиденцию советской делегации на обычном индийском такси… не знаете, что это? Сейчас объясню. Желтое ободранное Шевроле-Каприз бог весть какого года выпуска. Длинное и приплюснутое, как это… с чем бы сравнить… как танк Т-90 со снятой башней. Ехать было недалеко, Цуканов расплатился с шофером, я успел заметить, что сумма оказалась в районе 30 рупий, и мы вылезли возле натурального индийского дворца примерно 18 века, то есть времен, пока сюда еще англичане плотно не залезли.

– На второй этаж, – быстро бросил мне на ходу Цуканов.

По дороге мы естественно подверглись строгому контролю со стороны парней из девятки – на этот раз у меня ничего опасного в карманах не нашли и пропустили беспрепятственно к телу генсека.

– А я тебя жду, Петя, – Ильич полусидел на огромной кровати с балдахином, прямо магараджа какой-нибудь, подумал еще я, – совсем что-то худо мне… – сообщил он трагическим голосом.

– Спокойно, дядя Леня, все под контролем, – ответил я ему, потом обернулся к Цуканову и моргнул ему, чтобы вышел, он и повиновался,

– Тэээк, – сообщил я дяде Лене после небольшого осмотра, – у вас камень в почке появился. Буквально три назад его не было.

– И что делать? – заволновался Брежнев.

– Дробить на мелкие части, что, – задумчиво ответил я, – но это процесс небыстрый, неделя точно уйдет.

– Ну камень это нестрашно, – расплылся в улыбке он, – хотя и больно может быть – у моего коллеги в Днепропетровске, помню, было такое, так он орал на весь обком.

– Да, – согласился я, – если вы на всю индийскую столицу орать начнете, то местные жители могут не понять. Ладно, приступаем к процедуре…

Заняло это дела почти двадцать минут, я аж взопрел весь от напряжения, а когда закончил, не смог не отметить прогресс с дикцией у вождя.

– Речь-то у вас, дядя Леня, – сказал я, – почти совсем наладилась. А если курить бросите, то и без приставки почти будет. На очередном пленуме можно будет прямую трансляцию врубить, а то помню, какой позор был на 26 съезде…

– Да, – Брежнев притих и как-то съежился, – там Кириллов вместо меня речь зачитывал, потому что я запинался много, – но он, впрочем, тут же сменил тему, – о чем с Индирой разговаривали, скажешь?

– О болезнях, дядя Леня, – вздохнул я, – о них самых. А уж подробности я не буду приводить, скажу только, что ничего страшного там нет.

Про покушение и химзавод в Бхопале я не стал упоминать, здоровее буду без этих деталей.

– Ну если ничего страшного нет, то и хорошо, – задумался Ильич, – иди тогда и Цуканова позови, он наверно под дверью караулит.

Цуканов и верно, стоял буквально в полуметре от входа в спальню вождя в состоянии полной боевой готовности.

– Все наладилось, – сообщил я ему, – серьезного ничего нет, Леонид Ильич ждет вас.

––

Ничего существенного до вечера больше и не случилось, так я и просидел в комнате со всем прочим обслуживающим персоналом, периодически прикладываясь к еде и питью, предоставленному принимающей стороной в неограниченных количествах.

Все попытки вспомнить и записать программу Тетриса ни к чему хорошему не привели, так что я коротко пересекся с Азимом в кулуарах и предложил ему посетить Советский Союз, там все и оформим наилучшим образом.

– Хорошо, – с некоторой задержкой ответил он, – я как раз собирался в ноябре съездить в Москву и Ленинград, тогда и пообщаемся, – и он записал мой адрес и телефон в Москве, я ему координаты квартиры на Кутузовском скормил.

В восьмом часу вечера начали собираться в обратный путь… а уже в хвостовом отсеке ИЛ-62 к нам пришел Цуканов с конкретной целью пообщаться со мной.

– Слушай, – сказал он, закурив болгарскую сигарету, – а что у тебя за дела с этим индийским промышленником? Мне просто любопытно…

– Да пока никаких, – пожал плечами я, – просто обменялись мнениями по насущным вопросам… да, в ноябре он собирается посетить Москву, договорились там продолжить общение.

– Смотри, Петя, – погрозил пальцем Цуканов, – с огнем играешь. Если что-то постороннее с этим Азизом вскроется, тебя даже Леонид Ильич защитить не сможет.

– Все под контролем, Георгий Эмманилович, – уверенно сказал я, хотя в душе, конечно, у меня заскребли черные кошки, – советским людям теперь что, и пообщаться с товарищами из дружественной страны нельзя?

– Ну-ну, – с большим сомнением продолжил Цуканов, – я тебя, короче говоря, предупредил, – и он убрался обратно в носовой отсек, где размещались ВИП-персоны.

Тихонов, кстати, опять рядом со мной летел, я между делом справился, как у него дела, он ответил, что все хорошо… ну и славно, что хорошо – скучный он, кстати, человек, этот Тихонов оказался, даже и поговорить не о чем. Но одну тему для разговора я все же отыскал.

– Николай Александрович, – начал я задушевную беседу, – а у вас хорошие отношения с Александром Иванычем?

– Это с Шокиным что ли? – спросил он полусонным голосом, министром МЭП? Нормальные отношения, а что?

– Да один мой проект они зарубили на корню… – пожаловался я, – а он много денег мог бы стране принести.

– Что за проект, расскажи, – потребовал Тихонов, я и выложил все детали не про Тетрис, нет, а про персональный компьютер.

– А это ты не совсем по адресу обратился, – сообщил он мне, – МЭП занимается элементной базой, а готовыми изделиями радиоэлектроники ведают совсем другие люди.

– Правда, – обрадовался я неожиданному повороту, – и какие же?

– Министерство радиопромышленности, там за главного Петр Степанович Плешаков такой… хороший человек, генерал-полковник.

– Николай Александрович, если поможете в этом деле, – отвечал я, – моя благодарность не будет иметь границ.

Ванга гавайского разлива. 1983 год, сентябрь

– Ну расскажи, что нам в ближайшие сутки предстоит, – сказал я Цою, усаживаясь на перила, – кроме секса с Памелой и Энни.

– А вот секса-то как раз и не будет, – хмуро ответил тот, – а будет федеральный розыск нас обоих и фотки на главных новостных каналах. В торговых центрах тоже наши рожи висеть будут, так что вылезать нам отсюда куда-нибудь придется очень осторожно… либо придется свалить с островов этих совсем куда-то далеко.

– Есть еще и третий вариант, – не менее хмуро сказал я.

– Какой? – с некоторой надеждой посмотрел он на меня.

– Пойти и сдаться властям… но не ЦРУшникам конечно, а местной полиции, например. Еще лучше в газету какую-нибудь влиятельную – ветви власти тут работают параллельно друг другу и сильно конкурируют друг с другом. Так что нас хотя бы сразу не скормят этим вурдалакам…

– А что, – оживился Цой, – это может быть неплохим выходом. В конце концов, мы никаких преступлений не совершали, а слезливые истории о превышении властями своих полномочий народ очень любит. Надо обдумать…

– Сколько, говоришь, у нас времени остается? – уточнил я.

– Полсуток, до завтрашнего утра, – ответил Цой.

– А почему у нас секса не будет? – продолжил я чисто для справки.

– Так они обе нетрадиционной ориентации – ты что, сразу этого не понял?

– На вид вроде самой обычной, – растерянно прокомментировал я, – сразу и не скажешь… а что им тогда от нас надо?

– Сейчас вот и узнаем…

И мы вернулись к обеим подругам, ожившим уже и повеселевшим после случая на пляже – они весело щебетали, допивая по второму стакану с виски, разбавленному, правда, содовой.

– Питер, – тут же обратилась ко мне Памела, – как так у тебя получилось вылечить мне ногу – рассказал бы… что-то я не припомню таких случаев, чтобы глубокий порез за десять минут затягивался.

– Сам не знаю, – сделал попытку отболтаться я, – очень захотел тебя вылечить, вот и так и получилось все само собой.

– Ты прямо как филиппинский хилер, – продолжила тему Энни, – я видела кино на Дискавери про них.

– Шарлатаны они там в основном, – не выдержал я, – эти хилеры. Хотя и не все – на Дискавери-то наверно операцию без инструментов показывали? – задал я вопрос Энни, и она тут же ответила:

– Да, операцию… там он руками так ловко двигал, потом кровь показалась, потом он чего-то в ведро выбросил – а в итоге пациент здоровым стал.

– Вот это как раз самое жульничество и есть, – продолжил я, – ну сама посуди, как человек без скальпеля, без пинцета или там пилы на крайний случай может проникнуть внутрь тела другого человека? А что он выздоровел, так это скорее всего результат внушения… или самовнушения – про эффект плацебо слышала?

– Что-то было такое, – наморщила она нос, – но лучше ты напомни.

– Плацебо, – со вздохом начал просвещать ее я, – это от латинского одноименного слова, которое переводится как «я тебе понравлюсь». Им называют вещество без явных лечебных свойств, используемое для имитации реального лекарства. Ну грубо говоря стакан чистой воды или карамелька вместо таблетки. Если больной верит, что это настоящее лекарство, то в определенном проценте случаев имитация помогает.

– Ясно, – протянула Энни, – значит ты не хилер, а жаль – в том кино очень ловко все у них получалось.

– У меня, по-моему, тоже все неплохо вышло, – обиделся я.

– Да, конечно, извини, если я тебя обидела, – быстро поправилась Энни, – ну мы пойдем, – посмотрела она на подругу.

– Да, – спохватилась Памела, – нам еще вечерние процедуры надо сделать.

– Что за процедуры? – хмуро справился я.

– Омолаживание кожи и все такое, – пояснила она.

Они быстро подхватились и совсем было ушли, но напоследок Памела все же решила подсластить нам пилюлю:

– Завтра матч на стадионе – местная команда калифорнийскую принимает. Может сходим вместе?

– А во что играть-то будут?

– В бейсбол конечно.

– Ну не знаю, – посмотрел я на Цоя, но тот кивнул головой, – давайте попробуем – во сколько?

– В шесть вечера начало, значит выйти надо в пять.

– Забились, – хмуро дал я согласие, и они окончательно покинули наше жилище.

– Что там твой дар говорит про бейсбольный матч? – тут же осведомился я у Цоя, – стоит нам туда идти или нет?

– А ничего он мне не говорит, – растерянно отвечал тот, – я думаю, что можно… только маскировку все же неплохо применить было бы…

– Это как? – растерялся я.

– Шляпу с большими полями, например, надеть, – пояснил он, – или черные очки. Или и то, и это вместе.

– Я кажется видел пару сомбреро в шкафу, – вспомнил я, открыл шкаф и действительно нашел там эти штуки. – А вот с очками проблема… может, все же не стоить вылезать на этот стадион?

– А что ты там говорил насчет журналистов? – вдруг вспомнил Цой.

– Такое кино «Козерог-1» видел? – спросил я.

– Это про фальшивый полет на Марс? – переспросил он, – ну да, было такое.

– Там весь этот обман про несуществующий полет в конце концов газетчики разоблачили…

– Питер, – поморщился Цой, – это же кино, не стоит фантазии сценаристов переносить в реальную жизнь.

– Хорошо, – сделал поправку я, – берем реальность – Уотергейтское дело кто раскопал?

– Журналисты, – вздохнул Цой, – Вудворд и Бернстайн… но им слил информацию лично директор ФБР, так что я бы не стал так сильно упирать на журналистские возможности. Но в принципе я с тобой согласен – попытаться можно… у нас на Гавайях самая популярная газета это Гонолулу-Стар-Бюллетень. Ну как популярная… Лос-Анджелес таймс конечно больше читают, но у них даже корпункта здесь нет. Из телеканалов наверно больше всего смотрят КХОН-ТВ и КИ-ТВ, первая в основном на азиатскую публику нацелена, вторая на европейскую. Новости и тут, и там имеются…

– А радио? – спросил я, чтобы продолжить тему.

– Там в основном музыку крутят… хотя есть и разговорное – Гавайи Паблик Радио… но лично я бы не хотел туда соваться, тухлое это дело.

– Тогда оставляем в качестве возможных вариантов газету Гонолулу-Стар и телеканал КИ-ТВ… второй, впрочем, тоже можно иметь ввиду.

– И пойдем туда уже после визита на стадион, – добавил Цой, – осмотримся сначала, может меня это внутреннее чувство обмануло и никакого федерального розыска на нас не объявят.

– Заметано, – пожал я ему руку. – Пойду искупаюсь перед сном.

– И что, акул не убоишься? – усмехнулся Цой.

– Если ты такой знаток русских поговорок, то должен знать еще одну, – ответил я.

– Какую?

– Бомба два раза в одну воронку не падает…

– Ты знаешь, – задумчиво ответил на эту мою реплику он, – мне мой отец рассказывал случай времен корейского конфликта, помнишь, что такой был?

– Ну а как же, – ответил я, – 1950-1953, первая прокси-война СССР с Америкой. Сначала там, если не ошибаюсь, южане почти весь север заняли, но тут за них вступились Китай с Советским Союзом, и тут…

– Ты пропустил начало конфликта, – перебил меня Цой, первыми все же северяне начали, потом вступились Штаты с Японией, отогнали северян к китайской границе, а вот здесь уже русские с китайцами взялись за дело, и началась позиционная война на три последующих года.

– И что, твой отец в ней участвовал? – уточнил я.

– Ну так… – покрутил пальцами вокруг горизонтальной оси он, – во вспомогательном батальоне медбратом. Но участвовал. Так вот, у него как-то раз был такой случай – вытаскивал он одного раненого бойца с поля боевых действий. А рядом еще одного раненого тащили, так тот сосед спрятался от обстрела в воронку, в свежую, дымилось там все.

– И что дальше? – подстегнул его я.

– Отец тоже хотел в ту воронку запрыгнуть, но раненый, которого он тащил, вдруг захрипел в том смысле, что подожди, брат и никуда не лезь.

– Дай угадаю, – продолжил я, – в эту воронку снаряд вскоре прилетел.

– Угадал, – хмуро ответил Цой, – так что сам понимаешь, поговорка поговоркой, но и свою голову на плечах иметь надо.

– Убедил, – не менее хмуро ответил я, – ну я на пляж, а ты как хочешь.

Ночь в южных широтах падает не так, как у нас в средней полосе, медленно и неспешно. Там за десять минут опа, и темно становится, так что до искомого пляжа я добрался уже в полной практически темноте. Налево до горизонта белесый песочек и направо до другого горизонта тот же песок – когда еще такую красотищу увидишь. Сбросил с себя шорты с майкой, подумал и плавки тоже туда же присовокупил, никого же нет. И окунулся в бурные воды Тихого океана… ну не совсем океана, а бухты Перл-Харбор, а если совсем точно, то левого рукава этой бухты, где с западного края был дистрикт Вест-Лох, а с восточного ряд бунгало, в одном из которых временно проживал я с товарищем Цоем.

Акул, конечно, во время заплыва мне не встретилось, но медузы пару раз по ногам проскальзывали… ладно, что безобидные, ожогов никаких я не ощутил. Через полчаса я надел на себя всю одежду и направился обратно к вигваму… хижине… бунгало имени Пети Балашова.

– Все нормально? – встретил меня таким вопросом Цой.

– Абсолютно, – ответил я, – нормальнее не бывает. А у тебя как?

– У меня новый приход был, – сообщил он, – хочешь узнать, какой?

– Ну конечно хочу, – уселся я за стол в кухне, наливая себе остатки Джонни Уокера в стакан.

– Валить нам надо отсюда, – отобрал у меня стакан Цой и ополовинил его содержимое.

– Почему? – спросил я, отобрав стакан обратно, – на Гавайи надвигается цунами?

– Цунами, насколько мне известно, тут в ближайшие пятьдесят лет не ожидается, – продолжил он, – а вот наши разлюбезные подруги заложат нас властям в течение сегодняшнего вечера.

– Гарантию даешь? – зачем-то спросил я.

– Процентов 95-97 примерно, – сообщил он.

– Тогда валим, – согласился с ним я, – куда только, хотелось бы уточнить.

– Пока в никуда, – ответил Цой, – а дальше видно будет.

––

А тем временем в бунгало номер 24 произошел следующий диалог между Памелой Грин и Энни Блэкуотер.

– И чего ты меня вытащила так быстро? – задала вопрос удивленная донельзя Энни, – нормальные парни, можно было бы их раскрутить по полной программе. У этого… который Питер… я краем глаза видела пачку баксов, из кармана высовывались.

– Я вспомнила, где их обоих видела потому что, – оборвала подругу Памела.

– И где же?

– На канале «Гавайи-ньюс», когда мы с тобой в магазин при стадионе заходили… ну помнишь, шарфики покупали с именем питчера нашей команды…

– Помню, конечно, провалами в памяти пока не страдаю.

– Так вот, у них там телевизор работал, как раз местные трехчасовые новости и показывали.

– Да ну? – изумилась Энни, – они, выходит, известные люди, раз их в новостях показывают.

– Известные-то да, только немного не в ту сторону, – резко ответила Памела, – их фотки там демонстрировали с надписью «Wanted» и с добавкой «$10000»…

– За каждого? – деловито уточнила Энни.

– Естественно, – посмотрела на подругу, как на дуру, Памела.

– Тогда чего мы тут сидим? – задала резонный вопрос Энни, – когда действовать надо.

Палам-Внуково-Нижнереченск, 1982 год

Прилетели на Родину мы уже в полной темноте, октябрь же не июль, ночь наступает куда как раньше. Разгрузка ИЛ-62 произошла все же побыстрее, чем в Индии – никто потому что особенно не встречал нашу делегацию. Так что в своей комнате в резиденции «Заречье-6» я оказался буквально через час после посадки. А там никого, собственно, и не было, в этой нашей с Ниночкой комнате. Удивился, бросил на диван покупки и пошел искать подругу свою ненаглядную – зря что ли выбирал для нее сувениры битый час.

– О, вернулись, – сказала мне первая встреченная, это оказалась клининг-менеджерша Катя, – а мы вас завтра всех ждали.

– Привет, – поздоровался я, – я обещал тебе индийский сувенир, выполняю обещанное, – и я протянул ей зеленого слоника из нефрита по-моему, по крайней мере так уверял продавец.

– Ой, спасибо, – приняла она подарок, – а ты, наверно, Нину свою ищешь?

– Как угадала? – хмуро пошутил я.

– Так нетрудно было, – ответила она, – а нет ее, уехала в город еще с самого утра.

– А зачем, не сказала? – справился я.

– Да… – вспомнила что-то Катя, – она же записку тебе оставила, в столовой где-то лежит.

Вместе прогулялись до столовой, там она нашла свернутый вдвое тетрадный листочек в клеточку и подала его мне. В листочке было написано: «Петя, мне срочно надо в Нижнереченск. Позвоню, когда освобожусь. Нина».

– Интересно, – задумался я, – что же такое срочное там случилось.

– А ты возьми отпуск и сам съезди, – посоветовала мне Катя, – тебя должны отпустить если не на месяц, то на неделю-то точно.

– А это идея, – хлопнул себя по лбу я, – пойду отпрашиваться у начальства.

К Цуканову, конечно, подался, как к своему непосредственному руководителю… не сразу его обнаружил, а потом озвучил ему свои хотелки.

– Отпуск? – задумался он, – да наверно на неделю можно… только согласовать бы с Леонидом Ильичем это дело – мало ли что… ты давай спать иди, а завтра с утра, которое вечера мудренее, все и решим.

И Эмманулович оказался человеком слова – еще до завтрака посетил мою конуру, сказал, что вопрос согласован, только не на неделю, а на 4 дня, и выдал мне билеты на скорый поезд с Курского вокзала, он в час дня отсюда отправлялся.

– Даже не знаю, как вас благодарить, – рассыпался я в любезностях, – как там Леонид Ильич-то кстати?

– Все хорошо у него, – ответил Цуканов, – начал готовиться к пленуму.

– И день милиции не за горами, – вспомнил я про свои заморочки со стендапом.

– Вот насчет него просили напомнить Миронов с Ширвиндтом, – вспомнил Цуканов, – так что желательно, чтоб у тебя сценарий был готов, когда вернешься.

– А вы и с ними тесно общаетесь? – удивился я.

– Служба такая, – буркнул он и очистил помещение.

А ровно в два часа я уже сидел в скором поезде «Буревестник», отправившимся только что с обновленного Курского вокзала столицы нашей Родины города-героя Москвы. Это был, если так можно выразиться, полностью импортозамещенный аналог «Сапсанов» и «Стрижей», дико популярных в десятые годы следующего века. Ехал он вот только слегка замедленнее, так что вместо 3,5-4 часов время в пути растягивалось до полных семи… и это, если задержек не случится.

– Слушай, – неожиданно сказал мне после первого получаса пути сосед, пузатый мужчина в возрасте за полтинник, – где-то я тебя видел… – и он призадумался.

– Не знаю, – вежливо ответил я, – вообще-то у меня физиономия стандартная, могли с кем-то и перепутать.

– Может быть, – уныло ответил он и сразу перешел к более насущным вещам, – водку будешь?

– Водку буду, – сказал я словами милиционера Семенова из «Особенностей национальной охоты», и через пару минут мы уже выпили по полстаканчика Русской, закусив, чем бог послал.

А я между делом понял, где он мог меня видеть – я засветился на одной съемке в индийском президентском дворце… возможно, ее и прокрутили по телевидению. Но мужик, представившийся Артемом Геннадьевичем (можно просто Артем), уже забыл про этот момент и с увлечением рассказывал про свою работу. А работал он на маргариновом заводе имени товарища Кирова.

– Знаю-знаю про такой, – вспомнил я, – в промзоне где-то на Московском шоссе.

– Именно там, между Лакокраской и Красным Октябрем, – обрадовался он, – а с другой стороны железка… да мы мимо нас скоро проедем, покажу.

– Ваши соседи на запахи жалуются, – продолжил я после второго стаканчика, – воняете вы, говорят, сильно…

– Есть такое дело, – вздохнул Артем, – производство сложное, есть куча промежуточных операций между сырьем и готовой продукцией, кои сопровождаются выбросами нехороших запахов.

– Ну так сделали бы чего-нибудь, – посоветовал ему я, – а то так и останетесь в народной памяти, как вонючки.

– Это легко сказать, – хмуро продолжил он, – но сложно сделать. Нужны миллионные вложения на разные фильтры и системы очистки, а у нас сам знаешь, как сложно деньги выделяют.

– Чего вы там из готовой продукции-то производите? – спросил я, чтобы поддержать разговор.

– Загибай пальцы, – предложил он, – рафинированное подсолнечное масло, раз…

– С названием каким или просто масло? – переспросил я.

– Без названия, – уточнил он, – у нас все подсолнечное масло на территории страны одинаково называется.

– В бутылках с ним, – вспомнил я, – всегда мутный осадок на дне, чего это так?

– Это не наше, – обиделся он, – это нерафинированное и недезодорированное – соседи производят, Маслокомбинат имени Свердлова. А мы чистейшее масло гоним, без примесей.

– Извини, – сказал я, – перепутал. Давай дальше, что вы там еще на-гора выдаете.

– Маргарин, конечно, – продолжил он, – что, по-твоему, должен делать маргариновый завод, – и, видя, что я опять открываю рот, тут же уточнил, – с названием, аж двух сортов – «Столовый» и «Солнечный». А еще майонез же, Провансаль, но это не совсем профильная продукция, по остаточному принципу его клепаем.

– Жуткий дефицит, – ответил я, – этот ваш Провансаль, обычно его в наборах выдают и потом он стоит в холодильнике в ожидании праздника.

– Да, есть тут наша недоработка, – признался он, – да и баночки эти 200-граммовые пора заменить на что-то более современное, на дой-паки те же… видел молоко в пирамидках?

– Ага, красивые штуки, – сказал я, – а как вы в эти пирамиды майонез будете запихивать?

– Технологию эту наше министерство в Швеции купило, – поведал он, – там кроме пирамидок много и других вариантов упаковки. Может в следующем году и выпустим майонез в пакетах. И совсем уже последний пункт в нашем меню – это мыло.

– Что, на маргариновом заводе и мыло делают?

– Прикинь – сырье примерно то же, что и для маргарина, и технология несильно отличается… вообще-то исторически наш завод и начинался, как мыловарка. Еще до революции запустили его…

Водка у нас тем временем закончилась, Артем уснул на своем кресле, а я тупо смотрел в окошко вплоть до пригородов Нижнереченска. Тут и он проснулся и указал мне, где там корпуса его заводика стоят – прямо возле жд путей, покрашенные в ядовитый зеленый цвет. Запаха я, если честно, никакого постороннего не уловил – все тем же креазотом пахло, что и на всей остальной железной дороге. На дорожку этот маргаринщик Артем мне даже свой телефон оставил, не очень я понял, зачем, но свой тоже написал ему на бумажке – земля круглая, глядишь, и пригодится когда-нибудь и зачем-нибудь…

Доехал до дому на двенадцатом трамвае, дребезжащим всеми своими железными внутренностями, зашел в пустую квартиру и тут вспомнил, что маму же завтра, кажется, из санатория должны выписать. Сверился с записями в блокнотике – точно, завтра… ну вот и встречу заодно. А пока надо вопрос с Ниночкой порешать – прогулялся до ее дома, тут пешком всего ничего было, пара километров, постучал в дверь, обитую дермантином, открыл ее папаша.

– Аааа, – с трудом, но вспомнил меня он, – ты вроде Петр, с хулиганом тогда лихо махался, Нину защищал.

– Точно, – подтвердил я, а вот как его зовут, я убей не вспомнил, поэтому обошелся без имен, – Нина-то дома?

– С утра была, а сейчас не знаю где, – отрезал он, – сказала, что по делам каким-то поедет… да ты заходи, поговорим.

– Не, спасибо, – отболтался я, – дел еще много. Когда Нина придет, скажите, чтоб позвонила по этому номеру, – и я дал ему заранее приготовленную бумажку.

В институт ехать было поздно, девять вечера на дворе, до этого времени там засиживались только самые упоротые трудоголики, к числу коих мои коллеги не относились. Поэтому вернулся домой и во дворе напоролся на местного главного хулигана Димона, он сидел на лавочке возле песочнице и меланхолично дергал струны шестиструнной гитары, пытаясь извлечь из нее что-то мелодичное. Получалось плохо. Он увидел меня и обрадовался.

– Петюня приехал, – возопил он со своей скамейки, – иди сюда, побазарим.

Делать было нечего, не бегать же в самом деле от этого дебила – подошел и сел рядом.

– Ты, говорят, забурел в натуре, – сообщил он, откладывая гитару в сторонку, – в Москву, говорят, с концами перебрался.

– Да, перевели меня туда, – не стал вдаваться в детали я, – в одну контору, в военную. Понравился я похоже кому-то из начальников.

– А здесь что тогда делаешь?

– На побывку отпустили, – пояснил я. – Сам-то как живешь, если в целом?

– В целом неплохо, – сообщил он, – да, магнитофон, что я тебе давал починить, пашет с тех пор без задева. Пленку я у спекулей купил… раз уж ты в столице живешь, привез бы что-нибудь новое из музыки, туда она в первую очередь попадает.

– Обязательно, – пообещал я, – в следующую побывку привезу пару-тройку альбомов.

Гавайская гитара, 1983 год

Я быстро покидал в пакет оставшуюся еду и напитки, прихватил свою старую одежду, и мы вдвоем с Цоем быстренько убрались из так и не обжитого бунгало номер 12. Запирать не стали.

– Ключи надо бы отдать этой… – вспомнил я, – Кончите.