Kitobni o'qish: «Свиданка»

Shrift:

Чувственный аналитизм как форма

Есть много форм существования поэзии. Бывает, стилистика личности выдает все – происхождение, образование, талант или бездарность… Но чаще персоналии прячутся за формой, за первым планом стихотворения, чаще всего и последним…

И вот – Сергей Меркульев. «Еще болит весна, лицом упавши в грязь» – это больше, чем просто стихотворная строчка. Это концепт. Ген поэта, рожденного мыслить чувством, анализировать не мыслью, а сердцем. Врубившись в рукопись, в массив стихов, понимаю, что Сергей существует в трех ипостасях: просто мыслительная, чувственная и чувственно-аналитическая. Форма его поэзии вторична. Содержание первично и есть предосознание формы. Сама форма со всеми совершенствами и незаконченностью, порой шероховатостью, порождена содержанием. Но как ни странно, там, где он забывает себя, он становится выше самого себя, и даже не хочется его судить по законам, им над собою признанным. Здесь он парит, кордильерствует над Кордильерами:

Вот фото… Кладбище… больница…
Гляди… знакомые всё лица…
Терраса… Кабинет…
Знакомых меньше. Время мчится.
Скажи, как нам не провалиться
В разрывы фотолет?

С кем или с чем сравнивать?.. Первоопытность. Первозданность. Дышит истинностью. Или вот еще:

Зачем со сцены – дым
И песня из тюрьмы.
Зачем кричали: Мы
Не будем… не хотим…
И кто за кем следит,
И почему ушел
Могучий наш глагол
В несовершенный вид…

Да, все мы – несовершенный вид, и наш глагол корчится в массах, то народных, то бюрократических, то литературных, то музыкальных. Но он могучий… И действительно, глаголы Сергея Меркульева подвижные кристаллы, они образуют трансформеры, и поэтому нет закрытых форм – все дышит в лучших стихах, как у Пастернака, – «но надо оставлять пробелы» – залог движения вперед, только не статика, ибо она для поэта смерть. «Пока еще есть пруха», «мамочки, глючит-то как»… Современен, ибо чует время, не холодный философствующий пиит. Разве можно так написать, будучи бесстрастным, про 91-й год: «Очереди, спичечные лица. / Шорох… Чиркнут, и тогда стране…» В общем, ясно, что будет со страной, если мы – спички. Я специально прочел две предыдущие книги Сергея Меркульева. Не просто рост, – поэт не может не развиваться, он родился с такими отпечатками пальцев, – но продвижение вперед подобно тому, как ящерка выскальзывает из рук ловца, оставляя на память хвост. Книга «Свободные клетки» так и начинается:

Не оглядывайся, беги
От крадущейся следом строки,
От капканов метафор и рифм…

И действительно, когда открывается путь, не будешь задумываться, как тут прибрать поуютнее и покрасивее —

Когда борт
Заслонявший море
Скользнул от причала
Оказалось
Уплыл не только
Клетчатый шарф
Заслонявший твое лицо…

Все, больше ничего не надо. Все, что будет сказано, уже написано. Бросило в воздушную яму – на мгновенье задыхаешься, а потом живешь еще полнокровнее. Я даже не знаю, у кого он учился, имея в виду поэтов, но его генезис вероятен – конечно, у поэтов Серебряного века, с любовью к точности деталей, конечно же, у более близких к нам по времени поэтов: Арсения Тарковского, Бориса Слуцкого… Это те поэты, которые превращали обыденность и уличную речь в высокую повседневность.

Так вот и Сергей Меркульев варит суп из мидий, но только на Урале. Неважно из чего, потому что поэзия – это талант и умение варить суп из топора. Конечно же, Сергей Меркульев растворил в себе и культуру других поэтов, но вот взял и встал над всем этим, никого, причем, не сбрасывая с парохода современности. Вот взял и встал, и прежде всего над самим собой, беря рубеж за рубежом с каждой новой книгой, с каждой новой рукописью, несмотря ни на что. Говорят, что великий футболист Игорь Нетто, – который мог жонглировать мячом часами и поэтому с легкостью обыгрывал двух-трех игроков, не опуская мяч на землю, – узнал о том, что в цирке появился жонглер, который набивал и побольше, чем он. Игорь Александрович пришел на репетицию в цирк, увидел артиста, который набивал и набивал в центре арены сотню за сотней. Нетто подошел к нему и дотронулся до него пальцем. У того тут же мяч упал на ковер. «Игорь Александрович, зачем вы это?» – возмутился артист. «А мне же на поле мешают…»

Вот так и поэт Сергей Меркульев чеканит свои строчки в обыденности, где одни толкаются, а другие засоряют мусором души, где нужно вести линию жизни не благодаря, а вопреки, превращая обычную повседневность в повседневность одухотворенную, чтобы можно было дышать…

Александр Ткаченко

Bepul matn qismi tugad.