Похожие результаты были продемонстрированы в другом эксперименте, где испытуемые должны были разбить на группы 16 ароматов, предъявленные в бутылочках (запах вишни, лимона, чеснока, корицы и т.д.). Группы же необходимо было сформировать по принципу максимальной схожести ароматов внутри неё – в одной группе ароматы, максимально схожие друг с другом, в другой группе – ароматы максимальное схожие друг с другом и т.д. Но в итоге же группы у испытуемых получались самые удивительные по составу. Наиболее часто в одной группе оказывались ароматы ванили и корицы, это при всём-то их различии. Но испытуемые объясняли этот удивительный казус уточнениями наподобие "это похоже на пирожное" или "так пахнет на кухне". То есть группа, в которую вместе вошли ваниль и корица, была сформирована не на основании схожести ароматов (как требовал эксперимент), а на основании их участия в каком-либо общем процессе (кулинария, выпечка) из опыта испытуемого. Были также другие необычные группы с порой совершенно противоположными в них ароматами, которые испытуемые объясняли столь же наивно-ситуативно в духе "эти запахи мне противны" (цит. по Фрумкина, 2008). В данном случае демонстрировались обобщения по типу ассоциативно-комплексного мышления (или же ядерного

Принципиально важно понимать, что все примитивные стадии обобщения никуда не исчезают из мышления человека, а лишь в значительной степени оказываются потеснёнными более "продвинутыми" способами обобщений, но не вытесняются окончательно, а периодически вновь проскакивают в попытках осмысления тех или иных явлений действительности. Выше уже упоминалось, что даже в детских тестах на понятийное мышление 40-70% взрослых совершают ошибки именно по той причине, что продолжают в некоторых ситуациях руководствоваться допонятийными видами обобщений.

Но самым же массивным пластом допонятийных типов обобщения являются так называемые псевдопонятия. Жизненная практика показывает, что именно псевдопонятия представляют собой самое активное поле действования мыслей взрослого человека, ибо для владения сугубо понятийным (научным) мышлением значительной части взрослого населения банально не хватает эрудиции (объёма знаний) и структурированности (системной упорядоченности) уже имеющихся знаний. Выше уже упоминалось о таких распространённых образцах псевдопонятий, как фрукты или овощи, как металл (в неправильном понимании) или птица (тоже в неправильном понимании). Но это всё капля в море. На деле же псевдопонятий в мышлении почти каждого человека гораздо больше, в чём мы сейчас и убедимся.

Итак, последний тип комплексного мышления, стоящий непосредственно перед формированием понятийного мышления – это псевдопонятия

(Надо заметить, Выготский в своей легендарной работе "Мышление и речь" не даёт никакого подробного описания псевдопонятиям. Это даже наиболее кратко изложенная им стадия формирования обобщений в этой работе – её конкретному экспериментальному описанию уделено буквально несколько строк без сопровождения каким-либо внятным примером, и уж тем более не приводится никакого примера из обыденной человеческой жизни, – но при всём при этом, Выготский активно рассуждает о том, что псевдопонятия занимают львиную долю в мышлении не только детей, но и взрослых людей, и при этом ни одного вразумительного житейского примера.

В какой-то момент Выготский прямо пишет : "Найти границу, отделяющую псевдопонятие от истинного понятия, представляется чрезвычайно трудным делом, почти недоступным чисто формальному, фенотипическому анализу". Из чего возникает впечатление, что гений советской психологии сам не смог в полной мере осмыслить феномен псевдопонятия, оно осталось для него неким размытым туманным образом, чёткого определения которому он дать не смог. Что интересно, и все последующие поколения психологов, обильно цитирующие "Мышление и речь", тоже преимущественно ограничивались лишь короткими отписками о самом факте существования псевдопонятий, но никак даже не пытаясь раскрыть их суть и дать более-менее вменяемое определение. Но, как сейчас можно будет убедиться, Выготский ошибался, полагая, что проанализировать псевдопонятие невозможно. Возможно.

Из множества изученных автором работ, посвящённых анализу понятий и типов комплексного мышления, функционированию "обыденного сознания", пожалуй, только в некоторых очень редких трудах даются более уточнённые характеристики псевдопонятия и приводятся некоторые их примеры из обыденной жизни человека, но всё же тема структуры псевдопонятий не раскрывается в полной мере нигде.

Таким образом, дальнейшее описание феномена псевдопонятий с выделением всех его признаков и со всеми наглядными примерами из обыденной человеческой жизни, вероятно, будет изложено в литературе впервые).

Итак, последняя фаза комплексного мышления – фаза псевдопонятий (англ. pseudoconcepts; от греч. pseudos – ложь, то есть "ложное понятие").

На данном этапе развития мышления человек (уже не обязательно ребёнок) осмысливает, обобщает явления со всей кажущейся точностью – он умеет выделять в явлениях существенные признаки и в большинстве случаев, употребляя те или иные термины, создаётся впечатление, что индивид овладел истинными понятиями, хотя при более глубоком анализе это оказывается совсем не так. К примеру, ребёнок чётко называет стульями предметы мебели со спинкой и на четырёх ножках, предназначенные для сидения. И только в особенно сложившихся обстоятельствах становится понятным, что стульями он считает только те предметы мебели со спинкой и на четырёх ножках, которые сделаны из дерева, так как он на протяжение всей жизни имел дело только с деревянными стульями. Всякий же металлический или пластиковый стул он уже не будет спешить называть собственно стулом, а будет слегка мешкать или же стараться найти ему некое другое обозначение (Серкин, 2009).

Иными словами, псевдопонятие потому и является ложным понятием и наиболее близким к последнему по описательной способности, потому что при определённых условиях оно способно описать явление вполне правильно. Но главное здесь именно то, что это возможно лишь при соблюдении определённых условий, то есть в определённой, в конкретной ситуации (когда ребёнок видит деревянный стул, он смело называет его стулом) у наблюдателя складывается полная убеждённость, что ребёнок владеет этим понятием, но оказавшись в иной ситуации (со стульями из других материалов), ребёнок уже не назовёт их стульями, тем самым продемонстрировав ложность своего понимания явления и отсутствие истинного понятия. То есть псевдопонятие "работает" правильно только лишь в конкретной ситуации, тогда как истинное понятие – внеситуативно, оно "работает" правильно независимо от всякой ситуации, поскольку является обобщённым пониманием явления, оторванным от всякой ситуации.

В эксперименте с "кубиками Выготского", в итоге сформировав все группы фигурок правильно, 11-летний ребёнок не мог чётко сформулировать принцип, по которому он это сделал. Он лишь показывал рукой на группу узких и высоких фигур и говорил "Эти вот такого размера", затем показывал на группу высоких и широких фигур и говорил "А эти вот такого размера". На просьбу уточнить, что означает "такого размера", ребёнок вновь показывал на группы фигур и повторял ту же формулировку – "Эти такие, а эти – такие" (Towsey, 2007)… То есть вербально, словами он не мог выразить все существенные признаки, которые были положены им же самим в основу построения всех этих групп, хотя и проделал это правильно. Ребёнок попросту не был способен осознать чёткость всех существенных признаков и в результате не был способен сформулировать их в виде фразы "О! Я понял! Это определённое сочетание высоты и широты!". И даже при всём при этом ребёнок дополнял свои неумелые формулировки некоторыми излишними признаками – либо старался назвать-таки геометрическую форму фигурок или же их цвет, то есть, по всему, в его представлении эти излишние элементы всё-таки лежали в основе верной градации групп, хотя на деле это таковым не являлось.

Это и есть пример псевдопонятия, когда существенные признаки либо определены не полностью (усечённое псевдопонятие), либо же определены полностью, но к ним присовокупляются ещё какие-либо признаки, которые существенными не являются (расширенное псевдопонятие), а лишь мыслятся таковыми субъектом, отчего в голове индивида и происходит сумбур, когда его спрашивают о чёткой формулировке понятия. Потому ему в итоге и проще указать рукой на группу объектов и сказать "Ну это как здесь"… Точно так же человеку на просьбу дать определение понятия "ягода" проще начать перечислять конкретные ягоды, которые он, как ему кажется, знает, потому что он неспособен выделить существенные признаки ягод, то есть попросту не владеет понятием.

Для иллюстрации псевдопонятия в обыденном сознании можно использовать и пример с понятием "звери" – обыватель, конечно, скажет, что знает, что это такое. Но так ли это? Сможет ли обыватель сформулировать существенные признаки, по которым звери отличаются от незверей? Вряд ли. В каком отношении звери стоят к классу млекопитающих? А в каком отношении звери находятся к надклассу четвероногих? Сможет ли ответить обыватель на эти вопросы? Это уже сомнительно и маловероятно. Вот только если предъявлять обывателю конкретных животных, он сможет более-менее отвечать, является ли то или иное животное собственно зверем. Но конкретных признаков обыватель назвать не сможет. То есть, попросту говоря, обыватель не владеет понятием "звери", хотя и считает иначе.

Является ли тигр зверем? Обыватель с большой долей вероятности ответит, да, и будет прав. А большерогий олень? Скорее всего, тоже будет дан верный ответ, что олень является зверем. Что касается крота – является ли зверем он? А броненосец или панголин? Тут уже труднее… А утконос или ехидна? Является ли зверем игуана? Крокодил?

Почти наверняка ошибётся обыватель насчёт ехидны и утконоса, отнеся их к зверям, и уж тем более ошибётся, отнеся к таковым и крокодила с игуаной. Ведь к подклассу "звери" (или терии, от лат. Theria) относятся только живородящие млекопитающие – то есть существенным признаком понятия "звери" является способность (1) млекопитающих (2) к живорождению, произведению потомства без откладывания яиц. Именно поэтому утконосы и ехидны не являются зверями, хотя и относятся к классу млекопитающих, потому что откладывают яйца. И уж тем более не относятся к зверям крокодилы и игуаны, которые не только не являются живородящими, но также и не относятся к классу млекопитающих. Таким образом, обладатель обыденного сознания не только неспособен назвать существенные признаки, по которым отделяет зверей от незверей, но и, хотя в значительном числе случаев верно способен ответить, является ли то или иное животное зверем, в некоторых (особенно в пограничных случаях) он будет ошибаться. К этому и ведёт туманное представление о содержании того или иного понятия без выделения чётких его признаков. Знать как бы знает, но вот назвать признаки неспособен, а способен лишь на некоторых конкретных примерах отвечать с определённой степенью точности.

Автор этих строк вспоминает эпизод со своим отцом о готовящемся законопроекте об "агрессивной езде" или об "опасном вождении", о чём регулярно сообщали СМИ. В ответ на высказанную вслух мысль сына, что законодателю будет чрезвычайно трудно дать адекватное определение понятию "опасное вождение", отец встрепенулся и сказал :

– А чего ж там сложного?

– Ну вот там, к примеру, упомянуто про резкое перестроение в другой ряд… А "резкое" – это какое? Что считать "резким", а что – "не резким"? Или про резкое торможение упомянуто, но нет критерия у термина "резкое", вот в чём дело…

– Нет, ну смотри, – отец кладёт левую ладонь на крышку стола, имитируя ею один автомобиль, рядом кладёт правую руку, имитируя другой, и принимается движениями показывать, как одна ладонь "обгоняет" другую, резко перестраиваясь и "подрезая".

– Да это всё понятно, но ты не показывай руками, – улыбается автор этих строк, – ты представь, что ты закон должен принять, где будет описываться определение этого "опасного вождения", а законы не жестами показываются, а формулируются словами. Вот и попробуй чисто словами дать определение опасному вождению. Вот что такое "резкое торможение"? Это какое? Как определить?

– А чего ту непонятного?! – отец уже начинает злиться. Он снова кладёт руки на стол и снова пытается имитировать "опасное вождение" по крышке стола…

– Да чего ты руками водишь, ты словами скажи, – улыбается автор, – словами дай определение!

Отец дальше совсем закипает, и его глаза превращаются в два плохо видящих пятна под окулярами очков…

Вот то же самое и в экспериментах Полы Тоуси с "кубиками Выготского" – 11-летний ребёнок всё сделал правильно, все четыре группы были рассортированы им верно, но он не мог озвучить все существенные признаки такой сортировки. Показать и сказать "Эти вот такие" – мог, а какие именно, выразить вербально – уже не мог. А раз нечто не может быть выражено вербально, с чёткими определениями, значит, оно не осознаётся субъектом в полной мере, а присутствует в его представлении в виде некоего туманного образа без чётких очертаний. В представлении такого субъекта, помимо существенных признаков явления, содержится сразу и ворох признаков несущественных, и он не может отделить одни от других, все они будто бы и существенные одновременно, и потому он затрудняется с конкретными определениями – ему гораздо проще показать, как это, чем сказать.

Таким образом, псевдопонятие отличается от истинного понятия тем, что в нём (за некоторыми оговорками, которые уточним дальше), помимо существенных признаков, заключены также и некоторые несущественные признаки. То есть человек на уровне псевдопонятий уже умеет в значительной степени выделять существенные признаки явления, но так и не научился отсекать признаки несущественные, и потому возводит их в ранг излишних (ложных) существенных признаков, присовокупляет их к последним, превращая несущественные признаки в существенные, и именно вследствие этого обыватель и неспособен чётко определить признаки называемого им явления. Он попросту путается, "плывёт".

Подобное положение дел мы рассматривали выше на примере понятий "металл" и "птица", где первому приписывалась в качестве существенной такая в действительности несущественная характеристика, как твёрдость, прочность, а второму – способность к полёту. В итоге такой, казалось бы, незначительный огрех приводит к неспособности составить состоятельную и непротиворечивую картину объективной действительности, где становится невозможным и составить полноценную классификацию тех или иных явлений, что в дальнейшем неминуемо приводит и к неспособности познать мир в его объективных свойствах и связях, то есть делает затруднительным дальнейшее познание действительности, покуда из сложившегося противоречия не будет найден выход. На основании псевдопонятийного мышления возникают столь же фиктивные классификации действительности, где при более глубоком рассмотрении одно не увязывается с другим. На примере псевдопонятий "фрукты" и "овощи" эта картина становится очевидной, так как степень путаницы просто зашкаливает.

Понятие описывает реальность, а псевдопонятие – описывает миф.

В значительной степени на формирование псевдопонятий оказывает влияние банальная привычка. Как в случае с ребёнком, который просто привык видеть стулья деревянными, а потому и стулья из всех прочих материалов не мог мыслить как таковые, и как в случае с людьми, привыкшими видеть исключительно летающих птиц, свою роль играет именно привычка. Именно привычка вносит своё искажение в осмысление и классификацию явлений действительности, перенося случайные, сопутствующие признаки в разряд существенных.

К примеру, шестиклассники считали прямоугольным треугольником только такой, у которого прямой угол расположен внизу, у основания треугольника (такой чертёж был дан в учебнике), но треугольник, у которого прямой угол находится вверху, они прямоугольным не считали (Богоявленский, Менчинская, 1959). То есть такой ребёнок способен вполне правильно дать определение прямоугольному треугольнику (как треугольник, один из углов которого образует 90 градусов), из чего по наивности можно посчитать, что он владеет понятием, но ложность такого понимания станет очевидной, когда ребёнок не признает прямоугольным треугольником тот треугольник, прямой угол которого расположен вверху, а не внизу. Именно так и становится очевидной вся ситуативность верного употребления псевдопонятий. Поскольку здесь на неосознаваемом уровне за существенный признак прямоугольного треугольника взято и конкретное расположение того самого прямого угла, ведь именно такие иллюстрации к понятию ребёнок привык видеть в учебниках.

Пятиклассники считали водоразделом только небольшую возвышенность (схема в учебнике географии изображала водораздел в виде небольшой возвышенности) и поэтому не считали Главный Кавказский хребет (Кавказские горы) водоразделом.

Учащиеся начальных классов после введения темы "Подлежащее" вполне корректно озвучивали правило и давали определение подлежащему, из чего могло показаться, что они овладели понятием. Но дальше на практике в предложении "Прибежали в избу дети" они называли подлежащим слово "прибежали", считая, что подлежащее – это слово, которое стоит в предложении на первом месте (именно так были построены предложения в их первых упражнениях).

Некоторые учащиеся не считали окружностью фигуру, на которой центр не обозначен точкой, потому что в ней "нет центра", как они привыкли видеть на всех прежних иллюстрациях фигуры.

Весь секрет подобных сложностей заключается в том, что, как справедливо замечает В. С. Ротенберг, "у абстракции две стороны (позитивная и негативная): выделение главного (позитивное) и отсечение второстепенного (негативное). Многочисленные исследования показывают, что и у детей, и у взрослых негативная сторона процесса абстракции протекает труднее, чем позитивная: отвлечение от несущественного происходит с большим трудом, чем выделение существенного" (Ротенберг, Бондаренко, 1989).

Подтверждение данному тезису легко найти ещё в начальной школе, где краткий пересказ произведения даётся детям труднее, чем подробный. Ведь рассказать кратко – значит выделить главное, основное, отделить его от несущественных деталей. И именно этого дети не умеют (Липкина, 1961). Вместо того, чтобы выделить в рассказе главную сюжетную линию, дети зачастую склоняются к перечислению всего, что там было описано.

Таким образом, выделение существенного – это ещё полдела в формировании понятия. Необходимо ещё и отсечь всё несущественное, дабы "не размывать" картину, а сделать её предельно чёткой. Но, как показывают повседневные наблюдения, даже и для взрослых это оказывается непростой задачей. И даже для взрослых, имеющих очень хорошее образование. И даже для взрослых с учёными степенями (как правило, когда в своих рассуждениях они выходят за рамки изучаемой ими науки).

Но и здесь картина с псевдопонятиями не выглядит такой простой. На деле же при более углублённом рассмотрении явление псевдопонятий можно разделить на два типа, о чём вскользь упоминалось выше.

Первый тип характеризуется тем, что в явлении выделены все существенные признаки (что и сближает псевдопонятие с истинным понятием), но вдобавок к несущественным признакам в силу привычки (поскольку именно в таком виде явление чаще всего наблюдается в личном опыте индивида) присовокупляются и признаки несущественные, в силу чего уровень истинного понятия так и не достигается, а формируется конструкт, который и именуется псевдопонятием в силу своего внешнего сходства с понятием. На уже указанных примерах это "прибавление" несущественных характеристик к существенным было рассмотрено в случае с пониманием явления "птицы" и "металлы". Данный тип псевдопонятия, где к существенным признакам явления в качестве существенных добавляются и несущественные, можно назвать расширенным псевдопонятием (существенные признаки + несущественные).

Второй же тип псевдопонятий формируется чуть иначе – там попросту не вычленяются все существенные признаки явления, а лишь некоторые из них или даже значительная их часть, но никак не все. И тогда только от конкретной ситуации зависит, вскроется ли фиктивность данного обобщения, поскольку основная часть признаков индивидом всё-таки усвоена в качестве существенных. Пример данного типа псевдопонятий рассматривался выше в случае с понятием "ягода", где в качестве ягоды в обыденном сознании понимается всякий небольшой мягкий растительный плод, и при этом в учёт не берётся такая существенная характеристика ягоды, как наличие множества (более одной) косточек (в таком случае называть плод той же вишни ягодой – как раз пример действия псевдопонятия). Или же другой популярный пример псевдопонятия – "гражданский брак", под которым значительная часть людей ошибочно понимает сожительство мужчины и женщины без официальной регистрации брака, хотя на деле понятие "гражданский брак" как раз и подразумевает регистрацию в ЗАГСе, то есть по гражданским законам (оттого он и гражданский в отличие от того же церковного брака – венчания, которое юридической силы не имеет). Сожительство же мужчины и женщины без регистрации брачных отношений является просто сожительством, а не гражданским браком. То есть такой существенный признак понятия "гражданский брак", как официальная регистрация, оказывается выброшенным, отчего понятие путём усечения признаков становится усечённым псевдопонятием

Такой второй тип псевдопонятий можно назвать усечённым псевдопонятием (поскольку из некоторой совокупности существенных признаков учитываются некоторые, но теряется какой-то один или чуть больше). Но справедливости ради надо сказать, что усечённые псевдопонятия в обиходе встречаются значительно реже, чем расширенные. Именно расширенные псевдопонятия представляют собой основной псевдопонятийный пласт в попытках человека обобщить явления действительности, который и вносит свою неизгладимую лепту в функционирование обывательского мышления.

В итоге схематически псевдопонятие можно выразить следующим образом:

Как видно на схеме, в усечённом псевдопонятии в явлении выделяются не все его существенные признаки, а лишь часть их, и уже за тем на основании этой усечённой части признаков строятся наивные, обыденные представления о некоторых явлениях действительности (ягода, фрукты, овощи и т.д.). При усечённом псевдопонятии трактовка мыслимых явлений оказывается шире их реального объективного описания, в них включается более широкий спектр сходных явлений (но механизм этого расширительного толкования не надо путать со сходным лишь внешне механизмом диффузно-комплексного мышления, хотя и несомненно, что это последнее и является непосредственным предшественником первого). В расширенном псевдопонятии всё наоборот – выделяются все существенные признаки явления, но к ним в виде существенных присовокупляются и некоторые несущественные признаки (просто в силу того, что субъект постоянно наблюдал их идущими "рука об руку" на собственном широком опыте). Поэтому при расширенном псевдопонятии трактовка мыслимых явлений оказывается зауженной, то есть спектр описываемых при таком понимании явлений оказывается меньше реального спектра (металлы – только твёрдые, птицы – только летающие, а все семьи – где любовь и счастье).

Особенность связывания существенных признаков явления (без которых оно не может существовать) с признаками несущественными (без которых оно существует вполне успешно) очень чётко характеризует обывателя – носителя обыденного сознания, наполненного псевдопонятиями как мыслительными категориями. Когда обыватель встречает явление, существующее без тех признаков, которые он ошибочно считает существенными, он словно впадает в некоторую растерянность – он смотрит на явление, и оно для него "будто бы и оно, но будто бы и не совсем"… А что именно не так, обыватель объяснить не в силах, так как неспособен чётко отграничивать существенные признаки от несущественных, по причине чего он также неспособен и давать чётких определений используемых им терминов. Обывателю, как можно было видеть выше, поэтому куда проще показать на конкретное явление и сказать "Вот это оно, о чём и говорю", при этом на какую же именно часть этого самого "оно" он указывает, он и сам понять не в состоянии.

В жизни порой можно столкнуться с тем, когда обыватель рассказывает о чём-либо (для примера, об институте семьи) в самых ярких красках, в возвышенном свете, полагая семью – оплотом всего замечательного в человеческом обществе. Но стоит ему привести в пример множество семей с совершенно иным укладом, где атмосфера далека от описанной им, философ-обыватель слегка теряется, а потом просто отмахивается фразой в духе "Ну разве это семья?"… Или же "Ну это вообще не семья" и т.д. То есть порой можно наблюдать, как обыватель готов поставить под сомнение действительность самого явления только на основании отсутствия в нём некоего иллюзорного признака, которым он сам некогда ошибочно явление маркировал. Сомнение возникает не в "маркировке", а в самом явлении. Так рождаются термины наподобие "настоящее то-то" или "правильное то-то", где под "настоящим" или "правильным" обыватель понимает именно наличие того иллюзорного признака, который, являясь существенным в его представлении, на деле (объективно) таковым не является.

По форме это очень напоминает симптомы при синдроме Капгра, когда человек с определённым повреждением мозга видит знакомые ему объекты, узнаёт их, но при этом заявляет, что это "ненастоящие" они, а их "двойники" (такое может быть сказано и в отношении близких людей). По гипотезе В. Рамачандрана (Рамачандран, 2015), такое поведение возникает вследствие повреждения связующих путей между зрительной зоной и эмоциогенной, в итоге больной визуально полностью опознаёт объект, но не обнаруживает в себе эмоциональный отклик, какой должен бы быть (поскольку, к примеру, он помнит, что мама всегда вызывала в нём тёплые чувства, а сейчас, при виде этой женщины, у него их не возникает), и поэтому единственное предположение, которое приходит больному (который во всех остальных смыслах совершенно вменяемый человек), что наблюдаемый им объект – "ненастоящий", что его подменили. Если эта гипотеза верна, то на примере синдрома Капгра можно воочию наблюдать факт того, что собственные эмоции человека в ряде случаев являются для него важными "маркерами" и даже критериями для идентификации тех или иных явлений действительности. Но эмоциональные реакции на конкретные явления мыслятся человеком не просто как "маркеры", а скорее даже как собственно свойства самого явления, поскольку человек попросту не осознаёт, что эти эмоциональные "маркеры" он сам же на явления и накладывает, присовокупляет к ним. Вот именно этот феномен и наиболее любопытен в приведённых выше примерах, так как из него следует, что за ложный существенный признак явления обыватель порой склонен принимать не некий случайный признак самого явления, а, что самое удивительное, своё собственное эмоциональное отношение к нему. То есть обыватель склонен ошибочно принимать собственное отношение к явлению за свойство самого явления

Данный факт очень важно подчеркнуть, так как есть все основания полагать, что эта процедура в мышлении обывателя имеет очень широкий размах. Иначе говоря, в обыденном сознании наиболее распространённым несущественным признаком, "прилепляемым" к существенным признакам того или иного явления, являются даже не какие-то реальные, хоть и случайные, ситуативные признаки самого явления, а эмоциональное отношение субъекта к этому явлению… Возможно, это звучит немного сложно и неожиданно, но на деле так и есть. Зачастую именно своё эмоциональное отношение к тому или иному явлению допонятийное мышление приписывает в качестве реального свойства самого явления. В житейской практике все эмоциональные реакции на явления можно свести всего к двум главным категориям, как правило, выражающихся в терминах "плохое" и "хорошее" (нейтральное в данном контексте обойдём вниманием). Следовательно, и многие явления в восприятии обывателя делятся на "плохие" и "хорошие". И эту самую свою субъективную оценку обывательское сознание присовокупляет к самому воспринимаемому явлению, воспринимает его как свойство самого этого объекта. Обыватель недостаточно чётко понимает (или не понимает вовсе), что такие оценочные категории, как "хорошо" и "плохо", являются описательными для явлений только в их отношении к его личным ценностям, целям и мотивам, то есть являются категориями относительными, а не абсолютными. В силу этого обывателем его собственные реакции на то или иное явление неосознанно воспринимаются как качества самого явления ("да и в самом деле, с чего бы у меня такая отрицательная реакция на нечто, если это нечто не содержит в себе самом чего-то отрицательного?" – видимо, подспудная логика процесса именно такова). Так и возникают обширные обывательские перечни явлений либо "плохих вообще", либо "хороших вообще", то есть плохих или хороших самих по себе, а не по отношению к чему-либо.

Как уже отмечалось в психологии некоторыми исследователями, в представлениях обывателя, в его обыденном сознании, неосознанно имеются картины "правильного" мира и мира "неправильного" (Улыбина, 2003). Все явления мира, таким образом, разбиваются обывателем на две большие категории – "правильных" ("хороших") и "неправильных" ("плохих"), и при этом не происходит осознания того факта, что "правильность" или "неправильность" тех или иных аспектов действительности являются исключительно плодом его собственных ценностных ориентиров, ожиданий, а никак не объективными характеристиками самой действительности. Поскольку свои субъективные переживания, свои оценки и ожидания индивид склонен приписывать к свойствам объективной действительности, постольку объективная действительность оказывается закрыта для его познания.

– Вообще, дети всегда лучше своих родителей…

– Не понял, в каком смысле? В чём именно лучше?

– Да вообще лучше…

– Это как так – "вообще лучше"? Ты о чём? В голове сразу возникли образы наркоманов в 90-е – они мало были похожи на своих родителей, инженеров из 80-х.

– Ну смотри… Каждое последующее поколение может больше, чем могли до них, дети умеют больше своих родителей, то есть они объективно лучше их…